Зал славы

— Он убьет меня — Убью тебя я, он трахнет. Так мы договорились? — Хорошо, хорошо. Но… — До встречи Я ждал, кажется, уже целую вечность на промозгло-сыром ветру, прокручивая этот ужасный диалог в своей голове. Чем я тогда думал — неизвестно. Если б еще перед глазами не стояла мерзкая, трусливая морда Прентера, который едва не обделался, оказавшись прижатым мной к стенке, было бы не так противно вспоминать. Что ж, я был очень убедителен. Очередная машина проехала по темной улице, сиротливо освещенной парой фонарей, пропоров дном все ямы этого Богом забытого места. Я понимал, что это далеко не Paradise Garage, куда бы я сам завалился заценить новые сеты Де Пино. Вокруг стоял неприятный сырой запах зловоний. — Убраться отсюда? А может, этот сукин сын меня надул? Нет, он не станет так рисковать. Его никто и ничто не спасет, если я поднажму на всех. Или просто убью, как обещал. Уровень моего раздражения почти достиг апогея, когда к стальным, ничем не примечательным дверям «клуба» подкатил старый, словно побывавший в аду Doge coronet 68 года. — Господи, кто ж тебя так уделал? Дверь распахнулась, и из нее выскочил сухопарый, длинноногий мужчина, смачно вляпавшись в лужу и также сочно проматерившись. Можно было даже не слышать голос, по этому силуэту, явно не подходящему к данной местности, было ясно: Королева прибыла. Фредди попытался рассмотреть свой белоснежный кроссовок, но поскольку свет был тусклый, он еще раз чертыхнулся и быстрым шагом направился в сторону клуба. Следом за ним, так же стремительно, из авто выскочил Прентер. Я напряженно всматривался в полумрак, пытаясь разглядеть хоть какой-то знак от «королевской прислуги», но Прентер поспешил за хозяином. И лишь перед самой дверью Пол, словно вспомнив о том, что его может кто-то здесь ждать (да неужели?!), посмотрел по сторонам и, увидев меня, кивнул, приглашая в помещение. Разумеется, я сорвался с места, как ужаленный. Меня уже потряхивало от холода, и я не хотел упустить из виду ни цель, ни того, кто меня к ней приведет. Иначе потом эта изворотливая ирландская лиса скажет, что ты сам оплошал и не уследил, а я все сделал, как надо. Я успел проскользнуть в почти захлопнутые двери, где меня встретил здоровенный мужик, оценив с ног до головы взглядом сутенера. И, указав мне на дверь дальше по коридору, встречал уже следующих за мной. Но и эта дверь вела в какой-то узкий проход, больше напоминающую кроличью нору. — Какого черта? Что за лабиринты? — я толкнул первую попавшуюся передо мной дверь и о, чудо, оказался в тусклом зале, где роилось с сотню тел, которые извивались и терлись друг об друга, звучала какая-то странная смесь ритмов. Словно играли музыку с разных носителей и никого не заботило, что она переплетается и напоминает мусорный коктейль или какофонию. Я, кажется, потерял их из виду. Озираясь по сторонам, я пытался найти изящный силуэт или дерганную походку Прентера. Но все безуспешно. Входить в этот блядский котел, мне совсем не хотелось. Пришлось. Через мгновение эти потные, воняющие похотью и коксом тела замкнулись за мной, и я пошел как по минному полю. Лысые и волосатые, откровенные педики и мачо, которых при дневном свете даже трудно себе представить в таком обществе, азиаты, негры и конопатые рыжие. Такой палитры лиц я не видел давно. И большинство из этих личностей с неподдельным интересом разглядывало и раздевало меня. Хотя, впрочем, я бы сам себя раздел и сжег этот «маскарадный» костюм. Тугие кожаные брюки сдавили мне все, что могли, и дурацкий шов на заднице раздражал мое тело. Первый раз в жизни я покинул дом без трусов. И последний. К черту все. Чья-то ладонь скользнула как раз по моим ягодицам, и меня передернуло. Я повернулся, но рядом с собой я увидел несколько обдолбанных лиц, и понять, кто из них меня облапал, было не суждено. С чувством полного отвращения, я последовал дальше. Чем глубже я продвигался в толпу, тем острее становился животный запах, который буквально пропитывал меня с каждым шагом. И отвратительнее всего, что он оседал и на моих «усах». Единственное, что сказал мне Прентер, когда я отлепил его от стены в студии, что мне обязательно нужны усы и правильный гардероб. Я усмехнулся, искренне надеясь, что все обойдется кожаной курткой и кепкой. Но через день Пол принес в студию пакет с «мои образом», собранный им заботливо и с явным возбуждением. Этот гаденыш всегда пялился на мой член. И тут он постарался подобрать «нужный» размер, чтобы мои яйца расплющило по сторонам, а член пришлось прижать ширинкой. Усы щекотали верхнюю губу. — Как ты с ними живешь, Фредди? — меня начало мутить, и по шее потек пот. Внезапный страх какой-то глупой клаустрофобии схватил меня за глотку в буквальном смысле слова, я начал глубоко дышать, что явно понравилось дрыгающемуся передо мной коротко стриженному блондину. Он разъехался в шлюховатой улыбочке и потянул свои руки ко мне, вцепившись в рукава моей кожаной куртки. — Отвали, — я рявкнул и с силой оттолкнул это пьяное тело подальше от себя. Блондин задел какого-то азиата, недовольно пихнувшего его обратно в мою сторону. А так как в штанах у азиата орудовала чья-то рука, он не хотел отвлекаться на прилетающие к нему «снаряды». — Надеюсь, это не превратится в гейское домино? Начистить морду Прентеру я могу, а вот затеять драку в наполненном геями, но все же мужиками, клубе, мне не хотелось. Кто-то схватил меня за кисть и сильно притянув к себе, сквозь музыку проорал мне в ухо: — Иди за мной! Я ринулся вперед и рыжеватая макушка, то и дело подпрыгивающая, повела меня дальше, пока людское месиво не стало менее плотным. Здесь уже кучковались мелкими компаниями и доводили дело до ума вдоль стен и на столах. — Твоя кабинка третья. — Что? — музыка стала тише, но ее биты еще фантомно терзали мои уши. — Третья! Твоя третья. Не перепутай, — прозвучало особо ехидно, и последнее что я увидел, была наглая улыбка Прентера, который метнулся в сторону, хлопнув дверью. Я оказался в небольшом коридоре, наподобие туалета, где слева было несколько кабинок. Где-то около десяти. — Третья, — я машинально повторил за Полом. Не до конца еще понимая, что это цифра три, а значит и третья кабинка, которую мне нужно отсчитать и войти, также закрыв за собой дверь. Третья. Хорошо. — Твою мать, с какого конца считать? От меня или от зеркала, которое было напротив и в которое, видимо, прихорашивались все желающие удовлетворить все свои самые похотливые и низменные желания. Хотя зачем им это делать, если, кроме члена и задницы, они ничего не смогут показать и увидеть? А может, это была последняя возможность посмотреть себе в глаза, увидеть свой стыд, прежде чем ты разнесешь его вдребезги, позволив трахнуть себя незнакомому мужику? Третья, — и я дернул ручку кабинки Я никогда не ходил в твой запретный сад без приглашения. Да и какой это уже сад? Дикая саванна, с гиенами и обезьянами, слонами и кобрами, тиграми и попугаями. Вот только кто же в этой саванне ты? Подчиняешься ли ты ее правилам или сам их устанавливаешь? Приторно игривый, но такой знакомый смех ответил сам за себя. И еще парочка каких-то разномастных, принадлежащих таким же обитателям твоего мира. Слышно, как Ты пошло шутишь на уровне сексуально озабоченных подростков. Что-то про подрочить и прочее. Над твоим юмором, конечно же, смеются, даже ржут, как кони, или повизгивают по-шакальи. Странно, но среди этого хора я не услышал голос Прентера. Опять он заставляет меня нервничать? Я дернул ручку кабинки, на всякий случай проверив, заперта она или нет. Голоса потихоньку стали стихать. И в итоге их осталось двое. — Loker?* — Нет. — Гандон? — К черту, дорогуша, — и ты по-королевски снисходительно и щедро рассмеялся. — А давай, — все же добавив. — Гандон? — Loker, твою мать. Зачем тебе еще допинг, когда ты явно уже накачан коксом и алкоголем? Какая-то отцовская забота прибила меня внезапным раздражением. Надрать бы тебе задницу во всю ширину ладони! Звук шагов хаотично рассыпался и растворился в пространстве. Стало совсем тихо. Я замер, боясь пошевелиться и выдать себя. Но полы куртки захрустели об рукав, и этот скрип показался безумно громким и пошлым. Никогда больше не буду носить кожу. Тишина… Похоже, ты все-таки устанавливаешь законы в этой саванне. И если ты не покинул зал славы, а ты его все же не покинул, то ждешь, как поведет себя жертва. Изучаешь? Или выжидаешь, чтоб напасть? Моя рука вновь потянулась к ручке двери. Я почти коснулся ее, как в это же мгновение, ручка с моей стороны стала прокручиваться. Ком в горле заставил меня шумно сглотнуть слюну. И как в замедленной видеосъемке я с ужасом наблюдал, как дверь… Нет, дверь не отворилась. Но ты убедился, что все по правилам. И снова тишина… Она начала противно отстукивать моим же сердцебиением. Все чаще. Все громче. Все тревожнее. Чего ты ждешь? Я чувствую, что не понимаю эту логику. Мы явно остались вдвоем. И точно знаем, ради чего оба пришли. Но ты не знаешь, кто в соседней кабинке. Да, на этот раз у меня преимущества. Но к чему эта прелюдия в виде немого ожидания? Мягкие шаги, словно на кошачьих лапах, нарушили тишину. Но звучали несколько удаленно. Нет, это точно твои шаги. Я ощущаю твою поступь. Твой высокий подъем, который слишком изящен и элегантен для простых кроссовок. Поэтому ты носишь лучшие и самые удобные. Я слышу твою манеру наступать больше на переднюю часть стопы. Твои босые пятки смерили столько сцен, что со временем ты стал их беречь и подправил свою походку. Я вслушиваюсь снова в тишину, но кто-то резко что-то выкрикивает в коридоре, и дверь зала хлопает. — Ты еще здесь? — едва я не вопрошаю в голос. Черт тебя подери, ты здесь? Несколько стремительных шагов, неровных, резких, и стенка, отделяющая наши кабинки, нервно завибрировала от порыва воздуха. Ты здесь… Но ты опять не делаешь ни-че-го. Абсолютно ничего. Стенка успокоилась. И я напряженно вглядываюсь в довольно широкое отверстие в ней чуть ниже моего паха. Я хочу понять, насколько ты сейчас близко. Но я по-прежнему не вижу тебя. Меня начинает мучить паранойя. Какого хера я притащился в эту гребаную дыру и жду, как последний задрот, когда в «оконце» загорится свет? А может, это вообще не ты? Может, там какой-то балетный педик, который также мягко ступает на пятки, а я просто ошибся. И ты свалил еще 10 минут назад и трахаешься с кем-то посреди толпы? Чужие ноздри крепко втянули содержимое Локера, и на расстоянии вытянутой руки, пусть и через перегородку, я услышал дыхание, которое не перепутаю ни с чьим. Ты даже дышишь музыкально! И сексуально одновременно. И так узнаваемо. После твоего выдоха чертова стенка за мгновение накаляется как металл под солнцем. Ты дышишь. Ты просто дышишь, и в твоем дыхании — безудержное, ненасытное желание секса. Нет, даже не секса, а траха. Животного траха. В ответ на твою безумную энергию волосы на моем теле встают дыбом, покрывая кожу острыми мурашками. Теперь я не сомневаюсь, что я на твоей территории. В дыре Глори Холл показываются худые, по-оленьи жилистые ноги в темных плотных джинсах. Затем изящная кисть с тонким запястьем и задранным слегка рукавом твоей кожаной куртки. Я слышу звук расстегивающейся ширинки и безумно хочу упасть на колени, увидеть тебя. Твой член. Твои черные, словно покрытые воском завитки, рассыпанные по паху. Втянуть этот густой, блядский запах твоего тела. Как я соскучился по этим восточным пряностям… Еще мгновение, и я почувствую их на своем языке. Давай. Спускай джинсы! Но нет. Сначала появляются твои пальцы… Я вижу, как ко мне через стенку тянется твоя рука. Твои аккуратные, тонкие, артистичные пальцы, влажно поблескивающие. Явно ты их облизал. Они застывают где-то на середине. Я едва не отшатываюсь в сторону, не хочу касаться их раньше, чем надо. И твой указательный в этот момент совершает самый преступный, самый запрещенный жест, от которого спустя уже столько лет, я вновь умираю. Киллер Квин, твою мать, зовущая к себе на гильотину одним пальчиком, и им же вершащая судьбу. Я растекаюсь в дурацкой улыбке, и готов то ли впасть в припадок смеха, то ли зареветь. Как ты смеешь делать это среди этой грязи? К черту, королевская ты блядь! Я не знаю, кого ты жаждешь отыметь в эту ночь или кто будет трахать тебя, но я готов рухнуть к твоим ногам. Или… Мои губы будут слишком красноречивы. Я мешкаю. И ты просовываешь мне в кабинку всю свою кисть. Похоже, что ты понимаешь, что перед тобой новичок. Я благодарно падаю на колени и беру в рот два твоих пальца. Ментол. Холодной пленкой на твоих пальцах. Словно дымка на концертах, внутри которой ты сгораешь дотла. Или презерватив, натянутый на твои тонкие, изысканные пальцы. Боже, я сосу их, пожалуй, слишком сладко и безнадежно. Ты ненароком подумаешь, что я какой-то извращенец. Ты кормишь меня с руки, но хорошего понемногу, ты пытаешься вытащить пальцы из моего рта, но я обхватываю их плотнее, просовывая между ними язык, и ты хмыкаешь, как девчонка, которой щекотно от первого в жизни кунилингуса. Я выпускаю пальцы. И ты очень деловито и привычно спускаешь штаны, стряхивая их быстрым движением бедер, я вижу пока еще расслабленный член. Он висит, как крупная гроздь винограда, готовая, чтобы ее сняли и вкусили, а быть может, превратили в хмельной, шальной напиток, что ударит в голову. Ты подходишь плотнее к стенке, опять совершая это легкое покачивание бедрами. Какая же ты все-таки блядь?! Дразнишь и демонстрируешь потенциал? Я знаю его, Фредди. Хоть это было и давно. Я любуюсь им еще секунду и протягиваю к члену свою руку, аккуратно подтягивая к себе. Ты прилипаешь к стенке, и острый, сильный запах ударяет мне в нос. Знакомый и уже чужой. Запах нового мужчины, который не соперник за женщину, а сам готов принадлежать, как женщина, если правильно разыграть карту. И при этом этот запах не вызывает во мне ревность, он скорее заводит. Я знаю, что тебя хотят многие, и многие тебя имеют. В отличие от меня. Они стонут на твоем члене, как и ты, изнывая под тяжелыми телами мужланов. Твой член еще мягок и не горяч. Он как теплое молоко с какао. Темный, элегантный, идеальный. Я легонько провожу по нему пальцами и подхватываю губами. Так же нежно и тактично. Кожа сухая. Но все равно приятная. Я влажно глотаю головку и тут же выпускаю изо рта. Ты другой. Даже на вкус. Взрослый. Глупо говорить, когда мой первый минет тебе случился в твои 26. Но даже тогда ты был мальчишкой. Сладким. Странным. Коричным. Как индийский чай масала. Сейчас это смесь виски с гвоздикой. Пряно. Остро. Даже щиплет глаза. Но вновь легкий аромат ментола, пронизывающий с недавних пор тебя насквозь, морозит губы, и я облизываю головку вновь. Ты немного раздраженно толкаешься вперед. Ты хочешь большего. Я понимаю. Я забираю чуть сильнее, втянув щеки. И чувствую как ствол начинает реагировать и немного вздергивается. Поехали. Я впускаю твой член почти на всю длину, но с непривычки, без практики, я немного давлюсь и выпускаю его, кашлянув. — Тише, тише, малыш, — мурлыканье сверху, и ты трогаешь член пальцами, пытаясь прикоснуться к моим губам. Я отстранюсь, но потом чуть прикусываю солоноватые подушечки твоих пальцев. — Сука, — шипишь, и рука ныряет обратно в дырку, словно мурена в нору. Я задабривающе облизываю вновь твои пальцы. Тебе это нравится, ты явно начинаешь возбуждаться и слишком сильно проталкиваешь их вперед, немного задев мое небо. Выдергиваешь их, будто с презрением, и строго командуешь: — В рот! — просунув через стенку свой член Я послушно выполняю приказ. Беру в рот. Глубоко и смело. Раз ты этого хочешь. Ты подаешься вперед, и я вновь еле успеваю дышать. Член твердеет все больше и больше, заполняя собой мое горло. Я зажмуриваюсь, расслабляя гортань. И пропускаю его на вдохе до предела, словно проглотил что-то горячее. И перестаю дышать. Слезы подступают к глазам. Мне тяжело. От твоих габаритов. И от запаха. Вновь он чужой. Более дерзкий. Теперь я слышу сотню других. Которые кончали на твой лобок. Оставляли паутину из спермы на паховых волосах. Мышцы моего горла начинают невольно сокращаться. Меня сейчас стошнит. Ты чувствуешь это и мастерски выскальзываещь из моего рта, как змея. За тобой тянется моя слюна, я снова кашляю. Ты недовольно и жестко шлепаешь меня членом по губам — Терпи, — я не успеваю сообразить, как головка твоего члена оказывается у меня во рту. Уже слегка напряженная. Мне легче обхватить ее губами. Если б только не мешали эти проклятые усы, которые задираются и щекочут мне нос. Хочется сорвать их и выкинуть в унитаз. Правда, есть риск, что ты мгновенно прочтешь мои губы в отверстии, если решишь взглянуть в него Я обвожу языком края головки, и ощущаю, как моя слюна смешивается с твоей смазкой. Головка уже совсем влажная, пульсирующая. Спускаюсь ниже по стволу, облизывая его как ребенок леденец. И перед глазами в памяти появляются твои пошлые и невинные шапитошные шорты. Верх неприличия. Ребенок–переросток, впихнувший свою задницу в детские трусы. Мокрые после концерта, они прилипали к твоим ягодицам, и член выделялся еще сильнее. Ты нервно и раздраженно дергал ногами, когда пытался их снять. Раскидывая их в стороны. Тебе было жарко и влажно. И это была моя самая большая мечта. Сорвать их с тебя. Облегчить тебе задачу и усложнить себе. Я позволяю твоему члену вновь достать мне до горла. Пускаю немного слюны, чтобы было легче скользить. И ты начинаешь постанывать своим гейским тенорочком. Не смей этого делать! Боже, я хочу проглотить тебя целиком. И больше не ощущаю никаких преград, словно возбуждение открыло все засовы, и ты хлынул в меня полностью. А что? Забавный аттракцион. Я не вижу тебя, но слышу, как ты возбуждаешься, как твой член ныряет в мое горло и крепнет с каждой секундой. Вдох-выдох, и я тяжело прикладываюсь рукой к стенке. Я хочу ее сломать и схватить тебя за задницу. Ты это понимаешь, и немного приседая, подаешься вперед больше. Я обхватываю пальцами левой руки твой член, посасывая головку, а правой сгребая в ладонь твои яйца. — Ублюдок… — на такое можно было обидеться, если б ты не простонал это так сладко и я знаю и слышу — с лукавой улыбкой. Да, дорогуша, я снова владею тобой. Мошонка приятно перекатывается в моей руке. Я фокусник из дешевого шапито, с которого ты удрал в своих карамельных шортах. Я жонглирую твоими яйцами, при этом доставляя тебе немыслимое удовольствие своим ртом. На языке становится чуть солонее. Кажется, ты почти готов. И дергаешься. Хочешь ускользнуть. Но я беру твой член обеими руками и, продолжая сосать, начинаю еще и подрачивать. Ты вновь дергаешься. Что такое? Не хочешь, чтобы какой-то «ублюдок» попробовал королевский напиток? Я сильнее сдавливаю головку губами, почти уже сжимая между своими губами, ты вскрикиваешь и вырываешься из моего плена. — И это все? — теперь мне точно хочется обидеться. Ноздри снова втягивают очередную порцию Локера. И ты бархатно протягиваешь: — Даааа…. И твоя смуглая рука протягивает мне в отверстие маленький коричневый пузырек. Я не думая выхватываю его и не медля затягиваюсь им, как и ты. Сначала в нос, затем в голову ударяет какая-то гремчуая смесь микстуры и отчетливой химии. Слизистая носа начинает сильно щипать, а потом в висках запульсировал фанк. Глаза заслезились. Но сквозь пелену я увидел, как в отверстие показалась твоя упругая, смуглая задница. Аккуратная, Черная, пушистая дорожка, идущая от колечка вверх, и расцветающая шелковым, слегка волнистым ковром по пояснице. Чертова задница. Проходной двор для тех, кто даже не понимает, какую ценность держит в руках, куда спускает свое грязное возбуждение. Ты оттопыриваешь задницу сильнее, и колечко становится заметнее. Яркое, манящее. Фанк в мое голове становится все громче, губы мягче, перед глазами все плывет, но я вновь падаю на колени и касаюсь губами твоей дырки, прохожусь по ней языком. И чувствую ее края, сжатую кожу. Мышцы реагируют, и ты немного ее расслабляешь, позволяя впустить мой язык в себя. Вишневый вкус лубриканта. Ты подготовился. Химия остается во рту неприятным, искусственным осадком, но даже сквозь с него проступает и твоя «химия». Сладкая, сочная как настоящая вишня, с пряным, едва миндальным привкусом косточки. И я жадно пытаюсь ее найти, эту маленькую точку, которая источает немыслимые, возбуждающие волны. Они пульсируют, но я никак не могу до них дотянуться, я толкаюсь глубже и все равно выскальзываю. Слишком щедро ты смазал себя. Я снова прохожусь языком по колечку, оно начинает выпирать и края чуть-чуть расходятся, приглашая меня за новой порцией вишневого коктейля. Я толкаю язык максимально сильно и нахожу пульсацию. Обнаруживаю это сокровище. Выскальзываю опять и в последний раз достав до «косточки», просто неистово начинаю вылизывать твой зад. Лишь бы не слетели усы… — Давай, засранец, покажи себя Мамочке, — шепчешь ты так бархатно и почти сакрально, словно исповедуешься Падре, который тихо дрочит на твои грехи за стеной. И отпускает их тебе, разумеется. Но только не я. Я не готов тебя отпустить и твои грехи готов взять на себя, быть распятым на кресте. Все, что угодно, лишь бы ты покинул этот ад. Я путаюсь в собственных пальцах, они не слушаются меня, и с трудом расстегивают ширинку, хотя она могла бы и просто разъехаться уже давно, так как мой член воет от возбуждения. И высвободив его из отвратительных кожаных брюк я, не сдержавшись, выдыхаю от удовольствия, что ничего больше не отделяет меня от истинного экстаза. Ты слышишь мой стон, и я понимаю, что могу быть опознанным, но чувство страха куда-то исчезло. Проклятый Локер сделал свое дело, я перевозбужден, но абсолютно спокоен и уверен в том, что делаю. Я протягиваю руки в отверстие, хватая тебя за узкие бедра, безумно жилистые. По тебе можно изучать анатомию, чертов жеребец. Ты абсолютно податливо, ожидаемо отдаешься моим рукам навстречу, тихо, но шлюховато протягивая с визгливым окончанием интонации вверх: — Дааа. И мой член входит в твой зад. Я думал, что ты уже достаточно влажен и разогрет, и я войду мягко и легко, но почему-то твоя дырка оказывается весьма упругой и словно сопротивляется. А так ли ты любишь и доверяешь этому аттракциону с залом славы? Есть ощущение, что ты не теряешь контроль даже под кайфом, и страх напороться на нечто болезненное, грубое или чрезмерно извращенное тебя сдерживает. Я толкаюсь глубже, но не дерзко. Доверься мне, просто почувствуй, что мы близки. Еще один толчок, и мой член до предела исчезает в твоей заднице. Ты меня принял. Подтверждение этому — легкое движение тазом, словно ты вкручиваешь мой болт в свое отверстие, желая ощутить его полноту. Я отвечаю тебе таким же покачивающим па по кругу. Ну, вот и славно, Фредди. Ты мне доверяешь. Мой член больше не ощущает сопротивление твоих стенок. И я свободно выскальзываю из тебя. Но только для того, чтобы въехать еще и еще. За стенкой странная тишина. Твое тело невероятно отзывчиво. Ты реагируешь на каждую фрикцию, чувствуешь амплитуду. Но черт возьми, почему ты не стонешь? Ты вообще дышишь? Я начинаю нервничать, да и действие локера достигает максимума, мое желание перекрывает мозг, и я просто срываюсь в дикий галоп, трахая твою маленькую, смуглую задницу. В ней так горячо и уже влажно от моего возбуждения. А ты по-прежнему не издаешь ни единого звука. Что это за издевательство? Я не достоин твоего голоса? Я едва не требую ответа на свой вопрос, Но вместо этого я берусь за стенку руками и сам начинаю громко и гулко дышать, прислонившись горячим лбом к холодному пластику, не останавливая процесс. Я больше не могу, еще чуть-чуть, и я реально взвою. Я хочу слышать тебя. Я чувствую, как твоя гребаная задница уже дрожит от удовольствия, как ты потихоньку начинаешь сокращаться. Но ты молчишь…. И вдруг за этой мерзкой ширмой, разделяющей нас доносится нечто такое, от чего мне окончательно срывает крышу. Хриплый, больше похожий на собачье скуление звук, который даже не в состоянии стать полноценным звуком. Он вибрирует где-то внутри тебя, он не предназначен ни для кого, кроме тебя. Даже для того, кто ебет тебя, кто доставляет тебе это животное удовольствие, рождающее такую реакцию. Я отключаюсь и, просто стукнув с силой по стенке, пускаю свой член в какое-то отдельное от моего разума существование, подцепив на крючок твою влажную дырку. И где-то далеко вспыхивает лампочкой мысль: Тебе же больно. Тебе просто больно. Уже больно. Но ты не можешь сыграть сладострастный стон, ты просто гудишь внутри, держа марку. Если бы ты был слабее, ты б соскользнул с моей удочки или попросил сбавить обороты, но ты не слабак, ты будешь скулить побитым щенком, но будешь насаживаться на мой член все сильнее и больше, чтобы в глазах потемнело, чтобы в животе, до внутренностей которого кажется я сейчас достану, стало тянуть. И будешь снова и снова позволять мне тебя трахать глубже и динамичнее. Скулеж становится очевиднее. Ты не справляешься с телом, и оно выдает себя. Рука спасительно и почти бессильно хлопает по стенке, ты пытаешься удержаться на этой карусели, но тебя несет, и через мгновение я понимаю, что твои колени там, за преградой, начинают дрожать как у Бэмби, впервые вышедшего на лед. Я понимаю, что не должен так поступать, но я перехожу на более глубокую и широкую амплитуду, разматывая тебя до конца. Твоя задница немного вздергивается, задираясь вверх. Ты не в состоянии больше стоять на ногах и просто складываешься пополам, касаясь ладонями пола. Увы, это не верный шаг, Фредди. Хотя ты не хочешь спасения. Это положение твоей задницы позволяет мне достать до той самой «косточки» и задраббить ее. — Аааааах, — Боже, теперь я тебя слышу так громко и четко, словно ты выдыхаешь мне свое «ах» прямо в уши. Но на самом деле, это едва слышимый возглас. На большее у тебя просто нет сил. Твоя задница словно наливается свинцом, и стенки сжимают мой пенис. Одно мгновение, и еще одно «Аааааах» — жаркое и сочное — наполняет твой кабинку. Теперь ты хочешь, чтобы тебя было слышно. Черт, я слышу. Я ощущаю твое «Ах» у себя на губах, под пальцами, в возбужденной головке, которая по-прежнему касается твоих стенок. И перед глазами возникают уже белые шорты и красная бандана, повязанная на мокрой шее, где безумно напряженные вены завязываются в камертон. Твоя задница, которая щеголяет мимо меня, под мой ритм, под фрикции моего баса, который трахает тебя так же, как сейчас мой член. И ты знаешь это и вертишь задом в такт. Мое тело тоже выдает меня и я начинаю двигаться в ритме Another one bite the dust. И ты, твою мать, отвечаешь мне в такт своими сладкими стонами. Чеееерт… Нет… Я понимаю, что ты взлетаешь из положения поставленного раком, прижимаясь плотно к стенке и бьешь кулаком настолько сильно, что стенка больно рикошетит мне по лбу, который все еще прислонен к ней и проламываешь эту хлипкую ширму. — Сука…. — Ты обидчиво взвизгиваешь. Маски сорваны. Все узнаны. Финал. Стенка от твоего удара еще дрожит, но на самом деле, она вибрирует от энергии двух тел, которые одновременно сотрясает мощный разряд. Между нами кусок пластика, но мы его не ощущаем. Мы просто проходим сквозь него нашим возбуждением. Я в последний раз прикладываюсь лбом к стене, уже не боясь дышать громко и также, как ты, скулить. Замираю на самой шумной ноте, открыв рот. Боже, что за дрянь ты мне дал? Мои слюни льются водопадом изо рта. Мои колени трясутся, и я кончаюсь в последний раз, понимая, что ты делаешь тоже самое в своем люксе этого мерзкого зала славы. Дверь хлопает. Но мне плевать, если от этого ее снесет к чертовой матери. Лица, тела, музыка проносятся как одно мгновение. Вспыхиваю огнями стробоскопа. Воздух. Я глотаю его жадно, вытирая остатки слюны на подбородке и губах и исчезаю в темноте улицы, в надежде, что поймаю такси. Дверь хлопает. И твои дрожащие еще ноги наступают на главную улику, подтверждающие твои опасения и сброшенную мной с жутким остервенением и стыдом. Из Прентера мог бы получиться отличный сутенер, но ему никогда не стать стилистом. Эти ужасные усы идут только тебе, Фредди. Никогда их больше не надену, как и кожаные брюки. *LOKER ИЛИ Попперс — сленговое название группы химических веществ — алкилнитритов в случае употребления их ингаляционным путём (во время вдыхания) В настоящее время попперсы чаще используются с целью усиления сексуального удовольствия.С 1970-х годов по сегодняшний день попперсы стали частью субкультуры клубов и дискотек, и используются как клубные наркотики. Это связанно с увеличением сексуального удовольствия после их вдыхания, происходит усиление тактильных ощущений, легкое головокружение, чувство удовлетворенности и некоторые другие.