***
Когда ночь опускалась на Морио, когда небо над головами его жителей темнело и звёзды искрились на тёмно-синем полотне, город затихал, и никто не мог нарушить мёртвую тишину, устоявшуюся на одиноких и заброшенных переулках. Погруженный во мрак славный город терял свою красочность и свет, становился местом угрюмым и страшным, где лишь изредка в одиноких районах мелькали огни окон, тут же погашаемые. Эта атмосфера таинственности, жуткого одиночества, глубокой тиши отпугивала, усыпляла, но Кишибе Рохан, привыкший к городской суете мегаполиса, где денно и нощно кипела жизнь, искренне восхищался ей. Художник всегда находил прелесть в загадке Морио, не жалея ни об одном дне, проведённом в нём, а потому работая ночью он трудился не хуже, чем при дневном свете. Эта ночь исключением не стала: она была такой же тихой, как и обычно, такой же пугающей и мрачной, но работа за столом мангаки кипела и бурлила, где из-под пера творца вырисовывался новый шедевр. Впрочем, не так продуктивно, как хотелось бы этого самому Рохану. Кишибе часто отвлекался, поднимал голову и озадаченно глядел на тлеющую свечу, в свете которой работал, пытаясь отогнать навязчивые мысли, что преследовали его с недавних пор, до боли нелепые и странные, несвойственные ему прежде, но изнурявшие его душу. Мысли о Хигашикате Джоске, с которым в последнее время его связывало странное перемирие, подогревали внутри художника непонятное чувство, и освобождённый от его присутствия сейчас, он, кажется, начинал скучать и томиться, словно бы его жизнь теряла краски, которые приобретала всякий раз, стоило мужчине оказаться неподалёку от событий, вертевшихся вокруг подростка. Чего стоило одно лишь воспоминание об игре в кости, когда этот самодовольный идиот Хигашиката позволил себе обдурить Рохана, выставить его дураком и посмеяться над этим, а затем последовавшее за ним вынужденное союзничество перед лицом общего врага, Highway Star, которое если не примирило двух неприятелей, то однозначно сгладило между ними острые углы, дало толчок к развитию их отношений. Победа же над Кирой Йошикаге, в битве с которым старшеклассник серьёзно пострадал, долгое время проведя в больнице и восстанавливаясь от увечий, нанесённых ему, лишь бесповоротно закрепило этот успех. Кишибе был поражён смелостью Джоске: иронично и невероятно печально было то, что тот, кто жертвовал собой, чтобы исцелить близких (и не очень, как показало временное его единство с художником) людей, вынужден был провести недели, а то и месяцы, оправляясь от ран. Сам же юноша был приятно удивлён визитам со стороны мангаки, пускай и стараясь выведать причину столь внезапного смягчения мужчины. С каждым новым визитом в больницу, Рохан, сам того не ведая, лишь проникался уважением и сочувствием к этому самонадеянному и вечно лезущему туда, куда не стоило, придурку, медленно, но верно впуская его в своё одинокое сердце. Впрочем, мангака этого никогда бы не признал. Не признал бы того, что не ненавидел, как думал и считал сам, Хигашикату Джоске. С тяжелым вздохом, Рохан отложил перьевую ручку, довольствуясь тем, что ему удалось нарисовать за последние пару часов, однако вскоре он скомкал получившиеся страницы, отправляя их в корзину. Капли воска догоравшей свечи падали на стол, мгновенно застывая, и Кишибе безразлично глядел то на них, то на смятые листы бумаги, образовавшие бардак на его столе. Подперев голову рукой, мангака хмурился и нервно постукивал пальцами по столу, обдумывая дальнейший поворот, что ему необходимо было вписать в сюжет, однако вместо ожидаемых идей, в его голове появлялись лишь навязчивые вопросы. «Что сделал бы Джоске, будь он в такой ситуации? Как бы выкрутился, если бы попал в такую западню? И попал бы Хигашиката в неё вообще?» — эти мысли так и вертелись на уме, что сердило и путало Рохана лишь сильнее. Этот Хигашиката умудрился портить ему даже одиночество, даже его любимые ночи, когда он позволял своей музе управлять им. И как это ему удавалось, Кишибе, однако же, никогда не понимал, да и не понял бы. Внезапный стук в окно не сразу привлёк внимание художника, но он настойчиво повторялся, и художник, не списывая это на ветки, поддавшиеся сильному порыву ветра, раздвинул жалюзи, застыв в удивлении. Цепляясь за черепицу, на крыше его дома стоял Хигашиката Джоске собственной персоной, в руках держа что-то вроде тетрадного листа; в его глазах блестел огонёк, и он уверенно постукивал кулаком по стеклу, не заметив, что мангака его увидел. Тряхнув головой, Рохан всё же решил откликнуться и открыть окно юноше, надеясь извлечь из этого некую выгоду. — Ро-охан-сенсей! Ро-о-охан-сенсей! — повторял старшеклассник, пока Кишибе не предстал перед ним с надменным и, в то же время, озадаченным видом. — Чего тебе, Хигашиката Джоске? — поинтересовался в ответ мангака, пока оглядывал запыхавшегося первогодку сверху вниз. — Что тебя привело ко мне поздней ночью? Снова поиздеваться вздумал? — Нет-нет, Рохан-сенсей, я просто… — тут Джоске запнулся и, закусив губу, отвёл взгляд, вслушиваясь в раздавшееся снизу: «давай, братан, у тебя получится». — Послушайте, эм-м, Рохан-сенсей, я тут спросить кое-что хотел. — Вот как? Ну и? — В общем, Рохан-сенсей, — неуверенно начал Хигашиката, затем взглянув на Рохана. — Вы что, хлеб? — в ответ художник удивлённо вскинул бровь, скрестив руки на груди: такой вопрос он явно не ожидал услышать. — П-потому что я мама… потому что мама я… потому что… — язык Джоске заплетался, и он посмотрел куда-то в сторону, видимо вспоминая текст своей глупой шутки, а затем вздохнул, продолжая. — потому что моя мама сказала мне пойти, когда не было хлеба… она посылала меня за хлебом… и вы тоже меня посылаете… Вы что, мама?.. Несколько строго глядя на мучившегося от собственных попыток выдавить из себя слово темноволосого юношу, Рохан по-прежнему не мог понимать всей сути происходящего, но один лишь вид смущавшегося Хигашикаты немного приободрил его, и он уже с интересом глядел на сложившееся представление. — К чему ты клонишь, Джоске? — не меняя выражения, серьёзным тоном спросил мангака, и старшеклассник вдруг неловко рассмеялся, отмахиваясь. — Л-ладно, проехали-проехали! — нервная усмешка сама по себе вырвалась у Джоске, и он тут же перевёл тему. — В общем, вы заняты, Рохан-сенсей? Мне просто нужно украсть немного вашего свободного времени, прямо как… вы украли когда-то моё сердце… — Это розыгрыш? У меня нет времени на твои детские забавы, Хигашиката. — Д-да вы выслушайте меня, пожалуйста! — первогодка опёрся об оконную раму, тем самым приближаясь к Кишибе. — Начнём сначала, забудем, что было до, э-э, окей? Рохан самодовольно хмыкнул, но одобрительно кивнул головой. В глазах юноши появилась надежда, и он выпрямился, выдыхая прежде, чем продолжать. — Вот и шикарно! То есть, Рохан-сенсей, знаете, эта ночь такая звёздная… Она напомнила мне об ангелах, и я такую историю нашёл, что сразу же побежал к вам! В общем, недавно с неба упало два ангела, говорят, сильно ушиблись, вы, надеюсь, уже целы? Потому что явно одним из них были вы… — А второй кто тогда? Ты, что ли? — с иронией в голосе заметил художник, заставляя Джоске покраснеть сильнее. — Н-ну, нет! Это вообще так важно?.. Я имею в виду, что, эм-м… Вы снова меня сбиваете с нужной мысли, Рохан-сенсей, как вам постоянно это удаётся? — Постоянно? — помотав головой, ответил Рохан, тут же не давая своему собеседнику ответить. — Джоске, если у тебя всё, то сворачивай свой цирк и иди домой. — Нет, не всё, Рохан-сенсей, просто послушайте меня внимательно, ладно?.. Я, в общем, к чему это всё вёл? Я давно думал о том, чтобы поговорить с вами, но, знаете, чувства не так легко выразить словами… Ну, вы же творческий человек, думаю, понимаете меня, так что я просто решил написать и прочесть вам стихи, чтобы вы меня лучше поняли, — с этими словами Джоске гордо и шумно развернул тетрадный лист, смятый и промокший, вчитываясь в написанный от руки Окуясу текст. — Даже стихи, как любопытно! — саркастично добавил мангака, в мыслях поражаясь странности происходящего и нелепости самого Хигашикаты, так красноречиво пытавшегося донести до Кишибе то, что вызывало в нём не то смех, не то гнев. — Знал, что вас это заинтригует! — широко улыбаясь, закивал головой юноша, но, впрочем, быстро пытаясь сделать свой вид серьёзным, затем выставил вперёд рукопись, вздыхая. — Кхм-кхм… То ли счастье вы моё, то ль несчастье; То ли ясный день, то ль ненастье; То ли боль моя, то ли… э-э… — Радость, Джоске! — раздался голос снизу, но Кишибе решил сделать вид, что не услышал этой подсказки. — Да-да, то ли радость! Господи, ну и почерк у тебя… ой, то есть у меня, ха-ха! — неловко посмеиваясь, затараторил Хигашиката, но, увидев строгий взгляд Рохана, стушевался. — Продолжу, кхм… То ли боль моя, то ли радость; То ли сила моя, то ли слабость; То ль искать тебя, то ли прятаться; То ль песни вам петь, то ли плакаться; То ль забывать вас, то ли помнить век — Вы — мой самый хороший «плохой» человек! Похлопав глазами, Хигашиката уставился на снисходительно кивнувшего Рохана; эта реакция вызвала в юноше неподдельный восторг, так что он с любопытством поинтересовался, чтобы быть уверенным в собственной правоте: — Вам ведь правда понравилось, Рохан-сенсей? Теперь понимаете, что я хочу вам сказать? — Да, знаешь, напомнило те же стихи, что читал мой отец моей матери. Вот уж не думал, что вы насто-олько похожи… — с важным видом отвечал художник, не скрывая едкий сарказм за собственными словами, но Джоске, либо не слышал, либо делал вид, что не слышал его, и продолжал тешить любопытство Кишибе. — Выходит, это знак, Рохан-сенсей! Мужей ведь… э-э… по отцам выбирают, да? — в ответ мангака не сдержал громкой усмешки, а сам юноша в очередной раз отмахнулся; в его глазах заискрилось смущение с новой силой, однако же он не посмел отступиться, когда зашёл настолько далеко, что согласился на сомнительную авантюру Ниджимуры, так что вскоре прервал тишину, нависшую между ним и Роханом. — В общем, у меня ещё один стих есть, но он, конечно, не такой красочный и длинный, как первый, но тем не менее… — Достаточно, Хигашиката, достаточно, — выставив руку вперёд, перебил Кишибе юношу. — Я всё прекрасно понял, теперь-то ты можешь быть свободен. — Погодите-погодите, я ещё не закончил! Согласен, с мужем это я загнул, слишком тороплю события, но дайте ещё пару минут. Кхм… — в очередной раз прокашлявшись, уже громче, чем в предыдущий раз, Джоске приготовился продолжить, однако медлил, видимо чего-то ожидая. Кашель повторился, и тут снизу заиграли ноты гитары, которые через силу и подбирались неумело поддерживавшим своего друга Окуясу. — Просто невероятно… — закатив глаза, тихо и по-прежнему саркастично пробубнил Рохан. — Хочу быть вашим единственным, Неразгаданным, таинственным, Не испитым вами до донышка, В полночь своим вашим, в полдень солнышком. Приговором и неизбежностью, Каждым вздохом вашим и нежностью. Я хочу быть лекарством и ядом, И рассветом вашим, и закатом… Э-э, даже если… — Даже если с тобой не венчанной, В твоей жизни последней женщиной… — внезапно закончил за Джоске художник, порядком насладившись фальшивой мелодией, сопровождавшей чтеца, а затем, в ответ на его непонимающий взгляд, вдохнув, ответил. — недавно от поклонницы получил письмо с подобным текстом. Твоё творчество настолько популярно, что у тебя уже даже воруют, а, Хигашиката Джоске? — Н-ну, гении мыслят ведь одинаково, разве нет? — потирая затылок, смущённо хихикнул Хигашиката, на что Рохан громко фыркнул. — Теперь-то ты точно всё? Или от тебя ещё сюрпризов стоит ожидать? — услышав это, в душе подростка разлилось волнение: терпение Кишибе было на исходе, а у самого Джоске просто закончились идеи того, как можно было впечатлить художника, поэтому он решил действовать радикально. Внезапно схватив мангаку за руку, успев, при этом, опасно набекрениться; взгляды Рохана и признававшегося ему в чувствах юноши столкнулись, и, желая спрятаться от строгости в зелёных глазах, Хигашиката зажмурился, вцепившись в чужие губы. От столь неловкого поцелуя всё внутри Кишибе перевернулось: насмешка над неумелым Джоске превратилась в раздражение от его откровенно глупых действий и слов, и он поспешил оттолкнуть от себя недо-романтика. Не ожидав такого от художника, первогодка потерял равновесие и, в очередной раз оступившись, стал падать с крыши, призывая Crazy Diamond, который зацепился за край в последний момент. — Ч-что ты о себе возомнил, Хигашиката Джоске? — раздражённо выкрикнул Рохан, потеряв самообладание. — Проваливай, пока я не вызвал полицию! Окно за сердитым Кишибе захлопнулось, а сам Джоске тяжело вздохнул, глядя на взволнованного Окуясу, подбежавшего, чтобы помочь другу спуститься. — Братан, ты в порядке? — осторожно поинтересовался Ниджимура, положив руку на плечо темноволосого. — Слушай, я не думал, что Рохан-сенсей такой, эм-м… — Нет, Окуясу, не оправдывайся, — Хигашиката усмехнулся, слегка улыбаясь. — Все в порядке, пошли домой, не торчать же нам у его дома до утра? Кивнув друг другу, приятели молча шли прочь от дома мангаки, обещая себе больше никогда не возвращаться сюда. Особенно, если у Окуясу были какие-то идеи.***
С того странного и неловкого признания в любви Джоске, превращенного в настоящий цирковой номер, прошло несколько дней, однако неизгладимое впечатление оставленное и от собственного поведения, и от плана Окуясу, и от реакции Рохана на всё произошедшее по-прежнему вертелось в мыслях Хигашикаты, не давая покоя. С одной стороны, юноша поступил верно, решившись на подобный шаг, ведь именно первые ступени и преграды было важно преодолеть, однако же с другой — они рисковали и остаться последними, а сам первогодка — пасть ниже в глазах Рохана, уже изрядно поиздевавшегося над ним и его нелепыми словами. Ниджимура, что вызвался в помощники друга, старался как мог утешить и сгладить впечатление от случившегося на крыше дома мангаки неудачного романтика, но Джоске лишь отмахивался. И впрямь: унывать и беспокоиться было не из-за чего, ведь гнетущий камень с души парня упал, пускай с треском, пускай благодаря не лучшим событиям, но Хигашикате было однозначно легче, чем до его неудачного объяснения с Кишибе. Юноша мог вполне признать, что ему уже было безразлично возненавидел ли и насмехался ли над ним художник, однако же старался всё же избегать встреч с Роханом, всякий раз замечая его фигуру вдали. Вечер пятницы, в который старшеклассники планировали изрядно отдохнуть, для Хигашикаты же не задался. От усталости и малого количества сна юноша был рассеянным и умудрился уснуть на первых уроках, а затем и вовсе был оставлен на дежурство. Окуясу с Коичи, как сумевшие поддерживать друга, оказались, в конечном итоге, заняты и спешно покинули школу, так что Джоске оказался наедине со своими мыслями, терзавшими его уже, впрочем, не так сильно. Ближе к пяти часам дня темноволосый юноша справился с уборкой, и с тяжелым вздохом вышел на улицу, лениво потягиваясь. Мимо него из школы выходили и другие ученики, быстро разбивавшиеся на группы, и обычно окружённый друзьями Хигашиката выбивался из общей картины, а потому он, в очередной раз, глубоко задумавшись, поспешил домой. Шум вечернего Морио стал успокаивающим: шум фонтана, проезжающих вдали машин, вид счастливых предстоящими выходными людей заставили тучи над головой Джоске отступить, и он вновь поднял взгляд, уверенно шагая вперёд, расстворяясь в толпе. Впрочем, ненадолго. — Стой, где стоишь, Хигашиката Джоске, — услышав знакомый до боли в сердце голос, юноша невольно вздрогнул и не спеша обернулся, нервно сглотнув. Перед ним, буквально в паре метров от него стоял Рохан, но вовсе не такой недовольный или насмешливый, каким его представлял — или хотел представлять, — первогодка, а напротив — Кишибе выглядел расслабленно и, кажется, озарено, будто бы давно терзавшая его ум мысль испарилась, оставив за собой лишь аккуратное и скромное начало. Такая встреча сбила весь только что приобретённый настрой, а усталость резко исчезла, но вместе с этим же вернулись воспоминания о той дурацкой ночи, и смущение новой волной накатило на Джоске. — А-а?.. — от столь безмятежного вида мужчины, подросток глупо похлопал глазами, глядя на мангаку с полным непониманием, даже слегка приоткрывая рот от изумления, в ответ получая очередной едкий смешок приблизившегося к нему мангаки. — Так и продолжишь играть со мной в догонялки? Или, может, хотя бы поздороваешься? — гордо осмотрев Хигашикату с головы до ног, поинтересовался Рохан, скрестив руки на груди. — Невежливо с твоей стороны прятаться и избегать меня, я ведь всё-таки старше тебя, Джоске. — Бр-р, ага, простите, — невнятно пробубнил себе под нос юноша, отводя взгляд. — Доброго вам вечера, Рохан-сенсей. Рад был бы поболтать, но мне надо спешить, так что всего вам.! Но Джоске, уже успевший развернуться, чтобы убежать прочь от самоуверенного и настроенного всерьёз художника, и ругавший себя за излишнюю неосмотрительность, так и не успел сделать шаг в сторону: Рохан схватил пытавшегося сбежать юношу за запястье, в очередной раз с усмешкой и хитрым прищуром вглядываясь в голубые глаза. — Снова убегать вздумал? Тогда ты ещё более жалкий трус, чем я предполагал, — от настойчивой хватки и взгляда Хигашикате стало не по себе, и Кишибе, уловив напряжение на чужом лице, со вздохом и полуулыбкой ослабил своё давление. — Да не трус я, Рохан-сенсей! — ответил первогодка с недовольством в голосе и, слегка нахмурившись, выдернул руку. — Говорю же: мне надо идти! Я, вроде как, и рад поболтать, но сейчас мне вот точно не до вас и ваших едких замечаний, уж извините! — Правда? А вот пару дней назад ты говорил, что готов уделить мне внимание всегда, Джоске, — сердце старшеклассника пропустил беспокойный удар, и он застыл, чувствуя, как его щёки наливаются румянцем от воспоминаний. — Мне ведь не нужно напоминать о твоих словах, верно? — Р-Рохан-сенсей! — возмущённо добавил Хигашиката, помотав головой. — Вы и впрямь зацепились за мои слова? Я, конечно, припоминаю, что наговорил вам тогда, но… К чёрту, мне вправду некогда эту тему мусолить: мне нужно идти! — Так-так, Хигашиката Джоске, — цокнув, Рохан закатил глаза, затем продолжил. — Прикажешь мне снова отлавливать тебя? Ну уж нет, мы обсудим это сейчас, чем бы ни было твоё загадочное дело, на которое ты так спешишь, уверен, оно не важнее этого разговора, — тон Кишибе звучал требовательно, но затем наполнился нотами едкого сарказма. — Ночью так уверенно стоял, а сейчас так легко отступаешь… Удивительно, как сильно тебя хватила смелость тогда, раз сейчас ты от собственных слов отмахиваешься. — Рохан-сенсей, с вами невыносимо тяжело… — недовольно вздохнув, Хигашиката потёр руками переносицу, поджимая губы. — Бегать за школьником, чтобы в очередной раз поиздеваться над ним, — у вас что ли совсем дел нет? Или это ваш новый способ найти вдохновение? Очень неприятный и вряд ли эффективный, знаете ли, вам лучше не прибегать к нему, а придумать что-то менее постыдное. — Теперь грубить вздумал, как любопытно, — не унимался художник. — да тебя словно подменили, Джоске. — Рохан-сенсей, пожалуйста, — настойчиво взглянув на Рохана, сквозь зубы процедил юноша, желая поскорее избежать этого разговора, больше не прельщаясь улыбкой на чужом лице. — Я не хочу возвращаться к этой теме больше. Вы можете называть меня идиотом, придурком, но я не собираюсь оправдываться за свои слова. Думайте, что хотите, но я высказал вам всё, что чувствовал тогда, и полностью признаю всё это сейчас. Вы ведь это хотели услышать? На одном дыхании выпалил Джоске, почти уже не глядя на Кишибе, вновь погружаясь в воспоминания о его неудачном выступлении перед мангакой, о том позорном положении, в котором он оказался, благодаря гениальным идеям Окуясу, и Рохан в очередной раз ухмыльнулся, словно бы услышал то, что хотел. Между ними, по-прежнему стоявшими на многолюдной улице, вдруг исчезло всякое понятие об окружающих, и смущение от того, что кто-либо мог услышать излишние откровения, просто испарилось, но, впрочем, Кишибе, всё также не давая ответа, взял Хигашикату за запястье, уводя его чуть дальше, в более скромный переулок, с чем подросток даже не сопротивлялся. Эта странная сцена, устоявшаяся между ними затягивалась с каждой минутой, но начать разговор мог лишь Рохан, терпеливо собиравшийся с мыслями, которые появились в его голове. — Что же ты высказался, вероятно опозорив нас обоих, а теперь, будь добр, выслушай меня, — Рохан прищурился, прежде чем продолжить, словно бы выискивая в чужом взгляде нужный ему настрой. — Ты невероятно назойливый, словно муха, когда ты рядом, вокруг тебя вечно что-то происходит, и отмахнуться от этого просто нереально. Тебя невозможно не заметить, как кляксу на идеально чистом полотне, и ты постоянно притягиваешь к себе внимание, сводишь все чужие мысли к самому себе. Ты сочетаешь в себе нелепость, ненужную жертвенность, ты лезешь туда, куда не просят, за что потом расплачиваешься собственной шкурой. Морио никогда не скажет тебе «спасибо», но ты всё равно заставляешь всех вокруг тебя волноваться, — с каждым словом Хигашиката чувствовал, как его сердце начинало биться всё сильнее и сильнее, и он не мог понять почему: было ли всё дело в словах, что говорил ему мангака, или же в том, как он их говорил; в какой-то момент он собирался возразить Рохану, однако тот выставил руку вперёд прежде, чем тот успел хоть что-то сказать. — Не перебивай меня и позволь мне закончить! Чёртов Джоске… Даже сейчас, когда я говорю всё это, ты вновь пытаешься мне помешать. Ты так внезапно ворвался в мою жизнь, уничтожил её до основания, а теперь тебе хватает дерзости поселиться на этих руинах? Кто ты такой, Хигашиката Джоске? Зачем ты вынуждаешь меня брать всё в свои руки? — Р-Рохан-сенсей!.. — Эта клоунада, что ты вместе со своим дружком Окуясу устроил, конечно, была тем ещё зрелищем, — Кишибе хмыкнул под нос. — Но она дала мне понять кое-что, Джоске: ты не можешь даже признаться в своих чувствах так, чтобы это получилось, как у всех нормальных людей. Но именно это делает тебя тем идиотом, который почему-то нравится каждому. И, как бы это ни было прискорбно, даже я не могу сказать, что ненавижу тебя. Ты, Хигашиката Джоске, заставляешь меня думать, что ты нужен мне. Откуда в тебе столько дерзости? Джоске потерял дар речи. Всё, что говорил ему мужчина прямо сейчас казалось таким нереальным, и он невольно ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит. Помотав головой, впрочем, Хигашиката вдруг нахмурился, глядя на Кишибе с подозрением. — Это же… розыгрыш, верно? Вы просто хотите поиздеваться надо мной, Рохан-сенсей? — в ответ на этот вопрос художник рассмеялся. — Ну, вот, я оказался прав. А говорите, что это я лжец! — Ох, Джоске, какой же ты идиот. С тобой невыносимо сложно… — игнорируя огорчённую речь Хигашикаты, весело и уверенно повторил мангака прежде сказанные подростком слова. — Ты воспринимаешь ложь и лесть, как чистую монету, но на правду реагируешь так, словно на откровенную бредятину. И как тебя можно понять, ума не приложу. — То есть… — Да, идиот, я сказал тебе правду, и… — но договорить Рохану не удалось: Джоске сгрёб его в объятия, на которые, пускай и не сразу, Кишибе ответил, положив руки на спину юноши. — Ну же, только не разревись, Хигашиката. — Рохан-сенсей, я правда так счастлив! — не обращая внимания на слова Рохана, старшеклассник прижимал его к себе сильней. — Я думал, что вы возненавидите меня после случившегося, это значит, что вам… все это время я тоже нравился? — Только не прельщайся, Джоске, — самодовольно усмехнулся Рохан, тут же добавляя. — Признаю, за твоим позором я с самого начала с интересом наблюдал. Это было забавно. — А поцелуй? — Всё, кроме него. Ты определенно не умеешь целоваться, — уверенно заключил мангака, на что Хигашиката лишь хитро улыбнулся. — Но вы же меня научите, м-м, Рохан-сенсей? — Не торопи события, Хигашиката Джоске, пока я не взял свои слова назад, — слова художника с привычной холодностью и грубостью, приобретая иное значение, и он уже тише добавил. — Ты меня по-прежнему раздражаешь, придурок. — И я вас обожаю, Рохан-сенсей! — гордо ответил юноша, легко улыбаясь. Теперь ему однозначно стало легче, и он не знал, кого нужно было благодарить за это: Окуясу, что смотивировал его, или же Рохана, сумевшего принять его чувства.