Границы бесконечности

      Она сегодня особенно красива, с блеском в глазах, от захватывающей с головой радости, и с дивным букетом игольчатых хризантем в руках. Радушно принимает поздравления от коллег по окончанию проекта, пытаясь скрыть слезы счастья в прекрасных, выразительных глазах.       — Останешься? Протискивается сквозь рядом стоящих людей, одергивая края чёрного, облегающего платья.       — Отказать тебе? Брось, Каштанова, конечно останусь.       Он уютно прислоняет ее голову к себе на грудь, вдыхая полюбившийся запах, некогда, ненавистной, ванили.       — Никогда не любил ваниль, представляешь?       — А теперь?       — А теперь… Все иначе.       И загадка кроется, вовсе, не в его изменчивости вкуса, вся тайна в ней. В той, что он любил. Любил настолько трепетно, что желание окутывать ее изо дня в день согревающей заботой, словно тёплым покрывальцем, не уступало своего лидирующего первого места. Она была в каждом его дне, в каждом моменте жизни, в каждом его сне, где представала лучом света в непроглядной тьме. Ее привычки — перекатывались в его начало, его привычки намертво вживались ей под кожу, создавая из них что — то цельное, таинственное, притягательное.       Она ловко обхватывает его пальцы, смеясь в ярком свете сверкающей люстры.       — Идём. Ее голос звучит нежными переливами, маня за собой, лишая возможности отказать. Отказать себе, ей, нам — в попытке вкусить наше смутное счастье.       Она слегка пьяна, он по иронии тоже. Только не алкоголем, а ей. Той, что сейчас ведёт его по мудрёным коридорам, в старое помещение бывшей гримерки, соблазнительно отбрасывая назад пряди темно — русых волос. — Ты когда - ни будь мечтал о прогулке под дождем? Вот я — да.       Вопрос звучит совсем неожиданно, разрезая напряжение между ними на непродолжительное время. Тянет. Волнуется. Она ловко захлопывает скрипучую дверь, соблазнительно упираясь бёдрами в ее основание.       — А я, мечтал стать актёром.       Он не сводит испытывающего взгляда с ее складной фигуры в чёрном шёлковом платье, на контрасте светлой двери. С жадностью припадая к бутылке с прохладной водой, так кстати оказавшейся, на небольшом столике, с трудом сглатывая.       Не без труда он отводит от неё взгляд, прогоняя от себя мысли, что этот момент ему бы хотелось растянуть. Запрятать ее тут, в этом небольшом, тусклом помещении, вбирая ее в себя, неспеша, и мучительно нежно.

По телу ползёт мелкая дрожь.

      Она легкой поступью вышагивает к нему навстречу, невзначай затрагивая пальцами рельеф белой стены, а после вкладывает свои прохладные ладошки в его руки, дурманя заискивающим блеском, ослепительных глаз.       — Для меня это счастливый день, после стольких неудач, наконец- то проект состоялся. И ты… Рядом.       Он осложнено вникает в ее слова, пытаясь понять ее такой искушающий настрой и каждый раз неумолимо теряет нить мысли, когда ее пальчики легонько поглаживают кисть его руки.       — Что ты хочешь в подарок, по случаю окончания проекта?       Полухрипом выдавливает слова застрявшие в горле, перебрасывая взгляд на ее приоткрытые губы. На щечках расползается застенчивый румянец, а глаза сжимаются в хитром прищуре.       — Могу просить все, что хочу? Удерживает глазами мои, выплавляя изнутри меня крошечные остатки самообладания.       Такую я видел ее в своих снах. Загадочную, взволнованную и томно размягченную. Она бесстыдно провоцировала, а я откровенно сдавался, под лёгкой вуалью ее наступательных действий.       — Для тебя, все что угодно. Тянется губами к его уху всем своим хрупким телом, на выдохе, щекоча волосами кожу — произносит.       — Я хочу поцелуй… Всего один. Ему с трудом удаётся вдохнуть полной грудью и осознать масштабы их перепутанных вконец отношений, прежде, чем он прижимается к её губам, выхватывая ее вздох в себя: тяжёлый и рваный. Она цепляется в его волосы, вжимается в его тело, совсем по собственнически закусывая участок на его шее.       — Не уходи.       — Не уйду.       Он будет с ней необыкновенно нежен. Каким не был до этого ни с кем. Для него не станет ничего более важного, чем упиваться ее наслаждением со сладкими стонами. Он будет целовать миллиметры ее бархатистого тела, вбирая в себя всю ее, без остатка. Она будет извиваться в его руках и выкрикивать имя, а после будет шептать слова, которые он с трудом сможет разобрать; путанные, бессвязные реплики о своих чувствах, которые он имел наглость испытать тут, в этом душном помещении с запахом секса.       А завтра, она будет жалеть, стремительно увиливать от разговора, стыдливо прятать глаза и скрывать под водолазкой с высоким горлом его отменены, которыми он ее несомненно наградит.       Завтра они вновь потеряются в недосказанности, сдержанности и суровой реальности, где будут его попытки связать их извечно и ее все более слабые попытки, отказаться.       Нет, он не отпустит. Таких не отпускают, таких не теряют, иначе это ошибка. Фатальная, горькая, не имеющая место быть, между ними, теми двумя, кто горит друг для друга, сжигая до тла.