Моя чудесная няня

Тэхён осторожно берёт малыша на руки и, заботливо покачивая, несёт в сторону кроватки, чтобы уложить в ворох свежевыстиранных одеял, поправить специальную подушку, укрыть мягким пледом и, оставив на пухлой щеке едва ощутимый поцелуй, удалиться из комнаты, что и послужит завершением его рабочего дня. Прежде чем уйти, омега долго поёт колыбельную, не в силах оставить хныкающего альфочку в одиночестве, поглаживает пухлый животик сквозь ткань одежды, даже так чувствуя тепло, исходящее от младенца, касается тёмных волосков, густых и чуть кудрявых, расчёсывает короткие пряди пальцами и расплывается в счастливой улыбке, умиляясь. В соседней кроватке лежит ещё один мальчик, копия своего брата, что совсем неудивительно, ведь они близнецы, но, в отличие от второго альфы, он спокойный, почти не плачет и не капризничает, когда проголодается: сейчас Инсон тоже сладко посапывает в колыбельке, уморённый длительной прогулкой на свежем воздухе, тогда как Ёнсу всё ещё более энергичный, чем брат. Он дрыгает ручками в воздухе, словно хочет что-то поймать, тянется к омеге, цепляясь за его длинные тонкие пальцы, и тут же пытается укусить их. Ресницы ребёнка, прямые и пушистые, чуть подрагивают, а глазки начинают медленно закрываться, свидетельствуя о том, что кроха вот-вот заснёт. Тэхён тихо встаёт со стула, специально поставленного около кроваток, чтобы детей было удобнее укладывать, забирает с кресла у окна свою светлую кофту, решая, что будет лучше надеть её уже в коридоре, чтобы невзначай не задеть длинными рукавами какую-нибудь из многочисленных игрушек и не потревожить чужой сон лишним шумом, и, положив в карман широких брюк телефон, выскальзывает из комнаты, прикрывая за собой дверь и по привычке продолжая передвигаться по ковру гостиной на носочках. Чонгук, пристально наблюдая за этой картиной с дивана, прыскает в кулак, не решаясь засмеяться в голос, а потом машет омеге на прощание рукой, молчаливо благодаря за проделанную работу — у них в порядке вещей обмениваться многозначительными взглядами, но не переходить к чему-то большему, даже если это «большее» — простые, почти что бессмысленные диалоги, для других являющиеся привычной обыденностью. Альфа только в самом начале часто разговаривал с Тэхёном, расспрашивая, почему тот выбрал именно эту профессию, почему свободен только в первой половине дня и отчего глушит запах вредными подавителями, ведь сам Чонгук не имеет ничего против привязанности своих детей к феромону няни. Получив краткие, но вполне устраивающие его ответы, Чон больше не стал приставать, решая, что остальные детали личной жизни парня его не касаются. Омега накидывает свою кофту поверх тонкой футболки, зашнуровывает белые кроссовки, чуть испачканные на носах, что делает их уже не такими кипенными, закрывает за собой входную дверь, хлопая не слишком громко, и исчезает за облаком листвы высаженных вдоль забора тернистых кустов, по протоптанной тропинке направляясь к главной дороге. Чонгук живёт не так далеко от города, всего около получаса езды на автобусе, но иногда складывается такое впечатление, что это не небольшой посёлок, а крохотная деревушка на отшибе цивилизации, из которой, тем не менее, возвращаться в шумный и пыльный Сеул порой совсем не хочется. Альфа же, стоя у окна, провожает няню взглядом, рассматривая в меру широкие плечи и каштановую шевелюру, собранную в совершенно очаровательный короткий хвостик на затылке, пытается разглядеть пряди, не убранные с лица — то, как они развеваются по ветру и наверняка неприятно лезут в глаза, всё ещё недостаточно отросшие для того, чтобы и их можно было заплести в хвост. Омега быстрым шагом удаляется, сначала теряясь за высокими кустами, которые уже давно было бы неплохо подстричь, чтобы придать более-менее аккуратную форму, а потом и вовсе скрывается за поворотом, вышагивая в направлении автобусной остановки. На часах 11:34, транспорт прибудет через минуту, и отчего-то это вызывает колючее чувство грусти. Чонгук зашторивает окно, обрывает пожелтевший лепесток на комнатном растении, покоящемся в горшке на подоконнике, гасит свет и уныло плетётся в спальню, чтобы блаженно поваляться в кровати ещё пару часов — до тех пор, пока не проснутся его малыши. Однако няня не покидает мысли Чона даже после ухода. Тэхён скромный, стеснительный и невероятно милый. Он начал работать у Чонгука на пару недель позже, чем Чимин у Юнги. В тот день лил поганый дождь, о котором в прогнозе погоды не было ни слова, и альфа зашёл в уютное помещение агентства раздражённым и слегка расстроенным — он не рассчитывал сидеть на собеседовании как мокрый щенок, любовно укутанный менеджером Сокджином в огромное махровое полотенце, чувствуя себя при этом максимально некомфортно. Сначала взгляд упал на более активного претендента — рыжего бойкого омегу с острыми чертами лица, отчётливо пахнущего кардамоном, но во время беседы выяснилось, что с двумя маленькими альфами ввиду неопытности он, вероятнее всего, не справится, так что, вежливо поклонившись, Хосок вышел из кабинета, загадочно улыбаясь второму омеге. Тэхён особенно ничем не выделялся среди оставшихся — спокойный, совершенно обыкновенный парень приятной внешности и с мягким характером, но что-то в нём всё же цепляло. И, как бы это эгоистично ни было, выбор няни пал именно на него не только потому, что альфочки будут чувствовать себя комфортно и безопасно рядом с человеком, который имеет реальное представление о том, как заботиться о малышах, но и потому, что их отцу будет крайне приятно видеть омегу почаще. У Тэхёна плавные черты лица, мягкий и доброжелательный взгляд, в котором кроме благих намерений ничего разглядеть не получается, прямые густые брови, наверняка непослушные, оттого и неизменно уложенные прозрачным гелем. Кожа бронзового оттенка не идеальная, но близка к тому, на кончике носа забавная родинка, привлекающая внимание, небольшая и лишь едва тёмная, а губы тонкие, приятно розовые, местами искусанные и покрасневшие. Одевается няня скромно, не вычурно от слова «совсем», но настолько стильно и гармонично собственной внешности и характеру, что отсутствие дорогих украшений-безделушек и брендовых новомодных рубашек ни разу не портит образ. Тэхён весь плюшевый и уютный, вежливый и проницательный, что волей-неволей прикипаешь. Наверное, именно поэтому Чонгуку порой так тяжело отпускать его строго в половину двенадцатого и ни минутой позже. Пока Чон безуспешно пытается уснуть, ворочаясь в постели, Тэхён, повернув за угол дома, останавливается и стягивает опрометчиво накинутую на плечи кофту — на улице жара невозможная, волосы неприятно ко лбу липнут, чуть влажному от пота, и только едва прохладный ветер делает ситуацию немного лучше. Омега усаживается на лавочку и блаженно выдыхает, наслаждаясь спасительной тенью от козырька остановки, когда в кармане звонит телефон. На экране высвечивается «Чимини♥» и старая, но смешная фотография друга. — Поверить не могу, что Юнги сделал тебе предложение ещё неделю назад, а я узнаю об этом только сейчас! — Тэхён возмущённо шипит. — Даже твоя течка не является оправданием, Пак-предатель-Чимин. Или вас уже следует называть Мин Чимин? — омега наигранно дуется, в самом деле полагая, что жуткое возбуждение, не спадающее несколько дней, является очень даже весомой причиной, чтобы отложить обсуждение новости о скором замужестве на потом. — Ох, ладно, я рад за вас. Правда. Вы замечательная пара, да и Суён тебя просто обожает! М? У нас? Всё по-прежнему, ты же сам знаешь. Мы просто работодатель и работник, ничего более, — Тэхён чуть расстроено опускает голову, позволяя себе зажмуриться на мгновение и насладиться дуновением ветра, а потом, чуть приоткрыв один глаз, замечает свой автобус и спешно прощается с другом, обещая перезвонить вечером и поговорить подольше. Автобус, битком набитый потными и озлобленными людьми, Тэхёну не нравится совершенно, но такси до центра города будет стоить слишком дорого, да и ждать придётся долго, а другого вида транспорта здесь и не найти. Выискав местечко, Ким медленно пробирается к нему, хватаясь за верхние поручни и кое-как пытаясь сохранить равновесие, чтобы никому случайно не наступить на ногу или не заехать локтем в лицо. Облокотившись на дверь, Ким замирает, стараясь буквально слиться с ней, чтобы не так сильно привлекать внимание — посёлок маленький, каждый друг друга знает, а он здесь чужой, незнакомый, отчего и притягивает любопытные взгляды. Не трудно догадаться, что шёпот, волной пробежавший по всему транспорту, тоже о нём. Омега волшебным образом умудряется достать из маленькой поясной сумки обыкновенные проводные наушники, при этом не задев рядом стоящих людей, что уже кажется победой, и не без проблем, но всё же вдеть их в уши. Включая старую, как мир, песню OneRepublic «Apologize», Ким растворяется в музыке и иногда покачивает головой в такт мелодии. Дорога неровная, трясёт жутко, особенно когда под колёса попадают крупные камни, водитель вдобавок ещё и тормозит отвратительно резко — так, что все органы просятся наружу, но Тэхён стойко терпит, отсчитывая драгоценные минуты до дома, где его ждёт собственный ненаглядный кроха. В автобусе пахнет потом и чьим-то сильным феромоном, таким тошнотворно насыщенным, пробирающимся в лёгкие даже сквозь подавитель, пускай и не самый сильный среди существующих на рынке, но и не самый слабый. Ким увеличивает на телефоне громкость, меняет песню на ту, где басов побольше, чтобы заглушить бубнёж бабулек, устроившихся на не шибко удобных сидениях позади него, и далеко не вежливые выкрики водителя, в очередной раз проклинающего правительство страны за нежелание ремонтировать убитые дороги за городом. Домой омега попадает вместо привычных двенадцати часов только в начале первого. Его малыш уже давно не спит, радостно топает навстречу папочке, заботливо придерживаемый отцом Тэхёна. Ребёнок что-то радостно щебечет, льнёт поближе, не позволяя даже руки ополоснуть, обнимает за ногу и довольно урчит. Омега улыбается, просит отца присмотреть за сыном ещё пять минут, потому что ему жизненно необходимо принять душ и смыть с себя пот, смешанный с пылью просёлочной дороги, на что альфочка разочарованно пыхтит, но отпускает. Тэхён буквально залетает в ванную, понимая, что от изнуряющей жары устал просто невыносимо, умывается почти ледяной водой в попытке быстрее освежиться, а потом заходит в душевую кабину, поворачивая кран в сторону голубой метки. Омега наскоро наносит на волосы шампунь, в процессе расплетая милый хвостик и кидая резинку куда-то в сторону, намыливает кожу приятно пахнущим гелем, напоминающим по аромату цветочный букет, насухо вытирается бежевым полотенцем и, воспользовавшись увлажняющим кремом, возвращается в комнату, решая, что волосы и сами высохнут. Ребёнок радостно визжит и сразу лезет на руки — такой тактильный и любящий ласку. Тэхён крепко обнимает мальчика, благодарит отца за помощь и, поднимая малыша, идёт провожать альфу, не забывая поцеловать его в щёку, чуть испещрённую неглубокими морщинками. Кроха машет рукой на прощание, посылает дедуле воздушный поцелуй и, немного успокоившись, тычется носом в шею папы, почему-то не чувствуя родного запаха, оттого жалобно поскуливая. — Запах скоро появится, Суджин, нужно немного подождать, — омега целует сына в пухлые щеки, совершенно не похожие на его собственные: даже будучи ребёнком, Тэхён всегда отличался стройностью, в какой-то момент даже нездоровой, переходящей в неестественную худобу. — Пока ты не почувствуешь его, мы можем немного поиграть, а потом нужно довязать комбинезончик для заказа. Хорошо, зайка? Нам обязательно нужно закончить, потому что вечером приедет дядя и заберёт его, — Ким ласкает ребёнка ещё немного, а потом привлекает его внимание яркой игрушкой в форме динозаврика. Мальчик первое время охотно играется, но минут через десять стремительно теряет интерес и, оставив игрушку в стороне, засыпает у папы на руках так быстро, что Тэхён даже не успевает усесться поудобнее, чтобы убаюкать своё чудо. Ким посмеивается тихонько, полагая, что ребёнок вдоволь нарезвился с дедушкой, и относит сына в его комнату. Омега ласково целует его в лобик, касается губами носа-кнопочки и, убедившись, что Суджин сладко сопит в колыбельке, возвращается в гостиную. Тэхён усаживается в кресло-качалку, еле как уместившееся в крайне ограниченном пространстве комнаты, достаёт из ящика почти законченный комбинезон ярко-малинового цвета с украшением в виде маленького мишки на правой лямочке и, взяв в руки спицы, погружается в процесс, слегка покачиваясь. Во время беременности омега неожиданно даже для самого себя увлёкся вязанием. Не сказать, что оно когда-либо прежде привлекало его, напротив, вызывало скуку и трудно объяснимое раздражение. Но то ли непрерывная череда событий, заставивших изрядно поволноваться, то ли недостаток денег на брендовые детские вещи, маячивший на горизонте, либо же просто необходимость чем-то занять руки привела к тому, что одним снежным, до ужаса холодным вечером Тэхён закупился пряжей в магазинчике под домом, необходимыми крючками и парой спиц, оставив у продавца почти все свои накопления на «особый случай», нашёл в интернете уроки для «чайников» и просто начал вязать. Первое время получалось из ряда вон: парень постоянно ошибался в количестве петель, путал условные обозначения на схемах, перевязывал одно и то же несколько раз, чтобы получившееся хотя бы отдалённо напоминало красивую фотографию из пинтереста, психовал и переделывал всё заново. Позже стало гораздо проще, ведь петли больше не путались, названия элементов и схемы их вязания прочно засели в голове, а руки привыкли к монотонной механической работе, хотя пальцы иногда по-прежнему устают. Примерно через пять месяцев омега закончил свою первую игрушку-амигуруми, даже всплакнул от счастья — его труды и усердная учёба наконец-то дают о себе знать. Ещё через какое-то время в голову пришла идея создать аккаунт в социальных сетях и продавать малышей хотя бы по чисто символической цене, чтобы окупить немалые затраты на пряжу. Непредвиденно дело пошло в гору, и от изготовления игрушек со временем пришлось отказаться — одежду вязать быстрее и проще, да и спрос на неё на порядок выше. Так Тэхён и стал зарабатывать в сети, продавая очаровательные комбинезочники и кофточки для младенцев. Звонок в дверь раздаётся не то чтобы неожиданно — покупатель предупреждал, что приедет к шести вечера без опозданий, но Тэхён, как всегда, потерял счёт времени: сначала неторопливо вязал, потом возился с замысловатой упаковкой, пытаясь ровно наклеить свой фирменный значок, который, на самом деле, придумал Чимин, да ещё и совершенно случайным образом. Пак тогда гордо бил кулаком в грудь, заливисто смеясь и расхваливая свои творческие навыки, а Ким растерянно хлопал глазами и чуть слезу не пустил — так приятно было осознавать, что лучший друг поддерживает его «старческое» хобби, хотя шутить насчёт него не прекращает. Чуть позже заплакал Суджин, проголодавшийся, но всё ещё невыспавшийся — Тэхён бегал по квартире, как пчелой ужаленный, в поисках бутылочки, потом случайно перегрел смесь и пришлось ждать, пока она остынет. Справившись, омега снова уложил ребёнка и, облегчённо выдохнув, услышал трель звонка. Забрав из гостиной упакованные с любовью комбинезоны — сегодняшний малиновый и небесно-голубой, связанный ещё несколько дней назад, — Ким быстрым шагом идёт к входной двери, не желая заставлять клиента ждать. — Добрый вечер. Я… — договорить Чонгук не успевает: глупо замирает посреди подъезда с чуть приоткрытым в изумлении ртом и широко распахнутыми глазами. Его старый друг решил сделать маленьким альфочкам сюрприз на скорый день рождения, подарив нечто полезное и очаровательное, как он сам выразился, но не рассчитал, что его пара начнёт рожать в самый неподходящий момент и заказ придётся забирать самому Чону. — О, привет, — Тэхён перед ним совершенно домашний, одетый в огромную футболку на бог знает сколько размеров больше нужного — наверное, она даже самому альфе будет большевата — и чёрные штаны, чуть растянувшиеся на коленях от времени. Волосы растрёпанные, неаккуратно убранные со лба детской заколкой в форме какого-то персонажа из мультика, которого Чонгук точно знает, но сейчас не может вспомнить имени, на бровях ни капли геля и пахнет от омеги просто волшебно — шампунем и ноткой природного запаха, распознать которую получается не сразу. — Здравствуйте, — Тэхён смотрит на него удивлённо, переводя взгляд то на коробочку, то обратно на альфу, смутно вспоминая, что покупатель действительно писал ему что-то о форс-мажоре и о том, что за комбинезончиками приедет его друг, для которого, собственно, они и предназначаются. — Вы за заказом, полагаю? — Ага, да. Всё верно. У Намджуна всё через одно место, как, впрочем, и всегда, так что да, за заказом именно я, — Чон мысленно бьёт себя по лбу за самое тупейшее в мире объяснение, которое Тэхёну, наверное, и ни к чему, ведь его должны были заранее предупредить, что за одеждой приедет другой человек, а подробности личной жизни Намджуна его в целом вряд ли волнуют — они ведь даже не знакомы. — Я понял, хорошо. Господин Ким писал мне, что не сможет забрать его лично, но я не знал, что приедете именно вы, — омега задумчиво почёсывает макушку, слегка алея щеками, вспоминая, каким потрёпанным жизнью сейчас выглядит. — Я мог бы сам привезти завтра. — Всё в порядке, у меня всё равно были дела в этом районе. Так, могу я посмотреть? — Тэхён забавно вздрагивает, когда понимает, что держит коробочку дольше необходимого, и несмело протягивает её альфе, надеясь, что тот не будет изучать содержимое прямо сейчас. Конечно, он не может запретить, да и незачем, ведь за качество проделанной работы ручается, но вот перспектива чувствовать на себе чужой оценивающий взгляд ещё хотя бы несколько минут кажется не слишком привлекательной. — Спасибо, — альфа улыбается. — Завтра можешь приходить к девяти, кстати, я утром сам погуляю с детьми. По такой жарище не побегаешь, — Чонгук прижимает к груди комбинезоны и, чуть потупив взгляд, умиляется чужому облегчению — с утра пораньше в автобусе ехать просто невыносимо: мало того, что погода шепчет оставаться дома, так ещё и пассажиров больше, чем вечером, раза в полтора, как минимум. Омега одними лишь губами шепчет тихое «Ладно» и, попрощавшись, захлопывает входную дверь, мысленно пища то ли от восторга, то ли от позора — он и не надеялся увидеть альфу до завтрашнего утра, но сделать это хотелось явно не в бомжатском луке. Омега проверяет ребёнка, а потом, убрав на место раскиданные по комнате моточки пряжи, звонит Чимину, как обещал, и изливает душу, под конец чуть слышно хныкая от бессилия. «Нет никакого бессилия, придурка ты кусок. Без обид, Тэхёни, но ты не сделал ничего, что могло бы намекнуть Чонгуку на взаимность вашей симпатии. Улыбнись ему завтра утром, не знаю, губы блеском накрась, серёжки надень…помнишь те очаровательные серебристые колечки? Поговори с ним, в конце концов!». Тирада Чимина была длинной, немного злостной, но вполне объективной. Омега действительно не предпринимал никаких действий, наивно полагая, что любое поползновение должно осуществляться именно со стороны альфы. С чего такие мысли, конечно, не совсем ясно, но в голове убеждение засело достаточно плотно. Тэхён ещё полночи болтает с другом, уже не решаясь упоминать Чона, расспрашивает о свадьбе самого Пака и о том, как Юнги вообще дошёл до того, чтобы сделать предложение. Не то чтобы он прежде не рассматривал возможность жениться на омеге, напротив, но страх того, что всё происходит слишком быстро, одолевал его часто. Ким переворачивается на другой бок, откидывая край тонкого пледа в сторону — жара невыносимая, а старенький кондиционер не справляется даже с маленькой площадью квартиры, и, продолжая слушать воодушевившегося сменой темы Чимина, тихонько мечтает о том, что когда-нибудь и сам выйдет замуж за любимого человека и будет так же болтать о нём без умолку. Утро встречает шумом ливня за окном, громким стуком во входную дверь и болью в голове: мало того, что омега допоздна не мог угомонить Пака, весело щебечущего о свадьбе и всём, что её сопровождает, так ещё и уснуть потом не получалось, ведь приходилось постоянно бегать к маленькому альфочке, чтобы проверить, не слишком ли ему жарко. Пару раз малыш плакал, благо не настолько громко, чтобы разбудить соседей, потом сам Тэхён пускал сопли в подушку, понимая, что действительно потерял много времени из-за своей врождённой скромности и нерешительности, граничащей с боязнью помешать или отвлечь лишний раз, а теперь уже утро, но привычной трели будильника отчего-то не слышится. Еле продрав глаза, неприятно прикрытые опухшими веками, и соскребя ватное тело с кровати, Ким медленно тащится ко входной двери, неуверенный в том, кого принесло к нему в такую рань. На пороге отец, недовольный то ли от того, что промок под дождём, забыв зонтик дома, то ли от того, что сын так долго не открывал. — К тебе прям не попасть, боже. Ни стука не слышишь, ни звонка. Апокалипсис начнётся, а ты и не заметишь, — альфа пыхтит, причитает, снимая с себя обувь. — Ты, собственно, почему ещё не собран, время видел? Омега, игнорируя все предыдущие замечания, пускай и не очень приятные, но справедливые, смотрит на настенные часы, висящие в коридоре, и, широко распахнув глаза — настолько, насколько позволяют по-прежнему опухшие веки, разумеется, срывается в ванную, понимая, что успеет только почистить зубы да быстро расчесать закудрявившиеся за ночь волосы. Серёжки надеть и личико припудрить — ага, как же, тут даже на завтрак нет времени, что уж о прочем говорить. Одежда под руку попадается недавно выстиранная и старательно отглаженная, и это уже радует, потому что выглядеть ещё хуже, чем вчера, омеге хочется в последнюю очередь. Быстро забежав в детскую, чтобы чмокнуть сына, и обняв отца в знак «благодарственного приветствия», Ким покидает квартиру, проклиная всё на свете. В том числе и свою забывчивость, ведь зонтика у него нет. — Простите, господин Чон, я опоздал, — омега появляется на пороге чужого дома промокшим до нитки, расстроенным, словно за те сорок пять минут и двадцать семь секунд, что он сюда добирался, мир успел рухнуть минимум дважды, и жутко бледным. Чонгук сначала смотрит на него пару минут неотрывно, несколько раз внимательно разглядывая няню с ног до головы, а потом отправляет в душ, предварительно всучив в руки несколько больших махровых полотенец и сменную одежду. Тэхён стеснительно мнётся у входа в ванную, принимая стопку вещей, где есть всё необходимое вплоть до белья, краснеет беспомощно, но потом всё же скрывается за дверью и щёлкает замком. Альфа на это лишь беззлобно ухмыляется, а потом идёт на кухню, чтобы заварить чай. Погода, всё же, вещь странная — только вчера солнце жарило невыносимо, а сегодня дождь с самого рассвета льёт, не собираясь сбавлять обороты, и веет непредвиденной осенней прохладой. Омега надолго не задерживается. Быстро ополаскивается, позволив себе лишь немного понаслаждаться приятно согревающей кожу горячей водой, наскоро сушит волосы одним из полотенец — так, чтобы капельки влаги не падали с закудрявившихся кончиков, переодевается в пахнущий альфой спортивный костюм, очевидно великоватый на пару размеров, безумно смущаясь того факта, что бельё на нём тоже чужое, а потом, быстро надев простые чёрные носки, вылетает из комнаты и движется в направлении шума. Чонгук неспешно заваривает черничный чай, и Тэхён просто не может не отметить приятный аромат ягод. В животе позорно урчит, потому что взять в автобус заранее купленный в магазине сэндвич Ким не додумался, и альфа, даже не оборачиваясь, молча достаёт из холодильника несколько яиц и сковороду из нижнего ящика, закидывает в тостер два кусочка хлеба и принимается за приготовление яичницы. Чон сегодня по-особенному расслабленный, немного сонный и вялый, что совершенно не вяжется с его обычным энергичным состоянием, одет примерно в то же самое, что и Тэхён, и в душе тепло разливается, потому что до жути приятно это осознавать. Няня тихонько усаживается за стол, складывает руки в замочек и осторожно наблюдает за тем, как ловко Чон перекладывает омлет в тарелку, посыпает приправами на свой вкус, сверху добавляет ни капельки не подгоревший тост и быстро сервирует стол. Кружку с горячим чаем ставит рядышком с омегой, а потом и вовсе предлагает несколько вкусов варенья на выбор. — Всё в порядке? — альфа смиренно дожидается конца трапезы, чтобы наконец-то уточнить причину опоздания. Тэхён выглядит таким уставшим и помятым, совершенно не таким, как вчера — в чуть испачканной футболке и старых домашних штанах, зато бодрый и отдохнувший, без ужасных синяков под глазами и подозрительно опухших век. Омега мнётся пару секунд, ёрзая на месте и усердно делая вид, что до сих пор пьёт чай, который, к слову, закончился ещё несколько минут назад. — Да, извините. Такого больше не повторится. — Я не спрашивал, собираешься ли ты снова опаздывать, Тэхён. Я хочу узнать, всё ли у тебя хорошо, потому что выглядишь ты так, словно случилось что-то серьёзное. Ты впервые не выпил блокаторы, — выходит чуть грубее, чем ожидалось, и альфа молчит какое-то время, не уверенный в том, стоит ли продолжать эту тему. Омега сжимается до размера комочка, устраивая пятки на краешке обеденного стула, и про себя отмечает, что сказать ему, на самом-то деле, и нечего. Он совершенно не думал о блокаторах утром, что действительно странно, ведь он всегда это делает. Тэхён буквально помешан на том, чтобы не позволить кому-либо учуять себя, уж тем более прильнуть поближе и вдохнуть полными лёгкими ненавязчивый, но до жути сладкий запах, переняв его частичку себе. Единственное исключение — малыш Суджин. Альфа смотрит на него выжидающе, чуть приподнимает правую бровь, вопросительно изгибая её, но больше ничего не говорит, очевидно, ожидая хотя бы какого-нибудь ответа. Нужно соврать. Что? Что сказать? Сослаться на романтическую трагедию, разыгранную в фильме, или, может быть, на грустный роман? Стоит ли придумать что-то более правдоподобное? Пока Тэхён буквально тонет в куче вопросов и вариаций ответа на них, Чонгук обессиленно выдыхает и встаёт из-за стола. — Дети уже ждут тебя. Я буду в кабинете. Если посчитаешь нужным поделиться, можешь заходить без стука. Если же нет — ладно, я не могу настаивать, особенно если это что-то личное, — Чон быстро ополаскивает тарелки и удаляется из комнаты, не оборачиваясь. День проходит нормально и стрёмно одновременно. За окном по-прежнему льёт как из ведра, ещё и ветер усиливается, словно вот-вот ураган начнётся, дети ведут себя особенно тихо, будучи заспанными, как и отец. Никто из малышей не плачет, не проявляет никакого желания поиграться, даже кушают, кажется, как-то неохотно, словно чувствуют настроение в доме. Альфа в комнату ни разу не зашёл, заперся в кабинете и носа не показывает, с головой окунувшись в рабочие документы. Сам омега тоже к нему не идёт, потому что просто сидеть рядом покажется глупостью, а объясняться он пока не готов. Погрузившись в раздумья, Ким только к середине рабочего дня понимает, что на альфочках его комбинезоны — Инсон в очаровательном голубом, а Ёнсу в ярко-малиновом. Ближе к половине двенадцатого за окном начинается настоящий ураган, а на телефон приходит несколько уведомлений от прогнозного центра и службы чрезвычайных ситуаций с предупреждением о резком ухудшении погодных условий и просьбой не выходить из дома до тех пор, пока дождь не стихнет. Крупные капли тарабанят по окну, стекая со стекла на карниз и смешиваясь со слоем пыли, видимость отвратительная, но даже так ясно, что ливень стеной, а в небе то и дело сверкают молнии. Раскат грома настолько громкий, что крошки-альфы просыпаются и начинают тихо хныкать, заставляя омегу разрываться между ними в попытке успокоить. Малыши ведут носиками, принюхиваются, забавно посапывая, и, ощутив, как сладкий аромат молочного шоколада достигает лёгких, замолкают, чувствуя себя в безопасности, и даже последующий гул в небе их больше не беспокоит. Тэхён улыбается чуть грустно, поправляет пледы, укрывая босые ножки детей, а потом усаживается в кресло у окна и нажимает на ещё одно уведомление — на этот раз о пропущенном вызове. — Да, пап, всё хорошо? Суджину не страшно? — Ким мнёт пальчиками край выданной ему толстовки, теребит завязки на широких штанах, и расслабленно выдыхает, когда отец сообщает ему о том, что альфочке совершенно плевать на то, что происходит за окном, потому что по телевизору идёт его любимый мультик. Ребёнок, словно в подтверждение этому, заливисто смеётся на фоне. — Я пока не знаю, во сколько вернусь. Я посмотрел расписание автобусов, и оба полностью отменили рейсы, а цены на такси взлетели в три раза, это слишком дорого. Придётся ждать, пока опустятся. Что? Я не могу остаться здесь на ночь, о чём ты вообще? Стой, не сбрасывай! — омега чуть повышает голос и, когда Инсон недовольно вытягивает во сне губки, вспоминает, что всё ещё присматривает за детьми. Альфа пообещал переночевать сегодня в его квартире, чтобы присмотреть за малышом, а завтра взять отгул, чтобы Ким мог спокойно вернуться, когда дождь утихнет, не волнуясь о ребёнке. Тэхён пару минут сидит, тупо уставившись в светлую стену напротив, и пытается обдумать сложившуюся ситуацию, потом встаёт с нагретого места и тихо выходит из комнаты, направляясь к чужому кабинету. Дверь чуть слышно скрипит, открываясь, но альфа не поднимает головы, по-прежнему погружённый в работу. Его лицо такое серьёзное и сосредоточенное, нижняя губа прикушена, а язык время от времени толкается в щёку, и, не знай омега Чона долгое время, подумал бы, что с ним заигрывают, но, к сожалению или к счастью, это всего лишь привычка. Ким притворно кашляет пару раз, чтобы привлечь к себе внимание, но даже это не срабатывает, поэтому омега проскальзывает в глубь кабинета и скромно усаживается на диван. Чонгук копается в нескончаемом количестве документов, постоянно перелистывает страницы, в некоторых что-то чёркает ручкой с ярко-красными чернилами, некоторые раздражённо комкает и отправляет в мусорку рядом с рабочим столом. Тихий шёпот альфы смешивается с приятным шуршанием бумаги, и Ким не замечает, как проваливается в глубокий сон, прильнув щекой к прохладной кожаной подушке. Альфа поднимает глаза только ближе к трём часам и пару секунд думает, что засиделся до вечера, пугаясь, — за окном тяжёлые свинцовые тучи, пушистые и устрашающие, и темно так, словно близится ночь. Дверь в кабинет чуть приоткрыта, а на диване спокойно сопит Тэхён, свернувшийся калачиком то ли от холода, то ли просто скромность не позволила вальяжно развалиться. Чонгук улыбается краешками губ и, потянувшись и прохрустев позвоночником, подходит ближе, присаживаясь на пол, чтобы получше рассмотреть умиротворённое лицо: губы омеги чуть разомкнуты, сухие, но уже не такие бледные, ресницы мило подрагивают и брови иногда сходятся у переносицы, словно парню снится что-то неприятное. Чон, не сдерживаясь, запускает руку в распущенные длинные волосы, вплетает пальцы в пряди и аккуратно поглаживает у самых корней до тех пор, пока Ким не начинает громко мурлыкать от удовольствия. Чонгук останавливается ненадолго, приходя в себя, потому что никогда раньше не слышал мурчания омеги, только рокот да нечто похожее на недовольное рычание. Альфа ласково прикасается к щекам, наслаждаясь гладкостью бронзовой кожи, проходится по линии подбородка, большим пальцем как бы случайно цепляя нижнюю губу, а потом и вовсе наклоняется ниже, чтобы коснуться своими тёплыми, чуть влажными губами чужих прохладных. Чонгук не напирает, даже не дышит. Закрывает глаза на пару секунд и представляет, как было бы здорово лечь сейчас рядом, стиснуть хрупкое тело в объятиях и, принюхиваясь к приторной сладости, задремать. Тэхён тоже не дышит, потому что просыпается от поцелуя альфы. Омега широко распахивает глаза, не решаясь отстраниться и нарушить момент, но шумно сглатывает, не желая поперхнуться вязкой слюной, вмиг скопившейся во рту. Чонгук отшатывается назад, бегает глазами по чужому лицу, пытаясь понять, какие эмоции вызвал своим поступком, но кроме смущения ничего не находит. Тэхён зарывается лицом в широкие рукава толстовки, которые почти наполовину прикрывают ладони, и тихонько поскуливает. Ушки омеги заливаются краской, даже не розовой, скорее, алой, а Чон не может отвести взгляд, потому что мило до безумия. Звонкая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра за окном да гулом грома, совершенно не давит. Она уютная, приятная, в какой-то мере даже необходимая. Чонгук просто сидит на полу, усердно изучая собственные пальцы, и старается не смотреть на омегу, медленно поднимающегося с дивана и так же неспешно усаживающегося рядом с ним на прохладный паркет, прямо напротив, чтобы глаза в глаза. Тэхён всё ещё заалевший, чуть растерянный, но, кажется, совсем не оскорблённый самовольностью альфы, он отстраняет ладони от лица, в упор смотря на альфу, а потом сам подаётся вперед и оставляет поцелуй на чужих губах. Парень сминает их так осторожно и ласково, что в сердце щемит, и кто Чонгук такой, чтобы не поддаться искушению и не пройтись языком по аккуратным омежьим зубкам, молчаливо спрашивая разрешение на что-то большее. Тэхён улыбается, чуть приоткрывает рот и позволяет альфе приобнять себя за талию и усадить к себе на колени. Чон обнимает нежно, словно держит в руках драгоценность, постоянно ласкает пальчиками напряжённую спину, не решаясь запустить руки под толстовку и почувствовать подушечками жар податливого тела, гладит плечи, чуть затёкшие ото сна в неудобной позе, а потом и вовсе разрывает поцелуй и опускается носом к венке на шее, вдыхая сладкий аромат. Омега скулит, извивается, потому что обнюхивание является для него чем-то настолько личным и сокровенным, не позволенным никому, кроме собственного ребёнка, что на мгновение становится страшно, но потом волна плохо скрываемого удовольствия возвращается и в этот раз накрывает с головой. Тэхён жмётся к Чонгуку ближе, зарывается пальцами в его тёмные волосы и несильно толкает в затылок, заставляя коснуться кончиком носа разгорячённой кожи. Альфа мычит довольно, сильнее стискивает в объятиях чужую талию, но оставить лёгкий поцелуй на шее не успевает, потому что из детской слышится тихий плач. Омега, вопреки всем предположениям, не отстраняется, напротив, льнёт ближе и шёпотом просит посидеть так ещё пару секунд, дышит часто, не способный полностью пропитаться чужим резким ореховым запахом, а потом и вовсе обмякает. Чонгук заботливо поднимает парня на руки, позволяя зарыться носом в собственную толстовку и сжать пальцами плечо, ногой открывает дверь кабинета и уносит в свою спальню, осторожно укладывая на кровать. — Отдыхай. Поговорим позже, — не давит, позволяет расслабиться и блаженно прикрыть глаза, не пугает, не принуждает к большему. Просто нежно целует в лоб, зачёсывая кудрявые пряди назад, и оставляет в комнате одного, направляясь сначала на кухню за бутылочкой, а потом сразу к детям. На самом деле, это поразительно — то, как Чон заботится о чужих младенцах. Он взял альфочек из дома малютки, увидев их там всего лишь раз, мимоходом и при совершенно случайных обстоятельствах. Брошенные, они держали друг друга за руки, не желая расставаться даже на пару минут, и сердце альфы заныло от несправедливости — неужели эти крохотные комочки не заслуживают любви и заботы? Чонгук забрал их к себе будучи ещё совсем молодым и незрелым, с нуля учился ухаживать за ними: сначала под присмотром собственного папы, а потом, чуть позже, няни. Альфа так внимательно запоминал, как нужно пеленать малышей, когда кормить и как правильно подогревать смесь, как нужно придерживать головку, когда берёшь на руки, и не совершать резких движений, когда укачиваешь. Тэхён уже тогда понял, что Чон будет замечательным отцом. Вспоминая свою первую встречу с семейством, Ким улыбается, а потом снова проваливается в сон, решая, что обо всём произошедшем действительно стоит подумать позже. Когда Тэхён нехотя разлепляет глаза, открывающиеся на этот раз гораздо легче, чем утром, за окном тишина — нет и намёка на недавнюю непогоду. Небо всё ещё не прояснилось, застланное тучами, но уже не такими тёмными и тяжёлыми. На электронных часах, стоящих на прикроватном столике, девятый час, но двигаться по-прежнему не хочется, особенно когда альфа так приятно обнимает сзади, прижимаясь грудью к спине. Омега даже через несколько слоёв одежды чувствует, как сильно бьётся чужое сердце, и не может отказать себе в том, чтобы осторожно повернуться и приложить ладонь к груди — Чонгук дышит медленно, размеренно, спокойно. Он сквозь сон берёт маленькую омежью ладошку в свою и подносит к губам, оставляя поцелуй на тыльной стороне, а потом сильнее прижимает к себе, не желая отпускать. Тэхён мурлыкает тихонько, принюхивается к феромону, совершенно не чувствуя опасности, и льнёт ещё ближе — так, чтобы буквально впечататься в чужое тело. Это странно. Странно, потому что до смехотворного просто. Стоило намекнуть о симпатии чуточку раньше, и они бы действительно не потеряли столько времени зря, уже давно нежась в объятиях друг друга. Он об альфе ничего толком не знает — ни любимого цвета, ни предпочитаемой кухни, только то, что может сам наблюдать во время кратковременных встреч: он заботливый, ответственный, много работает, но умудряется поддерживать баланс между всеми сферами жизни. Он занимается спортом, по утрам либо бегая, либо пропадая в тренажёрном зале, пьёт мало кофе и много свежевыжатого сока, особенно апельсинового, любит поспать перед обедом или понаблюдать, как Ёнсу снова пытается укусить Тэхёна, пока тот укладывает его в кроватку. Чонгук потрясающий. Омега снова вспыхивает то ли от жара чужого тела, то ли от приступа смущения, а, может быть, от всего вместе, хихикает в чужую грудь и теперь ни капли не сомневается, что ему позволят остаться здесь на всю ночь, даже несмотря на то, что за окном тишь да гладь. Тэхён возвращается домой только на следующее утро, получив законный выходной от разнеженного ночными ласками альфы. Омега шуршит в коридоре, аккуратно отставляя грязные кроссовки в сторону, на цыпочках крадётся в ванную, но открыть дверь не успевает, потому что прямо перед ним возникает силуэт отца. Он принюхивается, удивляясь тому, что сын впервые за долгое время не выпил подавитель, потом изгибает брови ещё сильнее, когда чувствует примесь чужого феромона, отнюдь не детского. Мужчина сдержанно улыбается и, обняв сына, уходит на кухню, чтобы приготовить завтрак, на сто процентов уверенный в том, что омега не стал бы поднимать своего парня с постели только для того, чтобы вместе перекусить. Отец трапезу с сыном не разделяет: позволяет насладиться блинчиками, густо политыми медовым сиропом, в одиночестве. Альфа целует ещё не проснувшегося Суджина, тихонько собирает свои вещи и напоследок треплет по волосам Тэхёна, спешно покидая квартиру, понимая, что омега делиться своими эмоциями и переживаниями не планирует, а размышлять он любит в звенящей тишине. Ким с аппетитом уплетает завтрак, ополаскивает тарелку, бережно натирает её полотенцем и ставит на место. В голове до сих пор крутится вчерашнее, а на губах всё ещё ощущается мягкость чужих. Тэхён даже не переодевается, остаётся в спортивном костюме до самого вечера, не желая лишаться орехового запаха. Следующие две недели проходят словно в сказке — Чонгук приветствует на пороге дома широкой улыбкой и тёплыми объятиями, балует вкусняшками и ароматным черничным чаем, иногда и вовсе успевает приготовить завтрак, лишь после этого отправляясь на пробежку или закрываясь в кабинете. Малыши теперь неизменно в новых комбинезончиках, довольные и счастливые, постоянно к запаху няни принюхиваются, привыкают. Сладкий, он оседает в лёгких и успокаивает, в сочетании с феромоном отца создавая чудесную уютную атмосферу. Сам омега с того дождливого утра действительно начинает прихорашиваться перед приходом в дом, чем вызывает нескончаемые подколы от Чимина и восторженные взгляды Чонгука — тот иногда рассматривает его подолгу, проходясь взглядом по всему телу. Не тем хищным, желающим сорвать одежду и присвоить себе, а совершенно нежным и заботливым, внимательным. Омега в такие моменты сжимается до состояния комочка и краснеет безбожно — так, что алеют не только щёки и кончики ушей, но и шея. И каждый комплимент, даже не озвученный, принимает с благодарностью и особым трепетом в груди. Тэхён распускается, словно цветок ранней весной, сияет изнутри, совершенно довольный всем происходящим, и не заметить этого Чонгук не может: альфа всё чаще касается тонких запястий подушечками пальцев, украдкой целует в плечико, скрытое тонкой тканью футболки или его собственной рубашки, поглаживает поясницу, обвивая стройную талию крупными ладонями, или просто укладывает голову на чужие колени и рассматривает омегу, словно изучает заново. Глаза светлые, нос аккуратный, форме которого любой позавидует, тонкие губы, теперь неизменно налитые розовинкой, изгиб шеи, длинной и тонкой, острые ключицы, на которых так хочется оставить сладостный поцелуй, но пока слишком страшно торопить события — после случая в кабинете Тэхён шарахается от него сразу же, как только видит пошлый контекст в движениях. И непонятно, то ли омега не хочет близости, то ли просто стесняется отдаться ощущениям и позволить альфе увидеть его открытым и нуждающимся. Чон не торопится, не настаивает, но игриво кусать за мочку уха или прижиматься особенно близко, подходя сзади, не прекращает. Сегодня же у Тэхёна впервые за долгое время настоящий выходной — без работы, без отцовских разговоров о погоде и политике, без чиминовых восторженных аудиосообщений касательно костюма на свадьбу, который он захотел выбрать в гордом одиночестве, и даже без радостного смеха Суджина в соседней комнате — омега совершенно один в квартире, утопающей в тишине и спокойствии. С непривычки день проходит безбожно медленно. Тянется, ни конца, ни края не видно. Тэхён уже и квартиру успел буквально вылизать, не пропуская ни единой пылинки, перестирать все вещи и даже постельное бельё, приготовить ужин заранее, зная, что возиться с этим позже уже не захочется, а на диету он садиться, вроде как, не планировал. По телевизору ничего интересного, а искать сериал желания как такового нет — все друг на друга похожи, снятые в лучших традициях Нетфликса. Ким уже готов было отчаяться и позвонить отцу с просьбой вернуть ребёнка домой, но в дверь тихо постучали. На пороге Чонгук с букетом цветов и упаковкой лучших в мире эклеров из кондитерской на другом конце города. Альфа искристо улыбается, не спрашивая разрешения, заходит в квартиру и осторожно прикрывает за собой дверь, протягивая омеге цветы — очаровательные кремовые анемоны, аккуратно завёрнутые в крафтовую бумагу. Глаза Тэхёна мгновенно загораются от восторга, и он тут же срывается в гостиную за какой-нибудь симпатичной вазой, громко гремя хрусталём во время поисков. Чонгук наугад открывает ближайшую дверь, надеясь, что здесь можно помыть руки, обтирает влагу о джинсы, не решаясь отвлекать омегу и спрашивать, какое полотенце можно использовать, а потом охотно помогает суетящемуся парню обрезать кончики цветов и поставить их в воду. — Я соскучился. Надеюсь, не помешал, — альфа подходит сзади и обнимает за талию, укладывая подбородок на чужое плечо. Тэхён сначала возмущённо ворчит, скорее для галочки, чем от реального недовольства, что-то бубнит себе под нос о том, что предупреждать о таких визитах надо, а потом, скромно потупив взгляд, предлагает что-нибудь посмотреть в его комнате, на что получает одобрительный кивок. В реальности же про фильм никто и не вспоминает — они просто лежат на кровати в обнимку, разговаривают о пустяковых, но одновременно с этим важных вещах, весело смеются, не готовые прерваться даже на секунду. Альфа позволяет опереться на свою грудь спиной и полностью расслабиться, получая взамен на короткие истории из своей жизни ласку и осторожные поглаживания. Чонгук зарывается носом в чужие волосы, а потом позволяет себе коснуться пальцами щеки и чуть повернуть омежье лицо: Чон целует медленно, как и в первый раз, но не оттого, что боится быть отвергнутым, а исключительно потому, что не хочет слишком сильно торопить события, ведь он ещё успеет насладиться желанным телом, попробовать его на вкус, начиная с солоноватости кожи и заканчивая сладостью смазки, сможет оставить яркие отметины на внутренней стороне бёдер и парочку на выпирающих тазовых косточках, а пока что хочется просто изучить друг друга посредством лёгких прикосновений. Омега поддаётся соблазну, поворачивается и укладывается собственной грудью на чужую, совершенно забывая про всё на свете, позволяет чужим рукам обвить собственную талию, а губам напротив, на этот раз влажным от слюны и чуть припухшим от частых покусываний, касаться собственных, привычно сухих и розовых. Альфа посасывает сначала верхнюю губу, потом нижнюю, улыбается прямо в поцелуй, и это всё настолько очаровательно, что Тэхён и сам не может сдержать маленькой ухмылки. Омега отвечает охотно, полностью отдавая инициативу Чону, чуть приоткрывает рот, молчаливо выпрашивая большего, но Чонгук не углубляет поцелуй, продолжает терзать губы и не более. Подушечками пальцев одной руки он поглаживает длинные волосы, убирая их с шеи, проводит слегка отросшим ногтем по выпирающим позвонкам, доходя до лопаток, а потом возвращается обратно, второй же рукой не спеша опускается к пышным бёдрам, сочность которых заметна даже через мешковатую одежду. Тэхён блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как приятное тепло скапливается внизу живота и постепенно превращается в тугой узел, чуть болезненный, но всё ещё приносящий удовольствие, а потом снова тычется носом в чужую шею, пытаясь надышаться стойким ароматом альфы. Омега ластится, просит больше объятий, такой прелестный и податливый, а Чонгук не отказывает: прижимает к себе крепко, целует пару раз в макушку, касается носом чуть влажного виска Кима и, одурманенный сладостью омеги, невольно толкается бёдрами вперёд, сталкиваясь с пахом омеги. Тот поскуливает, тянется пальчиками к чоновой толстовке, желая, наконец, откинуть её в сторону и ощутить тепло чужого тела голой кожей, не скрытой под толстым слоем одежды. — Подожди, — альфа перехватывает тонкие запястья одной рукой, не разрешая сделать задуманное, смотрит в глаза вопросительно, словно ждёт ответа на какой-то молчаливо заданный вопрос, но не получает его, потому что Тэхён понятия не имеет, что делает не так. Ему жарко, страшно, потому что он и не помнит уже, когда последний раз вступал в интимные отношения, он смущается, потому что не привык делать это при свете яркой лампы, краснеет безбожно, потому что стыдно быть прерванным в такой откровенный момент, на который и решиться-то было непросто, что уж говорить о воплощении желания в реальность. — Тебе не нравится? – омега отстраняется, усаживается посреди маленькой кровати на колени и смотрит глаза в глаза. — Я делаю что-то не так? — Всё в порядке. Но разве мы не хотели просто отдохнуть сегодня? — альфа сам заалевший, но не от смущения, а от резко нахлынувшего жара в теле. В белье до неприятного влажно, ведь капельки предэякулята пропитали боксеры, ещё и плотная ткань узких джинсов, опрометчиво надетых вместо привычных спортивных штанов, трётся о член, принося определённый дискомфорт. Чонгук дышит часто, брови к переносице сводит, пытаясь выглядеть более серьёзным и сосредоточенным. — Ты…не хочешь? — Ким мельтешит перед ним, готовый в любую секунду встать с постели и отправиться на поиски ноутбука, чтобы всё же включить фильм, но его останавливают прежде, чем он успевает подняться. Чонгук осторожно касается его ладоней — мягких и чуть вспотевших от волнения, целует пальчики один за одним, показывая, как сильно хочет позаботиться об омеге, а потом снова прикасается губами к чужим чуть грубее прежнего, прикусывает нижнюю, тут же зализывает влажным юрким языком, переходя к шее. Альфа зарывается носом в ворот одежды, дышит тяжело, но медленно, стараясь успокоить разбушевавшийся организм. — Тебя — безумно. Но я не хочу, чтобы ты потом пожалел об этом, — Чонгук отстраняется, но не слишком сильно. — Всё происходит слишком быстро. Я совсем не против, в моей жизни в принципе всё происходит довольно стремительно и по большей части неожиданно, но ты другой, Тэхён. Ты заслуживаешь долгих ухаживаний, ленивых поцелуев при встрече и атмосферных прогулок по вечерам. Всего, чего только пожелаешь, но не спонтанного секса в единственный за долгое время выходной. Омега сначала вопросительно изгибает брови, как бы не веря в то, что Чонгук остановился исключительно для того, чтобы не навредить ему и не ранить чувства, а потом расплывается в улыбке, понимая, что ему достался самый лучший альфа. — Я не пожалею. Никогда. Я бы не пожалел, даже если б знал, что это всего лишь на одну ночь, — Тэхён шепчет в чужие губы и полностью отдаётся, окончательно отпуская внутреннего омегу. Альфа рокочет довольно, сам стягивает с себя толстовку, а потом раздевает и подрагивающее от предвкушения тело напротив. Тэхён целует жадно. Омега напирает, наваливается на альфу всем телом, будучи абсолютно точно уверенным в своём решении, кусает чужие губы, посасывает их неосторожно, не боясь поранить, небезосновательно полагая, что ему всё равно простят маленькую оплошность, а, может быть, и вовсе не вспомнят. Чонгук охотно отвечает, прижимает к себе настолько близко, насколько это возможно, позволяет прильнуть носом к венке на шее, провести дорожку до мочки уха и лизнуть металлическое кольцо серёжки. Альфа довольно рычит, когда слышит тихое поскуливание омеги, вызванное незамысловатыми поглаживаниями в области тазовых косточек, цепляет пальцами отросшие пряди и чуть оттягивает их назад, чтобы получить доступ к желанному местечку под ключицей, вжимается носом в яремную впадину, втягивает насыщенный аромат, такой сладкий и густой, как патока, стремительно заполняющий лёгкие и не позволяющий спокойно дышать. Сладость чуть душит, но не наслаждаться ею невозможно. Кожа у Тэхёна мягкая, бархатистая, тёплая. Чон скользит подушечками пальцев по оголённой талии, позволяя омеге удобно усесться на своих бёдрах, ласкает в районе рёбер, словно старается убедиться напоследок в правильности своих действий, а потом медленно отпускает зверя внутри и позволяет делать ему всё, чего тот пожелает, лишь немного сдерживаясь для того, чтобы не напугать омегу своим напором. Альфа хватается за резинку спортивных штанов, тянет вниз, чуть оголяя чужие ягодицы, ласкает упругие половинки и рычит, понимая, что в такой позе не сможет нормально избавиться от одежды. Про собственные джинсы он на время и вовсе забывает, как и про пульсирующий в белье член, истекающий естественной смазкой. Тэхён сам догадывается о причине недовольства Чонгука, нехотя сползает с его бёдер и, самостоятельно стянув штаны вместе с простенькими белыми боксерами, укладывается на спину, параллельно выключая одну из ламп, висящих над кроватью. Комната погружается в приятную темноту, лишь слегка разбавленную тусклым светом от второго светильника, и обстановка вмиг становится более интимной и расслабляющей. Чон замедляется, смотрит на омегу пару секунд, приподнимается с постели, чтобы избавиться от своей одежды, кидает её на пол, не волнуясь о том, что скученная в комок ткань вероятнее всего помнётся. Альфа нависает над Кимом, обнюхивает снова и снова, не отказывая себе в такой роскоши, а потом вновь целует — влажно и долго, с языком — так, как нравится поскуливающему под ним омеге. Тэхён краснеет, когда чувствует, как капелька ароматной смазки стекает по ложбинке меж ягодиц, алеет ушками, когда понимает, что Чонгук учуял его возбуждение, и льнёт ближе, тихо прося быть осторожным. Чонгук кивает одобрительно, потому что навредить этому комочку нежности он не может себе позволить, ласкает его соски, перекатывая бусины меж пальцев поочерёдно, а потом и вовсе касается их языком, смачивая вязкой слюной. Омега изгибается под ним, мнёт пальчиками простыни, не желая впиваться коготками в широкие плечи парня и оставлять на них красноватые полосы. Ким крупно вздрагивает, когда альфа ухмыляется прямо в поцелуй, ведёт пальчиками по едва ли не впалому животу по направлению к лобку, оглаживает совсем недавно гладко выбритые яички, удовлетворённо порыкивая от ощущения гладкой кожи, обводит пальцами основание члена, поднимаясь мелкими движениями к самой головке. Омега поскуливает, подаётся вверх бёдрами, желая получить больше ласки, трётся ягодицами о простыни, вмиг ставшие какими-то неприятными и слишком шершавыми. Чонгук дразнит, оглаживает в районе уздечки, заставляя дышать загнанно, ногтем цепляет уретру, а потом и вовсе прекращает какие-либо действия. — Перевернись на живот и приподними таз, — альфа помогает выполнить собственную просьбу, целует чужие лопатки безостановочно, надеясь, что от таких нежных ласк поза станет не такой смущающей для омеги. Ким опускается грудью на подушку, прихватывая краешек зубами, выгибается грациозно, поднимая бёдра так высоко, как только может, и не без усилий удерживает разъезжающиеся в стороны ноги на месте. Чонгук пару секунд рассматривает капельки смазки, стекающие по ногам, влажную пульсирующую дырочку, призывно сжимающуюся вокруг пустоты, такую розовую и гладкую, что во рту непроизвольно собирается слюна. Альфа наклоняется ближе, не видя причин не попробовать омегу на вкус прямо сейчас, в последний раз целует впадинки на пояснице, а потом размашисто лижет колечко мышц, выбивая из чужой груди тихий стон. — Не сдерживайся, я хочу слышать тебя, Тэхён. Влажный язык легко проникает внутрь, оглаживает стеночки хаотично, заставляя метаться по постели в поисках наиболее удобного положения. Омега продолжает хвататься пальчиками то за подушку, край которой всё же отпускает, то за скомканную порядком простынь, слегка влажную от собственной слюны. В комнате пахнет возбуждением, сладким омежьим феромоном и насыщенным запахом альфы, но вот хлюпающие звуки разносятся, кажется, по всей квартире. Чонгук лижет дырочку, не смущаясь совершенно, параллельно пальчиками ласкает вход, только иногда позволяя себе проникнуть в разгорячённое нутро на одну лишь фалангу, прикусывает чувствительную кожу на ягодицах раз за разом, шлёпает влажную кожу ладонью, оставляя красноватые следы. Тэхён стонет всё так же тихо, но протяжно, а Чонгук с упоением ловит каждый звук, каждый хрип, вырывающийся из чужого горла. Альфа проникает двумя пальцами внутрь, когда понимает, что омега достаточно растянут, а сдерживаться больше сил нет ни у кого из них, разводит их в сторону, проверяя, точно ли достаточно, а потом встаёт на колени и двигается ближе к омежьим бёдрам, проводя пару раз влажной от смазки рукой по собственному члену. — Нет, — Тэхён вздрагивает и непроизвольно сжимается, когда чувствует головку возле своей дырочки. — Тебе не нравится? Мы можем сейчас же прекратить, — Чонгук смотрит на омежью спину с плохо скрываемым волнением, дышит тяжело, часто, загнанно, поглаживает ладонью чужую поясницу и помогает Тэхёну перевернуться на спину, когда тот совершает первую попытку. — Я хочу видеть тебя, — омега по инерции к губам напротив тянется, ищет их в полутьме, пытается разглядеть одобрение в почерневших глазах альфы. Его губы влажные, даже мокрые, от смазки и слюны, он ладонью стирает чуть вязкую жидкость и улыбается, прикусывает мягкие губки Кима, продолжая гладить омежьи бёдра и успокаивать, а потом просит раздвинуть ножки чуть шире и пристраивается к проходу. — Уверен? — Да, — на выдохе. Член, длинный и в меру толстый, погружается внутрь одним слитным движением, растягивает стенки чувствительные. Орган пульсирует, и Тэхён каждую венку, кажется, внутри себя чувствует. Омега смотрит в глаза напротив, застланные пеленой возбуждения, всматривается в непроглядную черноту, выискивая на дне толику обожания, но находит целый океан непомерного вожделения и невысказанного восхищения. Чонгук не отрывается от мягких губ, сладких и покорных, ласкает их своими, время от времени проходясь языком, а потом и вовсе прикусывая. Альфа двигается тягуче медленно, так, что коленки трясутся и тело пробивает дрожью, как в забвении шепчет на ухо комплименты, банальные до ужаса, простые, но такие настоящие и искренние, что омега не может не таять — стремительно и бесповоротно. Омега ластится снова, просит поцелуев и тут же получает их; Чон касается чувствительной шеи, местечка за ухом, лижет мочку, а потом спускается к ключицам и наконец прикусывает тонкую кожицу под выпирающей костью. Ким ногами чужую поясницу обнимает, скрещивая лодыжки за взмокшей спиной, а пальчиками за широкие плечи хватается, иногда царапая кожу на пробу, рассматривает вскользь красноватые полосы, оставленные собственноручно, а потом, улыбаясь широко и простодушно, зарывается в чужие тёмные волосы, чуть оттягивая их назад, чтобы открыть доступ к шее. Тэхён втягивает носом густой аромат, стойкий и одуряющий, а сам надышаться не может, всё усерднее подмахивает тазом и пытается пропитаться ореховым запахом, смешать со сладостью собственного шоколада, чтобы, ощутив очередной мощный толчок и семя, разливающееся внутри, излиться на живот, запачкав и собственное тело, и тело Чонгука. Чон продолжает нависать, старается скорее покинуть разнеженное тело, чтобы не допустить сцепку, а потом медленно, на подкашивающихся ногах плетётся в ванную за полотенцем. Омега продолжает лежать на кровати, всё ещё ощущая отголоски приятной заполненности, мелко подрагивает, зажмурившись от удовольствия, и наслаждается заботой альфы — Чонгук его обтирает ласково тёплым влажным полотенцем, стирает с живота сперму, уже начавшую потихоньку застывать и стягивать кожу, чистым краем вытирает лоб, покрывшийся испариной, и шею, по которой стекает несколько капель пота. Вся постель влажная — смазки было так много, что она пропитала всю простынь и часть одеяла. Чонгук осматривает кровать, скомканное бельё, омегу, что пытается носом уткнуться в подушку и без стеснения вдохнуть ореховый шлейф. Тэхён двигается лениво, ноги не сводит, по-прежнему держа их согнутыми в коленях, и альфа шумно сглатывает, наблюдая, как собственная сперма вытекает из порозовевшей дырочки, местами даже чуть покрасневшей. Ким трёт чувствительный сосок, исподлобья на Чонгука смотрит, намекая на то, что не против продолжить вечер в заданном ритме, а потом тихо посмеивается, когда его на руках несут в ванную, параллельно зацеловывая истерзанные губы. После душа они вместе перестилают кровать, закидывая испачканное бельё в стиральную машину, укладываются на новое, всё ещё пахнущее порошком и совсем немного лавандовой отдушкой, и позволяют себе потратить всю ночь на тихие душевные разговоры: о них, о детях, о будущем, о настоящем. Тэхён снова начинает стесняться своей наготы, полностью пришедший в себя после оглушительного оргазма, жмётся к чужой груди, а Чон на такое поведение лишь посмеивается, представляя, что теперь сможет видеть застенчивое личико омеги рядом с собой если не вечность, то как минимум долгую и счастливую жизнь.