Ким Хён Сон умирал трижды.
Киёми легко ложится на язык, когда он пытается запечатлеть эти моменты в своей памяти. Один — где он срывается на бег. Быстрее, быстрее, быстрее. Он чувствует, как превращается в бутылку, внутри которой плавает сердце. Резкий поворот, потом ещё, ещё и ещё. Монстры не отстают, а сосредоточие застряло где-то в горловине своего сосуда. И стучит-стучит-стучит. Так наивно и громко. Не от страха, нет. Всего-то — случилась маленькая неприятность — Хён Сон умер несколькими поворотами ранее. Где-то там, со своими товарищами, от которых остались лишь пустые оболочки. Их разбросало по лабиринту словно кегли. И неумелый мечник лежал вместе с ними. Тихо-тихо, правильно-правильно лежал в этих реках крови, готовясь стать чьим-то перекусом. Но в один момент его оболочка почему-то встала с каменного пола, отчаянно побежав к выходу. Ах, бедный-бедный крестьянин, тебе пришлось продать корову!..***
Два — где он стоит. Ошеломлённый, сломленный, живой. Восхищённый, порочный и жадный. Вокруг не меньше крови, чем в его первую смерть, повсюду всполохи тёмной магии, и в этот раз всё куда ужаснее. Ведь он умирает так мучительно сладко, чувствуя, как его жнец с прекрасным лицом обретает лик святого. Глаза сияют лиловым, и этот божественный цвет утягивает его в самую пучину порока, навеки закрепив за ним статус грешника. И пусть в этом чуждом мире нет ни одного храма, посвящённого созданию перед ним, Ким Хён Сон готов молиться на коленях. Прямо здесь, в отвратительной истоме, не в силах думать о павших товарищах. Прямо здесь, выслушивая цену за спасённую жизнь, которую назначает прагматичный жнец. Прямо здесь, в момент своей смерти, он готов молиться на того, кого отверг бы любой храм. Чиновник-чиновник, вы купили прекрасную корову!..***
Три — где он кричит. «Мистер Ки Ён, мистер Ки Ён!» Эхо давит, сосуд треснул, сердце вывалилось из него, задыхаясь в агонии. Меч бесполезен, меч не может лечить, меч создан для другого. Вокруг давно не осталось врагов, их уничтожил безумный тандем. Мечник и безутешная жрица, которая вложила в последнюю атаку всю свою суть. Её тело, не выдержав расхода магии, истлело за считанные секунды, утащив за собой в бездну скелет Священной Империи, на которой не осталось ни единого храма, воздвигнутого для этих треклятых богов. Мечник не мог уйти столь же быстро. Мечник не верил своим глазам, не доверял своему телу и отрицал свой разум. И цеплялся за остывшее тело в темной мантии. И лишь эта безмолвная ноша в его объятиях уберегла мясо империи от кровавого правосудия. Но не от гнева, что обрушился на неё после того, как он осознал, что на темных магов не действует ни один обряд воскрешения. Он кричал, проклиная все на свете. Он кричал, проклиная богов, кричал, проклиная себя, кричал, кричал и кричал. И лишь когда от голоса не осталось ничего, лишь когда последние лиловые всполохи остаточной магии угасли навсегда, лишь тогда он замолчал. Замолчал и взмолился. Грешными руками он собственной кровью выписывал молитву на разрушенном алтаре. И молчали боги, отвергнув того, кто их проклинал. И пообещал мечник свою душу в обмен на время. И, взяв обещание, ответил Альтанус на этот зов. Плачьте-плачьте небеса, ведь погиб Император!..***
Всего было так много, и так мало одновременно. Слишком много точек прибытия в этот мир, слишком много проходов в лабиринте и слишком много жертв. Слишком мало шансов свернуть в нужный тоннель, слишком мало зацепок о чужом прошлом и слишком мало шансов найти новорожденное божество. Существовала лишь одна тонкая нить, что могла к нему привести. Чон Ха Ян. Стоит признать, что найти будущую жрицу было ничуть не легче. И даже создание безопасной зоны для перенесённых этому не способствовало. Судьба будто бы играла с мечником, постоянно начиная всё новые и новые партии. Но чем сложнее игра, тем слаще награда. И Ким Хён Сон окунулся в неё, продвигаясь по лабиринту. Он мчался по коридорам словно зверь, что напал на след. Весь его мир сузился до меча, которым рассекали монстров. Час за часом, словно бы в трансе, Хён Сон продвигался по многочисленным ответвлениям коридоров. Он не останавливался ни перед чем — ни перед случайными ловушками, ни перед беззащитными группами, что изредка попадались на его пути. Совесть, пуская ядовитые стрелы в его мертвое сердце, дарила этим беднягам пару секунд внимания, указывая направление к лагерю. И, очевидно то, что он не собирался надолго останавливаться перед очередными потеряшками. Бессмысленно прожигая их голубыми глазами, мечник не сразу ощутил момент, когда его израненный реальностью рассудок начал трепыхаться. -… Ки Ён. Казалось, где-то щёлкнул гигантский переключатель, вплетая в мир краски и звуки. Ким Хён Сон застыл, не в силах справиться с этими ощущениями и разгорающейся в груди надеждой. Но жрица, которую он увидел в укромном закутке, лишь подтвердила, что только что он вновь обратился в свою веру. Против воли, на лицо налезла улыбка, которая была адресована лишь одному. Ли Ки Ён, Ли Ки Ён, Ли Ки Ён!***
Кажется, что в него снова вдохнули жизнь. Он улыбается, смеётся и, словно мотылек, летит к своему личному пламени. Он одаривает молодое божество подарками, направляет, оберегая от всего. Щурится от удовольствия, наблюдая за птенцом, что расправляет свои крылья, готовясь к первому полёту. Карие глаза сверкают каждый раз, когда очередная партия идёт так, как угодно их владельцу. И, кажется, что юный гений догадывается о многом. О причине столь обширных знаний, о долгих взглядах, о мотиве случайных прикосновений. Но Ли Ки Ён лишь принимает подарки, смущённо улыбается и с интересом слушает советы. И только за это Ким Хён Сон готов вложить своё вновь ожившее сердце в чужие руки. От этого круговорота чувств мечник замирает, с трепетом глядя на собеседника. И осторожно-осторожно отводит его от судьбы одного тёмного мага. Будущий алхимик призывно улыбается, сокращая между ними и без того малое расстояние. И в миг, когда Ли Ки Ён оказывается у него на коленях, Ким Хён Сон тонет в щемящей нежности. Меч растворяется в лиловых всполохах, оставляя лишь щит для грядущих изумрудных глаз.