Птах необыкновенный, одна штука

В некотором царстве-государстве жил-был царь, и было у него три сына. Узнали они как-то, что незаконный обмен происходит между иноземными странами, а товаром-то русское и никаким налогом не обложенное выступает! То ковры-самолёты из самого тонкого кружева сотканные, то яйца Курочек золотые, то и вовсе дома на курьих ножках не подросшие, от матерей оторванные. А последним и вовсе птенец Жар-птицы ускользнул, заманенный молодильными яблочками. Существо в хозяйстве полезное — любой обман раскусит, но в неволе жить неспособное — начинает перья терять. Они, конечно, в золото обращаются, но способности больно удивительные у Жар-птиц, чтобы в куриц общипанных их превращать: впадёт в эмоциональное расстройство, ди-прес-сию какую-то, и полыхнёт огнём целый лес. По натуре своей птицы добродушны и рассеянны, редко обращают внимание на то, что творится вокруг, и мало что может отвлечь их от любимого занятия — пения. А пение от любых болезней излечивает. А коли достанется по доброй воле, на всю жизнь счастье принесёт, только комплименты успевай ей делать. Так что можно было и так дело оставить, вряд ли вред Жар-птице могли причинить, но пошёл слух, что держат её в золотой клетке и как-то давят на бедную психику чудо-птицы. А русские своих в беде не бросают. Решили три сына хорошую службу родине сослужить и по справедливости поступить: на государства другие посмотреть, себя показать, да уточнить, что хоть и восточные сказки им на уши вешают, да не обижают птичку, занесенную в Красную книгу самых красивых и непревзойденных редкостей. Приказал старший брат коня седлать и припасы готовить: в путь собирается. Оседлал и средний брат коня, на него глядючи. А младшему, Антошке, который в это время всё состояние тратил, чтобы к царевне свататься, не досталось лошадки. Он решил пешком идти и по-доброму просить пёрышко, которому цены нет. На авось поступил, в общем. На третий закат пришел в земли незнакомые старший брат. Дивится на сады райские, сквозь заросли пробираясь, ищет тут и там — нет Жар-птицы! Заплутал, застрял в траве оплетающей и уснул навечно. На шестой закат прибыл средний брат и тоже хитростью задумал действовать — на ту же ловушку попался: стрельцов и слуг всяких обошёл, а цветов отравляющих не заметил. Коснулся одного и упал без чувств. На девятый закат доковылял Антон, постоял под воротами сада и спросил у первого встречного, как на аудиенцию к султану попасть. Его приняли как дорогого гостя, про двух братьев промолчали, плечами пожавши, мол не видели и не слышали, их духу во дворце точно не было. — О великий путник из странной страны под названием Руссия, — так обращался к нему султан. — Так рады мы, что прибыл ты из такого далёка, потому что большим горем хотелось бы поделиться. Может чем подсобить сможешь? — Отчего не смочь, — кивал Антон. — Ежели в моих силах будет, то с удовольствием. — О, чужеземец, поймал я торговца с Жар-птицей, который над ней измывался, создал я ей все условия, а она не поёт! Почему — непонятно! И это ещё не всё, оказывается, она любой грубости в свою сторону терпеть не может, тут же обижается и слёзы жемчужные льёт! У меня уже казна до потолка наполнилась, хранить негде драгоценности, пусть перестанет! — качает головой султан. — Я смертную казнь отменил? — Отменил! — как эхо, вторят слуги. — Детей пороть запретил? — Запретил! — соглашаются советники. — Женщинам разрешил разговаривать в присутствии мужчин? — Разрешил, о смилостивившийся! — ахают наложницы. — Налоги снизил? — Снизил! — потирают бороды купцы заморские. — И теперь вопрос — что ещё нужно, чтоб я сделал? — горестно воопрошает султан у Антона. — Мочи моей нет, как хочется пение услышать, так пусть и идёт себе потом, куда хочет, ради Аллаха! — Как же она жива-то у тебя до сих пор, с такими существующими законами, — поднимает брови младший царский сын. И тут падает тёмное покрывало с большого постамента и открывается глазу вид нестерпимый: светят перья крыл уложенных, отливающих голубым, как одежды своеобразные, поднимается лицо несчастное с ресницами длинными и с губами поджатыми. И ничего нам нет, кроме ожерелья богатого, больше на ошейник похожего. — Какая же это птица… — успевает произнести Антон, когда на молодого парня в клетке выливают два ведра воды с разных сторон. — Что ж вы делаете?! — Тушим, пока пожар не разнесла, — неловко отвечает один из слуг. — Встань, Жар-птица! — приказывает султан. Молодой парень с грустными глазами встаёт только спустя минуту, стараясь сохранять достоинство — не очень-то это получается, когда капли воды стекают с мокрых волос, щекоча шею, а крылья тяжёлые тело прикрывают, оставляя спину прохладному ветру. Не выдерживает завороженный Антон, стаскивает рубаху и накрывает его, плечи растирая сквозь прутья толстые, и тут же обжигается — кожа только на вид тонкая, огнём обволакивает. Больно, жуть, но у Птица слёзы наворачиваются, что о нём кто-то позаботился, и начинает Антон какие-то успокаивающие милые глупости шептать, как будто тот маленький ребёнок. — Ты должен меня слушаться! — визгливо продолжает султан. — Да, хозяин, — мелодично отвечает Птица. — Слушаться сразу, а не как будто нехотя! — Конечно, хозяин, — как соловушка, переливается голос парня. — И не строить из себя судьбою обиженного! Кто только час назад тебя фруктами кормил, танцами развлекал, а ты нос воротил?! — Но невкусные они, хозяин, — виновато откликается существо, живот прикрывая. И простреливает Антона пониманьем, что от голода, а не от стыда. — Вот ведь цаца непокорная, добра не ценящая! — обвинительно тыкает в него султан, ожидая поддержки Антона, который завис с самого начала разговора. — Жар-птиц, как тебе тут живётся, почему не ешь ничего? — мягко спрашивает его царский сын из родных сердцу лесов и тянется к нему рукой, тут же отдергивая, опыт прошлый вспоминая. — Как тебя зовут, красавец такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать? Парень краснеет, перышками трепещет, но глаза потупляет. Разве не знает Антон, что неприлично с чужими рабами разговаривать? Если ответит он, то все правила нарушит и наказание получит. — Тебя птенцом мама на Русь принесла или уже здесь родился, поэтому служишь султану? — продолжает допытываться Антон. — Почему ты не отвечаешь? Ты же умеешь говорить? — Хоть какой-то приказ он умеет исполнять, — довольно заявляет государь восточной страны. — Можешь говорить с Антоном, разрешаю. — Не понимаю я ваших законов, но уважаю, ежели у вас порядок такой, — улыбается Антон, разводя руками. — Что такого, чтобы поговорить с тобой, а? Одно загляденье! — Какой у тебя голос хороший, — опирается на прутья молодой парень. — Ан-тон, — вторая часть имени звени как колокольчик в его устах. — А у Повелителя голос другой. Я ему слово вставить не могу, даже если хочу, — добавляет шёпотом. — Пусть не говорит, пусть. Пускай споёт, — вскрикивает дотошный и капризный султан. — Выпусти меня, о Ан-тон, — заглядывает ему в лицо Жар-Птиц. — Ключ, пожалуйста, — не оборачиваясь, тянет руку Антон. — Какой ключ, не было у меня никакого ключа, пускай слуги ищут, — кудахчет султан. — И вообще, спеть обещано было, а потом уже ключ! — И не будет он петь, пока на свободу не выпустить, к тому же далеко от дома заставляете его быть. Расправляй свои крылья, Жар-птиц, пожалуйста! — Меня Арсений зовут, — доверительно рассказывает тот, оголяя бёдра и красуясь перед ним, и задумчиво протягивает: — Птица выбирает дерево. Как же дерево может выбрать птицу? — И загадками умеешь говорить, какой же умный, — восхищается Антон. — Не улетит он, пока не споёт, обещаю, — султан закатывает глаза, но кряхтит и достаёт ключ. — Арсений, споёшь ведь? А потом улетишь, куда хочешь, хорошо? — Антон смотрит на его привлекательный профиль и задумывается, как тяжело будет расстаться с таким чудом, потерять улыбку искреннюю и открытую. — Спою. А ты со мной не полетишь? — чувственно интересуется Арсений. — Я родился в Ирии, но жил внизу… наверное, у вас, на земле… Там поля есть, и девушки голову разноцветными тканями накрывают, не скрывая лиц, — он с такой надеждой пытается описать свои воспоминания и ощущения, что Антон уже хочет его разочаровать, но не успевает. Султан на него шикает и всеми движениями намекает: только попробуй ответить как-нибудь не так, этот опять в свой кокон укроется и больше не заговорит! — Арсений, это уже будет твоё решение, но я с удовольствием приглашаю тебя в гости в княжеский терем, встретим, как полагается, — уклончиво отвечает Антон. — Люди с детства мечтают птицами взлететь, птицы людьми ходить на двух ногах — никогда, — мудро молвит Жар-птиц, почти читая его мысли. — Лучше ты по тропинкам зеленым пройдёшься ко мне, потому что у тебя я вряд ли приживусь. Если только… — он замолкает, мечтательно загораясь, и начинает петь. А спев песню свою чудную, от которой всё в негу волшебную погружается, сбрасывает рубаху подаренную, к сердцу жмёт, а ртом берёт и выдирает перо из крыла своего, к ногам Антона бросая. — Держи, тебе же оно нужно. Только остыть немного дай, а потом разбей на несколько кусочков — на всю жизнь хватит, и жена будет счастлива. А братья твои уже ожили от нот сладких, так что вместе в путь отправляйтесь, — выходит Арсений из клетки, неладно покачиваясь — ногами пользоваться ему сложнее, чем крыльями. — И правда хороша песнь Жар-птицы, — с уважением лепечет подобревший султан. — Как и обещал, награжу тебя, Антон, хорошую службу мне и поданным сослужил… — Не надо мне даров твоих славных, уж не обижайся на меня, но уговор дороже: Птицу на волю, а мне, — Антон думает некоторое время, — перчатки такие, чтоб ни холод, ни жар не пропускали. Находятся такие, единственные на всём свете, ткачами из материала, неподдающегося объяснения созданные, по наказу колдуна сделанные, который радугу преломлением какого-то света считает. Запахнул Антон кафтан новый, пояс потуже затянул, в перчатки руки укутал и подхватил Арсения на руки, от удивления в комок сжавшегося. — Устал ты, бедный, на их харчах — авокадах и мангах с бананами, — объясняет тихо, чтобы себя на смех не поднять, ведь в этой стране эти названия едой называют. — Яблок тебе нужно да побольше. И воздуха свежего. Не волнуйся, отпущу, как только до наших земель доберёмся. — Тяжёлый я, — беззлобно возражает Арсений. — И обожжёшься, дурак. — А ты, если что, вылечи меня. Три дня гостит младший сын в палатах красных у отца, три дня о своих приключениях рассказывает, а на четвертый день, чуть солнышко всходит, возвращается он назад, в избушку на краю леса, которую специально для себя и построил. Старший брат может первую половину царства забирать, средний вторые полцарства, а ему свет мил, только когда его освещает его Жар-птиц. Во всех ближайших деревнях Арсений свечки зажигает, кузнецам огонь в печи поддерживает, чтобы энергию свою огромную преобразовать, потому что вину свою он чувствует, что Антону наряды с рукавами длинными даже летом носить надо. Чтобы прикасаться сметь, устами сливаться, и не ограничиваться, когда Жар-птиц по старой памяти обнажённым гуляет по поляне. Но в целом живут они долго и счастливо, да добра наживают, особенно когда Арсений не дразнится, а Антон не сдерживается, в объятиях его согреваясь ночами холодными. А ещё путешествуют они, послами для многих волшебных существ выступают и на границы между мирами поглядывают с интересом — кто же, если не они, такая необычная пара, новые переговоры вести будут?..

Конец.