*
Конечно, ответной реакции нет. О'Рейли молчит и буравит взглядом, Мигель складывает руки на груди и хмурится. Что ж, Тим и не надеялся на легкое начало. — Я видел вас у кабинета сестры Питер Мари, — добавляет Тим. И он до сих пор не может поверить в то, что увидел. Чем бы это ни было. (А еще ему действительно нужно серьезно поговорить с надзирателями о том, какого хрена они уходят на перекуры и оставляют заключенных без присмотра). Взгляд О'Рейли остается пустым. Мигель теперь хмурится недоуменно, будто не может понять, о чем идет речь, но потом на его лице появляется яркая и честная гримаса осознания. — О! Дерьмо, — выдает Мигель, и снова наступает тишина. Бля. Тим не хочет (и не должен) вести такие разговоры, никогда. — Так что конкретно ты хочешь прояснить, МакМанус? — наконец спрашивает Мигель, потому что, очевидно, он менее терпелив, чем О'Рейли. — Отвлекаясь от дерьма на тему «никакого секса в Изумрудном городе», — начинает Тим. — То есть мы все-таки говорим про секс? — с весельем перебивает Мигель, а О'Рейли бормочет: «То есть мы все-таки признаем, что этот запрет — полная херня?» — Так вот, — Тим не позволяет сбить себя с мысли, ему и так понадобилось время, чтобы настроиться на этот разговор, — отвлекаясь от правил, мне нужно прояснить, так сказать… обоюдность происходящего. — В смысле? Ты думаешь, кто-то из нас праг? — Мигель таращится на него своими черными блестящими глазами, а потом смеется, и его шрам сморщивается на щеке. — Серьезно? И на кого ты делаешь ставку, МакМанус?*
— Конечно, на тебя, — неожиданно для себя самого влезает Райан. И объясняет, прежде чем Мигель успевает разозлиться из-за возможных намеков на Торквемаду: «Если бы он думал, что меня насилуют, он бы и пальцем не пошевелил, да, МакМанус? Давай, будь честным. Ты бы подумал, что я это заслужил? Ведь застрять в этой дыре до конца жизни — недостаточное наказание для такого человека, как я, да?» — Заткнись, О'Рейли. Я бы помог любому заключенному, если бы узнал, что он имеет дело с насилием. Райан смеется.*
— Херня, — выплевывает О'Рейли и сжимает ручки стула. Тим замечает это только потому, что в тот же момент Мигель кладет свою ладонь на кулак О'Рейли, сжимает и шепчет что-то на испанском. И О'Рейли успокаивается. Дерьмо. Теперь Тим беспокоится еще сильнее, но по другой причине. Он уже видел нечто подобное раньше, и ему не нужна вся эта драматическая поебень в его блоке еще раз. — Так, — говорит Тим. — Кажется, все, что происходит между вами, чем бы это ни было, происходит по согласию. — Ага, — кивает Мигель. Снова повисает тишина, и Тим думает, что ему делать с этим. Придется ли останавливать очередную катастрофу? А если да, то как? В первый раз (все первые разы) у него не получилось. — МакМанус, — снова говорит О'Рейли, — если ты думаешь, что мы будем разговаривать с тобой об этом, то иди на хер. Может, с сестрой Пит еще есть шансы, потому что она реально знает свое дело. Но ты? Скорее ад замерзнет, чем мы продолжим этот разговор.*
Все это задумывалось как оскорбление, но МакМанус, кажется, воспринимает это как руководство к действию. — Отлично. Каждый из вас сегодня сходит на встречу с сестрой Питер Мари. Вы поговорите об… этом, — МакМанус неопределенно жестикулирует в их сторону и кривится, — а потом я решу, что делать. Райан только открывает рот для возражения, но МакМанус добавляет: «Либо так, либо вы будете жить в разных капсулах».*
Мигель смотрит на Райана. Тот стискивает зубы так, что желваки ходят, потом выплевывает: «Пошел ты, МакМанус!» и вылетает из офиса. Стул падает с глухим стуком, дверь гремит о косяк, и тихо шуршат жалюзи. Мигель и МакМанус молча смотрят на дверь какое-то время, потом снова поворачиваются друг к другу. Мигель вздыхает и трет лицо ладонью. Этот день начался так хорошо, какого черта? (Он начался с теплого Райана в его постели. Они оба проснулись до включения света и несколько тихих минут были только вдвоем — не то чтобы мира за пределами капсулы не существовало, просто этот мир не имел к ним никакого отношения). — Мы поговорим с сестрой Пит, — обещает Мигель. — Но, блядь, МакМанус, не надо менять нам соседей. Мы живем вместе сколько, месяц? Ни одного происшествия, все тихо-спокойно. Не раскачивай лодку.*
Вечером Тим пьет чай с Питер Мари в общей комнате и не может поверить в то, что слышит. — Ты хочешь сказать мне, что они... что? Встречаются? Что у них отношения? Здоровые отношения? — Именно это я и говорю, Тим, — сестра Пит делает еще один глоток из кружки. — Послушай, я помню вашу историю с Райаном. Я понимаю, почему ты настороженно к этому относишься. Но здесь не будет повторения Бичера и Келлера, если ты этого боишься. И — вот оно. Тиму приходится со вздохом признать, что именно этого он и боится. — Ты уверена? — Да. Тим, они вместе уже полгода, и никто даже не знал об этом. На этом моменте чай попадает не в то горло, и Тим начинает кашлять. — Серьезно? — хрипит он. — Так долго? Сестра Питер Мари сочувственно морщится и делает еще один глоток чая. Иногда Тим поражается ее спокойствию и стойкости. Эта женщина была абсолютом, чем-то цельным и неизменным в тюрьме Оз на протяжении всех лет, что Тим здесь работал. (Он пытается вспомнить, сколько лет здесь провел, но теряется, и на мгновение ему кажется, что он уже врос костями и плотью в это место. Останется ли он здесь после того, как все умрут?) — Ты не думаешь, что О'Рейли опасен для Альвареса? — спрашивает Тим. — Он такой же манипулятивный ублюдок, каким был Келлер. — Райан склонен к манипуляциям, да, но они с Крисом Келлером абсолютно разные. — Склонен? — Тим смеется. — Если ты так это называешь, то напомню, что О'Рейли склонен еще и к одержимости, Пит. Сестра Питер Мари поджимает губы, отставляет кружку в сторону и складывает руки на столе. Теперь все ее внимание сосредоточено на нем, а Тим смотрит на ее полуседую голову. — Послушай, я не говорю, что Райан не опасен. Он опасен. Но — мне нужно, чтобы ты это понял, хорошо? — Райан нуждается в человеке, о котором сможет заботиться. Не перебивай! Это во многом его движущая сила, его интересует не только выживание, даже если он сам заявляет обратное. Ты же помнишь, каким был Райан после смерти Сирила? Какое-то время мы с Сюзанной боялись, что он умрет от голода или подставится под чей-то нож, если сам себя не порежет. Связь с Мигелем помогла ему оправиться от потери брата. — Брата, который умер по его же вине. Вот куда приводит забота О'Рейли. — Ты думаешь, Райан сам этого не знает, Тим? Я понимаю, ты боишься за Мигеля. Но здесь Мигель не нуждается в защите. У него была плохая история с зависимостью, у него была плохая история с Торквемадой, но он все еще сильный человек. Он хорошо справляется с собой, намного лучше, чем можно было ожидать. И он имеет влияние на Райана, — веско добавляет Питер Мари, и эти слова повисают, задерживаются в воздухе. — Ты серьезно? — наконец спрашивает Тим. — Абсолютно. Мигель — не Тобиас. И не Глория, к лучшему или к худшему. Прежде Райан подавлял всех, кто, скажем так, попадал в зону его влияния. Но Мигель не поддается манипуляциям, он пошел на это осознанно, и у него достаточно сил, чтобы сдерживать — как бы это сказать? — более темные стороны личности Райана. — Боже, — Тим трет лицо, трет лысину. — Боже. Ты пытаешься сказать мне, что я должен закрыть на это глаза? Просто позволить этому продолжаться? — О, Тим, не то чтобы ты действительно мог остановить их, — улыбается сестра Пит, и ее улыбка скорее сочувственная, чем насмешливая. — И они обещали больше не целоваться у моего кабинета. Или в других общественных местах. — Какого черта они вообще это сделали? В смысле, это Альварес и О'Рейли, разве они не должны быть умнее? — Тим, это любовь, конечно, у нее случаются моменты безрассудства. — Вот этого я и боюсь. Хорошо, если я закрою на это глаза — и заметь, я говорю если — то я хочу, чтобы ты регулярно разговаривала с ними об этом. Держи руку на пульсе. Я серьезно, если что-то будет не в порядке, я должен об этом знать, Пит. — Хочешь сделать из меня семейного психолога, Тим? — Во имя всего святого, не шути так.*
Следующую неделю Тим наблюдает за капсулой Альварес-О'Рейли, готовый при малейшем намеке расселить их по разным камерам. Однако — ничего не происходит. Вообще ничего. Они не прикасаются друг к другу осознанно и тем более не позволяют себе тех откровенных несдержанных жестов, которых было так много во взаимодействиях Бичера и Келлера. (Также Тиму приходится признать, что О'Рейли ведет себя безупречно. Не проскальзывает ни одного сомнительного или навязчивого шага, как в те времена, когда О'Рейли преследовал Глорию). Эти двое просто находятся рядом почти постоянно. Они ходят плечом к плечу. Они опираются друг на друга, когда смотрят телевизор, читают, играют в странные карточные игры. Они толкаются локтями у раковины по утрам после подсчета и по вечерам перед отбоем (да, Тим наблюдает за ними очень внимательно). Вся эта возня настолько обыденная и рутинная, что в какой-то момент Тим задается вопросом, есть ли у них вообще отношения. Как было бы хорошо, если бы ему просто привиделась та сцена у кабинета сестры Пит. Эти двое близки, без сомнений, после недели наблюдений это сложно отрицать, но в этом нет ничего сексуального. (Дерьмо. Он все еще не хочет об этом думать. Вообще-то у заключенных действительно не должно быть секса). В субботу Тим почти случайно замечает, как О'Рейли спит на коленях у Мигеля. Все смотрят «Мисс Салли» внизу, на втором этаже пусто, и только эти двое торчат в своей капсуле, спрятавшись на нижней койке. О'Рейли свернулся на кровати (и эта обманчивая невинность, почти блядь хрупкость раздражают Тима, потому что он не хочет поддаваться иллюзии), голова О'Рейли на ноге Мигеля, а тот одной рукой ерошит чужие волосы, а другой медленно листает журнал, который пристроил на подушке. Это интимный, почти домашний момент, не предназначенный для чужих глаз. Тим несколько мгновений наблюдает за размеренным движением пальцев в темных волосах, и внезапно ему становится горько (он чертовски одинок, он должен уволиться с этой дерьмовой работы и никогда больше не приближаться к тюрьме, потому что она, блядь, высосет из него все силы). Потом Тим вздрагивает. Черные глаза Альвареса устремлены на него, и в этом интенсивном жестком взгляде нет даже намека на привычную прохладную доброжелательность, которая давно установилась между ними. Тим отворачивается и продолжает путь в свой кабинет. После этого он перестает за ними наблюдать. Конечно, он регулярно спрашивает у Питер Мари, все ли в порядке, но на этом считает свою работу выполненной. (И если они все же находят где-то укромные места, чтобы заняться сексом, что ж, Тим этого не видел и ни о чем не знает).