Правильный ответ

      Первое, что делает Нейро, перемахнув через порог агентства, это выцепляет взглядом незнакомую ему обложку на огромном книжном стеллаже. Увесистый учебник психологии тут же отправляется в голову Яко. Конечно, Яко не успевает увернуться.       — Знаешь, эта книга очень бы тебе пригодилась, — бурчит она, потирая подбитый лоб ладонью. Акане-чан участливо гладит её по голове. Давненько Яко не обновляла аптечку.       Нейро в псевдозадумчивом жесте прижимает к подбородку палец.       — Хмм, а твои школьные учебники были гораздо тоньше. — Он присматривается к наверняка покрасневшему лбу Яко и пакостно ухмыляется: — И не оставляли на твоём лице следов знаний! Ты права, насекомое, эта книга мне пригодится.       Яко округляет глаза и рот, но не успевает возмутиться вслух: мгновение спустя Нейро оказывается у Трои. Одним широким жестом он смахивает на пол тетради с лекциями, блокноты с заметками и набросками, пустые упаковки от кексов, настольную лампу, жирафоподобную карандашницу, набитую разноцветной канцелярией, и перекидной календарь, посвящённый достопримечательностям Европы. Это больше не стол Яко. Захват Трои переживают лишь компьютер и папка с закрытыми за последний год делами — Нейро с любопытством косится на неё, вытряхивая из верхних выдвижных ящиков милые сердцу Яко подарки от благодарных клиентов.       Приглашения в дорогие рестораны и в андеграундные кафе, открытки, хендмейд-сувениры, детские рисунки — Нейро беспощадно придавливает воспоминания каблуками. Но нижний ящик Трои, который он позволял использовать Яко три года назад, Нейро не трогает — и она почти расслабляет плечи.       Яко не смогла бы объяснить ему, почему хранит между навсегда пустых страниц личного дневника его перо.       Вздыхая, Яко подходит к рабочему столу Акане-чан и, отцепив косичку от своих волос, закрепляет её на стене. Акане-чан тут же чернеет, пышнеет, длинно вытягивается и, танцуя, обвивает ладони Яко: близость Нейро переполняет её энергией. Яко улыбается и поглаживает длинную прядь, выбившуюся от бойких движений из косы.       Резкий неожиданный треск заставляет Акане-чан больно затянуть запястье и вышибает из лёгких Яко вскрик: Нейро срывает с оконных рам кронштейны с закреплёнными на них жалюзи.       — Нейро, здесь солнечная сторона, — подбежав к окнам, напоминает Яко. — Летом от жары совсем невыносимо!       Нейро стреляет в неё таким взглядом, что Яко мгновенно вспоминает: в мире демонов солнце приходится выгонять на небосвод дубинками. Однозначно: если она имеет что-то против голых окон, то дубинкой запустят в небо уже её. Из этих самых окон. Яко провожает очередную пачку ламелей до пола тоскливым взглядом. Вычищать офис придётся ей — это тоже однозначно.       — Хооо, — раздаётся протяжно над ухом.       Яко поднимает голову и бледнеет. Нейро отряхивает перчатки, а его взляд направлен ей за спину: туда, где у стены за стеллажами прячется…       — Нет! — Яко выскакивает перед ним с раскинутыми в стороны руками, готовая защищать самое важное обновление в интерьере, не жалея уже пострадавшей головы и пока ещё не пострадавших всех остальных частей тела.       Солнце, не прикрытое жалюзи, — это не страшно, убеждает себя Яко, это даже полезно, витамин D, все дела — и вообще, она же не расплавилась под открытыми окнами три года назад! Она не расплавилась, даже когда день напролёт болталась над раскалённым адским котлом: он не остывал ни на секунду, и периодически выпрыгивающая из котла пиранья только вдохновляла кожные железы на потоотделение. Но вот прощаться с привычкой держать в офисе еду Яко не готова. Она подарила этот симпатичный красный минихолодильник себе на восемнадцатилетие, чёрт побери! Пожертвовала ради него установкой кондиционера!.. Годай-сан почему-то её выбор не одобрил.       Нейро ей улыбается, хватает за голову ладонью и легко отшвыривает Яко на пол. Откатившиеся от стола наточенные карандаши остро впиваются в бок, Яко пришибленно стонет и, приподнявшись на отбитых локтях, с нарастающим ужасом наблюдает, как Нейро склоняется над ни в чём не повинным холодильником.       Нейро открывает его и деловито осматривает пустое белое брюхо: Яко плотно пообедала в офисе прямо перед полётом в Мексику. Только на дверце осталась полупустая бутылка минералки. Нейро хватает её и откручивает крышку. Яко осторожно подползает ближе — и очень зря.       — Ты сказала, что страдаешь от жары, — сочувственно припоминает Нейро и переворачивает бутылку у Яко над головой.       Ледяная вода обрушивается ей на макушку. Стекает по взъерошенным волосам, по дрожащим ресницам, мокро облизывает щёки, подбородок и шею, скатывается по ключицам и пропитывает белую рубашку, выделяя очертания лифчика. Тонкая ткань липко льнёт к покрывшейся мурашками коже.       Яко во все глаза таращится на абсолютно довольное лицо Нейро снизу вверх и чувствует себя униженной и очень злой.       — Ты… Ты-ы-ы… — задыхается от возмущения Яко.       А потом истошно вопит, когда Нейро пытается запихнуть её в холодильник.       В чемодане Яко много гостинцев из Мексики — для мамы, Канаэ, Годая-сана, Аи-сан, друзей из полиции и друзей из университета — и совсем нет чистой одежды. Зато она есть в офисе: спасибо вредной привычке ночевать на работе. Яко переодевается в туалете в футболку и шорты, ныряет из босоножек в кроссовки: не хватало ещё поскользнуться на мокром полу и сломать каблуки заодно с копчиком. Волосы из-за влаги окончательно спутались и начали кудрявиться. Бесполезно поправляя и приглаживая причёску перед зеркалом, Яко с удивлением замечает на своём лице улыбку.       Открыв дверь в офис, она замирает.       Она видит Нейро. Тот как ни в чём не бывало сидит в кресле, запакованный в синий костюм: закинул свои длинные худые ноги на Трою и изучает набитую бумагами папку. За его спиной — теплеющий закатом городской пейзаж, захваченный в багеты широких окон. Акане-чан в углу увлечённо клацает клавиатурой: наверное, Нейро дал указание отыскать для него свежих загадок.       Картина, которую Яко не видела три года, кажется болезненно знакомой и в то же время чужой и зыбкой, как сновидение. Губы Яко недоверчиво отпускают улыбку.       Нейро поднимает взгляд.       — Насекомое, не отлынивай. — Он вытягивает средний палец в сторону перекочевавших со стола на пол вещей. — Сегодня на тебе уборка. Или мне твой мусор тебе в глотку запихать?       Яко крепко жмурится и, помотав головой, осторожно открывает глаза: сначала левый, потом правый. Нейро никуда не исчезает, и никуда не исчезает выражение его лица: очень вредное и очень реальное.       Глупое сердце ускоряется. Как же Яко скучала.       — Несправедливо, — фыркает Яко, подхватывая с пола подаренные ей рисунки: они помялись, но их ещё возможно реанимировать. В отличие от разбитой настольной лампы, погибшего под жалюзи календаря или впитавшей в себя лужу тетради по философии. Как будто в лекциях и без этого не хватало воды.       — Справедливости вообще не существует, — замечает Нейро, шурша файлами. — Вы, люди, любите выдумывать странные концепты и притворяться, что они реальны так же, как реальна яичница на завтрак. Так вы придумали Бога.       — Или демонов, — поддакивает Яко и получает пинок в спину: тоже очень реальный.       Боги, хотела бы Яко сейчас съесть яичницу. Семь яичниц. И чтобы в каждой из них было по семь яиц. Страусиных, например.       Обед в самолёте был скудным — но Нейро оказался доволен своей порцией.       Миловидное круглое лицо девушки, замершей в конце прохода, неприятно исказилось, когда пальцы Яко сами по себе сложились в указующий жест. Акане-чан взволнованно дёргалась в волосах.       — Преступник — ты, — Яко не понимала, как умудрилась выдавить эти слова: она думала, ей откажут голосовые связки — точно так же, как отказывали ноги. Колени дрожали вовсе не из-за турбулентности.       Он стоял за её плечом. Он снова стоял за её плечом. Стоял, подкидывал на обёрнутой в чёрную перчатку ладони обезвреженное взрывное устройство — и что-то говорил.       — …К счастью, моя неподражаемая сенсей обратила внимание на то, как вы общаетесь с одной из бортпроводниц. Вы не просто знакомы: судя по содержанию разговоров, вы тоже работали в этой авиакомпании. Следовательно, вы осведомлены об особенностях работы экипажа и конструкции самолёта. Если вы летали этим рейсом, то хорошо знакомы и с системой контроля в аэропорту Мехико, через которую пронесли на борт детали взрывного устройства. Сенсею, — широкая ладонь коснулась спины, и Яко вздрогнула, — показалось странным, что вы, несмотря на опыт перелётов, не догадались забронировать себе место более комфортное, чем место около туалета. От внимания сенсея также не смогло укрыться, что вы постоянно держали при себе рюкзак, заходили в туалет после того, как бортпроводники проверяли его чистоту, и надолго там задерживались. Перелёт занимает много часов. Интересно, вы изначально рассчитывали взорвать самолёт над Японией или сборка устройства отняла больше времени, чем вы планировали?.. О, конечно, вы можете заявить, что у вас проблемы с пищеварением, и именно это повлияло на ваше поведение и на выбор места в самолёте! Но сенсей уверена, что достаточно снять с этой самодельной игрушки, — Нейро вновь насмешливо подкинул устройство на ладони, — отпечатки пальцев, и ваша вина будет доказана.       По салону волной прокатился шёпот. Одна из застывших у кабины экипажа бортпроводниц, та, что была знакома с обвиняемой, перевела с Нейро на Яко яростный взгляд и выступила вперёд.       — Я слышала о вас, Кацураги-сан. У вашего агентства всегда была очень… провокационная реклама. — Она хмыкнула. — Я совсем бы не удивилась, если бы узнала, что большинство раскрытых вами преступлений — это организованный спектакль. Учитывая ваше знакомство с премьер-министром Японии, думаю, вам не составило бы труда узнать биографию любого из японцев на борту, чтобы было удобнее играться фактами. Удивлена, что вы не объявили соучастницей меня! Наверняка ваш помощник и протащил на борт взрывное устройство, если оно вообще было способно взрываться… — Её голос вдруг потерял уверенность, она моргнула, оглядываясь на Нейро: возможно, осознала, что при посадке среди пассажиров не было похожих на него людей.       А возможно, удивилась она совсем другому. Яко расслышала тихий клокочущий смех и наконец-то подняла на лицо Нейро осторожный взгляд. Было страшно поверить своему зрению — и достающему до горла сердцу.       У Нейро ярко горели глаза, он был настолько увлечён запахом загадки, что не замечал капающую с подбородка кислотную слюну.       — Стало быть, вы признаёте, что нет никакой сложности в том, чтобы пронести в кабину самолёта вещь, похожую на взрывное устройство?       — Проверять содержимое ручной клади — это ответственность службы безопасности аэропорта, а не нашей команды! — рявкнула пришедшая в себя стюардесса. — Может, у вас и в Мексике есть свои хорошие знакомые! В любом случае, разбираться с ситуацией после приземления будет полиция, а не выскочки-детективы.       Стюардесса коснулась плеча до сих пор молчавшей подруги — но тут же отшатнулась назад.       Из спины преступницы, с треском разрывая ткань футболки, полезли костлявые кожаные отростки. Они широко расправились, напоминая тощие не оперённые крылья. Раздался крик, заплакали дети, стюардесса, побледнев, рухнула на пол, кто-то из экипажа подбежал к ней, кто-то срывающимся голосом просил пассажиров оставаться на своих местах, кто-то из пассажиров не послушался, подорвался из кресла в проход — но замер за спиной Нейро.       Преступница резко вскинула голову и хрипло рассмеялась. Её глаза затянуло белой плёнкой, слова выкатывались из её горла словно камни, тяжёлые и рокочущие.       Она говорила о том, что с детства мечтала летать. О том, что собиралась стать пилотом, о том, что из-за предубеждений комиссии провалила вступительные испытания. Говорила, что работа бортпроводницей оказалась такой же приземлённой, как и работа официанткой в дешёвом кафе. О нет, она не летала: она терпела грубость и тупость пассажиров, их сальные взгляды и прикосновения, терпела пошлые шутки про свою работу и снисходительное сочувствие своей мечте, терпела низкие интересы коллег, мечтающих трахнуть новенького пилота или покурить за границей травку, терпела боль в ногах. Она говорила, что из её квартиры в Токио совсем не разглядеть неба, говорила, что даже в тех странах и городах, где ярко горят звёзды, на них никто не смотрит. Говорила, что всегда сдавала физику и химию на отлично. Говорила, что мексиканцев легко подкупить, и неважно, везёте вы с собой героин или гранатомёт, — и говорила, что у неё накопилось немало денег благодаря ненавистной работе. Говорила, что придумала, как взлететь, в последний день в форме на борту — когда под эту форму пытался пробраться потными руками жирный бизнесмен из вип-класса. И она взлетела бы — она бы взорвала самолёт над своей безнадёжной страной и подарила бы крылья тем, кто резал крылья ей: все, все вы, ничтожества, которые украли у неё небо, должны быть ей благодарны!       В ушах шумело. У Яко не было сил сочувствовать ни обрезавшей свои крылья девушке, ни ошеломлённому экипажу, ни перепуганным пассажирам — даже самой себе. Она равнодушно подумала о том, что если бы Нейро опоздал хотя бы на полчаса, она уже была бы мертва.       — Ты ошибаешься: после смерти люди не взлетают ввысь, — спокойно сказал Нейро, а затем его улыбка уродливо разрезала лицо пополам. — Зато им всегда есть, куда падать. — Он сделал шаг вперёд, раскрывая зубастую мокрую пасть. — Приятного аппетита.       Самолёт резко встряхнуло, погас свет, но Яко вцепилась в ближайшее пассажирское кресло — и не упала.       За окном дотлевает вечер, когда Яко заканчивает уборку, — и прилив бодрости отпускает её. Возвращается накопленная за сутки усталость.       Что можно было спасти — было спасено, а вытаскивать из офиса жалюзи Яко сегодня не собирается. Нейро выбросит их из окна, если они будут мозолить ему глаза. Переживать за черепа случайных прохожих сил у Яко тоже нет.       Надо вызвать такси. Или доставку еды. Яко садится на диван и закрывает глаза. А когда их открывает, она уже не сидит, а лежит — и за окном ночь, а не вечер.       В офисе тихо. Спит Акане-чан. Нейро тоже спит. Яко резко захлопывает рот ладонями, чтобы не заорать, и вжимается в спинку дивана.       Нейро спит не на потолке.       У Нейро всегда были проблемы с пониманием личных границ — точнее говоря, с их соблюдением, — но даже в те ночи, когда им приходилось спать рядом, он не подбирался настолько близко. Та близость, которую он в эти ночи себе позволял, не будоражила Яко. У неё были другие заботы: вовремя увернуться от капающей с потолка кислотной слюны, надышаться наконец чистым воздухом после того, как Нейро полдня заставлял её давиться парами миазмов.       Когда его ранил Сай, Нейро приказал Яко держать кисть своей руки всю ночь — пока та не прирастёт к запястью. Тепло и тяжесть его ладони не вызывали в Яко никаких лиричных чувств: её собственные руки затекали, затекали поджатые ноги, она постоянно одёргивала себя, чтобы не задремать, чтобы не нарушить процесс регенерации. В какой-то момент стало необязательно себя будить: из перчатки Нейро полезли шипы, и сонливость испарилась.       Яко путалась, кем Нейро является для неё в первую очередь: учителем или мучителем. Она бегала за ним, бегала от него, иногда его ненавидела, иногда была ему благодарна — и выживала-выживала-выживала. На счастье Яко, Нейро редко бывал с ней ласков. Он не давал ей лишних поводов страдать от глупой влюблённости.       Но когда сражение с Сиксом погрузило его в долгий сон, это был её собственный выбор — сидеть ночами на полу у дивана, уткнувшись лбом в укрытое одеялом бездвижное плечо. Яко засыпала в надежде, что он вот-вот очнётся, что вцепится когтями в её голову, отбросит Яко к стене, едко восхитится её рабской преданностью — она жаждала этого, жаждала чего угодно, что могло бы заглушить нарастающий страх потери.       Неделя его сна оказалась мучительнее трёх лет его пребывания в Преисподней — потому что, прежде чем заснуть, Нейро не обещал ей вернуться.       Он вернулся. Он слишком близко — и это слишком тяжело для Яко, которая училась справляться без него три долгих года.       Она научилась.       Окна промакивает лунный свет. Он плывёт по стенам и гладит бледным касанием лицо Нейро.       Это была неправда, думает Яко. В Токио можно увидеть небо из окна. Иногда можно увидеть и звёзды. А чтобы взлететь, нужно опериться.       Нейро даже не снял пиджак — но это совсем не успокаивает. Яко чувствует тепло его тела. Он касается её коленями. Диван слишком узкий для двоих.       Яко несмело протягивает ладонь к чёрной пряди его волос, гладит её кончиками пальцев. Мягкая. Он тут же распахивает горящие потусторонним зелёным светом глаза.       Сердце выдаёт опасный пируэт. Яко отдёргивает руку. Ладони влажные. А во рту сухо.       — Ты самостоятельно нашла серийного убийцу?       — А?.. — несчастно переспрашивает Яко.       — Дело Такады Рё, — поясняет Нейро. Видимо, изучил все бумаги.       — А… — Яко хочется рассмеяться от собственной глупости. Это же Нейро: чего ещё от него можно было ждать? Сердце успокаивается. — Можно сказать и так.       — Сказать как? — хмыкает Нейро и, приподнявшись, упирается в обивку дивана локтем, подпирает ладонью щёку. — Хвастайся, пока я разрешаю, мокрица.       Яко улыбается. Она совсем не против провести эту ночь за разговорами: точно так же, как ту, последнюю ночь.       Жертв было пять: типичный саларимен, владелица бухгалтерской фирмы, студентка-буддолог, начинающий актёр, турист из Китая. За помощью в агентство обратилась сестра убитой студентки, Акияма-сан.       Ишигаки-сан для разнообразия даже не стал сопротивляться, прежде чем поделился с Яко информацией — потому что полиция не смогла выявить между жертвами связи. И мужчины, и женщины. Разная внешность, разный возраст, разная деятельность. Они не были знакомы, их интересы не пересекались. Но их тела находили на одной территории: в переулках неподалёку от построенного в прошлом году торгового центра в Шинагаве. Саларимен работал в ближайшем к торговому центру здании, бухгалтерская фирма находилась на другой стороне дороги, студентка училась в местном университете, актёр снимал квартиру в одной станции метро от торгового центра, турист оказался в Шинагаве во время прогулки.       — Интервал между убийствами составлял от одного до трёх месяцев. Способ убийства был одинаковый: удары тяжёлым предметом по голове. Это наталкивало на версию о серийнике. Но он не оставлял улик, и мотив преступлений не был очевиден… Ты же прочитал всё об этом, Нейро? — уточняет Яко, не уверенная, что ему интересно её слушать.       — Идиоты из полиции решили, что преступнику плевать, кого он убивает, и поэтому оставили окружение жертв в покое, — подхватывает Нейро вместо ответа на вопрос. Он умилённо хлопает глазами и тычет в щёку Яко пальцем. — А мокрице не с кем было поболтать!       — Именно общение с родственниками и друзьями жертв привело меня к догадке, — недовольно отмахивается от его конечности Яко. — У этих людей действительно не было ни общих приятелей, ни общих хобби. Но! Офисный служащий, Сато-сан, оказался частым посетителем европейского кафе в том самом ТЦ, около которого работал — и около которого находили тела. Коллеги Киёты-сана из театра упоминали среди его интересов французскую кухню. Хино-сан, по словам её любовника, ненавидела самостоятельно готовить. Акияма-сан пропала после проваленного экзамена: понятное дело, ничто не смогло бы утешить её лучше, чем вкусная еда! А пока я общалась в соцсетях с друзьями Яо-сана, я не только попрактиковала китайский, но и получила от них фотографии, которыми он поделился в день смерти. И угадай, что: среди них были фотки из того самого кафе! — Яко чуть не вопит, когда Нейро рушит переживание триумфа, больно дёргая её ухо.       — Короче говоря, ты нашла подходящий повод выгулять свой желудок, — насмешливо сверкает глазами Нейро, расцепив пальцы.       Яко отфыркивается от залезшей в глаза чёлки и баюкает ухо ладонью.       — У них был замечательный грибной крем-суп!       — И замечательный бариста, — подсказывает Нейро.       — Такада Рё действительно приготовил для меня очень вкусный латте! И очень мило его оформил. А когда я сделала ему комплимент, был так счастлив, что перестал следить за словами… — Яко вздыхает. — С последнего убийства прошло немного времени, и он не успел остыть. Стоило немного подтолкнуть его, и Такада в красках поделился со мной, что думает о китайцах, ничего не понимающих в искусстве кофеварения.       Хохот Нейро такой резкий и громкий, что у Яко закладывает и без того зудящее ухо.       — Ничего смешного, — скулит она, ударяясь затылком о спинку дивана. — Это ужасно, Нейро. Он лишил жизни пять человек только из-за того, что они плохо отозвались о его кофе. И наверняка многие из них не имели в виду того, что говорили!       — А что они могли иметь в виду?       Яко чудится в голосе Нейро искренний интерес.       — Сато-сан вообще отличался склочным характером, это подтвердили и все знакомые с ним официанты, и его коллеги. Над Хино-сан довлела ответственность за целую фирму. Киёта-сан не прошёл важный для него кастинг. Акияма-сан не сдала экзамен. Они были в стрессе — и сорвались на человеке, который не мог ответить им грубостью на рабочем месте. А Яо-сан, возможно, подобрал некорректные слова из-за языкового барьера, — Яко потёрла ладонями лицо. — Хозяин кафе очень ценил навыки Такады. Множество постоянных посетителей приходили именно за его кофе… Но у него была слишком низкая самооценка.       Нейро облизывается, словно представляет, каким мог быть злой умысел этого человека на вкус.       — Официантки сказали, что Хино-сан тоже была нередким гостем в кафе. Оказалось, Такада хорошо изучил дорогу в её офис. Как и дорогу в офис Сато-сана. Он узнал, где расположены камеры. Акияма-сан могла бы избежать смерти — но бродила по торговому центру до самого его закрытия: до конца смены Такады. Полиция не приходила допрашивать его, и Такада осмелел. Последние два убийства он совершил, нагло отпросившись на перекур, представляешь!.. Он убил их стеклянной бутылкой из-под сиропа для кофе!       Нейро издаёт звуки, похожие на клёкот.       — Это не смешно, — упрямо повторяет Яко.       — Очень смешно! — Нейро оскаливает зубы. — А смешнее всего то, что ты раскрыла преступление только благодаря таланту к болтовне и обжорству.       — Ну знаешь ли, — обижается Яко, — у меня нет демонических примочек, позволяющих незаметно взять отпечатки пальцев у десятков пассажиров и сравнить их со следами на бомбе!       — Нет, — соглашается Нейро. — Но ты легко бы заметила странности в поведении той женщины и без демонических Орудий. Если бы не заснула после обеда в самолёте!       Его пальцы цепляют щёки Яко и больно растягивают их.       — Я поражён, насекомое, что с такой беспечностью ты всё ещё жива.       Кажется, Яко лучше не рассказывать ему ни про переговоры с террористами, ни про весёлые каникулы в Индии. Она мычит и бесполезно вырывается из его пальцев.       — И что стало со скоростью твоей реакции? Ты даже не попыталась увернуться от учебника!       Нейро резко отпускает её щёки только для того, чтобы, упав на спину, дёрнуть Яко следом, обхватить руками и впечатать в себя — так, что она чуть не выплёвывает ему в лицо селезёнку.       — И потеряла гибкость. Раньше тебя можно было трижды пополам сложить — а теперь ты не можешь согнуться так, чтобы поместиться в этот твой минихолодильник!       Яко выстанывает что-то среднее между «ыыы» и «эээ». Кажется, у неё трещат рёбра.       — Ну не переживай, гусеница, я позабочусь о том, чтобы ты уже завтра туда утрамбовалась. Ещё место останется для парочки твоих тортов.       Стоило догадаться, что он разрешил оставить холодильник не из лучших побуждений.       — Раздавишь же, — хрипит Яко, упёршись в его грудь подбородком. — Дышать нечем. Отпусти.       Нейро цокает, но всё-таки ослабляет хватку. Яко жадно ловит воздух губами.       — И выносливости никакой. А ещё ты стала тяжелее, — он злорадно тычет когтем в бок, — и этому я удивлён меньше всего.       — Я выросла! — взвивается, дёрнувшись, Яко и застывает, когда Нейро проводит ладонями по её спине — уже без намерения раздавить.       — Я заметил.       Его голос звучит глухо. Нейро задирает голову, смотрит в потолок.       От запоздавшей догадки у Яко щемит в груди.       — Сколько времени, — тихо спрашивает она, — ты провёл в Аду?       — Неделю, — говорит он просто. — На полное восстановление сил хватило двух дней. Но я должен был точно убедиться, что новый разлом приведёт меня в этот мир, — он усмехается. — В этот раз я не хотел рисковать.       Яко опускает голову и крепко жмурится, прислушиваясь к его сердцебиению: один удар на каждые её пять. У Нейро всегда был не по-человечески медленный пульс — но ещё медленнее, настолько, что его было невозможно отследить, он был тогда, её три года — его неделю назад.       Всего неделю назад Нейро точно так же лежал на этом диване — и разговаривал с другой девочкой.       Яко думала, ей будет сложно заново привыкать к нему, но не думала о том, как сложно будет привыкать к обновлённому миру, к обновлённому офису — и к ней, повзрослевшей, ему.       Это объясняло всё, что он сделал сегодня. Или почти всё. Его ладони всё ещё лежат на её спине.       — Я рада, что ты вернулся, — признаётся Яко, отлично понимая, как он может извратить её слова, приравнять их к радости от возвращения пыток — и чёрт с ним, она считает важным эти слова произнести.       Нейро только переводит на неё взгляд и говорит:       — Я тоже.       В груди тянет больно и сладко. Яко осторожно обнимает его и потирается о пиджак щекой. Пахнет пеплом.       — За время моего отсутствия в Преисподней созрела всего одна загадка, — ворчит Нейро, поглаживая её лопатки.       Яко концентрирует всё внимание на его словах — иначе его прикосновения превратят её мозг в желе.       — Какая?       — Впервые за последнее тысячелетие кто-то оказался близок к убийству Императора.       — Эээ? — Яко физически чувствует, как её глаза ползут на лоб. — Ты имеешь в виду Императора Преисподней?!       — Его пытаются убить каждые два часа, в Аду не так уж много развлечений. — Яко чувствует движение: кажется, Нейро пожимает плечами. — Но делают это очень примитивными способами. У демонов скудное и тупое воображение.       Яко проглатывает замечание о том, кто это говорит.       — Наконец-то хоть один хвостатый ублюдок догадался не бросаться в пасть Императору со Злой Алебардой наперевес, а подмешать в его вино из человеческих душ сок Злой Клещевины.       Яко понятия не имеет, шутит ли Нейро про человеческие души, — и даже не хочет уточнять.       — Вот только идиоту приспичило совершить убийство во время линьки, и он наследил на императорской кухне кусками сброшенной чешуи, фу-ха-ха! — Грудная клетка Нейро трясётся от смеха — с ней трясётся и Яко. — Загадка была сытной, но пресной. После неё даже злой умысел той женщины с простейшим взрывным устройством напоминает редкий деликатес.       — Ты попробуешь ещё много деликатесов, — обещает Яко, и твёрдо верит в свои слова. — Люди тебя не разочаруют.       Нейро сыто жмурится, глядя ей в глаза, и проводит ладонями по спине вниз — ощутимее прежнего. Демон.       — О, это в их интересах — не разочаровывать меня.       Ох.       Во рту пустыня. Пережив волну нервной тёплой дрожи, Яко, наконец, решается.       — Нейро… Можно задать тебе вопрос?       Он приподнимает брови.       — С каких пор тебя интересует, есть ли у меня желание слушать твою глупую болтовню, мокрица?       Яко хмыкает и мнёт вспотевшими ладонями лацканы его пиджака. Его ладони греют её голую поясницу: футболка задралась.       — Если… — сердце бешено заходится в груди, и Нейро определённо его слышит. — Если я поцелую тебя, то обожгусь кислотой, верно?..       Повисшее молчание режет её наживую. Наверное, Нейро удивлён её словами — Яко не понимает этого в темноте.       — Может быть.       Яко чуть ли не выругивается по-годаевски. Ну может он хотя бы сейчас над ней не издеваться?!       — Или я всего лишь сверну тебе шею!       Голос у Нейро, соответственно опасениям, слишком весёлый.       — Ладно, — Яко мрачно выдыхает. — Я тебя поняла. Можешь не продолжа…       — А может оказаться и так, что поцелуй с демоном равнозначен официальному согласию на вечное рабство, — радостно перебивает Нейро. — Кроме того, твои губы запечатает демоническое клеймо, и ты не сможешь использовать свой прожорливый рот, пока я тебе не разрешу.       Какой ужас. Яко со стоном падает лбом в его грудь.       — Лучше сразу сверни мне шею.       Нейро размыкает недообъятие. Что ж, мысленно ободряет себя Яко. Всё будет как раньше. Всё в порядке.       Она с трудом давит всхлип.       — А возможно, с тобой ничего не случится, — вдруг произносит Нейро. Его ладонь осторожно накрывает её макушку, и Яко, зарывшись лицом в его шейный платок, всё-таки стыдно всхлипывает. — Потому что в регуляции кислоты нет ничего сложного.       Он больше ничего не говорит — только перебирает пальцами её волосы. И Яко, крепко вцепившись в ткань его пиджака, вскидывает голову.       Нейро отлично видит в темноте, а у неё наверняка безнадёжно нелепый вид. Её волосы в беспорядке, в беспорядке её чувства: лицо горит, глаза влажнеют, и губы дрожат. Но она была нелепой для него всегда, с самой первой встречи — так стоит ли беспокоиться об этом?.. Нейро смотрит на неё из-под угольно-чёрных ресниц, поправляет заколку в её волосах — и улыбается.       У каждой загадки есть правильный ответ — но нужно приложить усилия, чтобы отыскать его. Поэтому Яко, закрыв глаза, прижимается к улыбке Нейро губами.       Она не умирает. С её лица не сползает кожа, посреди офиса не распахиваются врата в Преисподнюю, из них не выбегает рогатый свидетель заключения рабского контракта. Даже её шея в порядке.       Яко тепло. И приятно.       У Нейро тонкие жёсткие губы, но они ей послушны, и от этого по телу разбегаются мурашки. Когда Яко робко касается губ языком, Нейро открывает рот. Внутри он действительно жжётся — как конфета-шипучка. Горькая и щекотная. Яко замирает, судорожно втягивая воздух носом. На затылок чуть давит тяжёлая ладонь. Яко приоткрывает глаза и вздрагивает, падая в горящую в темноте зелёную радужку.       Нейро тепло усмехается ей в губы. Кажется, ему интересно позволять ей себя изучать. Кажется, это его способ изучить её.       Лицо обдаёт волнами жара, но Яко упрямо хмурится, вновь закрывая глаза. Она решительнее вжимается в него. Она ведёт по губам языком, запоминая островатый вкус кожи. Она трогает пальцами его волосы, уши, трогает языком его язык — и не сдерживает стон, когда он толкается навстречу. Язык Нейро горячий, скользкий — и он мягче, чем Яко представляла. Яко ловит его губами и впускает в себя. Он длинный. Когда он щекочет её нёбо, поджимаются пальцы на ногах.       — Яко, — зовёт Нейро, отстраняясь, и проводит ладонями в мягких перчатках по её плечам.       — Ммм?..       Яко больше не открывает глаза: этого слишком много. И тогда Нейро гладит её лицо, касается ресниц кончиками пальцев, заправляет прядь волос за горящее ухо, ласково отодвигает её чёлку, целует её лоб.       Яко дрожит всем телом и не понимает, откуда он научился быть нежным. Яко не понимает, как она ещё жива, почему… Она выдыхает почти с облегчением, когда его длинные пальцы жёстко обхватывают её челюсть, заставляют открыть рот, — вот теперь это так, как она могла ожидать от него, и Яко задавленно стонет, когда он жадно вылизывает её изнутри.       Он не позволяет себе обжечь её слюной — но его зубы всё такие же острые, и когда Нейро, не сдержавшись, кусает её губы, это очень больно. Яко дёргается, и от этого царапается ещё сильнее. Губы печёт, Нейро гладит их языком, будто извиняясь, и Яко понимает, что они в крови, — но не понимает, пытается он эту кровь слизать или размазать по губам сильнее. Она в отместку ловит и прикусывает его язык — Нейро довольно урчит, и от этого вибрирующего звука горячеет между ног.       Интересно, а будет ли кровь, когда он её…       От острой опасной мысли спину прошивает мурашками. Пульс в висках звереет.       — Нейро, — шепчет Яко, потираясь носом о его щёку, желая больше, чем способна озвучить.       Слепо поцеловав его, она приподнимается, упирается ладонями ему в грудь. Она неловко ёрзает на нём, и от этого движения Нейро впивается пальцами ей в бёдра. Услышав его резкий выдох, Яко распахивает глаза. Она различает в белом лунном свете что-то мучительное и дикое на его лице — и почти не различает зелёного огня радужки за широкими чёрными зрачками.       — Я… я… — лепечет Яко, дёргая пуговицы на его пиджаке, путаясь в своих пальцах и в своих желаниях.       Она не хочет, чтобы он снова пропадал.       Она хочет…       Резкий протяжный звук заставляет её подпрыгнуть, а Нейро — удивлённо моргнуть. Это похоже на вой умирающего слона — а может и целого кита. Умирающих дуэтом слона и кита. Что бы это ни было, оно определённо разбудило Акане-чан — хотя Яко уверена, что косичка всё это время тактично притворялась спящей за обоями.       Вой повторяется. И это…       Истерический смешок выпадает у Яко изо рта. Лицо Нейро мрачнеет. В его голосе — загробный звон.       — Твой желудок.       Яко в беззвучном крике роняет лицо в ладони.       Еда на борту самолёта… Сколько часов прошло?! Яко в ужасе осознаёт, что не только пропустила обязательный второй обед — даже не поужинала. Она отнимает руки от лица и обхватывает живот. Желудок и кишечник с очередным укоряющим стоном липнут к позвоночнику.       — Я… хочу есть, Нейро, — виновато заканчивает Яко. — Очень.       Тёмные спирали вокруг его сузившихся зрачков не обещают ей ничего хорошего. Как и врезавшиеся в бёдра когти — уже без всякого намёка на влечение. Будут синяки, но Яко сейчас это мало волнует. Она складывает ладони в умоляющем жесте и частит:       — В прошлом году в доме за офисом открыли комбини, я быстро сбегаю, Нейро, всего пять минут, правда, честно, если не успею, можешь скормить мне свои ботинки!       Нейро рычит утробно, по-звериному, но глаза закатывает совсем как человек.       — Шевелись, улитка, — рявкает он, спихивая Яко с себя на пол.       Он спрыгивает с дивана следом, длинными раздражёнными шагами пересекает офис и широко распахивает дверь.       Яко, оправив одежду, похлопав себя по щекам и окончательно наплевав на причёску, осторожно выбирается на тускло освещённую лестничную площадку. Нейро выходит за ней, и Яко оглядывается на него в недоумении. Он что, решил ускорить её пинком с лестницы?       Нейро, приподняв бровь, рассматривает её лицо, а потом со вздохом цепляет Яко за шиворот и, захлопнув дверь в офис, спускается по ступеням.       Яко поражённо болтается в его когтях и машинально трогает пальцами саднящую губу. Всё ещё кровит.       Кажется, это первый раз, когда Нейро её ранил. И кажется, — Яко поднимает взгляд на его сосредоточенное лицо и улыбается — это первый раз, когда они вместе идут искать еду для неё.