It's all coming back to me, Roses on the breeze. You'll always be the love of my life. Roses On A Breeze by Bear's Den
В Эрвине Смите есть что-то особенное. Леви понимает это в ту самую секунду, когда два их мира сталкиваются. Это не обязательно искра узнавания, но это единственное, что приходит на ум, когда Леви впервые контактирует с ним, даже несмотря на то, что борется за свою жизнь, защищаясь маленьким острым лезвием. Что-то меняется, когда Леви впервые встречает Эрвина Смита, но он практически не осознает этого до тех пор, пока несколько недель спустя не оказывается впервые за пределами стен, укрытый пеленой дождя и покрытый кровью титанов, отягощенный горем по своим друзьям. Только когда Леви приставляет лезвие к шее Эрвина, когда оно впивается в плоть его руки, все, кажется, сходится воедино. Он знает Эрвина. Леви вспоминает Эрвина, но не так. В одно мгновение это словно обрушивается на него. Внезапно он бежит за Эрвином сквозь дождь, ныряя в укрытие и проклиная себя за то, что позволил тому убедить себя прогуляться сегодня вечером. Затем он резко останавливается под крышей у многоквартирного здания. Они на противоположном конце города от дома, оба не узнают здание, под которым прячутся, но как только они останавливаются и Леви переводит дыхание, стоя рядом с Эрвином, он чувствует себя дома. Эрвин сжимает клинок. Рука Леви неуверенно дрожит. Он хочет бросить оружие, хочет упасть на колени, но застывает, глядя в холодные голубые глаза Эрвина, знакомые и незнакомые одновременно. — Это были титаны! — кричит Эрвин. — Ты идиот, — бормочет Леви, переведя дыхание. — А? — спрашивает Эрвин рядом с ним. Когда Леви рискует взглянуть в его сторону, посылает ему легкую улыбку. — Да, — заверяет Леви, — я мог бы легко вызвать такси. Теперь же мы промокли насквозь и в часе езды от твоего дома… — Но ты пошел за мной. — Если мы просто будем сидеть взаперти за стенами, нам никогда не выбраться из этого кошмара, — настаивает Эрвин, этот Эрвин, стоя на коленях перед Леви, с кровью на руке, но все равно промокший до костей. И Леви не может сдержаться и смотрит на него с недоверием, шоком и замешательством во взгляде, пока все шестеренки в его голове, щелкая, не встают на свои места. Леви усмехается. — А что я должен был делать? Ты просто бросил меня там. — И теперь мы здесь, — говорит Эрвин, глядя на здание, под которым они прячутся. Леви закатывает глаза, но когда Эрвин делает шаг к нему, не делает никаких попыток, чтобы остановить его. — Спасибо, что указал на очевидное. Эрвин улыбается, впиваясь взглядом в Леви. Затем, перекрывая шум проливного дождя, шепчет: — Ты такой красивый. Эрвин начинает подниматься на ноги, и Леви ничего не делает, чтобы остановить его, бессильный под тяжестью его взгляда, под тяжестью воспоминаний и чувств, переполняющих его. На мгновение он не уверен в том, что реально, а что нет. — Что? — ошеломленно спрашивает Леви. Его сердце бешено колотится, но теперь совсем по другой причине. Не из-за пробежки длиной в несколько кварталов, а из-за слов, слетевших с губ Эрвина. — Извини, — говорит Эрвин с улыбкой на губах, — я думал, что просто указываю на очевидное. И Леви, обычно невосприимчивый к комплиментам, наконец сдается. Он отводит глаза, нерешительно пихая друга. Человека, в которого влюблен. Почти любовника. Эрвин делает еще один шаг к нему. — А как насчет тебя, Леви? — спрашивает Эрвин сильным командным голосом. — Ты позволишь себе оставаться слепым? Чего Леви не говорит, чего не может сказать, так это того, что сейчас он видит яснее, чем когда-либо в своей жизни. Пальцы Эрвина на удивление теплые, когда он приподнимает ими его подбородок, когда проводит большим пальцем по линии челюсти. Он ничего не говорит, но ему и не нужно — все читается в его глазах, и Леви не собирается его останавливать. Когда их губы наконец встречаются, стены Леви рушатся. Леви вспоминает Эрвина. Он знает Эрвина, и, может быть, именно это мешает ему убить его в тот роковой день. Возможно, это повлияло на его решение остаться в Разведывательном корпусе. Что бы это ни было, Леви вспоминает больше об этом за годы, проведенные рядом с Эрвином. Он также понимает, что Эрвин ничего не помнит.***
Сначала Леви списывает это на травму от потери Фарлана и Изабель, на этот поворотный момент в его жизни, но когда эти образы остаются в его сознании, ясные как день, когда они возвращаются к нему снова и снова во сне и даже во время бодрствования, их становится невозможным отрицать. Дело в том, что он помнит Эрвина, но как неуклюжего, долговязого подростка, как юношу, что быстро врос в его разум и под кожу, как соседа по улице, как своего лучшего друга и предмет его подростковых фантазий. Леви помнит Эрвина в деловом костюме, с зачесанными набок волосами или приодетого для выпускного бала. Полуобнаженным на кровати, бросающего лукавую улыбку, прежде чем накрыть своим телом. Он помнит, как рос с Эрвином, как начинал с ним совместную жизнь, но это невозможно, потому что это не Эрвин из этой жизни. Воспоминания возвращаются к Леви по кусочкам после того момента вне стен — момента, который навсегда изменил жизнь Леви. Они не приходят, накрывая волной, скорее случайными, неожиданными частями, когда Леви просто начинает думать, что, возможно, все это было просто очень ярким сном. Что, может быть, он просто невинно (хотя и довольно неуместно) влюблен в своего Командира. Но это просто не имеет смысла, не складывается, и по мере того, как Эрвин и Леви начинают сближаться, как только начинает формироваться их партнерство и дружба, воспоминания приходят только чаще, становясь все более яркими. Спустя почти два года службы в Разведке Леви уже не сомневается в реинкарнации. Некоторые сказали бы, что это его способ справиться с огромными потерями, которые он понес как солдат, и он позволил бы им так думать, но он знает правду. Дело в том, что он и Командир связаны прошлой жизнью, независимо от того, знает второй об этом или нет. Проблема в том, что он не знает. Иногда Леви кажется, что он видит ее — вспышку узнавания в глазах Эрвина, когда они сидят вместе в его кабинете, когда Леви приносит ему обед или когда он просит Леви помочь разработать план, или сформировать состав экспедиции, но она исчезает так же быстро, как появляется. Леви требуется почти три года, чтобы набраться смелости и что-то сказать. Это происходит тихим вечером, когда они вдвоем сидят в кабинете Эрвина, друг напротив друга за его столом, обсуждая планы будущей экспедиции снова, и снова, и снова. После пары часов работы Леви уходит за чаем, внутренне подбадривая себя. Вот оно. Сегодня вечером ты спросишь об этом Эрвина. Ты можешь это сделать. И взгляд, который бросает на него Эрвин, когда он возвращается в кабинет, только укрепляет его уверенность. В его глазах снова вспыхивает искра узнавания, что-то такое, что Леви испытывал бесчисленное количество раз. Эрвин тоже должен это чувствовать. Когда они еще раз осматривают строй в поисках возможных дыр или слабых мест, Леви с трудом сосредотачивается. Вместо того чтобы обращать внимание на слова Эрвина, он ловит себя на том, что изучает его лицо, жесткие морщинки вокруг глаз, слегка опущенные губы. Он, закаленный командир, изменившийся после бесчисленных экспедиций и гибели сотен солдат, но в нем есть и эта мягкая непосредственность молодости. Леви видит ее по тому, как он закрывает глаза после глотка чая, по тому, как его слова ускоряются, когда он обсуждает следующую экспедицию и новую формацию: — Я правда думаю это сработает, Леви. И вот так Леви теряется, изучая движения Эрвина, его манеры и голос. Он ловит себя на том, что мысленно обводит жесткую линию челюсти, мягкую плоть губ, мозолистые пальцы и сильные руки. Он теряется, изучая Эрвина, пока его голос не возвращает его на землю. — Леви? Он словно выходит из транса и вскидывает голову. — Да, извини, — бормочет он, — что ты сказал? Эрвин некоторое время изучает его, словно пытаясь понять мысли, проносящиеся в голове Леви. — Я хотел спросить, что ты думаешь о том, чтобы оставить повозки с припасами в задней части строя, — говорит он, — или было бы разумнее переместить их в середину. — О, — выдыхает Леви, — я… Наверное, в середине. Эрвин прищуривается, нахмурив брови. Он знает, что что-то не так. Леви должен быть осторожнее. — Что у тебя на уме? — спрашивает Эрвин. И сейчас лучшее время, чем когда-либо. Леви прочищает горло, выжидает секунду, а затем, наконец, делает решительный шаг. — Ты веришь в реинкарнацию? Эрвин на мгновение замолкает. — Реинкарнацию? — осторожно спрашивает он, удивленный внезапным поворотом разговора. — Да, — говорит Леви. — Вроде как прошлые жизни. — Я знаю, что такое реинкарнация, — говорит Эрвин, — но почему ты спрашиваешь? Леви открывает рот, но тут же закрывает его. С чего он вообще должен начать? Как он объяснит Эрвину, что абсолютно уверен, что помнит его с прошлой жизни? Что он не сошел с ума и просто имеет ввиду… И тогда он решает отступить. — Не знаю, — бормочет он, — забудь. Это глупо. Извини, что спросил. — Леви, — Эрвин тянется вперед, чтобы взять его за руку, и только тогда Леви осознает, что начал вставать, готовый сбежать от ситуации. Теперь он смотрит на руку Эрвина, пальцы которой обхватывают его собственную, и пытается не думать о том, как они впервые взялись за руки целую жизнь назад. — Что? — спрашивает Леви почти шепотом. Волосы на руках встают дыбом. — Это не глупо, — настаивает Эрвин. Через мгновение он отпускает руку Леви, жестом предлагая ему снова сесть. И кто такой Леви, чтобы ослушаться его? — У моего отца были теории о реинкарнации, — говорит Эрвин, как только Леви снова садится. — Но… Я не придавал им особого значения. Я был больше занят текущей задачей. Но если есть что-то, что вызвало это… — Нет, — перебивает Леви, — я имею в виду, не особо. Мне просто было интересно. — Ты не задаешь бессмысленных вопросов, — настаивает Эрвин, не сводя глаз с Леви в поисках правды. — Так почему спрашиваешь сейчас? Леви вздыхает. Он проводит рукой по волосам, отводя взгляд. Теперь уже точно ясно, что Эрвин ничего не помнит, и он не может солгать ему. У них крепкая связь, отношения, основанные на доверии. Если он сейчас соврет Эрвину, он потеряет его непоколебимое доверие, а он не хочет его терять, не хочет терять эти отношения, какими бы они ни были. — Когда мы встретились, что-то… изменилось, — пытается объяснить Леви. Он видит, как губы Эрвина на мгновение растягиваются в легкой улыбке, но как только тот чувствует, насколько он серьезен, улыбка исчезает. — Что ты имеешь в виду под «изменилось»? — спрашивает Эрвин. — Словно узнавание, — пытается объяснить Леви, — что невозможно, потому что я никогда раньше тебя не видел. А потом, после той первой экспедиции, когда я пытался убить тебя… Леви пытается не замечать, как Эрвин впивается большим пальцем в собственную ладонь, словно заново переживая тот момент, но игнорировать это невозможно. — Это было как… — он качает головой. — Я не знаю, как это объяснить. Как будто я что-то вспомнил, но это не могло быть из этой жизни. Я чувствовал себя почти как во сне. На мгновение в кабинете Эрвина воцаряется тишина. Его взгляд ни разу не дрогнул, не оторвался от лица Леви, даже когда он пытался переварить всю информацию, которую Леви вывалил на него, как бы странно та ни звучала. — Стресс и горе влияют на людей по-разному… — начинает Эрвин, но не успевает закончить, как Леви качает головой. — Это был не стресс, — настаивает он. — Или горе. Это было… по-другому. — Как? — спрашивает Эрвин. Леви вздыхает. Он первым снова разрывает зрительный контакт и смотрит на свои руки. Он помнит тот момент ясно, как день — Эрвин, стоящий перед ним на коленях с клинком в ладони, и Эрвин, стоящий перед ним с улыбкой на губах, наклоняющийся для поцелуя. — Просто все было по-другому, — бормочет он. — Это глупо, забудь, что я говорил. И снова Эрвин останавливает его, протягивает руку, чтобы коснуться руки, словно удерживая его в настоящем. — Попробуй. И вот так все и выходит наружу. — Мы были моложе, — говорит Леви, — шел дождь, но мы были не за стенами. Мы были в каком-то городе, но не таком, как города в пределах стен. Здания были намного выше, ровнее, чище… Я не знаю. — Что случилось? — спрашивает Эрвин настойчиво. — Как ты думаешь, почему это связано с моментом здесь? — Не знаю, — говорит Леви, — не понимаю. Мы просто… Разговаривали. — О чем? Глаза Леви сужаются. — Почему это так важно? Только тогда он понимает, насколько серьезным выглядит Эрвин. Он не думает, что он сумасшедший. Он пытается понять. Это больше, чем Леви мог надеяться, и слова Эрвина только подтверждают это. — Я хочу понять, — настаивает Эрвин, — если моего отца убили за то, во что он верил, и у него были теории о реинкарнации, то есть шанс, что это правда. Леви сглатывает. — Ох. — Так о чем мы говорили? — спрашивает Эрвин. — В этом воспоминании? — Мы…… Я бежал за тобой под дождем, и мы остановились под крышей здания. Я тебе кое-что наплел… Не знаю, это не важно. — Леви… — Ты поцеловал меня, — наконец говорит Леви. — В этом воспоминании ты поцеловал меня. Это все, что я помню. И потом, как Леви и опасался, Эрвин замолкает. Внезапно его рука наливается тяжестью, но он ее не убирает. На мгновение Леви думает о том, чтобы сплести их пальцы вместе, просто чтобы понять, почувствует ли он то же самое, но он этого не делает. Вместо этого он просто сглатывает, ожидая, что Эрвин оттолкнет его, скажет уйти. Но он этого не делает.***
Через несколько дней после признания Эрвин приходит к нему. Леви во дворе, тренируется с новобранцами, и краем глаза замечает Командира, стоящего в стороне и наблюдающего. Распределив наконец кадетов на группы для спарринга, он подходит к нему. — Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает Леви. Он чувствует себя скованным рядом с Эрвином, по-другому после их разговора о реинкарнации. Хотя тот не назвал Леви сумасшедшим и не говорил, что тому просто мерещится, он также не подтверждал и не опровергал его теории. Не говоря уже о том, что тот ни словом не обмолвился о предполагаемом поцелуе, который помнит Леви. — На пару слов, — мягко говорит Эрвин, — когда вы закончите. — В твоем кабинете? — спрашивает Леви. — Да. Леви все-таки появляется почти через час, после того как он распустил своих кадетов и убрался. Он входит в дверь кабинета Эрвина без стука и с чаем для себя и своего командира. — Ты хотел меня видеть, — говорит Леви, садясь на свое обычное место напротив Эрвина. — Да, — отвечает Эрвин. Какое-то время он не притрагивается к чаю, вместо этого открыв ящик стола, чтобы достать что-то похожее на старый потрепанный дневник. Он кладет его на стол и подталкивает к Леви, чтобы тот взял его. — Это единственная личная вещь моего отца, которую мне удалось спрятать, когда они забрали его, — говорит Эрвин, когда Леви берет книгу и начинает листать ее. Страницы потрёпанные, испещрены заметками, как старыми, так и новыми, некоторые написаны почерком Эрвина, а некоторые — другим. — Это один из его многочисленных дневников, — объясняет Эрвин. — Хотя я уверен, что в книгах, которые они забрали, было еще больше информации. Тут много его теорий о титанах и стенах, а также некоторая информация о потере памяти и реинкарнации. Леви замолкает и смотрит на Эрвина. — Почему ты делишься со мной? Эрвин улыбается Леви. — Потому что ты первый, кто заговорил о реинкарнации, не считая моего отца. Там есть кое-какая информация, которая может тебе пригодиться. Похоже, она предназначалась для тебя. — Я не могу его взять, — говорит Леви, кладя дневник обратно на стол, хотя не может не задаться вопросом, что же написал отец Эрвина о реинкарнации. Совпадет ли информация с тем, что переживает Леви? — Я одолжу его тебе, — говорит Эрвин. — Я доверяю тебе, Леви. И если это поможет тебе понять или если ты поможешь мне разобраться в этом, я хочу, чтобы ты его взял. Леви сглатывает. — А что там говорится о реинкарнации? Он уверен, что Эрвин уже читал дневник снова и снова. Он должен знать, что там написано, скорее всего, наизусть. — Информации не так уж много, — говорит Эрвин, — и все это лишь теории… — Но… — Но он упоминает, что некоторые люди, если их связь с прошлой жизнью достаточно сильна, могут вспомнить ее фрагменты. Фрагменты. Вот хорошее слово для этого. Воспоминания приходят к Леви лишь обрывками, неожиданными и неконтролируемыми. — Что это вызывает? — спрашивает он. — Травма, — отвечает Эрвин, — стресс, незаконченные дела или, возможно, воссоединение с кем-то из прошлой жизни. Глаза Леви расширяются. — Например… — Например как со мной, — подтверждает Эрвин. — Я могу не помнить этого, как ты, но было бы неправильным не верить тебе, особенно, если мой отец верил в реинкарнацию. Он еще ни разу ошибся. Леви сглатывает. Образы, воспоминания мелькают перед его глазами. Эрвин дает ему ключ от квартиры… — Я доверяю тебе. Я хочу, чтобы ты стал частью моей жизни, Леви. Эрвин, улыбающийся ему в утреннем свете… — Ты невероятный, ты знаешь это? И он протягивает руку, чтобы взять дневник. — Я прочту, — говорит он, — но не могу обещать, что это поможет.***
Все так, абсолютно все. Леви ловит каждое слово отца Эрвина и сразу же понимает, почему Эрвин делает так же уже много лет. Не то чтобы он когда-либо сомневался в обоснованности исследований и убеждений этого человека. Но совсем другое дело держать это в руках, читать то, что кто-то, совершенно незнакомый человек, написал десятилетия назад, и точно понимать, что он имел в виду. Совсем другое дело, когда кто-то облекает твои мысли в слова. Воспоминания Леви приходят волнами, как и предполагает дневник. Они кажутся более яркими, чем сны, похожими на галлюцинации, но Леви способен определить, что есть настоящее, а что — прошлое. Что, так сказать, «реально», а что нет. По крайней мере, не в этой жизни. Он не может контролировать, когда это происходит, но когда происходит, это захватывает все его чувства, все его тело. Дневник просто подтверждает опыт Леви, и когда Леви подтверждает это Эрвину, тот верит ему, не задавая вопросов. То доверие, которое Командир питает к нему, даже не испытав того же, что и Леви, удивительно. На самом деле, если бы это случилось три, даже два года назад, Леви был бы удивлен, но не сейчас. Он будет первым, кто признает, что теперь у них более тесная связь, и не только из-за их общего прошлого. Черт возьми, Эрвин даже не помнит той его части. Само собой разумеется, что они были вместе в той прошлой жизни. Эрвину не нужно спрашивать, а Леви не нужно рассказывать. Как и многие вещи в их жизни, это остается невысказанным, и с этого момента их отношения уже никогда не будут прежними.***
В ночь после возвращения из одной из экспедиций в штаб-квартиру Разведывательного корпуса начинается безжалостная буря. В ту же секунду, когда Леви слышит, как дождь барабанит по окну, он знает, что ему не удастся заснуть. Каждый раз, когда он закрывает глаза, звук дождя превращается во что-то другое: стук копыт, тяжелые шаги, далекие крики павших солдат. Он пытается выбросить из головы эти образы и воспоминания, но они не уходят. Несмотря на хорошие воспоминания Леви о дожде, как из этой жизни, так и из прошлой, все, что он слышит, — это боль, ужас, смерть. Поэтому посреди ночи он блуждает по темным коридорам, пока не добирается до кабинета Эрвина и примыкающей к нему спальни. К счастью, из-под двери просачивается свет, и он, даже не постучавшись, входит внутрь. И действительно, Эрвин сидит в другом конце комнаты за своим столом, склонив голову, читает документы, которые, вероятно, изучает уже несколько часов. Однако он поднимает глаза, когда Леви входит в комнату, и на мгновение они обмениваются понимающими взглядами. — Не могу уснуть, — бормочет Леви в оправдание — не то чтобы ему нужно это делать — и прямиком направляется к дивану. Большую часть ночи Леви сидит на этом месте, наблюдая за работой Эрвина, перечитывая бумаги и газеты, которые он уже много раз просматривал. Именно на этом диване Леви в конце концов падает в беспамятство. Позже, когда он проснется, он объяснит это тем, что комната Эрвина находится в противоположной стороне здания, что дождь, стучащий в его собственное окно, в окно Эрвина стучит мягче. Он никогда не признается, что чувствует себя в безопасности в кабинете Эрвина, в его компании. Но когда он все-таки просыпается, сонный, в почти бессознательном состоянии, то только потому, что что-то изменилось, потому что на его тело накинуто одеяло: мягкое теплое и успокаивающее. Леви протягивает руку, чтобы схватить одеяло и обернуть его вокруг плеч, и в этот момент его рука едва не натыкается на что-то, зависшее прямо над ним. Ему не нужно открывать глаза, чтобы понять, что это, скорее всего, рука Эрвина. Вместо этого он просто удобнее устраивается на диване, полусонный и благодарный за дополнительное тепло и понимание. Чего он не ожидает, так это того, что через несколько мгновений эта рука вернется. На этот раз не Леви случайно натыкается на нее, а Эрвин тянется вниз: его пальцы нежно танцуют по щеке, челюсти, подбородку. Обычно Леви напрягается от такого интимного прикосновения, но в полусне он просто вздыхает, расслабляясь. В своем затуманенном сном сознании Леви гадает, является ли это просто остатком воспоминания, является ли это чем-то, что просто произошло целую жизнь назад — более яркое сейчас, когда он почти спит, или Эрвин Смит, 13-й командир Разведывательного корпуса, действительно допускает такой интимный момент только потому, что думает, что Леви спит.***
Время идет, и они становятся ближе. Леви чаще всего оказывается рядом с Эрвином, помогая тому сформулировать план предстоящей экспедиции, помогая найти правильные слова, чтобы сказать родителям, что их сын или дочь погибли, доблестно сражаясь за свободу человечества. В другие вечера Леви лежит на диване Эрвина и читает вслух, пока тот не оторвется от работы, отвлекшись на настойчивость Леви. А иногда он обнаруживает, что сидит на краю стола Эрвина и вырывает у него из рук бумаги, пытаясь заставить того расслабиться. — Ты сдохнешь, если будешь так работать, — говорит Леви, пытаясь вырвать документы прямо из рук Эрвина, находясь в кои-то веки выше, чем его Командир, сидящий за столом. — Не сдохну, — настаивает Эрвин, протягивая руку за бумагами, хотя его попытки вернуть их тщетны. — Мне нужно закончить с этим, Леви. — Да, звучит отлично, — продолжает Леви, не обращая внимания на протесты. — Эрвин Смит, великий командир Разведывательного корпуса, найден мертвым за своим столом, потому что был слишком упрям, чтобы сделать перерыв. — Леви… — Десять минут, — настаивает Леви. Он делает шаг назад от Эрвина, складывает бумагу и засовывает ту в карман. — Просто прервись и дай мне десять минут, — говорит он, кладя руки Эрвину на плечи. Мужчина напрягается при соприкосновении, открывает рот и тут же закрывает его. Леви улыбается. — Как тебе такое? — Тогда мне придется просто поработать позже, — пытается возразить Эрвин. — Тогда поработай позже, — парирует Леви, упираясь большими пальцами в плечи Эрвина, как бы доказывая свою правоту. Чего он не ожидает, так это того, что его Командир немедленно расслабится под давлением: плечи слегка поникнут, а голова склонится. Леви застывает на какую-то долю секунды, беспокоясь, что, может быть, он переступил какой-то невидимый порог, и Эрвин отстранится в любую секунду. Но ничего не происходит, и снова, когда он вдавливает пальцы в плоть, Эрвин расслабляется. — Я принесу тебе чай, — говорит Леви и начинает выводить маленькие круги большими пальцами, как будто пытаясь снять напряжение, как в прямом, так и в переносном смысле. — И не дам тебе заснуть и пускать слюни на твою тяжелую работу. Идёт? Эрвин отвечает не сразу. Вместо этого он просто мычит в ответ, и Леви принимает это как «да», улыбаясь про себя. Он начинает разминать напряженные мышцы своего Командира. Он никак не ожидал, что это произойдет, и уж точно ни в коем случае не планировал этого, но Леви рад, что Эрвин не останавливает его. Тому действительно нужно время от времени расслабляться, и если это то, что от него требуется, то так тому и быть. В течение следующих десяти-пятнадцати минут Леви чувствует, как Эрвин плавится под его ладонями, он разрабатывает его спину, шею, плечи и даже руки ловкими пальцами и просто правильным количеством давления — жестко, но не в полную силу. И к его удивлению (и восторгу) Эрвин полностью поддается прикосновениям, даже время от времени тянется к пальцам Леви. Только когда он надавливает на особенно нежное место на шее и Эрвин издает хриплый вздох, почти граничащий со стоном, тогда Леви убирает пальцы так же быстро, как они там появились. Дело не в том, что Леви не хочет помочь, не в том, что он не хочет сделать Эрвину хорошо, просто… Ну, на самом деле все наоборот. Леви хочет, чтобы Эрвину было хорошо. Он хочет прикоснуться к нему, хочет почувствовать, как он тает под его руками, и в этом-то вся проблема. Эрвин, кажется, тоже понимает, почему Леви отстраняется, и, как щелчок выключателя, он возвращается к своему обычному «я», но не раньше, чем тянется к руке Леви, прежде чем тот уходит, и тихо бормочет: — Спасибо, Леви.***
— Это не твоя вина, — мягко говорит Эрвин, присаживаясь на край кровати. Нога Леви лежит на колене Эрвина, и тот нежно обхватывает ее своими ловкими пальцами. Командир без предупреждения появился у двери Леви вскоре после возвращения домой и потребовал, чтобы его ногу осмотрели. Когда тот отказался, Эрвин попросил его хотя бы дать ей отдохнуть, что привело их к этому моменту. Леви пытается сдержать слезы, в то время как Эрвин настаивает, что он не сделал ничего плохого. Но когда Леви закрывает глаза, он видит только мертвых солдат и друзей. Его отряд погиб в одно мгновение, потому что его там не было. — Эрвин… — Я знаю, что ты будешь винить себя, точно так же, как ты винил себя из-за Фарлана и Изабель, — говорит Эрвин как ни в чем не бывало. — Но это не твоя вина. Ты ничего не смог бы сделать, чтобы изменить исход их судьбы, не потеряв при этом свою собственную жизнь. — Эрвин… Леви хочет возразить, но тут его словно волной накрывает воспоминание. — Ты ничего не смог бы сделать. Леви помнит эти слова, сказанные ему Эрвином таким же тоном сразу после того, как он получил известие о кончине матери. Случайная передозировка отпускаемых по рецепту лекарств, которые она принимала в течение многих лет. По правде говоря, он не мог этого знать, но это не мешает ему винить себя. Они с Эрвином в больнице, и тот присел на корточки перед ним, сидящим опустошенным и потерянным в больничном кресле. Ему всего 22 года, а он уже потерял обоих родителей. — Посмотри на меня, — шепчет Эрвин, протягивая руку, чтобы нежно взять его за подбородок, — это не твоя вина. И, как и в его воспоминаниях, Леви подается вперед, на Эрвина, переполненный бьющими через край эмоциями. Только сейчас они в десять раз сильнее — горе перетекает из прошлой жизни в эту, смешиваясь с гневом, разочарованием и ненавистью к себе, которую он испытывает из-за того, что позволил своему отряду умереть. Эрвин, кажется, сразу все понимает. — Это… — начинает он. Леви кивает прежде, чем тот успевает задать вопрос. — Да, — задыхается он, — Да. И точно так же, как раньше, в прошлой жизни, Эрвин обнимает его.***
Леви влюблен в Эрвина Смита. Он влюблен в Эрвина, и это чувство почти достигает апогея, когда тот теряет руку и почти свою жизнь за стеной, без Леви рядом с ним. Слова любви остались невысказанными с тех пор, как он рассказал Эрвину о своих воспоминаниях, с тех пор, как они впервые сблизились друг с другом. Они были вместе в прошлой жизни, и часто Леви жаждет этой связи сейчас. Он знает, что между ними что-то есть, и всегда будет, но он также понимает риск, связанный с этим. Однако он ничего не может поделать с тем, как его защита рушится, когда они с Эрвином остаются наедине. Дело в том, что он боится потерять Эрвина, единственного человека, ради которого прошел бы через ад. Романтические у них отношения или нет — не имеет никакого значения. — Я не… — заикается Леви, сидя у постели Эрвина. — Мы не знали, жив ли ты… — Леви, я в порядке, — настаивает Эрвин, сонный, накачанный обезболивающим, но все еще способный одарить его полуулыбкой, которая предназначена успокоить Леви, но лишь только больше обеспокоивает. — У тебя нет гребаной руки, Эрвин. — Но я жив, — возражает он. Леви усмехается, скрестив руки на груди. — Едва ли. На мгновение воцаряется тишина. На мгновение они с Эрвином обмениваются понимающими взглядами. Тот знает, почему Леви так взволнован, почему он так волнуется. Затем Эрвин похлопывает по кровати левой рукой — единственной оставшейся рукой — жестом приглашая Леви сесть рядом с ним. — Иди сюда. — Я… — начинает было Леви, но Эрвин спешит возразить: — Пожалуйста. И это несправедливо. Это несправедливо, потому что Леви не может отказать Эрвину. Если бы он приказал ему покинуть комнату прямо сейчас, перелезть через стену прямо сейчас и убить всех титанов во имя него, Леви сделал бы это в мгновение ока. Так что забраться к нему в постель — то, о чем Леви только мечтал, видел лишь в далеких воспоминаниях, — это то, что он может сделать с легкостью. Он просто никогда не представлял себе это так. — Жизнь несправедлива, — говорит Эрвин, как эхо мыслей Леви. Он фыркает в ответ, и Эрвин нежно улыбается, продолжая: — Но есть и хорошее. Такие друзья и союзники, как ты, Майк и Ханджи… Ты стоишь того, чтобы за тебя бороться. За все это стоит бороться. Леви хмурит брови, начиная спорить: — Но. — Но тебя там не было, — заканчивает Эрвин, — И все же я жив. Все в порядке, Леви. Все будет хорошо. Леви фыркает, разочарованный, подавленный. — Откуда ты знаешь? — Потому что, — просто отвечает Эрвин, — теперь ты здесь. И прежде чем Леви успевает возразить, Эрвин наклоняется ближе и прижимается мягким мимолетным поцелуем к его виску.***
Леви обрекает человечество на гибель в тот момент, когда позволяет Эрвину Смиту умереть на этой гребаной крыше. В ту секунду, когда он жертвует всем, за что когда-либо боролся, чтобы подарить Эрвину покой. Он с таким же успехом мог бы отправить весь мир прямиком в Ад. Он это знает, и Ханджи это знает, но остальные не сразу осознают последствия его выбора. Но Леви знает. Он знает, и Эрвин знает, хотя благодарит Леви лишь последним вздохом. Перед их последней экспедицией, перед тем как Эрвин отправился на свою самоубийственную миссию, у них с Леви выпадает последние мгновение вдвоем. Оно короткое и мимолетное, как на самом деле, и все их время вместе взятое в великом плане бытия. — Мы не выберемся отсюда живыми, — говорит Леви, уверенный в правоте своих слов больше, чем когда-либо. Именно в этот момент Леви осознает свою незначительность в этом мире. Если они потерпят неудачу, все, чего они когда-либо достигли, будет напрасно. Если они погибнут там — а они, скорее всего, погибнут, — все будет напрасно. Он должен был поцеловать Эрвина, черт возьми, несколько месяцев, а может, и лет назад. — Еще можем, — отвечает Эрвин с неизменной надеждой. Всегда оптимистичен. Леви усмехается. Чего он, однако, не ожидает, так это того, что Эрвин протянет руку, схватит его ладонь и удержит в этом моменте. Всего на несколько секунд остаются только они. Ни титанов, ни солдат, ни мертвых тел. Только они вдвоем. — Но если нет… — Если нет, ты найдешь меня, — тихо заканчивает Леви мысль Эрвина. — Найди меня в следующий раз, Эрвин. Эрвин печально улыбается. — Леви… — Скажи мне, — перебивает он, потому что ему нужно знать. Он не может умереть, не узнав этого… — Если бы это была другая жизнь… Если бы все было не так, как сейчас… — Да, — отвечает Эрвин, прежде чем Леви успевает закончить свой вопрос. — Да, конечно, Леви. Да, мы были бы вместе. Леви улыбается, но криво и грустно. — Радость с привкусом горечи, да? Эрвин не отвечает, но протягивает руку, позволяя их пальцам соприкоснуться. — Ты готов? Несмотря на здравый смысл, Леви усиливает прикосновение, переплетая их пальцы вместе, ненадолго сжимая, просто чтобы почувствовать что-то знакомое, даже если это лишь отголосок прошлой жизни. — Ага. После того как Эрвин умер, Леви ничего не может поделать с собой и безжизненно падает ему на грудь. — Найди меня, — шепчет он как мантру последние слова, что они сказали друг другу, — В другой жизни. Пожалуйста.***
Когда Леви и Эрвин снова встречаются в следующей жизни, это происходит в центре оживленного терминала Детройтского аэропорта. Как и в прошлой жизни, Леви помнит предыдущую, но, в отличие от прошлого раза, это приходит к нему задолго до того, как он находит Эрвина. И, в отличие от прошлого раза, воспоминания болезненны, наполнены гневом, ненавистью и ужасом, подавлением, отвращением к себе и лишь маленькой щепоткой надежды. Леви вспоминает свою прошлую жизнь задолго до того, как находит Эрвина, будучи всего лишь на втором году обучения в средней школе, и проводит почти каждое бодрствующее мгновение в поисках него. Однако в перерывах между поисками Леви находит себе дом в маленьком городке в Мичигане, недалеко от одного из Великих озер, но достаточно далеко от города, чтобы там было спокойно. Пышный зеленый красивый и, самое главное, мирный и тихий дом Леви в этой жизни резко контрастирует с прошлым. На этот раз Леви устраивает себе безбедную жизнь графическим дизайнером, а в свободное время катается на мотоцикле по берегам озер. Со своего заднего двора он видит много миль наперед и ни одной стены нет в поле зрения. Это все, о чем он когда-либо мечтал, но кое-чего не хватает. Эрвина нет рядом, чтобы разделить это с ним. К тому времени, как Леви исполняется двадцать восемь лет, он уже почти смирился с тем фактом, что, возможно, им с Эрвином никогда не суждено встретиться в этой жизни. Может быть, это и к лучшему. Они оба пережили так много боли в своих предыдущих жизнях, что, несмотря на их обещание найти друг друга, возможно, этому просто не суждено сбыться. В тот день Леви оказывается в центре оживленного аэропорта, готовясь сесть на рейс до Далласа, штат Техас, чтобы навестить свою мать, которая в этой жизни жива и здорова, хоть и живет в нескольких штатах отсюда. Идя по аэропорту, Леви ловит себя на том, что (как это обычно бывает) подсознательно ищет в толпе знакомое лицо. Даже сейчас, когда он почти отказался от поисков, он всегда цепляется за частичку надежды в таких местах, как это, — в таких местах, как аэропорты, где вы встречаете людей, с которыми никогда бы не встретились иначе. И именно там он находит Эрвина. Когда он впервые видит его лицо, то думает, что у него галлюцинации, что это просто еще одно воспоминание, вернувшееся к нему, прошлое, следующее за ним по пятам. Но когда Леви моргает, а Эрвин все еще очень близко, очень реален и идет в его сторону, у него чуть не случается сердечный приступ. Эрвин точно такой, каким он его помнит: резкие черты лица, сильный подбородок и ясные голубые глаза, но на этот раз он одет по-деловому, волосы аккуратно зачесаны набок, и сначала их взгляды не встречаются — он просто еще одно лицо в толпе. Но потом Эрвин видит его, и мир Леви почти рушится, потому что, когда Эрвин смотрит на него, он его не видит. В его глазах нет ни проблеска узнавания, он не оступается, не появляется ни улыбки, говорящей о том, что Эрвин знает, кто он такой. Чем ближе они подходят друг к другу — Леви заставляет ноги нести его вперед — тем очевиднее становится, что Эрвин его не помнит. Леви хочет что-то сказать, но слова застревают у него в горле. Он хочет пойти дальше, но ноги не двигаются, и когда Эрвин проходит мимо него, даже не задержавшись, Леви лишь замирает и смотрит. Он не помнит. Как и в их прошлой жизни, Эрвин не помнит. Но тогда у них была причина быть вместе, связь, которая держала их рядом, несмотря на их прошлое и на то, помнили они его или нет. В другой жизни Эрвин верил Леви, когда тот говорил с ним о реинкарнации, но теперь? Теперь Леви будет выглядеть просто сумасшедшим незнакомым Эрвину человеком. Теперь он просто один из многих в толпе, мимолетный силуэт, исчезнувший навсегда, как только Эрвин сядет в самолет. А у Леви даже сил нет что-то сказать. В прошлый раз Эрвин не помнил, так с чего бы ему помнить сейчас? Может быть, Леви просто не стоит напоминать, несмотря на их прошлое, несмотря на их обещание найти друг друга. Может быть, их связь просто была недостаточно сильной. Может быть, Эрвин не думает, что у них остались незаконченные дела. Может быть, так будет лучше. Эрвин, скорее всего, не обременен болезненными воспоминаниями о прошлой жизни. Об их неудаче, об их почти-любви. Судорожно вдыхая, сжав кулаки по бокам, Леви заставляет ноги двигаться, чтобы продолжить движение вперед. Однако он проходит всего пять шагов, прежде чем слышит, как кто-то зовет его по имени, и это голос, который он никогда не думал услышать снова. — Леви? Когда он поворачивается, медленно и осторожно, в ужасе, что это всего лишь воспоминание, галлюцинация, надежда, но не более того, он видит, что Эрвин тоже остановился. Вместо воспоминаний или кошмара, Эрвин стоит перед ним, смотрит на него, разглядывая со страхом и неуверенностью в глазах. Леви слабо улыбается ему, и это все, что нужно, прежде чем Эрвин большими шагами сокращает расстояние между ними. Прежде чем Леви осознает, что происходит, Эрвин заключает его в теплые, крепкие объятия, и будь Леви проклят, если он не будет держаться за этого мужчину изо всех сил, зарываясь лицом в его грудь. На мгновение это кажется нереальным. Леви вдыхает знакомый запах, запах Эрвина, но он боится, что когда откроет глаза, все это окажется сном. Но потом Леви слегка отстраняется, и Эрвин все еще рядом, и он не может удержаться от глупой улыбки. Люди снуют вокруг них по оживленному терминалу, но на мгновение, только на этот краткий миг, они становятся единственными людьми, оставшимися на земле. — Я думал… — Я знаю, — говорит Эрвин со вздохом облегчения, прежде чем Леви успевает закончить свою мысль. — Я не был уверен, что ты… — О боже, — стонет Леви, широко раскрыв глаза от осознания того, что они оба помнят друг друга, но слишком напуганы, чтобы что-то сказать, боясь, что другой не помнит. — А что, если бы мы оба просто прошли мимо? Эрвин удивленно смеется. — Просто нам повезло. И Леви не может удержаться, чтобы не пробормотать задыхающееся, измученное «Черт», прежде чем снова обнять крепкую фигуру Эрвина, обхватив его руками за талию. В прошлой жизни они никогда не позволяли себе выражать такую привязанность, но сейчас Леви ничего не может с собой поделать, потому что он устал. Он искал Эрвина в течение многих лет, пытаясь отыскать его лицо в каждой толпе, и вот он прямо перед ним, во плоти. Так что да, он снова обнимает его, и Эрвин обнимает в ответ, тихо посмеиваясь. — Рад тебя видеть, Леви, — шепчет он. Когда он смеется, у него кружится голова. Нереально — снова увидеть Эрвина. Больше, чем просто хорошо — видеть его, прикасаться к нему, обнимать его. Это все, что Леви искал в течение многих лет, и по тому, как Эрвин обнимает его в ответ, то же самое можно сказать и о нем. Наконец Леви отстраняется от Эрвина и делает шаг назад, чтобы насладиться видом. Он не может сдержать улыбку. — Ты выглядишь… Так же, — поддразнивает он, пытаясь прояснить их странную, довольно хреновую ситуацию. — Ну знаешь, опять деловой человек… — … И у меня обе руки, — отвечает Эрвин, его губы слегка подергиваются. — Очень смешно, — фыркает Леви. Только тогда, когда между ними воцаряется тишина, Леви понимает, что такая встреча бывает раз в жизни. Каковы были шансы, что они с Эрвином найдут друг друга здесь, в аэропорту? Затем, когда его мысли блуждают, до него доходит, что единственная причина, по которой они столкнулись друг с другом, заключается в том, что они, скорее всего, направлялись на разные рейсы. И, так же быстро, восторг рассеивается, и страх наполняет его. Он не хочет так скоро прощаться с Эрвином. Только не снова. — Куда ты направляешься? — спрашивает он, бросая взгляд на ручной чемодан Эрвина, затем снова на его лицо. Он наблюдает, как улыбка Эрвина тоже исчезает, как будто он только что осознал реальность их ситуации. Дело в том, что до того, как они столкнулись (как и в прошлый раз), они жили двумя совершенно разными жизнями. — В Калифорнию, — отвечает Эрвин, сжав губы в жесткую линию, — По работе. А ты? Леви кивает, неловко почесывая затылок. — В Техас. Моя мама живет там. Эрвин поднимает брови. — Твоя мама? Когда Леви кивает, он улыбается: — Как она? — Хорошо, — отвечает Леви. — Да, у нее все хорошо. — Рад слышать, — отвечает Эрвин. Очевидно, он должен помнить мать Леви из прошлых жизней — как он потерял ее, когда был еще ребенком в прошлый раз, и в двадцать два года до этого. — Да, — бормочет Леви. Хотя увидеть Эрвина и снова поговорить с ним и прикоснуться к нему — это все, о чем он мечтал, вскоре им неизбежно придется расстаться. Но это хорошо, напоминает он себе, ведь они нашли друг друга. Эта жизнь проще. Может быть, они смогут обменяться номерами телефонов, смогут договориться о встрече в ближайшее время. Может быть, Эрвин тоже живет в Мичигане, и он живет не так уж далеко отсюда. Леви может помечтать. Но потом Эрвин снова удивляет его. — Леви… — тихо произносит он, снова делая шаг вперед. Эрвин протягивает руку, кладет ее на локоть Леви, взгляд его серьезен. — Я могу опоздать на рейс. Леви сглатывает, горло сжимается. — Все в порядке, — начинает он. — Мы можем поговорить позже, я дам тебе свой номер и… — Нет, — перебивает Эрвин, не давая ему закончить, — я хочу сказать, что я могу пропустить этот рейс, если ты пропустишь свой. Извини, если это слишком прямолинейно, и я пойму, если тебе нужно навестить свою мать, но я не хочу пока прощаться с тобой, и… — Ты издеваешься надо мной? — Леви недоверчиво перебивает его: — Да, черт возьми, да. Я могу пропустить свой рейс. Все в порядке. Поехали. И прежде чем они успевают придумать план или до того, как Леви решает, что сказать маме, он тянется, хватает Эрвина за руку и ведет его вперед, наслаждаясь тем, как тот сжимает ее в ответ, смеясь.***
Оказывается, Эрвин на самом деле живет не в Мичигане. Как оказалось, он работает в туристическом агентстве в Калифорнии и часто летает по всей стране. На этот раз у него просто была пересадка, а потом задержка рейса в Мичигане. Теперь этот рейс отменен, или должен быть, потому что он моментально выходит вслед за Леви из терминала, садится на шаттл, а потом на пассажирское сиденье его машины. К тому времени, когда они вдвоем добираются до парковки и забираются в машину, солнце уже садится на горизонте, и как только они садятся в нее, Леви приходит в голову, что у них нет плана. Что они будут делать? Как долго Эрвин собирается здесь пробыть? Только один день? Останется ли он на ночь? Может, Леви стоит отвезти его домой? — Я не очень хорошо знаком с этим городом, — признается Эрвин после минутного молчания, и Леви быстро понимает, что он не сказал ни слова, он понятия не имеет, что они делают, и Эрвин, вероятно, так же неуверен, как и он. К счастью, Эрвин гораздо лучше умеет контролировать ситуацию. — Но… — продолжает он, — я бы с удовольствием поужинал и побеседовал. Я плачу. На это Леви не может не улыбнуться и не согласиться. Примерно через полчаса они подъезжают к итальянской забегаловке, которую Леви часто посещает, когда бывает в центре города. В ней нет ничего особенного, но еда невероятная, и обычно здесь очень уединенно и тихо — как раз то, что им, скорее всего, и нужно сегодня вечером. По дороге туда они в основном молчат, Эрвин звонит своему боссу, чтобы сообщить, что он пропустил свой рейс, что он останется в Мичигане с другом, пока не сможет сесть на другой, а затем Леви звонит своей маме, чтобы сказать ей, что кое-что случилось, и он даст ей знать, когда разберётся. Это дерьмовое оправдание, и его это расстраивает, но это шанс, который Леви не может упустить. Итак, полчаса спустя Леви обнаруживает, что сидит напротив Эрвина, уставившись в недоумении, потому что Эрвин правда, действительно здесь. Леви наблюдает, как тот делает глоток вина. Однако когда первоначальная неловкость и напряжение проходят, это просто похоже на воссоединение со старым другом после долгой разлуки. В общем то, так оно и есть. — Так, кроме матери и Кенни, ты нашел еще кого-нибудь? — спрашивает Эрвин, когда приносят напитки и чесночный хлеб. Леви отрицательно качает головой. Кенни появился в его жизни, когда ему было около пяти лет, отчужденный брат его матери. Леви не был уверен, помнит ли Кенни их прошлые жизни или нет, но если и помнит, то не дает об этом знать. Он все такой же резкий и грубый, как и жизнь назад, хотя и добрее. Леви быстро узнает, что его дядя попал в довольно большие неприятности с законом в подростковом и двадцатилетнем возрасте, но с тех пор значительно остепенился — это приятная перемена, и Леви, конечно, не ненавидит его присутствие в своей жизни. Но к сожалению, до сих пор он не мог связаться ни с кем другим. — Нет, — отвечает он, — я никого не искал, но… Никого, кроме тебя, — не заканчивает он. Вместо этого он откашливается. — Но если ты здесь, то и остальные тоже должны быть. Осталось только найти их. Эрвин хмыкает и кивает. — Когда я впервые вспомнил, то все время видел Майка, Ханджи, Нанабу… Тебя, как случайные лица в толпе, а потом вдруг они исчезали. Это было… тяжело. То, как Эрвин говорит, заставляет Леви хотеть рассыпаться на куски прямо здесь и сейчас. Он тоже искал Бог знает сколько времени. И если его слова и то, как он говорит, являются каким-то показателем, то для него это было так же трудно и болезненно, как и для Леви. Эрвин, должно быть, видит, как вытягивается лицо Леви, потому что внезапно тот протягивает руку через стол, и их пальцы на мгновение соприкасаются. — Но я нашел тебя, — уверяет он, — это хорошее начало. Леви издает натянутый смешок, — Ты можешь сказать это снова… В этот момент, держа Эрвина за руку, Леви больше всего на свете хочет сплести их пальцы вместе, сказать ему, как упорно он искал его, как сильно скучал по нему после того, как тот ушел из их прошлой жизни, и до того, как нашел его в этой. Но это разговор для другого раза. На этот раз они только-только встретились. Им предстоит наверстать так много упущенного. Так много нужно узнать заново. Леви заставил Эрвина пообещать найти его в другой жизни, и он это сделал. Это только начало, и пока они просто сидят друг напротив друга в забегаловке, последние слова, которые они сказали друг другу, эхом отдаются в голове Леви. Если бы все было не так, как сейчас… Да, конечно, Леви. Но некоторые вещи не меняются. В этой жизни Эрвин так же потерял отца в довольно молодом возрасте — рак, конечно, — но, к счастью, у него все еще есть мать. Некоторые вещи никогда не меняются, и то, как они осторожничают друг с другом во время ужина, является доказательством этого. Целую жизнь назад они знали, что если бы их обстоятельства сложились иначе, они были бы вместе, но даже сейчас, когда все изменилось, кажется, что некоторые вещи все еще остаются прежними. Их воссоединение было теплым и желанным, но не романтичным ни в каком смысле этого слова. Леви уверен, что для того, чтобы это произошло, потребуется время. Когда почти два часа спустя они покидают ресторан, солнце уже давно село, и город накрыло грозовыми тучами. В какой-то момент вечером, должно быть, пошел дождь, потому что, когда двое мужчин выходят из здания, их встречает столб воды и редкие вспышки молнии. Некоторые вещи никогда не меняются, и, подобно их предыдущей жизни и жизни до нее, они, кажется, опять нашли друг друга в грозу. Какое-то мгновение они оба стоят под навесом здания и смотрят, как проливается дождь. Эрвин протягивает руку, позволяя нескольким каплям воды упасть на ладонь, прежде чем стряхнуть их и вернуть руку обратно с улыбкой на лице, и Леви сразу же вспоминает момент из прошлой жизни. Воспоминания, как и прежде, обрушиваются на Леви — он стоял под прикрытием здания, а дождь заливал все вокруг. Эрвин, наклонившись, поднял его подбородок… Когда Леви смотрит на Эрвина, очевидно, что тот тоже помнит это. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но испуганный и неуверенный Леви обрывает его: — Я живу всего в часе езды отсюда, — говорит он, прерывая момент, прежде чем сможет сделать или сказать что-то глупое. — Можешь остаться на ночь. Ну, знаешь, ты же пропустил самолет и все такое. Когда Леви только начинает говорить, он не упускает из виду, как вытягивается лицо Эрвина, как будто тот ожидал чего-то другого, но как только он приглашает его, тот начинает улыбаться. — Я с удовольствием, — мягко говорит Эрвин. — Похоже, нам предстоит многое наверстать. Хотя эти двое потратили добрую половину двух часов именно на это, Леви понимает, о чем говорит Эрвин. В основном они все время говорили о своей нынешней жизни, о своих семьях и о том, чем занимались до этого момента, но Леви уверен, что Эрвин имеет в виду их прошлую совместную жизнь. Очевидно, у него будут много не отвеченных вопросов, и хотя Леви будет рад ответить на них, он уверен, что Эрвин не обрадуется, услышав, что он не продержался долго без него. Однако как только решено, что Эрвин останется у него, они вдвоем под проливным дождем направляются к машине. В результате двое, все еще очень мокрых, взрослых мужчин сидят в машине Леви, пытаясь отдышаться и смеясь над абсурдностью ситуации. Леви облокотился об руль, его грудь тяжело вздымается, капли с мокрых волос падают на колени, и он быстро понимает, что не может стереть улыбку с лица — не то, чтобы он хотел. Впервые за долгое время Леви чувствует себя так хорошо и когда он смотрит в сторону Эрвина, тот тоже улыбается. Впервые с момента их встречи в аэропорту Леви позволяет себе посмотреть. В конце концов, почему он должен хотеть отвернуться? Он никогда не думал, что снова увидит Эрвина, думал, что тот всего лишь сон, далекое воспоминание. Часть его прошлого, которого он никогда не вернет. В течение многих лет Леви думал, что его последним воспоминанием об Эрвине будет воспоминание о прошлой жизни, о том, как тот погиб на крыше после слишком долгой борьбы. А потом, так же быстро, как эта радость поднимается в груди Леви, она тает, сменяясь страхом, виной и тоской. Дело в том, что в последний раз он видел Эрвина, когда тот умер — когда у Леви в руках была сыворотка, а вместо него он выбрал Армина. И Эрвин, проницательный, как всегда, замечает, как с лица Леви исчезает улыбка, видит отстраненный взгляд его глаз. — В чем дело? — спрашивает он, его собственная улыбка тоже тает, а беспокойство окрашивает черты лица. Леви качает головой, разбрасывая маленькие капельки воды. — Ни в чем, — он заводит машину, пытаясь оставить эту тему. — Давай поедем. — Леви, — настаивает Эрвин. Он протягивает руку, и его пальцы ложатся поверх пальцев Леви на руле. — Ты можешь сказать мне, — говорит он серьезным и теплым голосом. Прошли годы, целые жизни, а Леви все так же ужасен, как и всегда, когда дело доходит до выражения своих эмоций, особенно по отношению к Эрвину. Но как только эта мысль приходит Леви в голову, он принимает решение. Жизнь слишком коротка, чтобы прятаться, обходить все стороной и лгать о том, что он чувствует. Однажды он уже совершил эту ошибку, и в конце концов остался один, напуганный, она стоила ему лучших друзей, почти любовника, Командира. Он не хочет снова потерять Эрвина, будь то смерть или собственные глупые эмоции и отсутствие навыков общения. — Я не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова, — наконец признается Леви. Его голос приглушен, но все слова вырываются внезапно, как удар под дых. А когда он начинает говорить, то уже не может остановиться. — Все эти годы последним воспоминанием о тебе было о той крыше… Где я принимаю решение за тебя. Выражение лица Эрвина сразу смягчается, когда он понимает, о чем тот говорит. — Леви… — Я облажался, — продолжает Леви, качая головой, — Это было неправильно. Это был не мой выбор, и я просто… Я позволил тебе … — Ты сделал то, что должен был сделать, — мягко настаивает Эрвин. — Это не значит, что это было правильно, — возражает Леви, отводя глаза. Он не может вынести того, как Эрвин смотрит на него прямо сейчас, как будто он сочувствует ему. Он этого не заслуживает. — Теперь это не имеет значения. Леви усмехается. — К черту, еще как имеет. Я позволил тебе умереть, Эрвин, — Леви снова поднимает голову, глаза его горят. — После всего, за что ты боролся, я просто позволил тебе умереть. Эрвин на мгновение замолкает, изучая лицо Леви, как будто может расшифровать его слова, просто взглянув на него. Затем, как раз когда Леви думает, что их разговор окончен, Эрвин спрашивает: — Почему? — Что? — спрашивает Леви, смущенный и удивленный. — Почему ты сделал такой выбор? Леви качает головой, его снова охватывает стыд. — Это было эгоистично. Глупо. Я подумал, что, может быть, тебе будет лучше, если больше не придется бороться. Что я могу либо превратить тебя в монстра, либо надеяться, что все эти годы я не ошибался…и что ты будешь счастливее где-нибудь в другом месте, в другой жизни. — И ты ошибся? — спрашивает Эрвин, еще один вопрос вместо ответа. — Не знаю, — бормочет Леви, стиснув зубы. — Ты счастлив? Эрвин слегка улыбается его, не сводя глаз. — Леви, я доверил тебе сделать правильный выбор, когда придет время, и я говорю тебе прямо сейчас, что ты его сделал, — Эрвин мягко сжимает его руку, когда говорит. — Я счастлив. Снова охваченный эмоциями, Леви отводит глаза, бормоча: — Черт. Больше вопросов не следует. Эрвин не спрашивает Леви, что случилось после того, как он умер, он не спрашивает, как долго Леви жил без него, нашли ли они подвал, победили ли титанов. Все это больше не имеет значения, по крайней мере сейчас. Может быть, когда-нибудь в будущем Эрвин спросит, и Леви скажет ему, но сейчас все, что имеет значение, — этот момент. — Леви, — голос Эрвина снова нарушает тишину, тон мягкий, неуверенный, — я… можно я… Он спотыкается на вопросе, и этого достаточно, чтобы Леви снова поднял глаза и встретился с теплым серьезным взглядом Эрвина. Он уже не в первый раз видел такое выражение на его лице, но впервые за столь долгое время. На самом деле целую жизнь назад, но Леви помнит этот взгляд. Он никогда не смог бы забыть, как Эрвин смотрел на него, стоя под крышей здания под проливным дождем, такой молодой, беззаботный и безнадежно влюбленный. Он никогда не забудет, как Эрвин нежно приподнял его подбородок и наклонился, прижимаясь губами к его… В одно мгновение, прежде чем Эрвин успевает произнести хоть слово, Леви понимает, о чем его спрашивают. Он отвечает возможно слишком быстро, немного слишком взволнованно, но он ждал этого всю жизнь. — Да, — бормочет он, — да, Эрвин. И, как и раньше, Эрвин протягивает руку вперед, его пальцы мягкие, нежные и теплые, танцуют на щеке Леви, на линии его челюсти, прежде чем остановиться на подбородке. Его большой палец проводит по нижней губе, и губы Леви приоткрываются, дыхание выбивается из легких, когда он смотрит на мужчину рядом с ним, тяжело припустив веки. Эрвин некоторое время изучает его лицо в тусклом свете машины, прежде чем, наконец, медленно наклоняется, прижимается губами к его губам, нежно целуя, как будто они делали это миллион раз раньше. И в каком-то смысле они это делали — просто прошло какое-то время. В ту секунду, когда их губы соприкасаются, Леви становится податливым, его тело расслабляется, а разум замолкает. Сейчас ничто не имеет значения, кроме этого момента прямо здесь, сейчас, когда губы Эрвина нежно прижимаются к его, а пальцы согревают кожу. Когда свободная рука Эрвина находит его волосы, пальцы нежно пробираются сквозь мягкие пряди, и Леви тянется вперед, ища опору на влажной рубашке Эрвина, на его руке, на всем, до чего он может достать. И когда они отстраняются, Леви понимает, что задыхается, прижавшись лбом к изгибу шеи Эрвина. На мгновение он слышит только его дыхание и стук дождя по крыше машины. Тишина нарушается, когда Эрвин заговаривает тихим, словно сонным голосом. — Я ждал этого всю жизнь. Леви издает смешок. — Слишком долго, — бормочет он в кожу Эрвина, прежде чем отстраниться и посмотреть на него. Эрвин тоже смеется. И снова целуются, на этот раз коротко и сладко. — Черт, — бормочет Леви, уткнувшись Эрвину в грудь, когда они снова отстраняются, — я скучал по тебе. Пальцы пробегают по его волосам, рука баюкает затылок, и Леви чувствует себя в безопасности в объятиях Эрвина. Он чувствует себя как дома. Эрвин целует его в висок и тихо шепчет: — Я никуда не уйду.***
Если Леви и ценит что-то в этой жизни, так это свое одиночество. Свой уединенный дом у озера, свою работу, которая позволяет ему работать дистанционно, и прекрасный пейзаж, что окружает дом, когда он решает, что ему нужно прогуляться, и проветрить голову. Большие окна в его кухне выходят на утес, а задняя дверь — на бесконечный водоем. Особенно в это утро ему нравится, как восход солнца танцует на нежных, перекатывающихся волнах. Это не океан, но тоже неплохо, и Леви наслаждается мирной тишиной, готовя завтрак. Последние несколько месяцев были сложными, но оно того стоило. После встречи с Эрвином в аэропорту, их поцелуя в машине и последовавшей ночи, закончившейся тем, что они оба проснулись в беспорядке простыней на кровати Леви, запыхавшиеся, но полные любви, жизнь пошла своим чередом. В конце концов Эрвину действительно пришлось уехать на работу, а Леви перенести свою поездку, чтобы навестить мать, прежде чем она сама полетит в Мичиган и лично отгрызет ему голову. Поцеловавшись, они попрощались в том же аэропорту, где встретились, с невысказанным обещанием снова увидеться. В конце концов, Леви никогда больше не сможет отпустить Эрвина из своей жизни после того, как так долго ждал встречи. Это занимает несколько месяцев, но в конце концов все начинает становиться на свои места. Эрвин заказывает билет и отправляет Леви скриншот своего маршрута, который, как ни странно, не включает в себя обратный рейс домой. Неудивительно, что Леви не возражает. — Доброе утро, — сонно бормочет Эрвин, вытряхивая Леви из его мыслей. Он поворачивается от кухонного окна и видит полусонного полуодетого Эрвина, прислонившегося к стене и сонно улыбающегося Леви. Леви улыбается в ответ, возвращаясь из мыслей обратно на кухню. — Я сварил кофе, — говорит он, беря кружку и протягивая ее Эрвину, который тут же тянется к кофейнику. — И завтрак почти готов. Ты долго спал. Эрвин издает смешок. — Да, засиделся допоздна. Леви поднимает бровь. — Я думал, ты лег спать вместе со мной. — Я пытался, — говорит Эрвин, — но не мог уснуть. К тому же мне нужно было кое-что сделать. Леви усмехается. — Я думал, ты в отпуске. — Да, — отвечает Эрвин. Его голос становится немного более твердым, когда он потягивает кофе, наблюдая, как Леви переворачивает блин, прежде чем решить, что он готов. Не дожидаясь приглашения, Эрвин лезет в шкафчик, чтобы взять две тарелки, за что получает нежную улыбку от Леви. Прошло всего чуть больше недели с тех пор, как приехал Эрвин, с тех пор как они снова воссоединились, найдя друг друга в этой жизни, и это почти так же, как если бы Эрвин жил с ним в течение многих лет. Они хорошо уживаются вместе, как и всегда, и когда эта мысль приходит Леви в голову, он не может не почувствовать укол страха в груди. В конце концов, Эрвину придется вернуться домой. В конце концов, эта жизнь тоже станет беспорядочной, и им придется что-то придумать. Леви прочищает горло. — Кстати, — осторожно произносит он, — когда ты должен вернуться на работу? Он надеется, что его слова не прозвучат слишком настойчиво. Не то чтобы он хотел, чтобы Эрвин уехал, но ему не хотелось бы, чтобы его отъезд застал врасплох. — Ну… — Эрвин вздрагивает, голос неуверенный, осторожный, и этот укол страха превращается в бездну. — Вообще-то именно поэтому я вчера так поздно лег. Значит, он скоро уезжает. Леви хмыкает, отворачиваясь от Эрвина как для того, чтобы наложить завтрак в тарелку, так и для того, чтобы скрыть разочарование, которое, вероятно, отразилось на его лице. Жизнь должна продолжаться, он это понимает, но он так долго ждал Эрвина. Он не хочет, чтобы тот уходил прямо сейчас. — В Сагино есть офис, — говорит Эрвин, как ни в чем не бывало, переходя прямо к делу, как всегда. — Вчера вечером я подал заявку на перевод. И при этих словах Леви застывает с широко раскрытыми глазами. — Ты… — Извини, — тут же говорит Эрвин, отступая назад. — Я знаю, что должен был сначала обсудить это, но мне правда нравится быть с тобой, Леви. Я не хочу уезжать, и если ты позволишь… Леви поворачивается, почти слишком быстро, его мир вращается вокруг него. Он обнаруживает Эрвина прямо позади себя, беспокойство написано на его лице, переживание, что он переступил какую-то невидимую черту, когда на самом деле это все, чего хочет Леви, и даже больше. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, заверить Эрвина, что он хочет, чтобы тот остался, что он не хочет, чтобы тот куда-то уходил, но ничего не выходит. Поэтому вместо этого Леви, спотыкаясь, делает шаг вперед и падает в объятия Эрвина. Тот притягивает его к себе, посмеиваясь над его реакцией. — Я расцениваю это как «да»? Леви тоже смеется, истерично, легкомысленно и недоверчиво. — Да, — бормочет он, уткнувшись Эрвину в грудь, — Да, черт возьми. Пожалуйста, останься, Эрвин. Я хочу, чтобы ты остался. И, как эхо его слов, сказанных почти два месяца назад, во время их первой встречи в этой жизни, Эрвин бормочет: — Я никуда не уйду. Я обещаю.