poet and his muse

Это был конец осени. Ноябрь просачивался сквозь незакрытые окна, скакал по пока ещё теплым коридорам Уэлтона, пробираясь в грубые, потёртые углы комнат здания. Мир вокруг казался забытым: разноцветные листья были убраны ещё пару недель назад, улицы начали пустеть, а люди стали прятаться по домам вместо прогулок по окрестностях. Холодные времена поджидали своего часа, они желали поскорее навестить старых друзей. Выбраться из своего укрытия они были готовы в любую минуту. Тодд смотрел в окно, сидя за дубовым столом. Перед ним лежал блокнот с исписанными страницами. Он не мог понять почему, но в его душу вкрадывалось тревожное, тягучее ощущение, что что-то грядёт. Но пока его удачно защищало горячее чувство свободы, которое Тодду дарило веру и надежду. Его душа пылала от впервые испытанных, таких ярких и искренних эмоций. Он чувствовал, что есть частью чего-то большего, что он может быть собой в маленьком обществе, небольшой группе борцов за искусство. Ведь искусство, оно не просто в книгах или в сборниках со стихами – оно вокруг. Оно в самих нас. Тодд отчаянно хотел быть искусством, хотел, чтобы оно было им. Но единственным живым примером этого был не он, а Нил Пэрри. В сердце что-то щёлкнуло от приятной мысли о соседе. Тодд всегда взирал вверх на Нила, ведь именно Нил, это 17-летнее воплощение поэзии, дарил Тодду ресурсы, дарил ему свободу и показывал пути к потайным местам их душ. Тодд улыбнулся, вспоминая улыбку Нила, вспоминая их походы в пещеру и мокрые волосы Пэрри после душа. Хотелось покраснеть, будто девчонка, но Андерсен лишь вдохнул прохладный воздух и вновь пронзил свой взгляд сквозь грязное окно. Мистер Киттинг задал им написать свое собственное стихотворение, которое ты не оценишь по какому-то графику, а которое оценит лишь твое сердце. У искусства нет критериев: оно будет жить и под давлением, негативным мнением людей, которые ошибочно считают свои оценки верными. Искусство – единственное в этом мире, что будет жить вечно. Тодд нечаянно подумал, что было бы неплохо, если бы они с Нилом были бессмертны. Может, тогда бы Андерсен нашел бы в себе силы, смелость на то, чтобы написать этот злосчастный стих, или на то, чтобы признаться Нилу, что тот освещает Тодду каждый новый день. "Почему я такой трус?" вздумалось Тодду. – И с чего же ты считаешь, что ты трус? Голос появился будто бы из ниоткуда. Парень обернулся, и заморгал, увидев Нила, улыбающегося и опирающегося на дверной проем. Его волосы были взъерошенны, нос и уши покраснели от несущего ветра и его карие глаза устремились на сидящего за столом друга. – Долго ты здесь стоишь? – робким голосом спросил Тодд, отрывая свой взгляд от Нила. – Разве я должен отвечать на вопрос, если мой проигнорировали? – Нил повесил свое пальто, подойдя поближе к Тодду. Тодд промолчал, мысленно выругавшись за то, что вновь показывает свою трусость. Ему было стыдно, ведь это, черт возьми, Нил. Нил был всегда выше Тодда, во всем, и Тодд опять выставил себя трусом. Он опять выставил себя собой. – Слушай... – Нил присел на кровать, попытавшись устроиться поближе к Андерсену. Тот, быстро метнув свои глаза на Нила, не шевельнулся. – Что с тобой, дружище? Не будь таким, ты же знаешь... Нил не знал, как ему правильно говорить. Это мистер Киттинг, их любимый наставник, всегда знал, как достать то, что таиться под замком человека. Его слова всегда находили отзыв в головах учеников, он знал, что его голос имеет необычайную силу. Пэрри желал донести до Тодда свои слова тоже. – Нил, я занят, – попытался отмахнуться Андерсен, убирая вещи со стола, дабы занять себя чем-то кроме мыслей о Ниле. – Тодд, – резко сказал Нил, положив свою ладонь на движущуюся ладонь Тодда. – Что ты делаешь? Он, бегая взглядом, вглядывался в серо-голубые глаза Тодда, пытаясь найти ответы на свои несказанные вслух вопросы. Тодд, почувствовав холод ладони Нила, сглотнул. – Тодд, посмотри, пожалуйста, на меня, – надеясь попросил Пэрри. Тодд нервно повернул голову в сторону парня. Нил давно понимал, что такое поведение это не характер парня. Он просто боялся, но Нил не мог понять чего. Школы? Людей? Может, самого Нила? – Чего тебе, Нил? – тихим голосом промолвил Тодд. – Разве тебе так интересно, что со мной? – Да. Ты этого ещё не понял? – Нил легко улыбнулся Андерсену, думая, что ведёт себя правильно. Тодд же проклинал Нила в своих мыслях вперемешку с желанием поцеловать его, которое он никогда не выполнит. – Почему? – лишь смог из себя выдавить русоволосый. Нил боялся ошибиться, ох, как же он боялся. Он говорил осторожно, будто ступая по скрипящим лестницам их школы: – Ты мне дорог, Тодд. И ты мне правда нравишься, – усмехнулся сам себе Пэрри. – Ты правда хороший парень, и я даже не знаю, с чего ты так к себе относишься. Ты.. чудесный, – выдохнул Нил. – И ты вовсе не трус. – Нил... – закусив губу, Тодд посмотрел на Нила будто бы с отчаянием в его глазах. – Я серьезно говорю, – спохватился Нил, услышав нотки неуверенности в тоне друга. – Ты даже не видишь, какой ты со стороны. Ты наблюдаешь, ты смотришь и даже простому взгляду видно, насколько ты мудр, и какой-же хаос творится в твоей голове. И я это тоже вижу! Я ведь наблюдал за тем, как ты излагаешь свои мысли, как на том уроке у капитана, я видел, какие твои мысли, Тодд... – Нет, нет, не видел... – паника охватила Тодда. Если Нил так говорит, то он уж точно видит его насквозь. Что, если он знает? И он знал. И он поцеловал Тодда, поцеловал будто родную землю, после долгого отсутствия. Андерсен успел лишь прикрыть глаза, не веря своим ощущениям. Нил, почувствовав, что Тодд его не оттолкнул, не ударил, не закричал и не прогнал, поместил свою вторую ладонь на щеку парня. От них издавалось тепло, которое могло согреть даже в такую осень, которая уверенно надвигалась на них. Их движения были синхронны, будто они заранее знали, что им предстоит делать – Нил сомкнул пальцы их рук, Тодд положил свою на шею Пэрри, – ведь это казалось таким правильным. – Ты видел... – шепнул Тодд в губы Нила, когда они оторвались друг от друга, прижавшись лбами. – Видел, – таким же шепотом улыбнулся тот. – Я тоже. В тот момент Тодд знал, какой стих он напишет. У него наконец набралось достаточно смелости, чтобы это сделать. И даже если потом эта смелость пропадет, она все равно уже будет увековечена в строках о любви к 17-летнему брюнету по имени Нил Пэрри.