Когда Наруто от нечего делать смотрел на свой город с высоты, он неизменно переживал приступ клаустрофобии. Со всех сторон окруженный глухим лесом, город насчитывал около десяти серых улиц, не считая пригорода, затерянного в старинных аллеях и полузаброшенных парках. Люди встречались редко, и только горящие, как глаза чудовищ, окна в лесной темноте напоминали, что пригород был обитаем.
Разросшийся вокруг центра изучения психических заболеваний, город был летучим голландцем в болотно-зеленом море, вспененном заснеженными верхушками полусухих сосен. Тишина старых улиц и ухмылка колодцев-дворов звала к недобрым мыслям. Еще здесь бывали ветра — ледяные и яростные, сдувающие с ног и уносящие прочь любые мысли. Оставалась лишь пустота.
— Наруто, соберись! — прошептал Киба. — Опять витаешь в облаках. Хочешь, чтобы он выпустил тебе кишки?
Наруто фыркнул.
— Ты сам-то так трясешься, что он точно положит на тебя взгляд.
— Что сказал?!
В мятой форме охранника, встрёпанный, как выскочивший из леса волк (и пах он так же), Киба сегодня был особенно на нервах — так более слабый хищник огрызается сильнее, когда рядом в полутьмах бродит кошачьей походкой тот, кто может переломить его одной лапой.
Наруто не слишком удивился, когда в городе стали пропадать люди — необычно только, что альфы. Здоровые и развитые, но не вполне помнящие, что вышли не из глухих лесов, и потому особенно опасные. Как и все, Наруто принимал участие в поисках, расклеивал листовки, бродил октябрьскими ночами по ледяным лесам, рассеивал мрак походным фонариком. Наутро голова немного болела от выкриков имен и усталости.
Они никого не нашли.
— Ведут, смотри — шепнул Киба, и Наруто увидел, как чуть расширились крылья его носа.
Прошел год, прежде чем исчезновения объединили в серию. К тому серому дню пропало уже десять альф, а нашлось лишь трое — с окровавленными улыбками перерезанных глоток.
Тюремные двери со скрежетом открылись, и вывели подозреваемого. Наруто встал ровнее и расправил плечи, чтобы занять немного больше пространства.
— Офигеть, — чуть толкнул его локтем Киба. — Так и не скажешь, хлипкий какой-то.
Наруто тоже представлял себе массивного бритоголового альфу со взглядом чудовища из старинных сказок и непереносимо тяжелым запахом. Но человек, которого вывела охрана, был невысокого роста, со спокойным отстраненным лицом врача-интеллигента или профессорского сына, по воскресеньям посещающего консерваторию. Его запах был нейтральным — холодным, но не ледяным, как нулевая температура переходного времени.
— Думаешь, они могли ошибиться? — спросил Киба, пока с новым лязгом открывалась вторая дверь.
Итачи Учиха остановил на них взгляд человека, выбирающего за прилавком кусок мяса, и Наруто подумал, что нет — они
не могли.
Сопровождая Итачи по длинному коридору к кабинету судебного психиатра, Наруто мрачно разглядывал его точеный профиль. Итачи не обращал внимания — его, казалось, больше занимал Киба. Он не сводил с него своего болотно-зимнего тягучего взгляда, словно чего-то ждал.
Обыкновенно охрана оставалась за дверью, когда подозреваемый проходил освидетельствование, но в этот холодный и темный день было иначе. Наруто и Киба простояли у двери не больше минуты, прежде чем раздался пронзительный крик тревожного звонка. Распахнув дверь, Наруто залетел в комнату, оттащил застывшего, как статуя, Итачи от перепуганного насмерть психиатра.
Киба остался у двери, немного растерянно разглядывая сцену.
— Да что с тобой? — крикнул Наруто, и Киба поспешно подошел, помогая вернуть Итачи на его место.
В кабинете было немного темно. Слабый свет лампы боролся с мраком ноябрьского вечера. Черные силуэты голых деревьев сильно качались на позднем ветру, будто голодные.
У Наруто мороз пробежал по коже: лицо Итачи оставалось сосредоточенно спокойным как прежде. Только взгляд теперь был остановлен не на Кибе. Он был словно та статуя, что поворачивается к тебе, стоит отвести взгляд.
Их попросили остаться, несмотря на то, что Итачи больше не проявлял признаков агрессии. Психиатр стал задавать вопросы, медленно и отстраненно.
— У моей матери была депрессия, — это было первое, что произнес Итачи. У него был спокойный, глубокий голос. — Она принимала антидепрессанты во время беременности.
Наруто чуть не закатил глаза — Итачи в самом деле собирался пройти по классической схеме розыгрыша психически больного? На памяти Наруто это ни разу не срабатывало. Прошлый пациент попался на галлюцинации, которую видел и слышал одновременно в двух местах.
Психиатр задал несколько стандартных вопросов о семье.
— Отец много работал. Я часто оставался один, пока не родился Саске.
— А Ваша мать?
Итачи наконец-то отвел от Наруто свой взгляд и посмотрел на доктора несколько мгновений. Судя по всему, он не был ему особенно интересен.
— У нее была депрессия. Я уже говорил. Саске рос хорошим ребенком. Ему нравилось, когда я носил его на спине. Сложно смириться с мыслью, что я больше его не увижу. У меня осталось не так много времени в этом городе, не так ли?
Тюрьма строгого режима находилась далеко — среди мертвых степей и лесов, где сосна до звезды достает.
— Вам пришлось заменить Саске родителей?
Итачи немного раздраженно нахмурился.
— Мне не
пришлось. Я растил Саске, потому что хотел, — он немного откинулся на стуле. — Он вырос во всех смыслах прекрасным.
Один знакомый ординатор по секрету сказал Наруто, что во время исследования фото-реакций Итачи проявил явные склонности к инцесту — среди многих эротических фотографий на нейтральном фоне он отреагировал лишь на одно. Это была фотография Саске.
— Это он позвонил в полицию, — рассказал Итачи.
— Почему Вы так считаете? — поинтересовался психиатр.
Итачи снова посмотрел на него как будто немного брезгливо.
— Я не считаю. Я знаю, что это был он, — в действительности, Наруто знал, позвонил случайный свидетель, который искал в заброшенной беседке закладку с наркотиками. Наруто понятия не имел, почему Итачи подозревал своего брата.
— Мой брат, он… — Итачи едва заметно улыбнулся. — Очень умный. Но не в житейском смысле. К сожалению, он не совсем понимает ситуацию.
— И почему же он Вас сдал? — спросил психиатр.
— Он думал, что так было нужно, — ответил Итачи.
Он немного помолчал и вернулся к рассказу о детстве без напоминаний:
— Да, в двенадцать лет я собирался повеситься. Я хотел покончить с собой. Мне не нравились игрушки или школа. У меня не было друзей и не было в них потребности. Как врач Вы должны понимать, что любая смерть болезненна, кроме разве что… — Итачи немного помолчал. — Смерти в эпицентре ядерного взрыва. Асфиксия — это болезненно, но не настолько, как жизнь без особенной цели.
Наруто поежился. Итачи произносил слова совершенно спокойно и, если бы он говорил на другом языке, Наруто решил бы, что это просто ученый дает интервью или что-то вроде.
— Меня остановил Саске. Он зашел в комнату. Не уверен, что он понимал, что я собирался сделать, ему все-таки было четыре, но он вдруг заплакал. Открыл рот без переднего молочного зуба и зарыдал. Мне пришлось успокаивать его, и я понял, что допустил ошибку.
Посмотрев немного в потолок, будто решая, что сказать следующим, Итачи продолжил:
— Когда Микото вернулась к жизни после очередного курса лечения, она почему-то решила, что я могу навредить Саске, что я проявляю к нему нездорово много внимания как альфа. Хотя действительно нездорово было только ее собственное поведение. Мне пришлось напомнить ей о существовании органов опеки. Я не собирался доводить до этого, такими стали последствия исключительно ее настойчивости. Должно быть, мои угрозы сбили ее с толку или же ей в сущности был безразличен Саске или я, как бы то ни было она перестала пытаться забрать его у меня. Но в ее взгляде, когда она заходила в нашу с Саске комнату всегда была двойственность. Я знал, что она видела сексуальный подтекст во всем, что я делал с ним — она всегда это показывала.
Итачи снова посмотрел на Наруто — без определенного выражения, просто посмотрел. Психиатр спросил о происшествии в школе, и Итачи был вынужден снова вернуться к диалогу.
— Да, я помню об этом. Когда мне было десять, произошло групповое изнасилование, — Итачи стал говорить немного медленнее. — Альфа не поделил что-то с ребятами из колледжа, и они изнасиловали его омегу у него на глазах. Засняли это на видео. Я в тот день задержался после дополнительных занятий, и нашел один из дисков, которые разбросали по всей школе.
Наруто поморщился, переминаясь с ноги на ногу. Ночная темнота сгущалась вокруг персикового круга света, и окно дышало морозным холодом и ветром, который — Наруто знал — ждал у дверей, затаившись в темноте непроглядных лесов.
— Я не собираюсь обсуждать свое возбуждение, — опережая вопрос психиатра, сказал Итачи. — Нет смысла спрашивать об этом.
Психиатр сделал какие-то записи.
— Вы смотрели видео?
Психиатр оторвался от записей на мгновение и поднял взгляд.
— Оно было в материалах дела.
Итачи склонил голову на бок.
— Тогда Вы должны были заметить, что было в глазах у того омеги. У альф нет возможности быть добрыми в мире, где все основано на насилии и сексе. Сколько бы раз я ни пересматривал, вывод оставался только один. После того случая были и другие изнасилования. Саске подрастал, и я стал замечать, что на него заглядываются альфы, включая старшеклассников. Саске не повезло уродиться… мне сложно подобрать правильное слово… я бы сказал вызывающе привлекательным. Он бывает в некотором роде… диким.
Итачи медленно моргнул, немного меняя положение на стуле.
— Но проблема в том, что как бы хорошо мой брат ни владел приемами самообороны, которым я его научил, как бы последователен и умен он ни был в своем поведении, это не гарантировало его безопасность. Таким гарантом мог стать только я, и я стал им. Сожалею ли я о том, что воткнул одному из популярных альф школы карандаш в глаз? Если бы я этого не сделал, он мог навредить Саске. Я прекрасно осознавал, какую роль на себя беру и ее последствия.
— Он сообщил, что это был несчастный случай, — заметил психиатр.
— Разумеется, — равнодушно согласился Итачи. — Он ведь не хотел, чтобы я выколол ему еще и второй глаз. Я никогда не вредил другим людям без причины.
— История с нападением наркоманов на дом одного из учеников тоже была спродюсирована? — спросил психиатр.
— Я всего лишь сказал в определенных кругах, что это богатая семья. Мои слова не были к чему-то призывающими.
— Но у Вас была причина его недолюбливать?
— Он был новеньким и не очень хорошо умел пользоваться головой. Он подлил Саске какую-то дрянь в стакан, и, боги свидетели, ему повезло, что кто-то из присутствующих на той вечеринке додумался написать мне сообщение. Даже учитывая, что у нас был секс несколько раз за ту ночь, на утро он все еще не успокоился. Это были действительно тяжелые вещества.
Голос Итачи не изменился ни на тон — все тот же отстраненно-чарующий голос диктора научной передачи.
— Я создавал для своего омеги комфортную среду — без альф, способных подливать что-то в стакан. Разговорами не распутать этот клубок нитей, их можно только обрезать, и Саске стоил этого.
Наруто чувствовал, что слушал какой-то сюр. Саске стоил чего — смертей двенадцати человек, которые даже не были с ним знакомы, но потенциально могли бы причинить ему вред?
— Изнасилования тоже входили в Ваше понимание комфортной среды? — уточнил психиатр.
— Я никогда не насиловал Саске.
— Он выражал свое согласие?
— Он чувствовал возбуждение и получал удовольствие, даже если мы приходили к этому через небольшую драку. В этом не было ничего неестественного, кроме, вынужден признать, кровосмешения. Саске еще очень молод и, хотя он скалит зубы и смотрится нахальным, он совершенно не такой
внутри. Ему нужен партнер, силу которого он почувствует на себе. В конце концов в глубине души Саске всегда знал, что я тот убийца, о котором говорят в новостях, и, думаю, он чувствовал себя в безопасности, зная, что пахнет мной… что я сплю с ним. Я хотел стать единственным, кого он боится, и, немного облегчая Вам задачу, — Итачи едва заметно кивнул психиатру, — я прекрасно понимаю, что убийство противоречит нравственным нормам, и я осознавал свои решения и их последствия. Но если бы снова пришлось делать выбор — навредить чужим людям или допустить вред своему брату — я выбрал бы первое. Мне было необходимо, чтобы все проходило по-хорошему.
Психиатр посмотрел на часы и сказал, что на сегодня беседа окончена. Наруто едва подавил облегченный вздох. Итачи не начинал описывать ни убийства, ни насилие над братом, но даже те слова, что он произнес, были удушливее угарного газа, темнее январской ночи среди бескрайних лесов.
Когда его отводили в камеру, он снова посмотрел на Наруто и сказал совсем тихо — так тихо, что Наруто вначале показалось, что он ослышался:
— Ты когда-нибудь бил заключенных?
— Только тех, которые задавали глупые вопросы, — фыркнул он после некоторой паузы и подтолкнул Итачи вглубь его одиночной камеры.
— А я думаю, ты бил, Наруто Узумаки, — он вздрогнул от того, как Итачи прочитал его имя на форменной рубашке. — Когда они пытались показать, что они здесь главные. Мы все одинаковые.
— Я в жизни никого не бил, — солгал Наруто, отходя от камеры. Ему просто хотелось бросить что-нибудь назло. Правда заключалась в том, что полутемные коридоры центра судебно-психиатрических экспертиз не были безопасным местом. Однако Наруто никогда не начинал с ударов.
— Саске нужна сильная рука теперь, когда он остался один, — отозвался Итачи, застывая посреди полутемной камеры. — Время утекает сквозь пальцы, а он особенный.
Итачи все никак не мог прекратить разговоры о своем брате, будто заведенный старый и дорогой граммофон лишь с одной мелодией. Киба поморщился и подтолкнул Наруто к выходу, позвал покурить. Наруто только покачал головой — по какой-то причине ему хотелось остаться в одиночестве ненадолго.
Когда он выходил из желтого здания, была уже глубокая темнота. Ночь шла ему навстречу, увешанная бусами фонарей. Лишь порывистый ветер свистел в ушах, пока Наруто шел по заплывшему ледяной кашей асфальту домой. Вслушиваясь в грохот подъездной двери и шепот старых пустующих лестниц, он думал о том, что чувствовали жертвы, прежде чем Итачи нападет на них бесшумно и быстро с единственной странной целью предотвращения преступлений, которые никогда не были совершены.
Потянув веревочку торшера, он с облегчением посмотрел на знакомые комнаты своей квартиры: забытая кружка кофе, брошенная на старый диван толстовка, старенький ноутбук. Ни свист медного чайника, ни тихий говор включенного видео не отвлекал его от мыслей о рассказе Итачи, о спокойном голосе и образах убитых альф… и единственном имени, которое, как древнее заклинание, пробуждало Итачи ото сна. Его зрачки расширялись, речь становилась эмоциональнее, отрывистее, Наруто был уверен, он вспоминал, как трахал его ночь за ночью — единственные часы, когда он испытывал хоть какое-то возбуждение. Что был тот, чье имя Итачи написал на своем окровавленном щите?
Свист ледяного ветра, шелест мертвых листьев старинного парка — Наруто набрал его на потертой клавиатуре гудящего ноутбука:
Саске.
В сети не было его фотографий. Вернее, Наруто не сразу нашел. Лишь на одном малоизвестном сайте, в самом конце статьи. Изображение не было четким, Саске шел куда-то и обернулся в пол-оборота, почувствовав чужой взгляд. Расплывчатое лицо, белее океана январских снегов и хищно раздраженный взгляд из-под черного капюшона толстовки — взгляд варварски-раскосый и нездешний. Итачи обещал нахальную дикость и развязную красоту, но это сложно было почувствовать по одной неумелой картинке.
Наруто втянул воздух, но почувствовал только запах горелой лапши, о которой успел позабыть. Чертыхнувшись, он бросился к плите и со вздохом повернул рубильник. Взгляд Саске будто до сих пор был на нем, прохладный, как декабрьская роща. Это показалось ему немного низким — подобным образом оценивать жертву длительного насилия.
Он почему-то вспомнил совет кого-то из следователей в курилке перед допросом: «Не дай Итачи залезть к себе в голову, если он попытается». Наруто растерянно посмотрел на сгоревшую лапшу и вдохнул дым. Итачи пытался залезть к нему в голову? Или нет?
Он раздраженно потер лоб. Что ж, если он пытался, ему определенно удалось.
Казалось, над городом совсем перестало рассветать — остался лишь бледный сероватый призрак света, угасающий через пару часов. Наруто привыкал к темноте, думая о том, что следующей осенью непременно выберет город побольше. Он сам не знал, почему оставался, словно капитан, что пойдет ко дну с этим кораблём.
Статьи о пойманном серийном убийце публиковались десятками, но в них до сих пор не было того, что Наруто, сам до конца не осознавая, в них искал. В них не было ничего о Саске. Он узнавал, что это большая редкость, когда альфа убивает альф, к тому же без сексуального мотива, что у Итачи необычно высокий уровень IQ, что он пользовался ножом для колки льда — словом, много не особенно важных для него подробностей.
Иногда Наруто ловил себя на мысли, что вглядывается в лица случайных прохожих — не посмотрит ли кто-то в ответ глазами декабрьского молчащего леса, восточно-раскосыми. Но Саске нигде не было, ни в городе, ни в сети. Он был как призрак, но не бесплотный, раз перевесил на чаше весов двенадцать жизней.
В воскресное серое утро, когда из окна старой многоэтажки виден был только серый туман, Наруто машинально открыл почту — быть может, лапшичная или хотя бы пиццерия прислали особое предложение — но нашел только странное послание, чудом не улетевшее в спам.
«Сегодня, шесть часов вечера, рыбный прилавок. Приходи на него посмотреть».
Наруто несколько раз перечитал сообщение — кто вообще пользовался
почтой? И на что он должен посмотреть, на речную форель? Наруто устало потер глаза. У него все равно не было других планов, даже если это была очередная глупая шутка Кибы. Обычно по выходным он помогал правозащитникам или возился в приюте, но сегодня ничего не намечалось.
Туман медленно темнел, словно в молоко капнули тяжелой каплей чернил. Когда Наруто выходил из дома, уже открылись желтые глаза фонарей. Туман клубился вокруг них, и только черные мокрые ветви деревьев иногда качались от ветра. Когда Наруто открывал дверь крытого рынка, поморщился от крепких запахов рыбы и мяса. Если ад для альф и омег существовал, там точно пахло совершенно так же.
Он побродил немного в толпе людей, не без грусти провожая взглядом семьи, закупающие на неделю продукты. Он никогда не знал своих родителей, а подходящего омегу или бету так и не встретил. В свои двадцать семь он мечтал только о том, чтобы перестать наконец возвращаться в пустую квартиру, которую он получил после детского дома. Друзья не заглушали тишины вечеров.
У рыбного прилавка никого не было. Только мертвый угорь смотрел глазами Итачи — Наруто даже странно хмыкнул. Он вдруг почувствовал, что на него тоже кто-то смотрел (кто-то, кто не был товаром на ледяной витрине), и подумал, что, должно быть, выглядел каким-то психом, смеющимся над мертвой рыбой.
— Я… э-э… — он повернулся и растерял все слова.
Саске с подозрением посмотрел на угря, но ничего смешного или странного в нем для себя не заметил.
Наруто не был уверен, что раньше видел жертв серийных убийц так близко. Он представлял себе нечто другое — чернильные синяки под глазами, сломанные дрожью пальцы, нервный взгляд. Ничего этого не было. Саске пришел в той же черной толстовке, накинутой на голову, но капюшон едва ли скрывал тягучую красоту его лица. Несмотря на то, что он был на первый взгляд очень похож на Итачи, за льдом равнодушия Саске полыхал черный огонь — чего-то не всегда хорошего, но и не всегда плохого. Он был человеком, не вызывающим эффекта зловещей долины — в отличие от своего брата. Вдоль всей его души, всей поперек, Наруто не сыскал бы сходства с тем, кем был Итачи.
Запаха он не почувствовал из-за смрадной рыбы — и пожалел, что столкнулся с ним именно здесь.
Скользнув по Наруто взглядом, Саске так ничего и не сказал. Обошел Наруто и купил что-то — Наруто не расслышал, что именно. Он стоял и смотрел на мертвого угря, который, как ему казалось, смотрел на него.
Очнувшись, он осознал, что Саске давным-давно ушел, и он не завязал с ним разговора — да и стоило ли? Наруто понятия не имел, что сказать. Саске просто растворился как тот тяжелый воскресный туман — утром понедельника были заморозки.
Когда спустя пару дней на его смену снова выпало освидетельствование Итачи Учихи, Наруто почувствовал почти облегчение — ошибочное, учитывая, что ему пришлось услышать в желто-черной коробке допросной комнаты. Кибы в этот раз не было, но новый напарник совсем не заинтересовал Итачи. Отдавая дань традиции, он начал беседу с повторного нападения на психиатра, которое Наруто пришлось прервать. Как и в прошлый раз, охрану попросили остаться на случай, если Итачи снова попытается установить свое превосходство.
Подпирая собой дверь, Наруто разглядывал движение теней на стене и думал о том, не стоило ли ему рассказать о письме полиции. Была ли встреча с Саске простым совпадением или именно на него он должен был посмотреть?.. Киба категорически отрицал свою причастность к таинственным запискам.
— Два месяца назад пропал Ваш коллега, — заметил психиатр. — В материалах дела написано, что Вы убили его в своем доме, хотя раньше никогда не проявляли такой неосторожности.
Итачи немного поморщился — едва заметно. Серая тюремная одежда почти сливалась с его застывшим лицом, расчерченном линями преждевременных морщин. Отстраненный и мутный взор колдуна казался неподвижен.
— Двадцать пять процентов достаточно высокая вероятность, — заметил Итачи и после небольшой паузы пояснил: — Я говорю о вероятности рождения неполноценного ребенка с гомозиготным генотипом. Мы с Саске слишком близкие родственники.
— По какой причине Вы захотели завести ребенка?
— По той же, что и все.
— Эта мысль была Вам приятна?
— Разумеется. Рождение — полная противоположность смерти и насилию, в которых мы живем. Рождение Саске было самым счастливым событием моего детства. Мне хотелось пережить это снова. К тому же я уверен, это положительно повлияло бы на Саске и его поведение, он становился совершенно неуправляем в последнее время.
Итачи машинально приподнял ладонь над столом, и Наруто различил на ней шрамы очень напоминавшие следы от зубов. Согласие Саске не интересовало Итачи по той же причине, что он в целом не интересовался его позицией.
— На моей работе в городской администрации никто не знал, что Саске мой родной брат. Они знали его как моего омегу. Он сидел за столом с моим начальством, когда я приглашал их на ужин — они шутили насчет нашей схожести и насчет секса. В один из таких вечеров мне пришлось предложить Кисаме стать донором. Как я уже сказал, мы не могли завести ребенка самостоятельно как слишком близкие родственники.
Наруто побледнел и переглянулся с Чоджи, вторым охранником в комнате, но тот выглядел отстраненно, и Наруто не мог его винить — им это и советовали в подобных ситуациях: не вслушиваться в то, что их не касалось, чтобы спокойно спать по ночам.
Психиатр на какое-то время замолчал, рассматривая сидящего напротив Итачи.
— Для этого не было необходимости заставлять Вашего коллегу спать с Вашим братом, не так ли?
— Не было, — сказал Итачи. — Но я предпочел этот вариант. По статистике, у омег мужского пола выше вероятность выкидыша при искусственном оплодотворении. К тому же я все время был рядом и не позволил бы ему что-то сделать неправильно или навредить моему брату.
Наблюдая за лицом доктора, Наруто мог предположить, что этой информации не было в материалах дела. Он ожидал вопросов о подробностях и уже мысленно приготовился сопротивляться желанию наброситься на Итачи и вправить ему мозги на место, но психиатр задал совсем другой вопрос:
— Вы сняли это на камеру?
Наруто не сообразил, откуда появилось предположение о камере, но Итачи, казалось, разозлил этот вопрос. Его лицо не изменилось, но взгляд стал отталкивающе холодным, внимательным, как у шахматиста, выявившего ошибку в своей комбинации. Он долго не отвечал.
— Хорошо, — согласился психиатр, что-то записав на листе.
Запись точно была — Наруто не сомневался, Итачи не обязательно было говорить об этом вслух, он не смог сдержать свои эмоции. Наруто вдруг вспомнил первый разговор о школе и том видео. Как странно — ситуации были до странности похожи.
— Идиотизм думать, что все было так же, — наконец произнес Итачи. — Я создал эту ситуацию с Кисаме, а не был ее жертвой. Он согласился сделать так, чтобы у Саске был ребенок, когда он посмотрел на него, то сказал, что получится с первого раза. Мне не особенно нравилось, что Саске был против, это вредно, если он находится в стрессе в такой важный момент. Я предполагал, что мое присутствие его успокоит, но он совершенно не собирался успокаиваться.
Итачи немного раздраженно нахмурил брови.
— Я поспешил, это была моя ошибка. Следовало больше времени посвятить разговорам с ним.
— Что-то еще пошло не по плану? — предположил врач. — Раз Вы убили его прямо в спальне?
— Кисаме сказал то, что ему не следовало говорить. Ни в принципе, ни тем более при Саске.
— Вы нам не сообщите? — уточнил психиатр, когда Итачи молчал достаточно долгое время. Наруто в целом не до конца понимал смысла этого разговора — Киба говорил, что материалы нужны научному центру, потому что случай Итачи уникален, но Наруто не видел в нем ничего уникального, и ему было странно, что деньги налогоплательщиков уходят на вытягивание слов у какого-то психопата — что он чувствовал, что ему сказал такой же гребаный психопат — как будто это, блядь, важно.
— Ты злишься? — Наруто не сразу осознал, что Итачи обращался к нему. Но он сидел в пол-оборота, уже какое-то время наблюдая за его реакцией.
— Я отвечу на вопрос, если этот охранник ответит на мой. Всего один.
Психиатр устало потер лоб.
— Мы не проводим торговые сделки.
— Я могу ответить, — с вызовом сказал Наруто, отчего-то вдруг почувствовавший сильное желание продемонстрировать собственное бесстрашие. Итачи раздражал его. И если он думал, что мог запугать его унижениями омег или нападением на всяких подобных ему отбросов, он ошибался.
Он больше не отводил от Итачи взгляд и даже не думал отступать. Врач кивнул.
— Тебе понравилось то, что ты увидел? — спросил Итачи, и Наруто побледнел. То письмо — прилавок — молчаливый Саске в капюшоне… но как он?.. Это невозможно. — Я думаю, тебе понравилось. Саске очень красив.
— У него есть доступ к почте, — сказал Наруто, обращаясь к психиатру. — Нужно сообщить следственной группе.
— Это не ответ на мой вопрос, — напомнил Итачи. — Хотя по правде он мне не особенно нужен. Ты проявляешь достаточно эмоций во время моего рассказа, чтобы я догадался сам. Я сожалею, что не был знаком с тобой на тот момент, уверен, если бы ты был на месте Кисаме, все сложилось бы иначе. С правильным партнером Саске не стал бы устраивать сцену, это полностью мой просчет.
— Достаточно, — сказал врач. — Посторонние личности — не участники нашего разговора. Наруто, подожди за дверью.
— Я перестану отвечать, — предупредил Итачи. — По поводу пропавших тел тоже.
Наруто не слишком нравилось, куда клонил Итачи. Он ставил условия. Он не испытывал страха и умудрялся общаться с Наруто, будучи заключенным в одиночной камере. И ему потворствовали, желая получить какие-то необыкновенные прорывы в научных исследованиях, хотя Наруто был уверен, что такими темпами они получат только нож в глотку, как и другие жертвы Итачи, возомнившие себя сильными мира сего.
— Он сказал, что Саске такой тесный, будто я недостаточно его трахаю.
Итачи сдержал свое слово, немного откинувшись на стуле.
— Это было абсурдное заключение. Саске всего лишь нервничал, у нас был достаточно регулярный секс. Я не планировал убивать Кисаме в гостевой спальне. Разумеется, и в живых он не остался бы, но мог прожить еще несколько дней. Я вовсе не собирался иметь дело с его возможными претензиями на отцовство. Для Саске это было бы лишнее неприятное напоминание.
— Ты псих, — не вытерпел Наруто, уже ранее вовлеченный в разговор. Итачи с интересом повернул к нему голову. Презрение, сочувствие — лицо Наруто так ярко и четко отражало эмоции, что его можно было использовать как чудесную иллюстрацию. Он был простым. Понятным. Стремился к правильности. И Итачи это понравилось, его это
убедило. Впереди маячили бродячими огоньками недобрые времена, Итачи сознавал, что никогда больше не выйдет за пределы своей решетки, и, возможно, Наруто был тем, что ему нужно.
— Мы закончили на сегодня, — сказал врач, закрывая папку.
Наруто знал, что в этот раз не отказался бы от предложения Кибы покурить немного. На заднем дворе часто оставались такие же, как он, — наслушавшиеся всякого врачи и охранники. Он мог представить, как чиркают в темнеющем тумане зажигалки — похоже на чириканье воробьев.
Но Кибы сегодня не было, а сигарет Наруто не покупал. Он выпил с Чоджи немного пива, прежде чем завалиться в собственную полутемную квартиру, упасть на раскладной диван и смотреть в темно-синий в ночных тенях потолок, вспоминая прохладные слова Итачи. И эта запись — Наруто передергивало от мысли, что Саске мог о ней даже не знать.
И после всего — после Итачи — он мог спокойно покупать продукты и ходить по улице, никак не выдавая свое прошлое, черное, как уголь. Наруто стало интересно, чем он пах, что происходило в его голове, покрытой флисовым саваном черной толстовки.
Был ли он так же вынужден смотреть в чернильно-темный потолок и на летучие желтые тени — отблески фар поздних машин, вспоминать все те годы насилия и равнодушия. Чувствовал ли он тоску или чью-то поддержку — эхо случайных утешений. Как он переживал этот вой ветра и бег вечно свободных ночных облаков.
В воскресенье Наруто обманывал себя, что ему действительно хочется жареной рыбы, но к прилавку Саске так и не пришел. Наруто увидел его случайно, когда заходил по делам в прокуратуру — его вызвали поговорить насчет письма. Вообще-то встречу два раза переносили из-за адвоката Итачи. В прихожей недовольно шептались, он специально тянул время, но никто не понимал, для чего.
Закончив разговор со следователем, Наруто вышел на улицу, невольно вздрогнув от того, как хлопнула за ним тяжелая дверь. Было около трех часов дня, но уже смеркалось. Мрак терпеливо ждал, только чуть отодвигая ледяным ветром голые прутья деревьев — посмотреть на торопливо спешащих домой прохожих… быть может, кто-то не успеет.
Саске спускался по разбитой мокрой лестнице, и ветер трепал его черные неприкрытые волосы. Теперь Наруто почувствовал, как он пахнет — приятно, но тяжело, как сухоцветы.
Заметив его, Саске остановился — вспомнил.
— Ты журналист? — просто спросил он. В его низком голосе не было ни злости, ни суетливой настороженности.
— Нет. Я Наруто, — он протянул руку, и Саске недоверчиво посмотрел на нее.
— Не журналист, но знаешь, кто я.
Казалось, он ждал некоторых объяснений.
— Знаю, — не стал отпираться Наруто, так и застыв с протянутой рукой. — А как ты понял?
— Это заметно, — сухо обронил Саске. — По тому, как ты смотришь на меня.
Наруто немного покраснел. Саске вдруг взял его руку — Наруто ощутил твердое прикосновение его холодных от ветра пальцев.
— Саске, — сказал он, хотя Наруто уже знал.
Он остановился в ожидании, скажет ли Наруто что-то еще, раз решился подойти к нему. Саске не выглядел раздраженным или нервным, скорее, равнодушным, будто знал, что сейчас его спросят все о том же и не рассчитывал на что-то еще.
— Вообще-то, — признался Наруто, — я бы хотел поговорить с тобой. Насчет того случая у прилавка… я вообще-то… я не смеялся над мертвой рыбой. В смысле, это может быть забавно в некоторых случаях…
— Ты больной? — уточнил Саске спокойно.
— Что?.. Нет, черт! — Наруто раздраженно растрепал волосы. — Я просто хотел сказать, что не должен был там быть и… мне пришло письмо на почту, ну и я думаю, ты знаешь… Если не хочешь, можем не говорить об этом.
Саске смотрел на него какое-то время, стараясь выудить смысл из темноты его потока сознания. Затем он покосился на смеющихся чему-то людей немного в стороне и скривился. Он все еще был родным братом сумасшедшего убийцы — кровь от крови.
— Эй, ты куда? — заторопился Наруто, когда Саске развернулся и пошел прочь к тенистому парку, уже наполовину проглоченному вечерним туманом. Не казалось, что Саске имел что-то против его компании, поэтому Наруто просто увязался следом, пока они не дошли до небольшого темного кафе, внутри которого горела северная звезда торшера. Саске толкнул дверь и прошел в самый угол, где небольшие темно-синие диваны обнимали столик велюровыми объятиями.
Саске снял куртку и положил ее рядом с собой. На нем была черная кашемировая водолазка с высоким горлом, оттеняющая безукоризненно правильные линии его лица — разве что рот был немного широким, но так было только лучше.
Наруто разочарованно вздохнул над меню — лапши не было. Один кофе и салаты, как скучно. Он заказал себе кока-колу и расползся по столу, наблюдая за тем, как Саске отвечает на какое-то сообщение на своем телефоне в черном оригинальном чехле. Наконец он отложил телефон экраном вниз и посмотрел на Наруто.
— Что за письмо?
Наруто сглотнул. Он не очень хорошо понимал, как стоило разговаривать с Саске — он собирался посетить несколько онлайн семинаров по психологии, но пока не было времени. Наруто молча открыл почту и протянул Саске телефон. Тот взял, не коснувшись пальцами чужой ладони и, нахмурившись, стал читать.
После он отложил телефон на стол и посмотрел в сторону с каким-то странным выражением на лице, Наруто мог бы сказать, что это было разочарование.
— И что ты от меня хочешь? — спросил он наконец. — Ему скоро вынесут приговор и переведут далеко отсюда.
Наруто почему-то сомневался, что все будет так просто. У Итачи было немного времени в этом городе, и едва ли он собирался потратить его просто так.
Правда, однако, была в том, что Наруто не волновал Итачи. Уже не слишком. Здесь, в полутемном помещении, в тишине наступающего вечера он чувствовал, что кружится голова от того, как ненавязчиво и тягуче пах Саске — аккуратный, с выверенными движениями и голосом, из которого до сих пор не стерлась насмешка.
Наруто ни с того ни с чего вдруг заговорил о приюте, в котором работал, рассказал об альфе с пробитой головой, которого нашли на дороге, затем он рассказал Саске о цветах, которые выращивал, и полностью посвятил его в тайны выращивания рябчиков на северной почве. Он сам от себя не ожидал такой разговорчивости и знал, что поначалу это обескуражило. Саске просто смотрел на Наруто без особенного выражения, но не потому, что ничего не чувствовал — он не понимал, что ему следовало чувствовать, Наруто знал это по его запаху.
Унесли и пустую белую чашку, на дне которой застыла скрывающая будущее кофейная гуща, и прозрачную бутылку колы с бело-красной трубочкой, но в Саске ничего не менялось.
— Никогда раньше не видел говорящую сороку… — признался Наруто, случайно заметив, что за прозрачными окнами настоялся сытый и непроглядный ночной мрак. — Она точно была домашней.
— Я хочу посмотреть, — немного хрипло и как-то невпопад сказал Саске. Это были его первые слова. — На сороку. За колу я заплачу.
Наруто удивленно приподнял брови.
— Что ж… думаю, это можно устроить. Например, в воскресенье?
Саске кивнул и сел немного ровнее. Положил снежно-белую руку на свою куртку и достал черный картхолдер. Пока он медленно вставал из-за стола, Наруто от нечего делать погрузился в новости. Большой палец застыл на экране под фотографией асфальта одной из улиц — всей багряной от крови.
Зазвенел колокольчик входной двери, и кто-то впустил ночь внутрь. Ее холодное дыхание коснулось затылка — а мрак за окнами оскалился, как зверь.
Наруто заблокировал телефон и, накинув куртку, вышел вместе с Саске на ледяную улицу. Они остановились на квадратном пятне бледного света, что отбрасывала дверь кофейни. Нежилые окна с черными веками жалюзи были закрыты, и только маяк отдаленного фонаря рассеивал темноту улицы, на которой они оказались. Из звуков был только ветер — свистящий и смеющийся, прокравшийся в город из глухих бесконечных лесов.
Саске хмуро посмотрел на него.
— Что? — спросил он.
Наруто вздохнул и показал Саске свой телефон с открытым сообщением об убийстве. Он следил за тем, как черный взгляд перетекает со строки на строку, как сходятся у переносицы брови — и запах становился более тяжелым. Наруто хотелось коснуться его ладони, но одновременно он боялся думать об этом.
— Думаешь… — он немного неуклюже убрал телефон, хотя Саске все еще смотрел на новость. Они пошли по темной дороге вместе, отворачиваясь от режущего поздне-вечернего ветра. — Они могли ошибиться? Убийства продолжились, новости нет и получаса…
— Тут нет никакой ошибки, — ответил Саске.
Наруто замолчал. Мог ли это быть подражатель? Убитый был альфой, и ему так же перерезали горло.
— Убитого обокрали, — вспомнил Наруто, задумчиво посмотрев в небо. — Написано, что у него была большая сумма денег наличными. Раньше краж при убийствах не было.
— Нет, — согласился Саске. — Просто изо всех щелей полезет всякая дрянь.
Он шел медленно, смотря только вперед. Немного завороженно Наруто наблюдал за тем, как перебирает его мягкие волосы ветер.
Только теперь Наруто подумал, что Саске, должно быть, пользовался чем-то подавляющим запах — он был слишком слабым. Приятным отголоском того, что, Наруто был уверен, можно было ощутить, если уткнуться носом ему в загривок. От несбыточных образов по позвоночнику прокатилась дрожь. Саске посмотрел на него, но сразу же отвел взгляд. Наруто натянуто улыбнулся.
Он снова заговорил о приюте, о том, что иногда помогал вязать шарфы, хотя Киба дразнил его омегой. Саске спросил — кто это, Киба — и Наруто рассказал ему все подробности, начиная с их встречи на маленькой спортивной секции по самообороне. Туда пускали бесплатно, потому Наруто смог посещать занятия.
Пока они шли, переходя от одного редкого круга света к другому, Наруто видел, как нависала над городом черная волна бескрайнего леса, как медленно начинал кружиться снег. Хоть запах омеги был совсем слабым, он чувствовал, что Саске немного успокоился, что ему нравилось, когда не было вокруг сцепленно железных тисков тишины.
Наруто немного смутился, потому что думал, они идут к дому Саске, чтобы разойтись у подъезда, но через какое-то время понял, что Саске просто шел лабиринтом улиц без какой-либо цели. Сперва он подумал — Саске не хочет, чтобы Наруто знал, где он живет. Он спросил об этом прямо, остановившись у угла центральной улицы, совсем пустынной и полной шепота лесного ветра.
— Нет, — ответил Саске.
Он больше ничего не добавил, и Наруто просиял, смущенно уставившись в промерзшую землю.
— У нас довольно много животных, кстати, — рассказал Наруто, вспомнив об их следующей встрече в воскресенье. — Кроме сороки.
Саске снова на него посмотрел.
— Мне нравятся птицы, — сказал он.
— Есть небольшой сыч, — задумчиво произнес Наруто, снова посмотрев в небо. — Он тоже был домашний.
Саске кивнул. Наруто снова начал было рассказывать ему что-то, но тот прервал его:
— Ты синий, — заметил Саске. — Ты замерз.
— Да вовсе нет!
Он вдруг громко чихнул и вынужден был признать свое поражение:
— Я провожу тебя, — сказал он со вздохом.
Квартира Саске была спрятана среди нескольких одинаковых улиц пригорода. Здесь было много деревьев — широкие лапы елей закрывали окна, так что их не было видно с улицы. И снова — ни души, лишь темнота качалась на скрипучих железных качелях.
Саске открыл входную дверь ключом и зашел в подъезд, маленький и едва освещенный мигающей желтой лампочкой. Мрак на лестницах смотрел как-то голодно.
Запах здесь был отвратный, но Наруто не чувствовал отвращения, давно отученный от этого работой в ночлежке и приюте для животных. Он только немного сожалел, что не сможет больше вдыхать запах Саске, чуть ощутимый, смешанный с уличной прохладой.
Саске подошел к почтовому ящику и достал стопку бумажек и писем. Скривился и выкинул их в мусорку одним небрежным движением.
— Что это? — спросил Наруто, прислонившись плечом к желтой стене. Прежде чем Саске успел возразить, он выхватил одну и записок и прочитал, почти сразу бледнея от грубых выражений и жестоких угроз. Саске вырвал у него послание и повторно выкинул в мусорку.
— Треп, — лаконично ответил Саске на прошлый вопрос, так и повисший в неуютной подъездной тишине.
Наруто проводил его до двери, он не любил лестницы старых домов — тихие, но вместе с тем полные шепота и теней, которых не должно было там быть — не любил глухо закрытые двери с царапинами, будто от когтей, когтей темноты, которая спала на лестнице, в пустых проемах и пряталась на чердаке.
Саске жил на последнем этаже. Казалось, он едва запыхался, пока поднимался вверх — дыхание сбилось только совсем чуть-чуть, и Наруто жадно и глубоко вдыхал чуть усилившийся запах. Он мягко улыбнулся и записал Саске свой телефон — он хотел именно так, чтобы у Саске было право выбора, хотя от всей души надеялся на хороший исход.
Когда за Саске закрылась дверь, Наруто стал медленно спускаться по лестнице один. Он успел преодолеть несколько ступеней, прежде чем телефон завибрировал. Он посмотрел на сообщение — точка с неизвестного номера. Следом за точкой пришло второе сообщение — «Саске».
Он улыбнулся, опустив телефон, и стал спускаться быстрее и быстрее, пока не перешел на детский полубег. Словно запертое на чердаке чудовище действительно выбралось и спешило за ним вниз.
Остановившись в самом конце, Наруто вдруг снова увидел брошенные Саске бумажки и письма. Его радостное настроение рассеялось, как дым. Он подошел ближе и забрал несколько — пусть даже Саске был против.
На улице стало еще холоднее и темнее. Наруто вспомнил, что в его квартире ждет та же темнота и беззвучие оставленных комнат. Он вздохнул и решил немного посидеть на качелях. Странно — он почти не видел света в окнах, как будто дома оставались нежилым, населенными лишь кем-то черным, кем-то мертвым, подсматривающим из-за толстого стекла.
Качели громко скрипнули, заставив Наруто поморщиться. Он развернул письмо Саске и прочитал о том, как писавший эти строки желал Саске сгореть в аду как соучастнику убийств Итачи. Хотя прежде этого автор письма желал много, чего с ним сделать, явно вдохновившись той же фотографией, что и Наруто.
Не дочитав до конца, он разорвал письмо и раздраженно выкинул его остатки в темноту. Вопреки живущим здесь темным мифам, беззубой улыбке мертвеца из старых домов, теням, что бродили в парках, страшнее всего были люди летучего голландца — часть команды, часть корабля. Наруто не стал читать вторую записку.
Снова и снова возвращаясь к монологу Итачи, Наруто вдруг вспомнил, что Кисаме работал вместе с братом Саске. Ему стало интересно, что написала о его памяти городская администрация.
Под громкий и методичный скрип качелей в ночной темноте Наруто открыл сайт и пролистал, но ничего не обнаружил, кроме списка сотрудников. Пропавшего без вести Кисаме в нем не было.
Нахмурившись, Наруто вбил его имя в поиск и обнаружил Кисаме среди действующих сотрудников местного рыболовного предприятия. Какая ирония, он и сам походил на рыбу своим хищным и странным лицом.
Пробравшийся во двор ветер мелькнул среди старых деревьев, с шумом постучал в темные окна, за которыми, казалось, давным-давно не было никакого ответа. Но Итачи сказал, что они с Кисаме были «коллегами». Коллегами по чему, если не работали вместе? Это было странным. Было неправильным. Наруто не понимал, отчего, но у него дрожь пробежала по позвоночнику. Он посмотрел на белые клочки разорванного письма, все еще устилающие черную землю вперемешку с липким поздне-осенним снегом. Давным-давно пора было идти домой, но он почему-то не двигался с места. Чертовы инстинкты — он не мог оставить Саске одного, хватающегося за соломинки в болоте, которое тянуло его на дно.
Телефон вдруг завибрировал.
«Поднимайся».
Машинально Наруто встал с качелей и только потом заметил, что сообщение было от Саске. Должно быть, он видел его из окна. Сквозь по-звериному мохнатые ветви старых елей — забытых героев таинственных легенд об этих лесах, куда прежде боялись ходить.
Наруто написал длинный ответ, что просто задумался, хотел подышать свежим воздухом, что любил сидеть на качелях в детстве — много всего, что отвлекало бы от факта сталкерства. Ему понравился запах Саске, и они оба понимали: это пробуждает определенные изменения у людей его вида.
Саске прочитал его длинное письмо, но не ответил. Его мнение осталось тем же — честным. Наруто оказался один на один с ночной темнотой, скрипом отчего-то все еще качающихся качелей и дверью подъезда, где был сломан замок. От предчувствия, что Саске будет рядом, в безопасности, тепло сладкого мятного чая разливалось в груди.
Он предпочел голодную тишину желтых лестниц и последнюю железную дверь, рядом с которой чернел вырванный с мясом звонок.
Внутри квартиры было тихо, пустынно — ни ключей на тумбочке, ни книг в шкафу. Свет горел только на кухне, и когда Наруто зашел, то увидел Саске в растянутом темно-синем свитшоте. Он стоял спиной, склонившись над раковиной, но затем повернулся и посмотрел на вошедшего. Наруто отчего-то стало стыдно.
Он старался вести себя буднично — будто бы с другом. Помог Саске приготовить салат, который терпеть не мог, а затем потащил смотреть прохождение любимой игры на твиче. Спустя пятнадцать минут Саске заметил, что у него есть компьютер, и до двух часов ночи они по очереди стреляли и проходили миссии, пока Саске не уснул прямо в кресле. Иногда Наруто немного направлял его руку, обхватывая ладонь теплыми пальцами и с наслаждением чувствовал, как чуть щекочут шею темные волосы, а Саске не отстранялся, все с тем же отстраненно-внимательным лицом глядя в экран. Он быстро учился.
Глядя на его сероватое в монитором свете лицо, расслабленное и правильное с чуть широковатым ртом, Наруто чувствовал себя — как он и представлял, горячо и спокойно. Хотелось уложить его между собой и стеной, и что-то животное, теплое и древнее слегка звучало внутри.
— Саске, — он коснулся его руки, покрываясь мурашками от того, какой теплой и мягкой была ткань его толстовки.
Саске открыл глаза и сел ровнее. Полусонный, он объяснил, где взять подушку и одеяло, и Наруто устроил себе ночлег здесь же, хотя почему-то очень хотелось поближе к двери, чтобы быть между ней и Саске.
Было уже совсем темно, и Наруто непривычно казалось слушать шум в душе или чьи-то шаги. Перевернувшись на другой бок, он заметил, что Саске оставил на стуле свою толстовку, и с трудом подавил в себе желание взять ее и уткнуться носом в еще теплую ткань — как должно быть сладко, если вдыхать его запах, когда он совсем обнажен.
Наруто боялся, что не уснет, слишком громко билось в груди сердце, слишком отчетливо-незнакомо пахла подушка, но он уснул и проспал почти девять часов, так что Саске пришлось его будить.
— Мне на работу, — сказал он лаконично, уже полностью одетый.
— Тогда увидимся в воскресенье, — улыбнулся Наруто, собираясь и злясь, что из-за его сонливости они не позавтракали вместе.
После долгожданного воскресенья был и вечер вторника, и среда — снова воскресенье после случайной фразы: Наруто никогда не бывал в северном лесу.
Саске выбирал тишину: среди зимних аллей не было никого, кроме Наруто и снега, хлопьями падающего с темного неба. Можно было послушать, как он болтает, — словно старая колыбельная, его голос успокаивал. И Саске не чувствовал хлипкого страха, и не был растерянным, как будто грубо опрокинутым навзничь — белым медведем без льдины.
Косными от волнения пальцами Наруто сжал его ладонь, переплел деревянные пальцы со своими и улыбнулся… его доброта была, как воздух, бескорыстна.
— Наруто, — обронил Саске.
«Наруто», — отозвалось морозное эхо голодного леса, когтистыми лапами раздвигающего мертвые ветви.
Саске вспоминал об Итачи, об агонии подростковых лет, когда трахаться с родным братом казалось ему чем-то вроде тайной сигареты на крыше. Огонёк обжигал пальцы. Он помнил грохот музыки, краденный алкоголь и драки, свой собственный надменно-озлобленный взгляд из-под кепки. И зимний день, галчонком заглянувший в окна, — когда Саске проснулся, грязный и обнаженный, и ему стало отвратно. И утешения Итачи, его мягкие ладони отвлекали только на время — недели, месяцы. Он больше не хотел быть не таким как все. Он не хотел спать с Итачи, но продолжал ещё долгие годы.
— У тебя нос красный, — сказал Наруто. — Саске-красный нос.
Саске нахмурился и пихнул его локтем.
— Болван, — прошептал он. И осознал, что был в безопасности. — Спасибо.
Наруто замер и снова улыбнулся ему, отодвигая съехавшую до бровей шапку с помпоном. Он был хорошим и пробуждал в Саске давно забытое чувство — уважение, влюблённость, которой у него никогда не было. Итачи просто переспал с ним в первую течку.
И Саске сам потянулся за поцелуем в щеку под тёмной аркой у своего дома, когда Наруто хотел уходить.
Они встречались снова, и Наруто казалось, из его тела ушел вес костей и плоти, ему было так легко, что сон не утягивал его в небытие, а когда он все-таки засыпал, то просыпался запыхавшись и наутро стеснялся посмотреть Саске в лицо.
Наруто нравилось, как Саске был естественным и честным, более разговорчивым от вечера к вечеру, от снежной аллеи к аллее. Нравился его ум и задумчивость, мимолётная надменность: возведённые к нему чёрные глаза и шелест усмешки: «Это школьная физика, Наруто».
«Мне все в тебе нравится».
Он почти успел забыть об Итачи, последние смены не подразумевали их пересечения, освидетельствование закончилось, и Наруто думал, закончился и Итачи — для них всех, на ощупь шагающих нехоженой тропой. Поэтому, когда его вместе с Чоджи приставили к одиночной камере после какого-то таинственного случая с другим заключенным, Наруто немного растерялся.
Он предполагал, Итачи снова начнет говорить с ним или расспрашивать о Саске, но он выглядел на удивление отстраненным, и его взгляд, когда случайно останавливался на Наруто, был ледяным и пустым, как январская река. Помятая тюремная роба почти сливалась с сероватым оттенком его кожи. И Итачи просто сидел, без движения, без звука, смотря в одну точку на стене — часами.
Когда Чоджи, устав зевать и переминаться с ноги на ногу, отлучился в буфет, Наруто нашел в себе наглости заговорить первым, тишина была густой, недоброй, и потухающий день таял черными облаками за небольшими окнами.
— Ты сказал, Вы были коллегами.
Итачи отвлекся от белой стены и посмотрел на Наруто.
— Ты хорошо запомнил, что я говорю, — заметил он.
— Вы с Кисаме не были коллегами, — проигнорировав его слова, настаивал Наруто.
Итачи какое-то время молчал, рассматривая его из своего дальнего, темно-синего угла камеры.
— Ты уже был в нем? — спросил он наконец.
Наруто сделал шаг к решетке, нахмурившись. Итачи выглядел спокойно, но что-то изменилось в его выражении лица.
— Это не твое дело.
— Как и мои отношения с Кисаме, — пожал плечами Итачи.
Наруто сжал зубы. Он вовсе не собирался потакать безумному брату Саске в его нездоровой заинтересованности. Ранее Итачи был достаточно разговорчивым, и Наруто верил, что если отвернется и будет стоять молча, Итачи сдастся первым. Но этого не произошло. Итачи вновь погрузился в странную, отстраненную задумчивость, длившуюся долгие, долгие минуты.
Взвесив безопасность Саске и собственную гордость, Наруто в конце концов сказал:
— Нет.
Это не означало, что он был готов на компромисс — он беспокоился. О желавшем нормальности Саске и о всем, что происходило в городе.
— У нас с Кисаме были общие взгляды на жизнь. Мы познакомились в охотничьем клубе, — безразлично отозвался Итачи почти сразу.
Наруто прижался еще ближе к решетке, вглядываясь в спокойное и отчужденное лицо Итачи, немного расплывчатое в сизом полумраке.
— И много альф еще было в этом клубе? — поинтересовался он.
По лицу Итачи расползлась улыбка, которую можно было бы назвать доброй, если бы его черные глаза при этом отражали хоть что-то. Они были мертвые, совсем не такие, как в его последнюю встречу с Наруто. Он перестал улыбаться.
— Ты не такой уж глупый. Как дела у Саске? Уже двадцать третье число, ему нужно принимать таблетки перед фолликулярной фазой.
— Оставь его, блядь, в покое, — не сдержался Наруто. Теплая и пряная привязанность к Саске обожгла его ревностью к Итачи, к прошлому, которое заставляло Саске нарочно не отдергивать руки от раскаленных вещей или просыпаться ночью мокрым от холодного пота.
Итачи за решеткой медленно повернулся к нему. Раскосые глаза немного сузились, и он поднялся на ноги одним ловким и плавным движением. Он не сделал ни шагу к Наруто, просто остался стоять почти неподвижно.
— Не смей повышать на меня голос, Наруто Узумаки, или говорить про моего брата то, о чем я тебя не спрашиваю. По крайней мере, пока я еще в этом городе.
По спине пробежал легкий холод, но Наруто не отошел от решетки из чистого упрямства, будто сделать шаг назад означало предать Саске.
— Мы стайные животные, Наруто Узумаки, — произнес Итачи своим зимним, давящим голосом. — А знаешь, что происходит со стаей, когда заболевает вожак? Ты еще слишком мягкий, чтобы занять мое место. Неудивительно, что ты до сих пор его не взял.
Дверь оглушительно хлопнула и зашел Чоджи, дожевывая на ходу клубничный рогалик. Итачи снова сел на свою койку, подтянув к себе острые колени. Наруто не успел возразить, что вовсе не собирался занимать его место.
— А теперь постой молча, будь так добр, у меня есть кое-какие дела, а твои бессмысленные крики мешают мне думать.
Сжав кулаки, Наруто собирался закричать просто из принципа, но Чоджи положил руку ему на плечо и покачал головой.
«Не позволяй ему залезть в твою голову», — как бы говорило его доброе сочувствующее лицо. Наруто едва слышно выдохнул, сильно хмурясь и стараясь взять себя в руки.
Добряк Чоджи, если бы он только знал.
После этой смены Наруто больше не ставили к камере — Итачи перевели в карцер. Однако смутное чувство беспокойства не покидало, следуя за ним зыбкой тенью. Наруто видел дурные знаки в желтом лихо качающемся фонаре, в глухом вое нескончаемых метелей и тишине старых лестничных проемов. В их темноте.
Он переписывался с Саске почти все время, особенно, когда поздно возвращался домой. О мелочах, о работе Саске в магазине, о приюте для животных и любимой еде.
В этих сообщениях Наруто видел нить, привязывающую его к реальности — если он не ответит, Саске поймет: что-то не так, и Наруто не станет еще одним как будто уехавшим куда-то лицом на фотографии без вести пропавших. С Итачи или без — их было много в этом тихом городе: тех, кто вышел на заснеженные плохо освещенные улицы и никогда не пришел назад. Ночи здесь были хищные, как звери.
***
В полутемной квартире последнего этажа не было звуков. Не раздевшись, Саске лежал на кровати и смотрел в потолок, по которому странно скользили, летели тени, беззвучно, без предметов, которые бы их отбрасывали. Зимняя ночь была тиха и медленно падал снег. Сквозь отступающий сон Саске чувствовал, но не понимал — что-то было не так. Не так в этой дремоте старой квартиры, ночной усмешке за лапами глухих елей.
Саске поднялся и так же бесшумно вышел в коридор — длинный и темный, здесь скрипели доски, но не было никого. Включив свет на кухне, Саске взял кружку, обтянутую сетью трещин, и сделал глоток холодной воды. Устало закрыл глаза и облокотился о холодильник.
Он посмотрел на то, как метель наметает сугробы на лапы елей под его окнами. Он никогда прежде не просыпался среди ночи без особенных причин — ночных или действительных кошмаров, когда Итачи ворочался во сне.
Подойдя к окну, Саске сделал еще один глоток из чашки и посмотрел во двор. Чашка мягко выскользнула из его одеревеневших пальцев и с шумным грохотом разбилась о кухонную плитку.
Во дворе, в грязно-желтом круге фонаря, неподвижно стоял черный человек, и Саске понял, что совершил непоправимую ошибку — он включил свет. Застывший, как статуя, силуэт смотрел сквозь лапы елей, сквозь стекло, сквозь Саске, и тот медленно отошел от заплывшего инеем окна, не замечая, что поранился об осколки. Квартира была по-прежнему беззвучна.
Саске вернулся в коридор и шумно повернул в замке ключ — один, два, три. Стараясь подавить дрожь в руках, взял кухонный нож. У него не было другого оружия.
Два года назад Саске собирался покончить с собой и выдумал историю о том, что его преследуют в университете. Он попросил Итачи достать ему пистолет — сам до конца не зная, на что рассчитывает — ему лишь хотелось, чтобы все произошло быстро. Итачи несколько дней притворялся, что поверил в историю о желании защититься от преследований (позволял передумать, как Саске потом сообразил), но в конце концов принес ему пистолет, и после воспитательных упражнений Саске боялся, что его вырвет, если он снова увидит огнестрельное оружие.
Он вернулся на кухню и посмотрел во двор. Никого не было. Саске отстранился от подоконника, уже успев подумать, что ему привиделось… свет погас. Глубоко вздохнув в кромешной темноте, Саске осознал, что кто-то находится на лестничной площадке. За его дверью. И он выключил свет.
— Эй, Саске… — негромко позвала темнота. — Открой дверь, а?
Он услышал странный звук, похожий на скрежет когтей по железной двери.
— Я знаю, что ты не спишь. Открой дверь, не делай все хуже для нас обоих.
Саске повернулся к двери. Голос был хриплым и незнакомым.
— Чего тебе? — спросил он.
Темнота засмеялась. За дверным глазом было пусто — черно.
— Чего мне? — переспросил человек за дверью. — Хочу посмотреть, чем так дорожил Итачи. Хочу тоже тебя попробовать.
— А попробуешь только подрочить, — сухо заметил Саске.
Человек за дверью вдруг замолчал, и Саске поморщился. Он уже собирался отойти от двери и пойти спать, когда голос за дверью прозвучал вновь:
— Кажется, ты меня не совсем правильно понимаешь, маленький змееныш. Я не собираюсь с тобой трахаться, я собираюсь вспороть тебе живот и посмотреть, что у тебя внутри такого особенного. Или не знаешь, что совокупляющийся со шлюхой становится одно тело с нею? Ибо сказано: два будут одна плоть.
Он говорил тихо, но как будто вот-вот сорвется на смех. Саске машинально отошел от двери. Он хотел вернуться в спальню, чтобы взять телефон и позвонить в полицию, но уловил странное движение в темноте и услышал звук — лязг поворачивающегося в двери ключа.
Душный прилив паники отозвался дрожью в коленях.
«Быть может просто остаться здесь? — подумал Саске. — Тогда все закончится».
Когда ключ повернулся в третий раз, входная дверь тихо и медленно открылась, а через несколько мгновений захлопнулась вновь.
— Спрятался? — спросила вновь наступившая темнота, немного подсмеиваясь. — Хорошо, давай поиграем.
Доски паркета поскрипывали. Кто-то прошел по коридору на кухню, затем в спальню. Зашептались занавески.
— Са-аске, — снова позвала темнота, и мрак старой квартиры расчертил бегающий свет походного фонаря. Саске не знал, сколько прошло времени. Он старался медленно и глубоко дышать, чтобы не выдать себя запахом, и проклинал свою глупость — нужно было звонить в полицию сразу, а не пытаться играть в героя. Теперь телефон остался в спальне, и он понятия не имел, как туда добраться. Не говоря уже о том, сколько времени у них уйдет на путь по заметенным ночным дорогам — если кто-нибудь вообще решит ехать. Они не приехали в тот день, когда все началось.
Он закрыл глаза и постарался сосредоточиться на чужом запахе — альфа, должно быть, около тридцати или сорока лет. От него пахло кровью — медью и еще чем-то горьким и удушливым… как ладан.
— Или не знаете, что неправедные царства божия не наследуют? — хрипло спросила темнота. — Не обманывайтесь: ни идолослужители, ни воры, ни со своими братьями спящие, ни хищники царства божия не наследуют.
Саске зажал себе рот рукой. Кто-то искал его, переходя от комнаты в комнату. И он знал, что рано или поздно его найдут, как бы хорошо он ни прятался. Было странно слышать слова библии из этого смеющегося рта.
Шаги вдруг стихли.
— Знаешь, маленький засранец, ты хорошо спрятался, — хрипло сказал человек. — Я бы поиграл с тобой еще немного, ты неплохо пахнешь, но знаешь…
Он вышел в коридор, и Саске услышал тихий скрип табуретки, царапающей пол, и похолодел.
— Вся беда в твоем брате — видишь ли, хладнокровный ублюдок на тебе помешался и частенько рассказывал всякое. Например, как однажды потерял тебя в вашей старой квартире.
Бесшумно перебираясь в темноте, Саске вспомнил тот день. Он еще учился в школе и, вернувшись, увидел окровавленную кухонную плитку и мазок словно красной гуашью куда-то в ванную. «Ты убийца», — машинально обронил он, когда увидел Итачи, что-то делавшего с телом в их ванной. Он повернулся к нему, улыбнулся своей нежной улыбкой. И, обливаясь черной кровью, глядел, глядел на Саске — и с ненавистью, и с любовью. «Маленький предатель», — сказал он наконец и отвернулся обратно к трупу.
Скрип табуретки прекратился, сменившись тихим шорохом.
— Итачи подумал, ты сбежал из дома, буквально с катушек слетел. А ты, маленький гаденыш, просто спрятался на антресолях, — в лицо Саске ударил свет фонаря, но он был готов к этому и полоснул ножом по протянутой руке. Фонарь выпал из рук и с грохотом покатился по полу — в сопровождении оглушительной ругани. Легко подтянувшись, Саске выбрался из своего укрытия и постарался оценить чужое телосложение. Было темно, он почти ничего не видел и не знал, стоило ли распахнуть входную дверь — ему не убежать, а кричать он не собирался. Он никогда не кричал.
Входная дверь открылась сама по себе, и Саске вдруг увидел Наруто — запыхавшегося в кривой накинутой на пижаму куртке. От его запаха у Саске немного потянуло внизу живота. Он не видел, что произошло — черные тени завозились, что-то разбилось, засыпав пол пронзительно звенящими осколками, после чего дверь открылась, залив коридор грязно-желтым светом. Ругательства все не прекращались, а Наруто, забравшись сверху на человека в черном капюшоне, бил его. Саске хотел закричать, потому что серая чужая рука схватила осколок с пола, но Наруто заметил и сам — перехватил ладонь и всадил осколок в чужое плечо. Ругательства смешались с полусмеющимся воем, и человек, отпихнув Наруто и зажимая рану, выбежал в коридор. Саске услышал эхо его быстрых летящих шагов по лестнице.
Весь пол был залит кровью. Ее медный привкус горчил язык.
— Саске? — позвал Наруто неуверенно.
Саске открыл глаза и посмотрел на него — глубоко дышащего, распаленного короткой схваткой, из которой вышел победителем. Какое-то время было тихо, но тяжело — словно они пытались скрыть слона в посудной лавке.
— Не загоняйся, — обронил Саске, получилось сухо и немного хрипло. У него першило в горле. — Я не против.
Наруто медленно отстранился от стены. Даже сквозь темноту Саске чувствовал его тяжелый взгляд, скользящий по телу.
— Тебя трясет, — тихо произнес Наруто, делая к нему шаг.
— Да, — подтвердил Саске. — Это потому, что я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Стекло громко хрустнуло под небрежно зашнурованными ботинками. Наруто пересек кровавую линию коридора. Было по-прежнему непроглядно темно, и Саске затрясся сильнее, когда почувствовал чужие горячие руки у себя под футболкой, с потрескавшихся губ слетел жадный вздох. Ему понравилось, как Наруто ждал его согласия, даже опьяненный агрессией и дракой. Он перешел черту кровавых осколков на полу, но не черту человечности.
В нем чувствовалась сила — мышцы под пальцами Саске были почти каменными, когда Наруто быстро и собственнически изучал его тело: живот, соски и ниже, под серым хлопком мокрого белья. Саске пришлось закусить губы и отвернуться, но Наруто не переставал ласкать его, подталкивая к спальне, грубо отталкивая ее полупрозрачные жалобно скрипнувшие двери.
Саске упал на шуршащее одеяло уже почти обнаженным, от тяжелого запаха Наруто кружилась голова и приятно тянуло живот. Перебрав его волосы, Наруто поцеловал его в первый раз, уронил на подушку, снова забираясь пальцами под белье. Саске дернулся, когда почувствовал их внутри, открыл глаза и увидел нависшего над ним Наруто — диким темно-синим взглядом наблюдающего за тем, как он изгибается на его пальцах, широко разведя колени.
Перевернув его одним легким движением, Наруто зарылся лицом ему в затылок, глубоко вдохнул запах шелковых растрепанных волос и стал убирать их ладонями с загривка. Саске закрыл глаза и, одновременно с резким движением пальцев внутри, ощутил, как зубы Наруто прокусывают его кожу. Он приподнялся и вскрикнул, чувствуя, какой скользкой стала ладонь Наруто, которой он трахал его.
— Тебе не больно? — глухо спросил вдруг Наруто, его теплые губы коснулись уха. — Нравится?
Саске сморгнул застилавшую глаза пелену и положил пальцы на руку Наруто — обхватил вокруг запястья и толкнул в себя.
— Прости, — пробормотал Наруто, стаскивая с себя пижамные штаны. — У меня нет… но я не могу сейчас…я не могу.
Саске утешающе погладил его по волосам — жесткие — и молча перевернулся на живот. Наруто лег на него и вошел одним длинным и будто проскальзывающим насквозь движением — слишком глубоким и оттого болезненным, но приятным, как Саске хотел.
Наруто обнимал его все время, гладил по сжатым ладоням своими липкими горячими пальцами, тер Саске, обхватывал член, и Саске не знал — не помнил, сколько раз кончил под ним, прежде чем почувствовал сцепку. Это было уже как будто сквозь сон, но все равно до легкой боли ощутимо — он не стоял на коленях, а лежал на подушке с широко разведенными ногами и не понимал, когда успел упасть и сколько все длилось. Наруто немного подтолкнул бедра, до конца соединяясь с ним, и Саске почувствовал, как собственное тело несколько раз дернулось, пока Наруто не накрыл его собой и не прижал к кровати, заставляя быть в одном положении.
— Прости, — снова хрипло и сокрушенно сказал Наруто, положив ладонь на его живот, и это ощущалось так приятно, так горячо, что Саске положил свои пальцы сверху, чтобы Наруто не отстранился.
Должно быть, Саске снова провалился в дремоту и как чужое чувствовал собственное вздрагивающее под Наруто тело. Он проснулся, только когда Наруто вытащил член и выскользнул из кровати, вернулся через несколько минут с теплым полотенцем, вытереть его живот и бедра.
Саске смотрел на него все время.
— Как ты здесь оказался? — спросил он, когда обрел уверенность, что голос будет звучать ровно.
— Я… — Наруто выглядел совершенно растрепанным, сосредоточенным на его теле и не особо хорошо соображающим — Саске закусил губу — то есть еще хуже, чем обычно. — Ну…
— Как ты узнал? — почти через силу повторил Саске, немного ворочаясь на подушке.
Синий взгляд Наруто метался по его лицу, выдавая, что он пытался соврать, но ничего не мог придумать. Наконец Наруто сдался, отложил полотенце в сторону и вздохнул:
— Итачи написал мне.
Саске медленно закрыл глаза.
— Что? — спросил он. К меду подмешивалась капля зловещего дегтя, напоминающая ему о том, кем он был все эти годы — о его сошедшем с ума старшем брате.
— Он попросил помочь тебе, — тихо признался Наруто. — Предупредил меня. Я так испугался, я… если бы не его…
— Он дал ему ключи.
— Что? — Наруто взволнованно придвинулся, чтобы их тела соприкасались, и заглянул Саске в лицо, отстраненно-белое в потоке льющихся теней.
— У этого кретина были ключи от нашего дома. Так он зашел.
В наступившей тишине слышно было, как тихо падает снег. Отсветы фар древними кораблями проплыли по потолку и погасли. Из приоткрытого окна тянуло вьюгой.
— Поживешь у меня? — нервничая, предложил Наруто.
Саске нахмурился, рассматривая затонувший в темноте край потолка, и ответил:
— Да.
Как он и рассчитывал, Наруто помог принять душ и обнимал все время, пока они спали, — было немного душно и непривычно, но Саске все равно не смог бы уснуть.
Когда серые тени скользнули сквозь занавески и упали на деревянный пол, было уже позднее утро. Наруто смотрел на него виновато, и это раздражало, но в остальном Саске все устраивало.
Он не любил старую квартиру — и собирал свою одежду без сожалений. Стены напоминали ему о том, что есть вещи, которые он не смог бы изменить: время, когда Итачи возился с ним все детство, носил на спине, потому что Саске не хотел оставаться без него ни минуты. Он был Саске домом, и у Саске было все — игрушки, еда, компания, а у Итачи — ничего не было из-за него.
«Может, это всегда было в его голове, — думал Саске, смотря на серый квадрат неба в старом окне. — А может, это моя вина».
Он не мог больше оставаться в старом доме, но мог построить что-то новое. Он хотел бы попробовать с Наруто — простым и надежным, обещающим отмыть от рук кровь и выбелить душу от злого стыда.
Наруто даже потрудился обустроить ему на новом месте свой угол, отделенный от другой части комнаты книжным стеллажом — «если захочется побыть одному», сказал он с улыбкой. У Саске немного заныл укус на шее и захотелось снова заняться сексом — Наруто был слишком хорошим. Они не успели разложить вещи, прежде чем забраться на смятую кровать.
Саске знал, что в этот раз будет по-другому. Наруто касался его медленно, внимательно, долго, заботился о том, чтобы было приятно, чтобы было всего достаточно — сглаживая звериный след вчерашнего дня. Саске понравилось и так, хотя раньше он был уверен, что ненавидел нежности и аккуратные, до дрожи глубокие движения в своем теле. Но ему оказалось приятно и проявлять инициативу, толкая Наруто в плечо и устраиваясь сверху, и даже мягкие и теплые ладони Наруто, когда он гладил его бедра и между ними после того, как все закончилось, не вызывали раздражения.
— Хочешь, в следующий раз по-другому? — предложил Наруто, просовывая ладонь под подушку, на которой лежала темноволосая голова Саске.
— Уже по-другому, — сказал он, вдыхая незнакомый запах постельного белья.
Но Наруто, казалось, был не слишком убежден. Он не ждал от Саске большей инициативы, подозревая, что тот не знает, как ее проявлять, — но у них было много времени, чтобы это исправить.
Первое время Наруто привыкал к нему — смотрел, как Саске делал что-то по работе, одновременно слушая аудиокнигу, как он считал в уме, закрывая глаза и почти через мгновение записывая результат, как он учился подшучивать над чужой неуклюжестью и пихаться, когда Наруто не ко времени лез с нежностями.
И если в первые несколько вечеров Саске было сложно вместе готовить, вместе смотреть сериалы или играть, было сложно присутствие незнакомого человека и секс несколько раз перед сном — Итачи обычно не трахался с ним больше одного раза — то через неделю он привык и, когда Наруто отправили на вечернюю смену, ощущал что-то похожее на раздражение. Он собирался убедить Наруто выбрать другую работу. Распробовав горячее спокойствие и первую влюблённость, Саске становился требовательным.
Бредя по ледяным и темным улицам, уткнув нос в оранжевый шарф, Наруто думал о своей тюремной работе совсем иначе. Он ждал этой смены и вечера, и даже возможности натянуть жесткую и колючую форму охранника полутемной тюрьмы. Он собирался раз и навсегда покончить с незримым присутствием Итачи в их жизни — оставалось совсем немного до его отъезда сквозь леса и мертвые степи без права на досрочное освобождение.
«Если бы не Итачи, он бы тебе не дал и вы бы не съехались», — смеялось в груди что-то темное и злое, всегда скрытое по иную сторону, но Наруто только помотал головой.
Он терпеливо переоделся, терпеливо дождался, пока Чоджи снова побежит в буфет за клубничными пончиками, и только тогда повернулся к решетке, за которой снова сидел выпущенный из карцера Учиха Итачи.
Он чувствовал его черный взгляд на своем затылке все время, пока молча стоял на своем посту, и теперь, обернувшись, удивился тому, как раньше видел сходство между двумя братьями. За фасадом одинаково черных глаз и волос, бледной кожи и похожей манеры говорить было нечто такое же разное, как вересковая пустошь и вересковый мед, как зимний закат в крови и лесные июльские пожары.
Наруто вдруг заметил, что у Итачи в камере было печенье и пачка каких-то пестрых конфет.
— Подарок в честь моего согласия сотрудничать со следствием, — милостиво объяснил Итачи, и Наруто знал, что должен был зайти и отобрать к черту все посторонние предметы, но в то же время чувствовал, что не должен этого делать: в движениях Итачи и в его студеном взгляде появилась какая-то хищная непредсказуемость. — Сегодня наша последняя встреча.
— Зачем ты это сделал, ублюдок? — спросил Наруто напрямую, но по лицу Итачи, отражающему странную смесь подавляемой неприязни и собранности, уже догадался, что не получит ответа.
— Ты не считаешь, Наруто Узумаки, что трахаешь моего брата и живешь с ним потому, что я так захотел? — поинтересовался Итачи, откладывая печенье и подходя к решетке. — Если это перестанет меня устраивать, ты и близко к нему не подойдешь.
Наруто нахмурился.
— Ты ошибаешься.
Итачи снова улыбнулся своей доброй улыбкой.
— Хидан, которого ты не добил, может прийти снова и в этот раз я не стану тебя предупреждать.
Наруто ударил по решетке, от громкого эха задребезжали толстые стекла, и стрелка часов, казалось, зашагала быстрее по своему черному кругу.
— Думаю… — продолжил Итачи задумчиво. — Теперь ты должен понимать меня как альфа, Наруто. У нас есть кое-что важное общее, так что мы почти семья в следствии сложившихся обстоятельств… «своих не бросаем», так, кажется, говорят.
— Ты мне никакой не «свой», — сказал Наруто. — Как и другие фанатики, насильники и воры — я никогда вас не прощу.
Итачи устало нахмурился.
— Мне не нужно твое прощение. Мне нужно, чтобы ты взял себя в руки и позаботился о Саске. Как ты понимаешь, время уходит, и я не смогу быть рядом, чтобы учить тебя элементарным вещам, терпеливо дожидаться, пока ты признаешь — ты презираешь меня лишь от того, что боишься нашего сходства.
Он взял шуршащую пачку печенья и устроился удобнее на своей койке.
— И Наруто, — спокойно добавил Итачи, открывая печенье. — Я могу заставить Хидана и некоторых других личностей держаться от вас подальше, если ты сделаешь мне одолжение и расскажешь, как ты спишь с моим братом. Ему нравится? Ты выглядишь довольно мягким, а мой опыт показывает, что Саске не особенно заводят нежности.
Какое-то время Наруто стоял в оцепенении. Итачи отвернулся к стене и стал тихо есть свое печенье. Он обернулся только в тот момент, когда услышал, как поворачивается в замке ключ. Наруто прислонился спиной к решетке и скрестил руки на груди.
— Я тебя не боюсь, — заметил Наруто спокойно. — Но драться с тобой не собираюсь. Ты явно напрашиваешься, но этого не будет.
Итачи поднял на него взгляд, застыв на своем месте, словно готовился к прыжку. Наруто увидел в его черных глазах готовность и сдержанное желание своей смерти.
Он верил, что выбранному им Наруто необходимо на него напасть. И победить — иначе все не имело смысла.
— Если ты понимаешь последствия своих решений, — равнодушно пожал плечом Итачи. — Ты никогда не будешь чувствовать себя его альфой, если не нападешь на меня. И Саске не будет тебя так воспринимать. Не будет чувствовать себя в безопасности.
— Ты много говоришь, — вздохнул Наруто, опуская голову набок. — Но все это дерьмо собачье. Правда в том, что ты помешанный на насилии больной ублюдок.
Неприязнь во взгляде Итачи стала чуть более отчетливой. Он поднялся со своего места и медленно подошел к Наруто.
— Я пацифист, Наруто, — негромко произнес он. — Но когда речь заходит о безопасности моего брата, принципы отходят на второй план.
Наруто знал — он считал безопасным посылать к Саске своих приятелей, ведь был уверен, что контролировал всю ситуацию.
— Твою череду пацифизма кто-то должен оборвать, — мрачно усмехнулся Наруто, не сводя с него синего прямого взгляда. — Спасибо, что познакомил меня с Саске, Итачи, серьезно, — хоть и гребаный урод — но вторым тобой я становиться не собираюсь, просто прими это как факт.
Отчужденный и черный взгляд Итачи немного изменился. Наруто чувствовал его холодный резкий запах — дуновение январской ночи с тяжестью промерзшей надгробной плиты. Его ровное дыхание касалось носа, и Наруто поморщился.
Будто очнувшись от оцепенения, Итачи медленно достал из рукава осколок зеркала и посмотрел на свое отражение. Наруто почувствовал, как слабая дрожь кольнула колени. Он не сомневался, брат Саске пырнул бы его этим, постарайся он напасть. Немного нахмурившись, Итачи все смотрел и смотрел в осколок, словно забыв о том, что Наруто все еще стоял в его камере — засунувший руку в клетку к тиграм зритель, не знающий — тигров никто ставил в известность, что они дрессированные.
— Раз уж я все равно остаюсь по ту сторону решетки на ближайшие лет пятьдесят, я дам тебе шанс, — сказал, наконец, Итачи. — Попробовать по-своему, если сделаешь кое-что для меня.
Он снова убрал осколок в рукав и залез тонкими полупрозрачными пальцами в карман.
— Подожди пару минут.
— Отдай осколок по-хорошему, — нахмурившись, предупредил Наруто.
Отвернувшись, Итачи проигнорировал его требование. Он вернулся к своей койке и достал ручку. Наруто слышал, как она тихо щелкнула в тишине. В конце коридора перегорела лампочка — снова. Наруто достал ключи и вышел из камеры. По крайней мере он радовался, что мир не сошел с ума настолько, что за решеткой находился бы он.
Дописав что-то, Итачи сложил лист бумаги в несколько раз и протянул Наруто через железные прутья.
— Вот. Это для моего предателя, — он улыбнулся доброй улыбкой. — На прощание.
— Он попрощался, — холодно отозвался Наруто.
Но Итачи все еще протягивал письмо.
— Не стоит нарушать нашей договоренности, — сказал он спокойно. Недовольно нахмурившись, Наруто забрал полужелтый лист. На ладонь ему упал мутноватый стеклянный осколок.
— Подарок в честь нашего… — Итачи отступил к середине камеры. — Я бы сказал,
побратимства.
Наруто сморщился — он пытался шутить? — и смял письмо в своем кармане. Итачи так и стоял неподвижно, наблюдая за Наруто, пока, наконец, не вернулся с обеда Чоджи. Тогда он наконец решил вернуться обратно к своему печенью, которое Чоджи, как Наруто знал, тоже не собирался отбирать.
Оставшееся время на смене Наруто провел нетерпеливо, взволнованно. Итачи больше не разговаривал ни с кем из них, и Наруто знал, что через несколько дней его наконец отправят в место постоянного заключения на ближайшие лет пятьдесят, что он проживет. Быть может, у него получится убедить Саске сменить город, хотя он пока понятия не имел, как исцелить его спрятанные глубоко внутри страхи. Саске боялся Итачи, и Наруто это понимал.
Чоджи и несколько приятелей позвали его посидеть в баре, но Наруто отказался. Улыбаясь, похвастался отношениями и немного дрожащими пальцами нашел фотографию Саске, чтобы показать. Он чувствовал неловкое и одновременно теплое чувство от чужого удивления, что такой омега, как Саске, обратил на него внимание. Будто он оказался в отеле, который ему не по средствам.
— А как вы познакомились? — спросил Киба, когда они открывали тюремную дверь в холодное и черное зимнее утро.
— В консерватории, — усмехнулся Наруто, убирая телефон. — Увидимся.
И, махнув рукой на прощание, пошел вдоль пустынной улицы. Было около пяти часов утра, но в городе не родилось ни одной светлой тени. Только холодно и тускло горели маяки фонарей. Дворы-колодцы, похожие на распахнутые табакерки, молчали. Не было даже ветра.
Письмо Итачи жгло нагрудный карман. Вглядываясь в зимнюю городскую темноту, удивительно похожую на глаза Итачи, Наруто боролся с желанием развернуть записку и узнать, что он хотел от
его Саске. Что, если он собирался шантажировать его? Или сказать о видео, которое совершенно точно с ним записал. Саске это было не нужно.
Наруто видел — он так
старался. Старался оставить все позади, будто не бывало, быть обыкновенным. Заниматься с Наруто пересадкой цветов или готовкой, или сексом. Наруто почувствовал, что краснеет. Он становился немного зависимым. С Саске было так приятно — особенно, когда он проявлял инициативу, к которой пока не привык. Всего парой слов Итачи мог отобрать все это, отбросить их в самое начало. Он не имел права все испортить.
Наруто замер и посмотрел на темный вафельный лед, покрывающий асфальт. Почти решившись открыть записку, он остановился с поднятой рукой — ветер отгибал чуть помятый лист — и снова спрятал ее в карман. Что-то звериное и теплое в его душе тянулось к письму всем существом, повторяя и повторяя: «отобрать, защитить, обладать», но Наруто не хотел так — словно в ту морозную ночь, когда он всадил кому-то осколок стекла в плечо и пролил на паркет пряную черную кровь, а потом опрокинул Саске на кровать, как безумный.
Сгорбившись от холода, Наруто пошел домой по хрустящему льду, он чувствовал, что мог пожалеть об этом — Итачи хорошо знал Саске, пусть больше и не имел —
не имел на это никакого чертового права!
От смутного беспокойства стучало сердце, но Наруто все равно не стал читать: Саске выкинет это письмо, если сочтёт нужным. В нем зрела тоска отречения — страсть бросаться к дьяволу за борт этого проклятого корабля — туда, где море бесконечных лесов и сияют всю ночь голубые песцы.
Вдохнув, Наруто зашел в квартиру. В прихожей горела тусклая зеленоватая лампа. К счастью, Саске еще был дома. Наруто боялся, ему придется смотреть на письмо и мучиться до вечера.
Выплыв из кухни в своем мягком темно-синем свитшоте, Саске позволил поцеловать себя, но немного напряженно, понимая: что-то произошло, — у Наруто на лице все было написано. Не раздеваясь в полутемной прихожей, Наруто достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул ему.
Саске ничего не спросил — посмотрел на его руку и взял письмо только через какое-то время. Наруто чувствовал, какими деревянными были его пальцы. Он понял все, и страх жертвы, который он пытался в себе истребить, вновь появился по ту сторону его распахнутых черных глаз, дышал его участившимся дыханием.
Отойдя немного в сторону, Саске стал читать — и да, Наруто в самом деле оказалось немного больно узнать, что ему все еще не было безразлично. Черный взгляд скользил по строчкам, пока не застыл в конце письма, и Наруто задыхался от тяжелой тишины — за приоткрытым окном громко свистел ветер.
Наконец Саске с видом некоторого недоумения и растерянности отстранил от себя письмо и молча протянул его Наруто. Сперва Наруто сомневался, но Саске не менял положения, и тогда он неуверенно принял послание, написанное ровным каллиграфическим почерком:
«Еще раз здравствуй, Наруто.
Прости за небольшой обман, но это письмо для тебя. Сегодня ты сказал мне, что никогда не станешь вторым мной, но прямо сейчас ты лишаешь Саске права прочитать или не прочитать мои слова, вскрыв это письмо по дороге в ваш с ним мнимо-безопасный мирок городских трущоб, не так ли?
Ты осуждал мою одержимость контролем над Саске, но сам выбрал за него. Я был прав на твой счет, и меня это не разочаровывает. Мы одинаковые, и я надеюсь, ты примешь это как можно скорее, чтобы хорошенько приглядеть за моим братом, ведь теперь ты понимаешь, как следует с ним обращаться. Оставляю его на тебя — вряд ли я сам смогу продолжать оперативно присматривать за вами оттуда, куда меня скоро отправят. Возможно, это наш последний разговор, но хотелось бы, чтобы ты имел в виду: возможно, и нет.
Жаль, что Саске так и не осознал, что я всегда буду на его стороне. По крайней мере передай ему от меня привет. Я всегда останусь его частью, как и он — моей.
Итачи».
Наруто несколько мгновений бессмысленно смотрел на кружевные строки. Когда он поднял взгляд, то увидел лицо Саске и наконец осознал, что Итачи ошибся как прежде никогда. Он понимал, что то же осознал и растерявшийся Саске. И этим черным утром впервые посмотрел на Наруто так, как, наверное, Итачи всегда хотел, чтобы он смотрел на него.
Наруто опустил письмо, разрывая его пальцами в самой сердцевине, крестообразно… и что-то вроде улыбки скользнуло по его уставшему лицу.
