Конфетный вор

Я обожал работать с наступлением сумерек, когда оборудование выключали, и здание погружалось в благоговейную тишину. В такие моменты я ощущал себя сердцем этого места, частью механизма, что служит во благо страны. И хотя из-за разной длины ног, я не мог взять автомат и делом доказать любовь к родине, мне все же удалось стать полезным. Вот уже десять лет я трудился на заводе, снабжая американскую армию провизией. Где-то там умирали солдаты. Молодые и взрослые парни стаптывали сапоги, приносили себя в жертву ради счастливого будущего, чтобы их близкие спали спокойно. Разве мог я остаться в стороне? Игнорируя больные кости, я задерживался сверхурочно, чтобы внести свой вклад. И каждый вечер был похож на предыдущий: кипы бумаг на столе, пылинки, парящие в свете одиноко горящей лампы, и умиротворяющая тишина, что приходит лишь с наступлением темноты и длится до самого утра, пока работяга не включит первый станок. Теперь вы наверняка можете представить мое изумление, когда в этот вечер все пошло наперекосяк. Едва я погрузился в документы, как за дверью послышался шум, словно кто-то волочит по полу мешок. Затем раздались странные звуки вперемешку с ругательствами. Этот хриплый голос был мне знаком. Бадди выкуривал по полторы пачки за день, что существенно отразилось на его голосовых связках. А двадцать лет в армии позволили выучить такие ругательства, от которых уши краснели даже у мужчин. Впрочем, это не мешало Бадди Брауну быть хорошим охранником, и, с завидным усердием, нести службу. Я вскочил на ноги ровно в тот момент, когда дверь распахнулась. Бадди волочил за ухо веснушчатого мальчишку. Тот не плакал, но лицо его, как и само ухо, окрасилось в пунцовый цвет. — Вот, посмотрите, сэр, кого я поймал в сортировочном цехе! — гордо заявил Бадди, будто перед нами стоял не десятилетний юнец, а преступник мирового масштаба. — Наконец-то попался! Мальчишка дернулся, рискуя оторвать себе ухо, но вырваться ему не удалось. Бадди Браун наклонял голову, входя в дверной проем, и без труда поднимал сразу две коробки с MRE, сопротивления мальчишки он явно даже не заметил. Я с удивлением осматривал нарушителя, которого мы пытались изловить весь последний месяц. Признаться, я грешил на кого-то из сотрудников и совершенно не ожидал увидеть перед собой ребенка. Но то, как он прятал глаза, не оставляло сомнений — виновен! Во мне вскипела злость. Быть вором — не так страшно. Я и сам по глупости крал яблоки в соседском саду, будучи подростком. Но здесь — дело другое! Сорванец портил припасы, которые мы поставляли солдатам! Людям, что защищают его жизнь! — Значит попался, воришка, — обходя письменный стол я не пытался скрыть довольной улыбки. — Я ничего не крал! — по-звериному зашипел мальчишка. Наши взгляды наконец встретились, но вместо вины в карих глазах плескала злоба. Он напоминал мне загнанного в угол крысеныша. Опасный зверь, готовый в любой момент пойти в атаку, лишь бы сохранить себе жизнь. Конечно, парню ничего не угрожало, кроме полиции и подпорченной репутации. — А ну, выверни карманы! Я уже догадывался, что в них обнаружу. В последнее время мы все чаще находили аккуратно вскрытые солдатские сухпайки. В них все было на месте, за исключением упаковок конфет «Charms», которые входили в набор в качестве высокоэнергетических пищевых добавок для военнослужащих. — Посмотрите, сэр, что я у него изъял! На ладони Бадди поблескивал маленький перочинный ножик, который воришка тут же попытался выхватить. — А ну отдай, дубина! Это подарок отца! — закричал мальчик после неудачной попытки, но охранник только сильнее выкрутил ухо. — Ты отлично постарался, Бадди. Можешь его отпустить, теперь он никуда не денется. Мужчина послушно отпустил сорванца, но преградил своим телом дверь, чтобы тот никуда не улизнул. Мальчишка об этом и думать забыл, потому как потирал несчастное ухо. — Показывай, что у тебя в карманах. Парень неохотно засунул руки в коричневые шорты, и принялся выуживать краденое. Целых семь запечатанных упаковок конфет. Это значит семь солдат останутся без сладкого! — Как тебя зовут? — разгневанно воскликнул я. — Томми. Томми Гамильтон! — прошептал мальчик. Он так и стоял, опустив взгляд на ладони, заполненные украденными конфетами. — Что ж, Томми, а ты знаешь, что сегодня семь солдат останутся голодными из-за твоей выходки? Томми посмотрел на меня взволнованным взглядом. — Нет-нет! Я, конечно, ничего не трогал! Только конфеты и все! — Думаешь для тебя они важнее? Как вообще могло прийти тебе в голову воровать у служителей родины? Дай сюда! Я тебе устрою! Позабыв о нормах приличия, я вырвал у Томми конфеты. Одна пачка «Charms» осталась в моих руках, остальные с глухим стуком повалились на пол. Мои пальцы дрожали, когда я разрывал бумагу, выуживая конфету. — Сейчас я тебе преподам урок! На всю жизнь запомнишь! — приговаривал я, и едва узнавал свой голос. Мне бы остановиться да хорошенько подумать, но злость застилала разум. — А ну, открывай рот! Мальчишка с ужасом замотал головой. — Ты же хотел конфет, так получай! Я обхватил Томми за впалые щеки, заставляя разомкнуть губы, и всунул в рот первую конфету. Потом распечатал еще одну и еще, намереваясь затолкать туда все, что он украл. Мальчишка хныкал, пуская липкую слюну по подбородку, но я был непреклонен. Лишь взволнованное «сэр» заставило меня остановиться. Не узнавая самого себя, я отшатнулся. Томми упал на колени, выплевывая злосчастные конфеты. Он скулил, растеряв былую решимость, и я был готов к нему присоединиться. Бадди подошел к мальчишке, заботливо похлопал по плечу, и этот контраст между нашим поведением болезненно кольнул в сердце. — Ну же, парень, вставай. Лицо вспыхнуло от стыда. Но я уже повел себя, как настоящий монстр, нужно продолжать. Иначе та боль и унижение, что я уже успел принести ребенку, будет напрасна. Нужно чтобы он уяснил урок до конца. — Сколько еще конфет тебе скормить, чтобы ты наконец насытился и перестал обворовывать американскую армию?! — я пытался придать голосу строгость, но он дрожал в такт моему сердцу. — Не нужны мне ваши конфеты! — сквозь слезы произнес мальчик. — Я просто хотел, чтобы больше никто не умирал! Мы с Бадди недоумевающе переглянулись. — О чем ты говоришь, парень? — спросил он. Томми поднялся на ноги, вытирая длинным рукавом лицо. — Мой папа умер месяц назад! И все из-за этих дурацких «Charms»! О суеверии вокруг конфет я слышал давно. Все пошло от морпехов из Ирака. Они почему-то считали, что конфеты эти приносят несчастье. У них была даже целая градация неудач, которые могли произойти, если найти в своем сухпайке (и уж тем более съесть!) определенную конфетку. Лаймовая сулила дожди. Лимонная — поломку боевой техники. Но по-настоящему страшной была малиновая. Солдаты считали, что она предзнаменует смерть. — Парень, это лишь глупые суеверия… — аккуратно произнес Бадди. Стоит отдать ему должное: будучи в прошлом военным, он наверняка верил в подобные вещи, но говорить об этом не стал. — Вы не понимаете! — выкрикнул Томми, вновь намереваясь заплакать. — Он был сильным! Даже сильнее тебя, — детский пальчик уперся Бадди в живот. — И смелым! Мой отец никогда бы не погиб, если бы не эти дурацкие конфеты! Когда Томми посмотрел на меня, его губа задрожала. Я сразу понял — то, что он сейчас произнесет, навсегда изменит меня. — Это очень больно, — признался парень. — Я просто не хочу, чтобы еще один ребенок встретился с такой болью. Я кивнул Бадди, и тот понял меня без слов. Заботливо обхватив Томми за плечи, он вывел его из кабинета, чтобы отправить домой. А я остался один наедине со своим стыдом и грустью, что поселило во мне знакомство с Томми. Я собрал рассыпанные конфеты, но почему-то не отнес из в цех. Даже закрытые пачки отправились в урну. В две тысячи седьмом «Charms» перестали класть в MRE. В тот же год я ушел работать на текстильное предприятие. Мы больше никогда не встречались. Но по сей день я вспоминаю Томми Гамильтона. Самого отважного и неравнодушного гражданина Америки.