Ничтожество.
То жалкое подобие печенья, противно сладкое, приторное до тошноты, вызывающее лишь отвращение. Вечное подобие глупой улыбки на лице, гримаса вежливости и учтивости, одеяния, якобы придающие величественности — конус на голове, плащ, орхидея и самое главное: соулджем. Сейчас эта безделушка так же болталась на груди бывшего короля, растрескавшаяся и потерявшая весь блеск, превратившаяся в кусок темно-синего с багровыми вкраплениями кристалла, едва удерживающаяся. На эту стекляшку все раньше чуть ли не молились… Силы ему даст кое-что другое. Пьюр Ванилла больше не хотел носить это имя, изредка произнося его, словно пробуя на вкус и морща лицо. Он в последнее время был словно смертельно болен, непривычно бледный и с поджатыми губами. Его некогда друзья были такими же — их исчезновение принесло облегчение, как и их разрушенные камни души, втоптанные в грязь им самолично. Странную и захлестывающую радость принесло видение друзей, «собравшихся вместе» за столом — широко раскрытые потухшие глаза, надломленные крылья Голден Чиз и Холлиберри с застывшей испуганной гримасой, пытавшейся остановить товарища. А затем их морды начали неимоверно бесить — и король только взмахнул посохом, убирая неугодное в угол, с глаз долой, ломая на куски нежеланное. — Ах, мои дорогие друзья! Многовато вас было… Теперь остался лишь один древний правитель. Дарк Энчантресс покоится вместе с ними, земля ей зефиром, ха-ха… Претендентка на власть, которую нужно было лишь убрать. Нужно было видеть ухмылку на ее лице — она, наивная, рассчитывала, что он присоединится к ним — да, Вайт Лили ни капли не изменилась. Все та же девочка, повелась на доброту своего товарища, кусок отвратительно пахнущего теста, возомнившего себя вершиной мира. Ее гаденькая улыбочка и протянутые к нему руки — такого он не потерпит… Ее служки распластались перед ним — ой, какая жалость, их тела сгнили вместе с обломками древних правителей да их отбившейся подруги… Я идеален. Теперь — идеален, вершина мира, печенье, превзошедшее создателей. Мимолетное счастье, будто от наркотиков, подарила картина полуразрушенного мира. Жалкие поселеньица пытались объединиться, отбиваясь от тьмы, еще умудряясь на что-то надеяться. Дарк Ванилла шагнул вперед и наклонился, разглядывая полумертвые лилии, словно протянувшие крошечные ручки к нему, рассчитывая на помощь и уход. Мгновение, другое — раздался тоненький писк, очевидно исходящий от горящих цветов. Его раздражает аромат лилий, навязчивый и отвлекающий от мыслей. Черными вы будете куда более симпатичными, подходящими под стать новому королю! И вонять не станете. Раздражали и покойные подданные, заглядывавшие в его глаза, голубой и желтый. Вечно жаждущие помощи, огрызки нашлись, тоже мне… Блеск в ярких глазах давным-давно погас, некогда симпатичное лицо кривилось при виде тлеющей беседки.Недостаточно!
Капризно кривя губы, правитель занес свой новый посох над цветами. Не тот хиленький заморыш-растение, а отличное оружие — наплевать, что лунная магия. Единственное, что могло удовлетворить возраставшие с каждым днем потребности ванильного. Как бы развлечься? Противно ноет грудь, терзая душу прошлым, пытаясь пробить на слезы. Плачет-надрывается внутренний голосок, тот самый хваленый Свет Правды — его хлюпанья он слушать не станет, они давно раздавались словно из-под воды. Рот кривится в не то ухмылке, не то оскале. Уголки рта изогнулись, он издал нечто вроде всхлипа. Непохоже на его новый голос, резкий и металлический. Проклятие пускает корни в теле. А почему Ванилла так изменился? Эта дрянь в груди никогда не ослабевает, вызывая злость и желание разгромить все вокруг, практически заставляя плакать от боли. Он воздел руки к небу, стремясь вернуться к былому настроению — и кто его дернул лезть в это прибежище прошлого короля, нюни и размазни, способного лишь лечить! Лунная магия сокрушает все вокруг! Он закашлялся и прикрыл рот рукавом, внезапно заходясь в приступе и дергаясь, оседая на пол и порываясь встать вновь. Непохоже на простую реакцию на дым. Противные слезы подступают к глазам, удушая, вызывая сдавленные хрипы. Белые прядки волос беспомощно заболтались. Король оперся на посох, зло уставившись на противный ему сад прошлого, опаленный и все еще воняющий цветами. Прошлое сдавило горло, подступая и окружая скорчившуюся фигурку. На рукаве замаяило странного такого вида красное пятно — откуда у него, сильнейшего, могло кровотечение взяться из ниоткуда? — Я пойду дальше! — надрывный крик, ему даже не принадлежащий. Начинал злить собственный голос, такой тонкий. Хотелось вцепиться в собственное лицо и расцарапать его до крови, унять боль и зуд. Он топчет полусгоревшие цветы, захваченный своей яростью и корчится от приступов, неизлечимо больной. Есть надежда — не видя ничего перед собой, правитель сорвал с груди подвеску, представленную соулджемом и бросил ее себе под ноги, затем занес над ней посох. На удивление, кристалл так легко распался, рассыпался на крошечные осколки, ровным образом ничего не таящий в себе. Сила иссякла вместе со здоровьем. Улыбка расползается по лицу, отгоняя тоску на короткое время, позволяя распрямиться. Почти что твердым шагом он уходит прочь, чтобы вернуться в резиденцию, достойную его — никого, никаких лилий и дурацких гобеленов, на которых запечатлены былые дни. Внезапно кашель возвращается вновь, расцарапывая грудь и легкие, обжигая рот. Темные пятна, одно за другим, появляются на полу, а оружие падает из рук, стены кружатся и не желают остановиться, ноги не выносят и спотыкаются. Он в предсмертном усилии пытается вцепиться в плитку на полу, не желая даже смотреть на нее — слишком много ярости, рвущей на части. И прошлое наклоняется над ним, не стесняясь отвешивать сильные удары, добивая эту, оказывается, слабую фигурку. Глаза у него в последнее время всегда были как у мертвого, невозможно было понять, жив ли он еще. Или душа все еще ютится в мертвом, распадающемся теле? НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ! Когда-то, много дней назад, он сражался… против кого-то. Проклятие не отпускало его тело и душу. В зале раздавался лишь жуткий кашель вперемешку с оборванными рыданиями. Сгнившее величие распадалось на части, ничего не оставляя, мешаясь с прошлым, становясь таким же мерзким для глаз. Слезы бегут по щекам ручьем. Он не желает быть таким слабым! Но на какую-то долю секунды он поднимает лицо кверху, стремясь увидеть небо и срывается на отчаянный крик. На долю секунды проклятие отступило, чтобы исчезнуть вместе с душой. Парящий замок недолго оставался таковым. Через пару часов он зашатался и рухнул, разбиваясь об жесткую каменистую землю, прогнивший изнутри. Погребая вместе с собой закоченевшее тело. Некому было услышать плач Пьюр Ваниллы, раздавшийся пару часов назад. Эхо все еще осталось… ЧТО Я НАТВОРИЛ?! КТО-НИБУДЬ! ПРОСТИТЕ МЕНЯ, УМОЛЯЮ! ПРОСТИТЕ!