аффилиация

Сколько это длится? Их совместное проживание в тесной комнатке клубного дома. Салли на этот вопрос лишь пожмёт плечами, выдав самое очевидное "не считал, не знаю", а Майк, нахмурившись презрительно, выдаст точное количество дней: девяносто один. Конец марта, если он не ошибается — всё-таки, некоторое время, лишённый мотивации, крестики в календаре он не ставил, но ошибается ли хоть когда-то Майк Вазовски? Вот именно. Значит, конец марта. И, быть может, две с лишним тысячи часов было достаточно даже для Вазовски, чтобы притереться друг к другу, но это же Джимми Салливан! Чёртов Салливан с его чёртовыми привычками. Невыносимо, сказал бы Майк, невыносимо делить и без того тесное помещение с этим громилой, ничего не смыслящим в жизни, только вот есть одна проблема — Майк будет лжецом, если скажет это. Он не солгал бы, сказав это восемьдесят дней назад, пятьдесят, даже тридцать, но вот именно сейчас это окажется самой наглой ложью. Он думает об этом в воскресное утро, когда без будильника просыпается и принимается дочитывать последние главы "Теории Страховедения". Майк скучал по Рэндаллу и по долгим беседам с ним перед сном. Всё пошло не по плану: восьмое декабря, заваленный экзамен, "Общажный Кошмар", Салливан, свалившийся на его голову, многое-многое другое... Но горевать об этом уже поздно. Всё уже произошло, а прошлое неизменно — трезвое убеждение в его голове. Утешало лишь одно: всё налаживается. Пусть и не сразу, но лучше становилось. Тесная комнатка не казалась такой неуютной, участники клуба начали хоть что-то смыслить и пользоваться преимуществами, да и Салли перестал вести себя как полный отморозок — не психовал уже по теме подъёма в шесть утра, слушал его лекции и, что немаловажно, перекинуться словами не был против. Почти как с Рэндаллом. С этой мыслью Майк дочитывает книгу, перечитывая пару-тройку абзацев для уверенности, ведь голова забита совсем не искусством страшильного мастерства. Только после этого он взбирается на чемодан, ставит книгу на полку — валится она в тот же миг. Опять подвели ненадёжные крепления. Майк вскакивает от грохота, а затем слышится ещё один, за которым следует непродолжительный вскрик. Тут и оборачиваться не надо. — А ты знал, что регулярные падения с кровати — поведенческое расстройство в БДГ-фазе сна? — То-то же, регулярные! Подумаешь, раз пять свалился... — Только ты такой особенный, — непринуждённо говорит Майк, обернувшись наконец. — Умник тут нашёлся, — дерзит Салли, вставая и потирая ушибленный локоть. — Чего ты не спишь? Выходной ведь. На часах пол восьмого, ну кто за семь часов выспится? — Выходной, не выходной, день у меня спланирован, вот и не сплю! Не всем в кровати валяться по четырнадцать часов. Лучше бы полку поставил на место, чем перечил мне с утра пораньше. Салли и бровью не двинул. Только усмехнулся так, как ненавидит Вазовски, будто специально — самодовольно. — Поставлю, конечно, ты же своими ручонками ничего тяжелее трёх книг не поднимешь... — Вот и подниму! Как же порою легко заставить Майка идти на поводу. Одна колкая, мимолётная фраза, и этот академический маньяк уже сунется в дело, только бы угодить и не остаться в проигравших. Не остаться в проигравших там, где и победителей нет. Майк принялся поднимать упавшие книги, а Салли на это лишь улыбается — ни капли самодовольства — и кладёт ладонь на его плечо. — Разберусь я с этой полкой, Майки, — задерживая руку, утешает он, — ты только успокойся. Что, совсем никак не заснуть? — Заснуть, заснуть... Говорю же, у меня день спланирован. — Да брось, тебе бы развеяться. Ни на минуту не позволяешь себе расслабиться, так отдохни хотя бы на выходных. Прогуляемся? Это уж точно лишним не будет. Майк поглядывает то на обвалившуюся полку, то на руку, целиком покрывающую его плечо. Такая большая и тёплая; целовать её, видя сладкие сны, уже не настолько противно. И, возможно, Салли прав — прогуляться было бы неплохо, лишним не будет, — но соглашаться с ним так просто совсем не хочется. — Что, вдвоём? Бесцельно? — Ага. Вдвоём, бесцельно. Цель не у всего должна быть. — Лишено смысла. — Отдохнуть за неделю — вот тебе цель. А смысл здесь в том, чтоб ты окончательно умом не тронулся. Давай, Майки, хотя бы на часок. — Это кто тут тронулся! — он скидывает руку с плеча, поворачиваясь. Ни с кем разница в росте так критично не ощущалась, как с Салливаном. — Хорошо, но только на час и только потому, что проявлю снисходительность. Даже в обычной его улыбке, по-приятельски доброй, есть что-то особенное. Так редко можно было её увидеть, особенно, обращённую к нему. Регулярные тренировки и дни, проходившие по чётким графикам Майка, закалили — долго они не собирались. Солнце на улице ослепляет, вынуждая зажмурить глаз, тот, что не спрятан под медицинской повязкой. Стоило открыть занавески с утра, но тревожить Салли резкостью освещения уже не было желания. Кто же знал, что забытое крепление решит о себе напомнить? Раньше Майк портил бытовую жизнь для него при любом случае, в каждой мелочи, из принципа: испортил мою жизнь — и тебе в ответ испорчу; больше таким промышлять не хотелось. Злоба отступила как-то незаметно. Вазовски оправдывается тем, что вражда ничего им не даст кроме шалящих нервов, а вот сотрудничество ради благой цели принесёт свои плоды — и приносит, — но где-то на подкорке было понятно, что дело не только в этом. Всё же, было что-то завораживающее в его до неприличия нахальной ухмылке и насыщенных голубых глазах. Прогулка, лишённая фактической цели, не кажется плохой. Всем нужен отдых, Майк здесь никакое исключение, но и в этом есть своя проблема — бездействие доставляло больше дискомфорта, чем действие. Вазовски в победу вцепился ещё тогда, когда не отчислили с факультета; когда впервые заметил стенд с брошюрами о страшильных соревнованиях — вцепился всеми зубами, когтями, всей своей сущностью — он не будет отступать. Он докажет всем, насколько выше своего роста. И пусть все думают, что хотят, пусть за его спиной надменно посмеивается Уортингтон со своими марионетками, пусть все говорят ему дальше, что он не страшный. Майк никого не будет слушать. На выходных главная университетская площадь была забита больше, чем в учебные будни. Здесь собирались многие — кто потусоваться, кто обсудить новости за неделю. Салли здоровается с каждым вторым; Майк не знает и четверти от находящихся здесь. Cтоит лишь попасться зданию страшильного факультета в поле его зрения, как мигом он выпадает из реальности. В этом мире ничего не существует кроме этого здания, Майка и его мечты. Он всем докажет... Каждому. Даже себе. Даже Салли. — Майк? Вазовски, да? Незнакомый голос. Майк моргает, окидывая взглядом четыре монстра перед собой — он их не знает, поэтому смотрит на Салли, который, судя по всему, тоже с ними не знаком. — Мы за вас болеем. Давно было пора надрать РОР задницу! — Пока ещё не надрали, — недоверчиво произносит Майк, выжидая. Это может быть очередная "шутка" Уортингтона. — Но обязательно надерём, — договаривает Салли. Окей, в случае чего, это останется на его совести. — Мы реально в восторге. Типа, собрать лузерскую команду и пройти три этапа — мощь! — Никакие они не лузеры, знаете ли, просто заблудившиеся душонки! — раз из-за угла не выходят напыщенные идиоты в красных куртках, то и поболтать можно. — А страшить способен каждый, главное — практиковаться. Ну, и стараться, разумеется. Книжки зубрить, экспериментировать... Майк не замечает, как активно вступает в беседу. Побыть в центре внимания всё-таки приятно. Наконец-то его труды оценены по достоинству! Салли дотрагивается пару раз до его плеча, сообщая, что приляжет у любимого дерева, и Майк молчаливо кивает. Он рефлекторно рассказывает про зазубренные книжки, про то, что потенциал есть в каждом, даже в старичке Карлтоне, и поглядывает на Салливана. Тот действительно улёгся у дерева, а вокруг собралась толпа девчонок — обаятельности у этого полудурка хоть отбавляй — но отчего-то быстро расходятся, а Салли, устроившись удобнее, терроризирует Майка взглядом. Когда Майка оставляют в покое, Салли уже не смотрит. — Приятно было поболтать, парни, — заключает Вазовски, пожимая руки. Затем он подходит к Салли, усаживается на траву рядом. У них с Рэндаллом тоже было "любимое дерево" — в тени, в не очень шумном месте. Самое то, чтобы практиковаться. Читать книги, перешёптываясь. Долбанный Рэндалл! Ещё давно стоило перестать вспоминать про него и про то, как им было хорошо, но давать всем шанс — так в стиле Майка, и даже у Рэнди по прежнему есть шанс перед ним, чтобы вернуться. Все заслуживают шанса. Даже Салли, этот напыщенный придурок, заслужил шанса. И воспользовался им. И Рэнди когда-нибудь этим шансом воспользуется, а Майк, приняв все извинения, также примет его с распростёртыми объятиями. Когда-нибудь. Точно не сейчас: сейчас перед ним только расслабленный Салли. И проводить параллели между Боггсом и Салливаном отчего-то кажется такой глупостью — не похожи они ни капли. Ни внешностью, ни складом ума, ни характером. Ни в чём. "Каждый уникален по-своему" — повторит Майк у себя в голове в какой раз, так и продолжив ставить ситуации с ними двумя в сравнение. Неправильно. — О чём задумался? — О том, как это неправильно, сравнивать двух монстров. — Плевать на Боггса, — схватывает на лету Салли, зашептав ни разу не злобно, — чего о нём вспоминать-то? Ушёл и ушёл, ещё успеет и вернуться, и расплакаться, лишь бы его простили! — Знаю, знаю. Просто до него у меня никогда не было настоящих друзей, может, из-за этого я до сих пор... — Никакой он тебе не друг, и не настоящий вовсе. Друзья не кидают, чтоб уйти в команду получше. А настоящих друзей ещё успеешь найти, для этого вся жизнь впереди! — и хлопает Майка по колену подбадривающе, улыбаясь. И Майк улыбается тоже. Действительно, чего о нём вспоминать, когда проблем и без того хватает. У него есть цель, "Общажный Кошмар", и, кажется, ещё у него есть Салли, который прав в каждом сказанном только что слове. — Уже нашёл. Хотел бы верить. Салли молчит, но хлопает ладонью теперь уже по траве. Майк не брезгует близостью; хоть контактировать с Салли до сих пор непривычно, он укладывается рядом. Чувствует, как Салли пару раз перемещает руку ради его же удобства и это кажется чертовски милым. Рэндалл никогда так не делал, не сделал бы и вряд ли уже сделает. На этом стоит покончить с постоянными параллелями и сравнениями. Салли хороший друг, не заслуживший извечных сравнений с кем-то, а ещё он тёплый, много спит и по-доброму смеётся. Тот Салливан, грозно стоящий часами под дверью общажной комнаты, и тот Салли, что позволяет улечься рядом с ним, подставляя широкое плечо — такие разные. "Только час" давно прошёл, сменившись вторым, третьим... Майк не считает. Время считать не приходится, когда можно расслабиться и непринуждённо поболтать. Пусть зачастую Майк не мог усидеть на месте, нагружая себя бесконечными делами, сейчас, на Салливанском плече, в его крепких объятиях, он наконец-то смог прикрыть глаза и выдохнуть смиренно. Им, в конце концов, так редко удавалось куда-то выбраться. Домой они возвращаются уже вечером. Всё на своих местах: Арт, болтающий с Терри и Тэрри про сновидения; Слизень, почитывающий книгу; Дон, флиртующий с Шерри. Хоть где-то в этом мире нашлась стабильность. Даже не приходится напоминать Салли про отвалившуюся полку; ближе к ночи он сам приходит с молотком и пачкой гвоздей в руках. Перед сном Майк снимает скобу, но смотрит не на неё совсем, а на силуэт Салли в отражении. Прежде чем Салли заберётся на верхний ярус, Майк успевает схватить его за руку, опешив. Тот оглядывается, не понимая, что от него нужно; Майк, если честно, тоже не понимает. — Может... Поспим вместе? С нижней койки хотя бы падать не больно. — Что, одной руки для целований уже недостаточно? Как скажешь, Майки. Салли забирается на кровать без лишних вопросов и разговоров. Спасибо ему за это — Майк не смог бы ответить. Выключив свет, устраивается рядом, впервые за долгие годы позабыв о будильнике. Тесновато, но самую малость. Салли тихо-тихо спрашивает, может ли обнять его; Майк шепчет в ответ нечленораздельное согласие и готов разрыдаться, когда его подтягивают ближе, бережно обнимая — от необъяснимого уюта. Никто из них не переживает утром, понимая, что первая пара успешно проспана — они хотя бы выспались.