Волки так не делают

      Первый раз ему приходится сказать это Айзеку прямо посреди школьного коридора, борясь за жизнь Лидии Мартин.       — Разве мы, как оборотни, не обязаны защищать мирных жителей от всяких чудовищ вроде убийственно ядовитой ящерицы? — доводы волчонка звучат вполне логично, только вот из доказательств лишь глупый эксперимент в классе по химии. Скотта, на самом деле, бесят методы Дерека по части воспитания собственных бет. В них всех, включая Эрику и Бойда, слишком много амбиций и хладнокровности. Ему бы отойти в сторону и оставить Хейла разбираться со своими отпрысками самостоятельно. С радостью бы так и сделал, да вот только не может.       — На то мы и оборотни, а не животные, чтобы сначала во всем разобраться.       Айзек не верит в красивые слова. Айзек — послушный бета, не слишком готовый бросать вызовы тому, кто старше и сильнее. И Лидия Мартин точно лишилась бы головы, не будь Стайлз и Эллисон достаточно бдительны. Как бы потом Айзек Лейхи спасал свою душу, убив невинную девушку с мистическим иммунитетом, пока по улице бегает настоящий монстр с фамилией Уиттмор?       Второй раз Скотт говорит это посреди переполненного клуба, пока Айзек делится замечательным планом по соблазнению Джексона в качестве отвлечения. Доводы о влюбленности в Лидию Мартин — женского пола без намека на мужские половые признаки — пропускаются мимо ушей. Лейхи виднее, да и альфа у него все-таки есть.        — Будь осторожнее, ладно? — вот и все, что остается.       — Слишком маленькая доза, — отмахивается волчонок, и это бьет Скотта под дых больше, чем любая улыбка Эллисон Арджент.        — Я говорил о тебе. Не хочу, чтобы ты пострадал, — выдыхает Скотт прямо в растерянные голубые глаза, никогда не видевшие искренней заботы или участия. Это же Айзек, брошенный еще до смерти единственного родителя. Айзек, крики которого не слышал ни один сосед. Айзек, пропадавший среди могил на кладбище Бейкон Хиллз, пока благородный Дерек не принес на блюдечке новую жизнь. Не удивительно, что тот готов был во всем слушаться.       Готов — в прошедшем времени.       Дни спустя Айзек Лейхи приходит, чтобы победить, когда на него совсем не рассчитывали. Вот так просто, как в детской песочнице, с протянутой маленькой ладошкой — “давай дружить?”. В нем непосредственной наивности в разы больше, чем жестокости и хладнокровия. Доброты, желания помочь, поисков смысла. Одних слез от забранной у собачки боли достаточно, чтобы согласиться. Протянуть руку навстречу и крепко обнять, запирая внутри все невысказанное.       Я рядом.       Ты не одинок.       Все будет хорошо.       Ты не виноват в своем прошлом.       С каждым днем в Айзеке от Дерека все меньше, а времени у Скотта за спиной — в геометрической прогрессии. Он слушает и слышит, запоминает, просит одобрения или совета. Равняется, старается не разочаровывать. Будь Скотт хоть немного Джексоном Уитмором или Питером Хейлом, так точно бы решил, что стал предметом для подражания и обожания. Но Скотт — только Скотт, и даже не альфа.       — Волки так не делают, да? — Айзек усмехается через боль, крепко хватаясь за поддерживающую в объятиях руку. Ему — вот глупости — стыдно за то, что пришлось бежать от стаи альф. За то, что воспоминания забрали против воли, и ничего не получилось сделать. За то, что пострадал ради Бойда и Эрики, и выстоять не смог.        Скотт ищет подходящие слова; находит, наверное, лучше Дерека. Лежа в ванне, наполненной ледяной водой, посреди ветеринарной клиники, погруженный в мистический транс и собственные кошмары, Айзек Лейхи крепко цепляется за чужую руку. Его, Скотта. Только его, оставляя ледяную ладонь даже когда страх отступает. Наверное, дело во всех этих волчьих штучках, примере для подражания, альфе и бете. Наверное — Скотт не задается лишними вопросами, а Айзека, кажется, и вовсе ничего не смущает.       Он ищет его взглядом каждый раз, стоит только оказаться поблизости, все чаще приходит помочь в ветеринарной клинике и не слышит Дерека. Срывается на близнецов и практически зарабатывает новое предкоматозное состояние, но Скотт приходит вовремя. Да и найденный труп оказывается как нельзя кстати.        Пока Айзек и Стайлз ругаются за его спиной, рассуждая о том, кто стоит за убийствами в Бейкон Хиллз, Скотт отмалчивается и остается Швейцарией. Странно — для лучшего друга. Ужасно важно — для юного волчонка, в которого никогда не верили. Недостаточно, чтобы слушаться полностью и не лезть к близнецам.       Когда Скотт вытаскивает из запертой подсобки обезумевшего от клаустрофобии и панической атаки волчонка, в нем больше злости на близнецов, чем на кого-то еще. Айзек не виноват — лишь жертва в удачной ловушке. Хотя, пожалуй, ему стоило бы поставить Лейхи на место. Обозначить Эллисон неприкосновенной, чтобы и мысли никогда не было. Но что-то внутри подсказывает однозначно: нет смысла. Айзек не навредит. И царапины на нежной коже единственной дочери Арджентов — стечение обстоятельств. Недоразумение.       Недоразумение — промокший до нитки Айзек Лейхи на пороге спальни Скотта. С вещами наперевес и просьбой об одолжении. На часах почти за полночь, и глупо стучаться к Мелиссе в закрытую дверь с вопросами и предложениями. Остается лишь пожимать плечами и кивать на достаточно широкую для двух парней кровать.       Стайлз ведь порой засыпал на ней, когда они особенно глубоко погружались в свои исследования и теряли счет времени. В этом нет ничего такого, из-за чего стоило бы напрягаться.       До тех пор, пока обсохший, но так и не согревшийся Айзек не прижимается к нему сзади, осторожно прижимаясь ладонями к коже на обнаженной спине.       — Волки так не делают, — бормочет Скотт, но сил активно сопротивляться почему-то нет. Лейхи дрожит, сдержанно дышит куда-то ему в шею и молчаливо протестует. Пожалуй, этого достаточно, чтобы смириться. Той ночью ему впервые не снятся кошмары или грезы об утерянной Эллисон — лишь темнота и уютное спокойствие. Утром, обнаружив перед глазами кудрявую макушку, Скотт лишь улыбается, выпутывая ноги из тесного переплетения ради прохладной свободы.       — Нам нужно о чем-то поговорить, или это ваши стайные штучки? — невозмутимо попивает свой кофе Мелисса за завтраком, оставляя все вопросы после легкой улыбки вместо ответа.       Волки, в самом деле, так не делают — во всяком случае те, что известны Скотту. Но кому какая разница, если Айзек выглядит счастливее, чем все дни до этого? Смотрит наивным волчонком, следует по пятам, как послушная бета. Целостный. Не лишенный смысла в жизни. Скотт думает, что ради этого можно потерпеть холодный кончик носа на своем плече. В этом нет ничего “такого” или “не такого”. Просто стайная штучка.       Айзек Лейхи в доме Макколов — нечто само собой разумеющееся. Словно всегда там и был, готовил завтраки на троих, делал домашнюю работу на полу возле письменного стола, забывал закрыть тюбик с зубной пастой и совсем по-собачьи отряхивал волосы после душа. Каждый раз, когда Айзек уходит куда-то, будь то лофт Дерека, больница или дом Эллисон, Скотт чувствует себя немного странно. Это пугало бы, если бы он не привык к мыслям о “стайных чувствах”. Лейхи ведь теперь его бета? Вполне нормально так остро ощущать его отсутствие.       О том, что других членов стаи он подобным образом не чувствует, Скотту думать некогда.       — Они буквально нанизали Бойда на когти Дерека, Скотт, — однажды вечером Айзек в таком ужасе, что даже открытие насчет собственной принадлежности к истинным альфам оказывается пустяком. Важнее всего — напуганный волчонок, крепко цепляющийся за его футболку и позволяющий разминать свой загривок. — Они сделают это со мной, да? Эрика ведь мертва, остались только я и Кора.       — Они не придут за тобой, Айзек. Ты больше не в стае Дерека.       Вместо доказательств у Скотта — лишь крепкие объятия после полуночи, запущенные в светлые кудри пальцы и напряженный пресс под ледяными ладонями. То, что у Айзека острая потребность в недополученных прикосновениях и заботе было понятно изначально. И Скотт готов потерпеть, пока тот окончательно не успокоится.       Только вот с каждым днем от Лейхи все больше пахнет Эллисон. Это раздражает: не то тот факт, что бета покушается на любовь всей его жизни, не то его собственный слабеющий запах. В этом уж точно все дело лишь в волчьих повадках, стайности и прочих штучках. Раз уж он становится альфой, чему удивляться, что подобные чувства возросли?       Когда Айзек становится якорем для Эллисон, а Скотту достается собственный босс, он ловит себя на одной простой мысли. Не той, где за его спиной охотница Арджент. Не той, где они меняются местами.        Его бета должен стоять позади него, и Дитон, похоже, прекрасно знает об этом. Разорвать бы Лейхи напополам, чтобы всем досталось, раз уж Эллисон больше не за кого зацепиться, но это уже что-то из области дешевых мистических фильмов. Им приходится работать с тем, что есть: последнее, что видит Скотт перед тем, как закрыть глаза и погрузиться в ледяную воду — полный сожаления взгляд его беты.       Они не говорят об этом, когда спасают родителей. Молчат и после, когда худший кошмар оказывается позади. У Скотта глаза горят ярко-красным, и страх потерять контроль накрывает с головой. Айзек подставляет бока под хаотично вылезающие когти, смотрит преданно и не спрашивает ни о чем. Не отпрыгивает испуганно, когда в спутанных ночных объятиях Скотт мажет губами по краю его челюсти. Случайно. Вовсе не преднамеренно; он лишь пытался улечься поудобнее на сбитой подушке — Айзек все не так понял. К счастью для них обоих; в Лейхи меньше мук совести, норм приличия и прочей ерунды, мешающей жить себе во благо. И смелости, наверное, с лихвой, иначе с чего бы ему так спокойно оставлять пробный поцелуй. Смотреть с детской непосредственностью, сверкая желтой радужкой.       Скотт списывает все на новую силу альфы, желание доминировать, недостаток секса из-за отсутствия постоянной девушки, пережитые кошмары и черт знает что еще. В этом нет никакой важности: покорный Айзек, принимающий все несмелые поцелуи тянется навстречу, подтягивает руками его на себя, полностью отдавая инициативу. Смотрит так, как Эллисон никогда не смотрела. Тянется навстречу, как она не тянулась. Смелеет следом, перехватывает инициативу и подчиняется лишь настолько, чтобы показать готовность оставаться рядом ни смотря ни на что.        У Скотта, на самом деле, нет времени рассуждать про правильности или ориентации. На причины и следствия. На возможности и ошибки. Куда важнее Айзек, отвечающий на поцелуи со слепым обожанием. Айзек, прикусывающий его запястье, чтобы не издавать лишних звуков. Айзек, срывающийся низким рыком перед рассветом.       — Волки так не делают, — тихо фырчит Лейхи по ночам в его плечо, пока Скотт отыгрывается за школьные прогулки рядом с Эллисон. Подставляет шею под новые укусы ночью и челюсть под кулак поутру.        Айзек, наверное, даже не видит проблемы, лишь спрашивает однажды вечером:       — Тебя злит то, что я с Эллисон… или что Эллисон со мной?       Для Скотта нет большой разницы, если покопаться подольше. В конце концов они ведь… волки. И волки так не делают.