Фрагменты прошлого в настоящем

Ночь — время, когда душу ложечкой выедают сомнения и страх. Нечто тёмное и склизкое, заползающее глубже в черепную коробку, как будто это паразитирующие черви, или вовсе, твоё прошлое я. Мо Жань не спал. Сквозь тревожные сумерки, снежную метель, в зеркале отражалось нервное пламя тусклой свечи. Голос сворачивался в горле, будто раненое животное, и мужчина едва ли не выл, крепко стиснув зубы. Если бы его спросили сейчас, кто он, единственным ответом, который Мо Жань мог бы дать с абсолютной уверенностью, было бы его имя. В остальном: его любовь, его ненависть, вплоть до его самых глубочайших желаний, мужчина больше не смог бы сказать, являются ли эти эмоции его собственными, или они украдены у того, кем он так отчаянно хотел стать во имя своего учителя. Порой, кошмары приходят неожиданно, и утягивают за собой глубоко на дно. И если существует дно, то туда кто - то непременно должен опуститься, и это значит, что там всегда кто - то жил, и будет продолжать жить, не видя смысла выкарабкиваться к ярким лучам солнца. Ты думаешь, что ты так легко сможешь смыть со своих рук кровь сотни людей? Ты думаешь, что ТЫ заслуживаешь второго шанса? Мо Жань хлёстко ударил по собственной кисти плетью, лишь бы вытеснить пожирающего его монстра из своей головы, и багряные капли крови гранатовыми зёрнышками впитались в льняной рукав ночной рубашки. — я совершенно другой, я - не ты. Я смогу всё исправить. — голос звучит надрывно и глухо, но этого было вполне достаточно для своих собственных убеждений. Мо Жань был готов отдать остаток своей жизни, лишь бы погасить этот неоплатный долг. Его душа всё ещё была расколота на две части, и эти части как бешеные, голодные псы, рвали друг друга в клочья. Никто не простит тебя за твои грехи. Даже раскаявшись тысячу раз и отбив головою все пороги, разве заслуживает твоя жалкая душонка прощения за пролитую кровь? Разве ты не виноват? Я — это ты, и я буду вечно жить кошмаром в твоём сердце, внутренним демоном, от которого ты никогда не избавишься. Отдай свою кровь как искупительную жертву душам тех, кто пострадал от тебя в прошлой жизни. Между тобой и мной никогда не было и не будет различий. Император, наступающий на бессмертных — всё ещё ты, Мо Вэйюй. Удар за ударом, и новые, багряные капли. Мо Жань продолжал уничтожать себя, и жжение ран, как крапивы в пустырях, въедалось в рассечённую кожу. Выражение ненастоящего лица в зеркале было намеренно пугающим и уродливо скалящимся, и застывшее в изломанной, горькой ухмылке, тонкой, словно новорождённый серп луны. И голос тоже был внушающим, в одно время в нём звучала ровная уверенность, будто говорящий не сомневался в своей правоте и утвердительности.

***

— учитель, пожалуйста, останьтесь. Мне так больно, — в лихорадочном бреду и с мокрой тряпкой на голове, заклинатель продолжал плакать и бормотать извинения, ворочаясь на своей постели. — позвольте мне задохнуться в поцелуе, держать вашу руку, стоя на краю бездны, не спать ночами, лишь бы хоть раз прикоснуться к вашей коже. Я пообещаю остаться, даже если будет снежный буран. Мне не нужна ваша жалость, просто побудьте со мной, пока кошмары не утихнут. Я буду плакать беззвучно от одного вашего присутствия. Чу Ваньнин застыл, прислонив тонкую ладонь к чужой, пылающей щеке, будто намереваясь погладить. Сердце его сердобольно сжалось в груди в непроизвольную точку, колко засвербив. Хотелось остаться. Хотелось утешать и негромко петь колыбельные до самого утра, пока густой туман кошмаров не уйдёт. — я рядом, — Бессмертный Бэйдоу, словно сняв свою маску холодного безразличия, вправду сейчас был неимоверно мягок и заботлив. Даже если он не мог, он пытался из всех помочь, лишь бы облегчить муки страдающего. — больше никакая темнота не заберёт тебя с собой. — вы почти как хайтан, цветущий в ночи. Ваши лепестки обвиваются вокруг моей талии, и ваш сладкий аромат притягивает меня ближе, но вы так быстро закрываешься на рассвете. Даже если вы стесняетесь солнца, возможно, мы могли бы развернуться под луной, спрятаться в ночи и исчезнуть - даже звёзды не нуждаются в наблюдении. — спи. Наступит светлое завтра, и смоет за собой всю грязь ночи.