Скарамучча всегда возвращается вовремя.
То есть, вовремя — понятие довольно субъективное. То есть, по-скарамуччевски вовремя — когда ночь. И Кадзуха не то чтобы спит в это время — дремлет, прислушиваясь к каждому шороху в квартире. Привычка. Странная привычка, выработанная исключительно из-за Скарамуччи, который всегда возвращается вовремя.
— Не смешно, придурок, — проворчал Кадзуха, восседая сверху и упираясь руками в грудь усмехающегося Скарамуччи, — когда-то я тебе нехило так въебу, если и дальше будешь прокрадываться в спальню.
Интересно, какая это уже по счёту угроза? Они сбились на тринадцатой.
Сам Скарамучча лежит пиздец какой довольный (только мурчания не хватает) и невзначай так жадно лапает, сжимает голые бёдра Кадзухи. Блять… Ну вот что за человек, а? Словно и не его тут повалили на кровать и повязали в заключение тела сверху.
[И Скарамучча всё же надеется, что заключение-то пожизненное]
— Забыл уже, как в прошлый раз огрёб? — менее недовольно проговорил Каэдэхара, потихоньку плавясь от жадных поглаживаний поясницы и бёдер.
Усмешка.
О, он помнит-то прошлый раз. Хорошо так помнит. Это был один из лучших их разов. М-м-м. А, может, повторим, м? Скарамучча сжал ягодицы и следом несильно, но звучно шлёпнул.
— Ты про то, как завалил меня на пол? Или про то, как я потом тебя
завалил на полу?
Кадзуха в ответ только хитро сузил глаза и широко улыбнулся, всё ещё восседая сверху и явно чувствуя корону в этом положении. Он вытянул лицо и игриво провёл кончиком пальца сквозь рубашку Скарамуччи. Раз линия, два линия, три… Чёрт… Вот же чудище такое! Так соскучился по нему, что хотелось взять и наконец положить его себе в карман, и таскать везде, больше никогда не отпуская. Какой же Кадзуха сейчас… Сожрать всего прям охота, причмокивая. Захотелось так сильно сжать его, покусать, выплеснуть весь прилив эмоций — щупать, пробовать, владеть, ощущать. Всё хотелось с ним. Всё-ё-ё. Кадзуха устроился сверху, прикусывая губы, и такой довольненький, даже почти удовлетворённый — сильно радостный чему-то.
И чему это, малыш?
Мда, не совсем на эту реакцию Скарамучча рассчитывал. Он приподнял брови и… Чёрт! И даже потерял былую игривость от такого взгляда! Нет, ну, вы только посмотрите на этого паршивца! Как строит свою фирменную улыбку с зубами и с такими зажжёнными глазками! Ну он явно задумал то, чего самому не терпится показать, и — вуаля! — вот и долгожданная возможность!
Кадзуха неспешно наклонился вперёд, начал легонько гладить подбородок и линию челюсти Скарамуччи, не давая отвести от себя взгляда. Как-будто тот собирался… Легче застрелиться, чем лишить себя такого вида…
— У меня для тебя особенный сюрприз, — прошептал прямо в губы, а следом, не удержавшись, начал оставлять невесомые поцелуи на них.
Скарамучча усмехнулся сквозь них. Кадзуха смешно целует, непривычно даже: тык сюда, тык туда, понемногу спускаясь к линии челюсти.
— Ради всего святого, — в которых сам-то не верит, но стал всё чаще к ним обращаться с момента появления этого чудища в его жизни, — надеюсь, что этот твой сюрприз — отсос. Всю ёбанную поездку видел лишь сны о твоих губах на моём члене, — непроизвольно сжал волосы на затылке Кадзухи, почувствовав, как тот игриво обкусывает шею.
Кхм.
А Каэдэхаре, оказалось, нравится делать минет. Вот так вот, да. Когда поначалу думаешь, что нашёл золото, а тот оказался бриллиантом.
Сам Кадзуха до их отношений думал, что это что-то из ряда унижения партнёра. Что-то грязное и опороченное и никогда, ни-ко-гда не входит в словосочетание идеального секса: сперма — только в презерватив, языки — только во рту (в порыве дикой страсти), кончать — только вместе, все прикосновения — только правильные и приятные, а боли, конечно же, никогда нет.
А Скарамучча… Скарамучча какие только оды он не пел ему, пока Кадзуха увлечённо сосал. Боже… Это действительно божье послание, он готов сделать религию этому ахуенному минету. Тот просто создан, чтобы сосать ему.
Со Скарамуччей же не было идеального секса. То тот чихнёт от волос в носу, то другой удариться головой об стену от нахлынувшего удовольствия, то ладонью случайно зажал волосы. И ничего не портило их флюиды страсти и желания. Тихонько посмеяться — да, но чтобы отрезать возбуждение, желание — нет. Их секс всегда живой, сладкий, громкий, мокрый, грубый и до безумия пошлый. И это… это то, что нужно. То, чему хочется сказать вот он — настоящий секс. Идеальный? Нет. Самый лучший? Да.
— Тебе понравится. Я обещаю, — хрипло сказал на ухо Кадзуха, напоследок лизнув мочку.
А тебе и обещать не нужно, Каэдэхара, всегда сосёшь как грёбанный бог.
Выпрямился и сразу же аккуратно сполз к паху.
Пра-авильно.
Это то, как обожает Скарамучча, и Кадзуха это знает: сразу к делу, без лизнуть там, пожмакать там, укусить там. Нет, ну, ты ещё там помолись давай перед минетом, чего уж. Хочешь сосать? Будь добр, приступай сразу же.
Звякает пряжка ремня, приподнимается, чтобы помочь раздеть себя. Штаны, бельё засранец даже не удосужился полностью снять, оставив висеть на стопах. Поднимает взгляд на Скарамуччу, а там все черти ада пляшут. Так пылко и огненно, ещё давай сожги тут всё, Каэдэхара. Хотя ты на пути… Выходит ахуенно, знаешь?
Открывает рот и вытаскивает язык медленно, сладко. А у Скарамуччи, кажется, воздух в лёгких застрял. Бля-ять.
— Когда ты… — договорить ему не дали.
Ага, ещё бы. Тут сейчас такое…
Какой, блятьсукаматьвашу, контраст. Металлический холод и мягкая жара. Чёрт… Скарамучча впервые такое ощущает, и уже готов был спустить — пришлось даже вспомнить пару кровавых моментов, чтобы попуститься немного. Вверх-вниз, по кругу, вверх-вниз, по кругу, вверх-вниз. Пока играется паршивец, не до горла берёт. Но новые обжигающе-прохладные ощущения давали такой адово-приятный ток по всему телу, что Скарамучче пришлось подавлять стоны, прикусывая внутреннюю сторону локтя.
— Когда ты… — хрипло, но уже более-менее внятно — ну, хоть за это спасибо, — когда ты, мать в-вашу, успел?
Кадзуха нехотя остановился вылизывать все венки и всю выступающую смазку. Ещё как с трубочки попей давай, полностью высушивая, паршивец. Поднял взгляд. Глазками хлоп-хлоп. Игриво трётся щекой об головку члена, что оставляет влажный, вязкий след. А Скарамучче хотелось стукнуть себя за свою же болтливость. Да не похуй ли сейчас что, когда и зачем? Похуй когда, главное — как.
— Нравится? — хитро произнёс Каэдэхара, втягивая небольшую линию слюны в себя и специально следом вытянул розовый язык с небольшим круглым проколом посередине.
Блядский вид. Ахуенный.
— Катись к чёрту, Каэдэхара, — прошипел Скарамучча и следом жадно втягивая воздух, ощущая звонкие поцелуи на своём члене. — Бля-ять, Кадзуха, как же ты меня сводишь с ума, — выдох.
Сосёт Кадзуха волшебно. Вот как в сказках, наверное. Его щека сильно натягивается, когда глотает неполностью. Ещё и этот твёрдый, небольшой металл, что моментами приятно давит на определённые части ствола, немного задерживаясь на выемке верхней плоти… Интересно, как с таким пирсингом теперь целоваться? Он определённо узнает это после невъебенного минета.
Скарамучча совсем не тихо стонет и хотел было ещё больше расставить ноги, но случайно чуть не порвал собственные штаны и белье, что всё ещё обездвиживали стопы. Кадзуха звучно хмыкнул, беря каждый раз глубже, глубже, глубже и играясь прозрачными нитями липкой чужой смазки, растягивая их языком. Вот же паршивец. Специально не до конца раздел его, заключая в своего рода оковы. Вечно Скарамучча поддается чарам этого чудища, а потом отхлёбывает последствия. Хотя в данном случае всё же будет
отхлёбывать не он…
Кадзуха выпустил член с влажным звуком и щекой — блять, как кот мартовский — надавил на ствол, чтобы тот упёрлся прямо в живот, и медленно, ме-е-едленно языком прокладывает дорожку к яйцам, что сейчас просто взорвутся от возбуждения.
— Блять! Блять, Кадзуха, ты просто… бля-я-ять…
А Каэдэхара, не отрывая губ, поднял довольный взгляд любуясь, как Скарамучча теряет трезвый разум от его манипуляций. К этому всё ещё невозможно привыкнуть. Скарамучча всегда является своего рода исключением из правил — до него нельзя было просто так повседневно дотронуться, и этим он завлекал. Кадзухе всегда казалось, что он словно дотянулся до чего-то невозможного, запретного. Для него все люди — безликая толпа, некая тень, но Скарамучча своими язвительными и резкими габаритами стал таким… реальным, от того и слишком недосягаемым. Как такое возможно?
И вот он, Кадзуха, теперь его касается всем: руками, губами, ногами, сердцем. Щекочет по утрам своими волосами ему лицо, от чего Скарамучча фыркает, вытаскивая изо рта светлые волосы. Он всегда из-за этого хмурится, а потом опять зарывается носом в них, а потом всё вновь по кругу. Он, Каэдэхара Кадзуха, узнал, что Скарамучча боится щекотки. Вот же сюр был, когда во время их первого секса он случайно легонько ногтями прошёлся вверх-вниз по рёбрам Скарамуччи, а тот резко дёрнулся, потерял равновесие и почти свалился с кровати. Сначала нахмуренно уставился, а потом тихо посмеялся. И Кадзуха в ответ. Сидели голые и тихо ржали. И не сказать, что настрой был испорчен. Здесь, с ним, Скарамучча так часто смеётся. Такой реальный и такое исключение одновременно. Протяни ты руку, она же не пройдёт сквозь, да?
И Кадзуха протянул. Выпрямился, протянул пятерню к животу. Коснулся, а мышцы под рукой вздрогнули. Такой мокрый и тёплый. А ещё покрытый шрамами. Кадзуха не знает, как каждый появился, ничего не знает, кроме того, что их объединяет слово «работа». Большего ему знать не дано.
— Только смотреть будешь? — фыркнул Скарамучча, схватив своей ладонью руку Каэдэхары.
Усмешка.
Каждый раз так хочется налюбоваться тобой, Скарамучча, до нашего следующего расставания. Но каждый раз оказывает всё ещё недостаточно. Больше бы, длинней бы и навсегда бы.
Скарамучча стиснул зубы, смотря развратным взглядом на покрасневшие губы Каэдэхары, что уже даже потеряли контур, и хотелось просто впиваться в них. Войти членом прямо до глотки, заглушая мычание.
Разрешишь?..
Кадзуха прикрыл глаза, хмыкнул, взял в свою ладонь чужую руку и положил к себе на затылок.
Разрешает.
Он наклонился и резко насадился ртом на член. Рука на затылке почти до боли сжала волосы, вызывая лёгкое покалывание. Быстро опустил и поднял голову в понятном им жесте и на макушку опустилась ещё рука.
— Расслабь горло, — хрипло прозвучало сверху.
Кадзуха подавил желание закатить глаза. Не учи учёного, дорогой…
Он промычал, когда почувствовал первые хозяйственные надавливания ладонями на голову, а следом послушно расслабил шею, втянул щёки и приподнял язык с пирсингом. По тому, как сорвался Скарамучча и как стонет, то сделать пирсинг было, мать вашу, лучшее решение!
— Блять, Кадзуха, Кадзуха…
Каэдэхара впивается ногтями в голые бёдра Скарамуччи, позволяя тому трахать себя, как тот пожелает. Сначала медленно, размеренно, а потом резко, глубоко. Слюна и смазка всё не перестают стекать с уголка расслабленных губ Кадзухи.
Скарамучча ещё громче постанывает его имя, как чёртовую мантру, и уже, не удержавшись, начал резко двигать навстречу бёдрами. Кадзуха мычит, горло уже саднит из-за входящего члена, но он не отстраняется. Поднимает пьяный взгляд наверх — и, клянётся, слышит, как Скарамучча рычит, а выражение становиться почти безумно хищным. Следом стонет, сильно зажмурив глаза, кончает Кадзухе в рот. Он тяжело дышит и слышит, как тот глотает всё до последней капли.
Мой мальчик…
Каэдэхара выпускает член с влажным звуком и смотрит. Хлоп-хлоп глазками. Словно ждёт оценку. Ох, чёрт, Кадзу-уха! Вот такого я тебя обожаю. Прям не насытиться! Да тебе уже уроки по минету можно давать!
Скарамучча, отдышавшись, рукой поманил лечь к себе. Каэдэхара устроился рядом, выжидающе смотрит, то открывая, то закрывая рот. Ну была не была, как говорят, да?
— Как прошла миссия?
— Как обычно, — буркнул Скарамучча, прикрыв глаза.
Кадзуха выдохнул. Всегда однотонные ответы. Как всегда.
— А когда…
— Кадзуха, — недовольно перебыл Скарамучча, нахмурив брови, — я пиздец как устал. Миссия слишком затянулась. Давай все вопросы потом, ладно?
Ладно.
Скарамучча уснул сразу же, не заметив, что Кадзуха не смог сомкнуть глаз почти что до утра.
***
Кадзуха проснулся поздно из-за того, что шторы закрыты, — Скарамучча ненавидит утреннее солнце спросонья. Но, как открыл глаза, то рядом никого не было. Выдохнув, взял телефон.
Каэдэхара Кадзуха:
Ты где?
Ожидал получить ответ а-ля я в душе или за продуктами вышел. Но никак не:
Скарамучча:
по работе вызвали
Скарамучча всегда возвращается вовремя, и при этом вовремя уходя.
[Протяни руку — она пройдёт сквозь]
