* * *
Визерис искренне развлекался, передразнивая манеры покойного брата — он отлично помнил и этот его долгий взгляд в никуда, и привычку обрывать предложения на полуслове, чтобы в никуда уставиться, и омерзительную манеру без спросу хватать собеседников за руки, проникновенно заглядывая в глаза. Если не ложный племянник, то Коннингтон на это вёлся замечательно — слова юнцу не давал вставить, вился вокруг и всё пытался поведать про подвиги, красоту и мудрость Рейегара. Судя по лицу лже-племянника, он про них слышал уже не то, что не в первый — не в тысяча первый раз и порядком от них устал. Но была от этого и польза. — Мужчины, Вери, чтобы ты знал, подобны вору из старой сказки: будь то даже никчёмная медяшка, она станет им желанна, когда надета на чужую шею, — поучал княжич Оберин прошлым вечером. — Это ты сейчас назвал нашего Вери немужчиной или никчёмной медяшкой? — поддела его Эллария. Она последние дни цеплялась к каждому слову своего милого — сердилась то ли на выходку с Горой, то ли на внезапное предложение плаща и сердца. — Или, — царственно отмахнулся тот. — Какой я мужчина, Лари-mayya, я полумейстер, — фыркнул Визерис, ничуть не обиженный. — Итак, мужчина всегда хочет чужого, мне надо стать чужим? — Это слишком радикально, может испортить тебе репутацию, — нахмурился Оберин. — Нет, надо просто заставить его ревновать и желать твоего внимания, твоего времени, твоих слов и улыбок. И к счастью, с твоей рожей даже стараться тебе не придётся. — Я не настолько красивая женщина, — возразил он. — Кто говорит про красоту? Ты настолько похож на своего брата, ублажающего всё Седьмое Пекло. Чуть подчеркни это сходство — и если Грифон будет при своём детёныше, он от тебя на шаг не отойдёт. В этом была та же низость, что в подлаживании под настроение и вкусы эссосских богатеев: торговля собой, только без продажи непосредственно доступа к телу. В конце концов, большинству хватало души, как блюда более изысканного, владение которым доступно куда меньшему числу людей. И омерзение от продажи души оставалось куда глубже, жило куда дольше, чем омерзение от той подлой выходки Беллонары. Но на лбу у лже-племянника красовалась корона Завоевателя, а на поясе висел меч Тёмное Пламя, и они были достаточной причиной наступать на свою гордость снова и снова.115. Валирийская невеста
17 июля 2022 г. в 22:43
Не узнать её было невозможно. Хрупкая и стройная, словно ожившая лисенийская статуэтка, она шла ему навстречу, облачённая в чёрное с красным, увенчанная диадемой из валирийской стали с рубинами — короной королев дома Таргариен, которую сделали некогда для Висеньи и которая пропала вместе с несчастной бабушкой Рейллой.
— Как она похожа на принца, — прошептал Джон.
Ему было виднее, хотя едва ли похожая на покойного Рейгара женщина могла быть красива, ведь тот был, по общему мнению, образцом мужественности. Перед ними же стояла — пусть холодная, пусть несколько безжизненная — красавица. Разве что нос был чуть длинноват, и зачем-то она закрывала половину лица чуть подвитой чёлкой, в которой виднелись крашеные пряди.
— Мой жених, — сказала она низким голосом и опустилась в глубокий реверанс. Спина её оставалась прямой, словно сама идея поклона была противна этой женщине. — Я счастлива вас встретить.
Даже на портрете Арианна была полна обещанием ласки и любви, даже страсти — оно было в изгибе полных бёдер, в холмах её грудей, в улыбке мягких губ. Женщина напротив него была вся серебро и валирийская сталь, от такой едва ли можно было получить что-то больше равнодушного снисхождения. Хотя она была от крови дракона, он совсем не видел в ней огня.
И всё же, стоило ей склониться, на плечи ей вскочило существо с кошку размером, с крыльями, оранжевое, как спелый абрикос, — и Джон громко сглотнул, а сам Эйгон... в его душе что-то ёкнуло и он подумал: может быть, перед ним в самом деле не просто крылатая ящерица.
— Моя леди, — Эйгон склонил голову. — Добро пожаловать в Тамблтон. Я захватил этот город, чтобы поприветствовать вас.
Ему не хотелось, чтобы Дейнерис забывала: он не просто так носит имя своего славного предка. Вместе с его именем, его мечом, его короной он получил и его славную судьбу завоевателя. Война могла быть ужасной, она могла тяготить — но и ужас, и тяготы принадлежали именно ему, никому больше, и он нёс их в правой руке, чтобы обрушить на недостойных.
— Вы заставляете меня стыдиться, что я всего лишь приехала на эту встречу, не совершив по дороге никаких подвигов, — ответила она, бросив на него долгий взгляд единственного заметного глаза. Она подошла ближе, и Эйгон смог увидеть, что показавшееся ему сперва холодностью было скорее глубокой, застарелой печалью. Улыбка пробивалась сквозь неё, как цветок сквозь снег.
— Вам не стоит ничего стыдиться, — Джон чуть не оттолкнул Эйгона в сторону, потом заметил с тихой печалью: — У вас такие светлые глаза...
— Я слышала, что у брата они были синими, как ночное небо в преддверии рассвета, — сказала Дейнерис. — Но я никогда их не видела. Правду ли я слышала, мессьер?
— Да, — ответил тот. — Я их хорошо помню, поверьте. Синие они были, как взгляд самого Неведомого, и печальные, как у вас.
— Мы с братом оба рождены среди дыма и соли, в печальный час для нашего семейства. Не диво, что мы похожи, — сказала она. — Мой король, позвольте представить вам моих спутников. Это леди Мия, она моя Джонквиль Дарк...