Et voilà qu'il aime

      Я здесь никто. Со мной не считаются. Но меня вполне устраивает мое положение. Быть няней принца не так и плохо. Ведь мой подопечный — он.       Лиам. Я смотрела, как он взрослел. Я видела, как маленький светловолосый мальчик становится мужчиной. С глазами ребенка. Его взгляд навсегда останется чистым как небо и безмятежно наивным. Я молю Всевышнего, чтобы его никогда не затянули тяжёлые тучи печали. Я молю, чтобы его жизнь была прекрасна. Да будет так.       И вот он полюбил. Лиам тщетно пытался это скрыть, ведь я видела, как легка стала его походка. Он окрылён неизведанным чувством. Любовь прекрасна, но отчего же тогда так больно? Больно мне. Смотреть на то, как мой мальчик счастлив. Он слишком стремительно поднимается в небо на едва проросших крыльях. Я лишь прошу тебя, дорогой — не сорвись, ведь падать всегда больно.       Как он одинок. Мой меланхоличный, неземной мальчик всегда был словно чужим даже в своей семье. Нелюбимый сын. Нелюбимый пасынок. Король с королевой ждали девочку, но все они гибли через несколько месяцев после рождения. А Лиам жил. И был отвержен. Тайно отвержен, но его нежная душа чувствовала, как относятся к нему самые близкие люди. Маргарет и Винсу некогда было заниматься сыном. Мне сказали отдать ему свою любовь за них. Что я исправно делаю до сих пор.       Чем больше времени Лиам проводил со мной, тем больше я убеждалась, насколько он несчастен. Ему не находилось компании лучше, чем его нянька. Хотя он, казалось, не сильно был этим опечален. Я пыталась отдать ему ту любовь, которой обделил его мир. Когда королева заводила речь о своем сыне, я невольно думала, что он — наш. Если не мой. Он не похож со мной лицом, не связан кровью, у него другие глаза. Однако он роднее служанке, чем своей матери-королеве. Я — никто, но я — единственная, кто тревожится о судьбе этого хрупкого и такого ранимого юноши. Я отдам жизнь, лишь бы он был счастлив.       И вот он полюбил. И вот он кружится по комнате, говоря, как она прекрасна. Лиаму повезло, ведь его любовь взаимна. Его сердце похитила новая королева Долины. Сводная сестра. Как хорошо, что кровными связями они не переплетены. Лиам бы не пережил, разбейся его первая любовь так скоро.       Он счастлив, тогда почему мне так плохо? Я должна разделять его радость, однако тайно делю его с другой. Делю не по праву. Мне не следует. Мне не положено.       Безвольная, бесправная. Что может служанка в сравнении с новой королевой? Ничего. Такова вся моя жизнь. Похоже, я рождена, чтобы отдать её кому-то. Отдать, не получив ничего взамен. Эгоистично думать об отдаче, о благодарности. Это данность. Я была обязана.       Что бы у него не стряслось, Лиам делится своими горестями со мной. Не с матерью — со своей нянькой, которая ему уже и не нужна. Я не нужна ему, однако он нужен мне. Безмерно, безгранично нужен.       И о своем новом чувстве он рассказал именно мне. Тогда земля ушла из-под ног. Лиам прощался с детством. — Ты когда нибудь любила, Жозефина? — спрашивал он, блаженно улыбаясь. Тогда Лиам увидел её впервые, но словно уже знал, что между ним и этой девушкой прочная, нерушимая связь. Словно нить прошлых жизней связала их настоящее. — Конечно, дорогой, — не сразу ответила я, сдерживая подступающие слезы. Не по прошедшей любви они были — по уходящей. Она, танцуя, улетала на только что прорезавшихся крыльях. Только не разбейся, я могу не успеть поймать. — Почему ты плачешь? — мои чувства предательски выдали меня, а я и не заметила. Непрошеные слезы покатились по щекам, закапали, разбиваясь на гранитном полу. Я прошу, Великий Тар, не дай сердцу Лиама разбиться так же. Возьми лучше моё. Хотя чем оно лучше? Истерзанное, все в царапинах. Некрасивое. Никому не нужное. Как и я сама, мои чувства никому не нужны. — Разве может любовь причинять страдания? Она же так прекрасна.       Наивный, милый мой Лиам. Ещё как может. Но я отдам все, лишь бы ты этого не узнал.       Рядом с ним замирало время. Рядом с ним останавливалось сердце. Стоило юноше уйти, оно вновь начинало бешено стучать. Но я — никто, чтобы его любить.       Вскоре я увидела Лилит своими глазами. Девушка смотрела на меня странным взглядом. Словно уже видела раньше. А я смотрела на нее, видя в её лице лик смертного греха, что окутает моего мальчика и утянет во тьму. А Лиам смотрел на неё с обожанием. Взгляды говорят красноречивее слов.       Но тогда он целовал меня в щеку. В душе зародилась надежда. Робкая, но такая отчаянная. Это привязанность, она заставляла меня безмятежно улыбаться. Может, я ещё нужна ему?       Нужна. Нужна, чтобы было, кому поплакать в плечо. Нужна, чтобы успокаивать, нужна, чтобы ему было, о кого опереться. Он нашел остывающее тело королевы первым. Страшна ирония судьбы: сын любил мать больше после ее смерти, чем она его, находясь в здравии.       Лилит успокаивала его, поглаживая по голове. Наблюдая за ними через приоткрытую дверь, я слышала, как сердце стучит все глуше.       Но после траурного пиршества Лиам вдруг ворвался в мои покои слишком радостным и возбуждённым для того, кто несколько часов назад видел свою мать, осыпанную лепестками фиалок. Он подбежал ко мне и, вдруг подхватив на руки, закружил по комнате. — Так странно, Жозефина, однако именно в такой печальный день я счастлив! — восторженно сказал он, мягко опуская меня на постель.       Он упал рядом с блаженной улыбкой и блестящими от счастья глазами.       У меня вновь замерло сердце, ведь он притянул меня к себе. Чем счастливее был он, тем несчастнее становилась я. Лёжа в его объятиях, я вникала в слова Лиама о его первом поцелуе. Он вновь поднялся в небо, а я неумолимо приближалась к земле.       Лилит была для него всем. Она стала его Вселенной, его миром, в котором он жил так безмятежно и радостно.       Мне вновь хотелось плакать. Лиам прощался с детством, а я — со своей любовью, что уносилась так стремительно. Но ради его счастья я стерплю. Великий Тар, не дай его новому миру разрушиться так же, как Ты однажды уничтожил мой. Уничтожил, подарив Лиаму счастье.       Я не имею права, однако я ревную. Я проклинаю каждую, кто смотрит на Лиама безжалостно влюбленным взглядом. Всех, кто пытается его очаровать. Сильнее я ненавижу лишь ту, ради которой Лиам собирает букет. Ту, что будет неосторожно играться с его сердцем. Она обязательно подкинет его слишком высоко и не успеет вовремя поймать.       Лилит — не пара моему мечтательному Лиаму. Она груба, прямолинейна — идеальные качества для королевы. Но не для той, в чьи руки Лиам может передать свою любовь. С его чувствами нельзя обходиться небрежно.       Лиам светился от счастья. А я в ужасе представляла, как отдаю его в обманчивый мир, где им безжалостно воспользуется его любимая. Мой ночной кошмар — видеть его в зелёном. Ведь зелёный — цвет свадьбы. Но жениться ему придется. Порой мне кажется, что Лиам совершенно не создан для брака. Или это я не могу смириться с тем, что когда-нибудь мой мальчик покинет меня? Я не могу смириться с тем, что мой Лиам станет чьим-то ещё.       В день коронации Лилит он не находил себе места. Нервно меряя шагами комнату, Лиам взволнованно тянул себя за волосы. — О Жозефина, понимаешь ли ты мои чувства? — спрашивал он, восторженно смотря в зеркало.       Я лишь кивала, ведь прекрасно знала, каково это.       Я не хотела быть навязчивой. Мне не стоит докучать Лиаму, ведь он давно не ребенок. Ему нужна свобода, личная жизнь. Ему нужна жизнь, в которой не будет меня, ведь я ему мешаю.       После покушения на королеву я стала невольной свидетельницей сцены, которую теперь желаю навсегда забыть. Через приоткрытую дверь я видела, как они делят одну кровать, как упиваются друг другом, цепляются, целуются так, словно больше никогда не увидятся. Даже не смотря на ранение, Лиам, о Великий Тар, Лиам сплёлся с Лилит в танце страсти и желания. В танце совсем не платонической любви.       Волна истерики слишком стремительно обрушилась на меня. Я почувствовала себя преданной. Словно мне изменили, словно отобрали то, что было мне дороже жизни. Присвоили нагло и бесправно то, чем поиграются и забудут. Несправедливо…       Эти чувства неверны. Я не смею посягать на него. Разумом я это осознаю, однако как уговорить сердце думать так же? Чувства не поддаются здравому смыслу. Они кричали о несправедливости, хотя всё было правильно. В этой формуле любви лишней была лишь я. И только мне хотелось переставить переменные в другом порядке. Сократить на лишнее, домножить на нужное. Но нужное только мне. Эгоистка.       Скатившись спиной по стене в одном из коридоров дворца, я обхватила руками колени и залилась горячими слезами. Злыми, безжалостными слезами, что окрапляли счастье Лиама. Насколько мне должно быть плохо, чтобы он вознёсся на свой пик блаженства?       Следующим утром лицо Лиама освещала загадочная улыбка. Хотелось бы мне, чтобы его внезапная радость оставалась тайной и для меня.       Лиам говорил, что любит её. И я ему верила. Он правда любил, отрицать это было нельзя. Лиам не умел врать, не умел притворяться. Он был честен и мыслями, и сердцем. Оттого было ещё больнее.       Больнее, ведь мой мальчик пострадал, защищая её. Он не боялся умереть, ведь Лилит ему была дороже своей жизни. Ты не бережёшь себя, дорогой, оттого мое сердце стучит все тише.       Хуже стало лишь тогда, когда он отправился на бой с дикарями. Лиам, этот светлый, длинноволосый мальчик застёгивал на груди доспехи, иногда касаясь моих ладоней своими бледными пальцами. Меч в его руках смотрелся жутко. Неужели он поднимет его, вонзит в живое существо, безжалостно убьёт? Тот, кто всю жизнь любил всё и всех, пойдет сражаться с такими же детьми природы, как и он сам… — Пожелай мне удачи, Жозефина, — произнес он на прощание, мягко коснувшись губами моей щеки.       Тогда мне показалось, что меч Лиама нашел свою жертву прежде, чем мальчик вышел на поле боя, ведь, смотря ему вслед, я знала, что пожертвует собой он ради неё. Ради Лилит. Как уже делал раньше. Он не пожалеет своей жизни. Как и я. Ради него. Теперь Лиам познал любовь. Детство отпустило его, пора это сделать и мне.       Но после король отправил меня Лилит в сопровождение. Словно в издёвку. Смотря на неё, я не могла смириться с тем, что ей я должна буду отдать своего мальчика. Этой своевольной девчонке, этой нахалке, которой самое место на троне, но никак не в сердце Лиама. Но если с ней Лиам счастлив… — Ты ведь любишь его, Жозефина? — неожиданно спросила она, когда мы только отправились в Альтергроу. Лилит смотрела на меня так, словно прекрасно знала, как сильны мои чувства, однако зачем-то захотела, чтобы я их озвучила. — Конечно, Ваше Величество.       Ты даже не представляешь, насколько. Лиам стал для меня спасением — земным раем, и я сделаю все, лишь бы его защитить. Его не должны касаться ни чьи руки, никто не посмеет украсть у меня то, чем я так дорожу. Ему более не нужна моя любовь, но мне так необходимо ее ему дарить. Он с каждым днём становится прекраснее, а я лишь неумолимо старею. Я прокляну любого, кто, играясь, сорвёт цветок его хрупкой души. — Тебе не о чем волноваться, — сказала Лилит и вдруг взяла меня за руку. — Лиам счастлив, ведь этого ты хочешь? Мы обе этого хотим.       Лгунья. Наглая, бессовестная обманщица, в слова которой я так наивно поверила. Волнуйся ты о нем, никогда бы не стала околдовывать его своими дьявольскими чарами, никогда бы не утянула в капкан ложных обещаний и искусственных надежд. Исчадие Ада. Которому я поверила. Которому я доверилась. Смотря на неё, я начала было смиряться с волей судьбы. Если с ней Лиам счастлив, то мне придется сдерживать слезы и не рыдать от отчаяния и несправедливости на его женитьбе. Для него откроются двери в новый мир. В мир, где есть лишь он и она. И нет меня. Смирись. Подчинись воле Небес.       Из Альтергроу Лилит возвращалась с волнением на лице. Непривычно сосредоточенная, она словно к чему-то готовилась, на что-то решалась. Тогда ещё никто не знал, каким окажется её выбор. Тогда лишь один человек знал, что выбор ей вообще был предоставлен.       И вновь дикари. И вновь Лиам застёгивал доспехи. Я не могла смотреть на то, как мой одуванчик вынужден отрастить шипы. Взяв меня за руки, он вдруг серьезно сказал: — Как только мы победим, я предложу Лилит руку и сердце.       И тут я забыла, как дышать. Мой страшный сон все ближе, все реальнее. — Я прошу твоего благословения, — сказал Лиам, взглянув мне в глаза. — У меня нет никого дороже тебя, Жозефина. Тебе единственной небезразлична моя судьба. Пусть мы и разных кровей, я думаю, есть силы, связывающие крепче родственных уз, поэтому я прошу тебя…       Тебе нельзя отказать, любовь моя. Я добровольно отдам тебя в руки той, с кем тайно тебя же и делю. Я лично открывала дверь в свой главный кошмар, хотя могла её захлопнуть.       Лиам волновался, перебирая в руках цветы. На празднике в честь победы над общим врагом при людях и драядах он собирался сделать ей предложение. Собирался подарить засушенный цветок — отдать свою душу ей в руки. Не успел.       Алкоголь развязал Винсу язык. В пьяном угаре он стал говорить о том, как желал союза между странами, как он мечтал о соединении государств. Всем было понятно, к чему он клонит. — Что это значит, Жозефина? — взволнованно шепнул мне Лиам, неодобрительно покосившись на раскрасневшегося отчима. — Не хочет ли он сказать…       Да, милый, хочет. Король хочет отдать твою любовь взамен своим амбициям. Хочет выдать Лилит замуж за Деймона, чтобы объединить Долину и Альтергроу. Ради своей прихоти. — Тише, тише, дорогой. Он не в себе, вот и…       Я не успела договорить. Лиам увидел, как король людей берет Лилит за руку и вкладывает в её ладонь обручальное кольцо.       Послышались недовольные крики, но королеве было плевать. Она уверенно говорила о том, что свадьба станет отличным способом соединить два государства. Хоть она и не дала окончательного ответа, но всем и так было понятно: Лилит согласится. Как королева, она действовала в интересах вверенной ей страны. Ей определенно место на троне, но не в чьём-то сердце. Долину она сбережёт, но вот чувства Лиама… Пришлось выбирать, и свой выбор она сделала.       Брак по расчету — не из любви. Его цели ясны, его выгода очевидна. Его можно понять. Разумом, но не душой.       Любит ли она Лиама? Я уже ни в чем не уверена. Знаю лишь то, что цветок его нежных чувств стал неумолимо вянуть. Его сердце всё же подкинули слишком высоко. — Неужели нельзя было иначе? — спрашивал Лиам, прижимая меня к своей груди. — Неужели нельзя обойтись без свадьбы?       Я могла поклясться, что вместо биения сердца слышала лишь тишину. Чувства Лиама безжалостно ранили. Сердце его разбили, больше оно не трепещет. Чем счастливее он, тем несчастнее я. Но чем сильнее он был опечален, тем лучше мне не становилось. Где-то эти весы равновесия дали сбой. — Увы, нельзя. Ты же и сам понимаешь, — ответила ему я.       Лиам кивнул. Да, он всё понимал. Он видел, как Деймон дарил Лилит кольцо, а не цветы. Он знал, что между ними нет взаимности, нет чувств. Однако как объяснить это сердцу, которое ныло от боли при виде того, как твоя возлюбленная становится невестой другого? Теперь Лиам знал, что между ним и Лилит не может быть любви, ведь она станет женой короля людей. Мой мальчик слишком правильный, чтобы думать об отношениях с замужней девушкой. Этот брак поджёг между ними верёвочный мост. — Понимаю. Но разве так можно? Как можно выходить замуж без любви? Как можно соглашаться на брак по расчету? Жозефина, я не могу понять, — Лиам обнимал меня лишь крепче. Я чувствовала, как его пальцы вцепились мне в плечи, как дрожит его тело. Как его волосы пахнут цветами. Теми засушенными цветами, что он хотел ей подарить. — Мне жаль Лилит. Я уверен, что Деймон — неплохой человек, но мне отчего-то кажется, что с ним она будет несчастна.       Я уверена, что сейчас ты несчастнее её, дорогой. Но вновь ты волнуешься о чужих чувствах. Как же ты милосерден. Сколько в тебе сострадания и участия к чужим бедам.       Проведя пальцами по его щеке, я сочувствующе ответила: — Понимаешь, милый, порой приходится жертвовать своими чувствами во благо чего-то большего. Иногда приходится ущемлять себя ради других. Приходится выбирать, расставлять приоритеты, и ради лучшего исхода жертвовать своими желаниями.       У меня замерло сердце, ведь в следующий миг Лиам положил свою ладонь мне на щеку. — Надеюсь, ты никогда не встанешь перед таким жестоким выбором. Не смей жертвовать своими чувствами, Жозефина, ведь без них ты перестанешь быть собой.       Эти слова словно сказал кто-то иной. Словно пытался донести до меня ту истину, что я так отчаянно отрицала. Словно пытался вразумить, направить на верный путь. Может, это Великий Тар услышал меня? Он хочет помочь мне, помочь пересилить себя, свои страхи. Стоит ли мне прислушаться? Не раню ли я и без того недавно разбитое сердце и истерзанную душу Лиама лишь сильнее?       Лиам хотел пойти в фиолетовом. Долго пришлось уговаривать его надеть темно-зелёный костюм. На свадьбе его присутствие было обязательно.       Сидя перед зеркалом, он пустыми глазами смотрел на свое отражение. — Ты же понимаешь, что это необходимо. Так положено, дорогой, — уговаривала я, проводя гребнем по его волосам.       Его длинные пряди были словно произведением искусства — мягкие, светлые. Хотелось плести из них косы, обмотать их вокруг своей шеи, запустить в них пальцы. Расчёсывать их было одним из тех удовольствий, которым я подспудно наслаждалась. Пальцы дрожали от волнения, проводя гребнем по его волосам. Там хотелось к нему прижаться, закрыть глаза и вдохнуть запах сушеных цветов. Обвить руками шею, поцеловать в висок. Любить. Как мне хотелось его любить. Любить взаимно.       Задумавшись, я и не заметила, как пальцы Лиама обвили мое запястье. Он уже не единожды обращался ко мне, но я не слышала. — Жозефина? Что с тобой сегодня? — сказал он, немного встряхнув мою руку. В отражении я видела его блестящие глаза, смотрящие на меня с беспокойством. — А? Да, прости, немного задумалась… — смутилась я, отложив гребень в сторону. Лиам сжал мою ладонь крепче и вдруг прижался к ней щекой. — Ты пойдешь со мной? — умоляюще посмотрел он на меня, не поворачивая головы.       У меня отнялся дар речи. Лиам…неужели он правда хочет, чтобы я пошла с ним? Но зачем…? — Я… Я не могу… Не положено. Прислуге нельзя присутствовать на празднике знати, ты же знаешь… — извиняющимся голосом ответила я Лиаму, погладив его по щеке.       Но он вдруг резко поднялся со стула и развернулся ко мне лицом. Положив руки мне на плечи, он с отчаянием произнес: — Да какая разница? Всем плевать на меня, Жозефина. Всем, кроме тебя. И если я обязан присутствовать на этой свадьбе, то я пойду туда только с тобой.       Мой бедный мальчик, несправедливость судьбы слишком сильно покалечила твою нежную душу. С какой мольбой ты смотрел на меня, как твои пальцы впивались в мои плечи. Словно ты пытался удержаться за меня, как за спасение, за единственное, что ещё не даёт пойти ко дну. — Но, Лиам… — Пожалуйста.       Его взгляд рушил мой внутренний мир. Ему невозможно было отказать. Пойти против правил ради него. Да и против каких правил? Ничего преступного в его предложении не было. Лиам не хотел быть один, не хотел смотреть на то, как его любовь в светло-салатовом платье кружится в танце с королем людей, как клянётся быть ему верной, как ради всеобщего блага поступается своей свободой. Как связывает свою жизнь с нелюбимым. Лиам хотел разделить со мной свою боль. Невозможно ему отказать.       Я утвердительно кивнула. Лицо Лиама озарилось счастливой улыбкой. Той, какую он дарил когда-то Лилит. — Спасибо, — сказал он мне, поцеловав в щеку.       Блаженная улыбка расплылась и по моему лицу. Я становлюсь…счастливее? Может, Великий Тар был прав?       Каково же было мое удивление, когда Лиам вдруг сорвался с места, а после вернулся, держа в руках что-то темно-малахитового цвета. Длинная ткань волочилась по полу, блестя в отсветах свечей. — Это тебе, — сказал Лиам, протягивая мне сложенную в несколько раз одежду.       У меня отнялся дар речи. Его светящийся взгляд сверкал тем самым блеском, что я боялась потерять. Лилит погасила его, но вот он вновь зажёгся. — Но я не могу его принять, — сказала я, разворачивая предложенное мне платье. Оно было слишком прекрасно, слишком дорого. Обычная служанка не могла себе такое позволить. — Можешь, — уверенно произнес Лиам. В его голосе слышалась решимость. Ясно было, что возражений он не потерпит. Какую же безграничную власть он имел надо мной. — Это подарок. Надевай.       Сердце сорвалось вниз, но тут же вознеслись, устремилось куда-то в облака. В те облака, в которых оно и не мечтало побывать.       Я не знала, как его благодарить. Обхватив руками за шею, я оставила лёгкий поцелуй на его щеке. Краем глаза я заметила, как его бледное лицо немного порозовело.       Лиам тактично вышел из комнаты, оставив меня одну. Прижав платье к груди, я не могла поверить в своё счастье. Неужели грусть моего мальчика приносит мне радость? Когда Лиам опечален, он дарит счастье мне. Похоже, эти весы всё же начали перевешивать в другую сторону. — Позволь тебе помочь, — услышала я его голос, когда пыталась затянуть шнуровку на корсете.       Руки Лиама легли мне на талию, поднялись выше, обхватили… Не думай, не смей… Хотелось тяжело вздохнуть, запрокинуть голову, прикусить нижнюю губу. В отражении зеркала я видела прекрасное зрелище, которое мне хотелось сохранить навсегда в своей памяти. Молодой и такой цветущий юноша трепетно, невесомо дотрагивался до талии женщины в темно-зеленом платье, чья красота уже начала увядать. Непрошеное смущение залило мои щеки. Нельзя о нем думать, но я смею, смею грезить о том, как мальчик, которому я отдавала свою любовь, теперь вернёт мне ее обратно. Отплатит нежностью и заботой, тем, чего мне так хотелось. Хотелось от него. Но я не смею просить и лишь надеюсь, что он проявит ее сам.       Из порочных иллюзий в реальность меня вернула резкая боль, стянувшая ребра. Невольно из груди вырвался громкий вздох. — Слишком туго? — взволнованно спросил Лиам. Его голос раздался над самым ухом, его дыхание опалило шею, слегка приоткрытое плечо. — Нет-нет, все хорошо, — смущённо ответила я, нервно заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь волос. — Тебе очень идёт, — сказал Лиам, восторженно осматривая меня с головы до ног. — Пойдем?       Он протянул мне руку. Невозможно было противиться. Внезапное желание Лиама, и я пошла с ним. Он словно знал, что я не посмею ответить отказом, потому и озвучил свою просьбу за несколько часов до торжества. Идя с ним под руку, я чувствовала, как мое остановившееся сердце вновь стало биться.       Лиам был прав — на празднестве до него никому не было дела, как и до его спутницы. Пара косых взглядов ни в счёт. Все внимание было приковано к жениху и невесте.       Чем крепче Лиам сжимал мою руку, тем сильнее я ощущала, насколько ему тяжело. Он не мог без боли смотреть на то, как Лилит и Деймон клянутся объединить Долину Наваждения со страной людей. Во время их поцелуя он демонстративно отвернулся, устремив печальный взгляд куда-то в пол. — Дорогой, это невежливо, — мягко сказала я, хотя прекрасно понимала, что Лиаму невыносимо смотреть на то, как его возлюбленная добровольно отдается в руки другому. Он чувствовал себя преданным. Уничтоженным. Униженным. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но, прошу, потерпи.       Лиам лишь горестно вздохнул.       А после поднялся король и, о Великий Тар, лучше бы он вовсе не раскрывал рта. Винс никогда не знал своей нормы, поэтому, вновь напившись, стал слёзно рассказывать, как же он счастлив за Лилит и за свою страну. В пьяном угаре он назвал Деймона своим сыном. На Лиама он и не взглянул. Теперь королю было не до нелюбимого пасынка. Всего лишь сын…       Танцевал Лиам механически, не задумываясь. Мыслями он был где-то далеко, взгляд его был пуст и равнодушен. Он вновь погас. — Если хочешь, мы уйдем. Я думаю, больше мы здесь ни к чему, — предложила я, когда настроение моего мальчика стало просто невозможно тягостным. Он был готов расплакаться, я это видела.       В неярком свете мы незаметно покинули праздничный зал. Лиам был молчалив. Взяв за руку, он повел меня куда-то. Я не спрашивала, лишь послушно шла за ним.       Мы вышли в сад, освещенный слабым сиянием растущей луны. Лиам присел на скамейку под раскидистым кустом белого шиповника. Я хотела опуститься рядом, но он вдруг притянул меня к себе и легко усадил на свои колени. Сердце вновь бешено застучало. Но нет, нельзя поддаваться навязчивым мыслям. Лиам разбит, он тонет в печали. Какой эгоисткой нужно быть, чтобы в такой момент думать о его внимании? Нельзя наслаждаться его прикосновениями, ведь он скорбит по своей упорхнувшей любви. Прояви уважение к его чувствам, к его горю.       Но как не поддаваться соблазну, когда он обхватывает тебя за талию, на которой несколько часов назад затянул корсет, когда прижимает твою голову к груди, когда второй рукой сжимает твои дрожащие пальцы? Я слишком слаба духом, чтобы противиться. — Я видел обручальное кольцо на её руке. Он ее не любит, иначе подарил бы цветы, — надтреснутым голосом произнес Лиам. Поникшим взглядом он посмотрел на меня, закусив губу. — Теперь мне нельзя её любить? Ведь не могу же я идти против воли Тара, не могу посягать на брак, пусть и по расчету.       Душистый запах белых цветов заставил восторженно задохнуться. Хотелось прижать к себе Лиама, обнять, забрать все его тревоги. Передай их мне, милый. Я добровольно опущу свою чашу весов для того, чтобы тебе стало легче. — Тут решать только тебе, — сочувственно ответила я. Как бы мне не хотелось помочь, я не могла ему советовать. В своих чувствах Лиам должен разобраться сам. — Ты волен дарить свою любовь той, кого сочтешь достойной.       К сожалению, это буду не я. А мне бы так хотелось… Хотелось ловить на себе его влюбленный взгляд, вздыхать от его мимолётных прикосновений, млеть в его объятиях, срывать с его губ поцелуи. Быть на месте Лилит. Но, в отличии от нее, сердце своего мальчика я бы сберегла. Своего хрупкого, раненного мальчика, который так незаметно повзрослел.       От своих мыслей мне противно. Со мной что-то не так. Как я могла влюбиться в того, кого с детства воспитывала, кого любила словно своего ребенка. Он был роднее мне, чем Маргарет. Винсу и подавно не нужен был приемный сын. А мне… Мне он был нужен. Его отдали мне, ведь растить сами не собирались. Родителей Лиам любил, хотя сами они были к нему холодны. А мне он был безгранично дорог. Безгранично и безответно. Потому тогда, сидя на его коленях и вытянув ноги в начищенных изящных туфлях вдоль скамьи, я была словно юная девица, которой впервые вскружили голову нежными, беспечными признаниями. Захотелось тяжело вздохнуть. Такой девицей я была в возрасте Лиама, но никак не сейчас. Мне бы смириться, но я не могу.       Из печальных мыслей меня вырвал запах белого шиповника. Лиам повернулся и сорвал небольшой цветок, а после протянул его мне. — Тогда я буду любить тебя.       Сердце пропустило удар. Что ты сказал, дорогой? Может, я ослышалась? Нет, это не может быть правдой. — Не глупи, Лиам, — усмехнулась я, хотя внутри скрутило от досады. — Ты…ты не можешь любить меня…       Не можешь… Принц не может любить свою няньку той любовью, о которой я смею тайно мечтать. Тебе не нужна увядающая служанка, мой дорогой одуванчик. Ты заслуживаешь лучшей судьбы. Я знаю, тогда ты лишь шутил. Ведь несерьёзно ты дарил мне тот цветок шиповника, несерьёзно усадил к себе на колени, несерьёзно обнял за талию. А я поверила. Сердцем, не разумом. Ты же не можешь любить меня… Не можешь… — Но почему? — казалось, он искренне не понимал. В голубых глазах виднелась наивная детская обида. — Ведь ты сказала, что я волен выбрать любую. Что ж, тогда я выбираю тебя.       По сердцу пошли трещины. Зачем ты мучаешь меня? Ты неосторожен со словами, мой милый. Ты говоришь это в шутку, я знаю. У тебя разбито сердце, теперь же ты разбиваешь его мне. Наивно, играючи. Не специально.       Но Лиам дарил мне цветок — он знал и чтил традиции, знал, что означает этот жест. Знал, что нельзя дарить цветы без высоких чувств, нельзя относиться к ним небрежно. Однако не может же он… Нет, вновь это лишь мои фантазии. — Ты все ещё опечален, дорогой. Тебе надо свыкнуться со случившимся, — грустно взглянула я на Лиама, все же приняв цветок из его рук. — Я не заменю ее тебе.       От последней фразы кольнуло в сердце. В его глазах мелькнуло несогласие. Лиам словно на что-то решался. — И не нужно, — вдруг он взял меня за руку, погладил по пальцам. Я засмущалась. На мгновение мне почудилось, что Лиам был серьёзен. — Не думай, что так я стараюсь залечить свою новую боль. Я бы никогда не стал пользоваться твоими чувствами из злого умысла.       Хотелось плакать. Лиам ещё так юн и невинен, преступно думать, что он способен чувствовать что-то ко мне. Ко мне, к его няньке, с каждым годом увядающей все сильнее, в то время как он только начал распускаться. Мне больно от того, как он наивно признается мне в любви. Ведь ты не понимаешь, милый, как глубоко ранишь меня своей детской игрой. Своими чувствами, своими словами. Ведь я воспринимаю их всерьез. Я смею надеяться, хотя и понимаю, что шансов быть у меня не может. — Но, Лиам, пойми… — начала было я, но он неожиданно приложил палец к моим губам. От удивления я округлила глаза. — Послушай, Жозефина, — сказал Лиам, наклонившись к самому моему лицу. Завороженно я смотрела ему в глаза, чувствуя, как щёки предательски розовеют. Отвести взгляд было невозможно. — Теперь ты единственная, кому я нужен. Как не печально это признавать, отныне моей кровной родне далеко не до меня. Теперь у Винса есть новый, более «удобный» сын, а у Лилит… — тут он нервно прикусил губу, — а у Лилит достойный муж. Я говорил о том, что есть связи крепче родственных — теперь я чувствую, что такие узы перевязали меня с тобой. Ты дорога мне, Жозефина, прости, что раньше не ценил тебя. Позволь отплатить тебе той любовью, какую ты дарила мне. Я чувствую, что просто должен…       Глаза намокли. Спёрло дыхание. Лицо Лиама было так близко… Словно в трансе я смотрела в его глаза и видела там свое отражение. Но… Там я была молодой. В отражении голубой радужки я могла рассмотреть женщину в зелёном платье, точно таком же, что было тем вечером на мне самой. Но её лицо было красиво… На секунду я подумала, что в неё влюбиться совсем несложно. Неужели Лиам видит меня такой… Такой красивой, такой юной и… прекрасной. Не может быть. Он не серьезно, не на самом деле отнимает палец от моих губ и прикрывает глаза, не взаправду так тянется ко мне, словно желает… — Могу я поцеловать тебя?       Сердце ухнуло вниз. Как мне хочется, чтобы это было правдой. Как хочется отдаться своим чувствам, своим желаниям. Великий Тар был прав. Пора прислушаться к его словам, сказанным мне устами милого мальчика, в которого я так неосторожно посмела влюбиться.       Завороженно замерев, я еле подобрала слова: — Если ты этого хочешь…       А после его губы невесомо накрывают мои. Я задыхалась от счастья. Тело плавилось от волны окатившего наслаждения, от такой желанной, добровольной неправильности. Лиам был так несмел, так робок. Я развращаю мальчика своими же руками, запуская пальцы в его волосы, углубляя поцелуй. Такого непорочного мальчика я пятнала своими губами, своими прикосновениями, очерняла, портила откровенными ласками. Слишком смелыми, слишком напористыми для него. Но, кажется, он был не против. Осознано ли ты шел на этот шаг, Лиам? Я почему-то всегда склонна думать, что ты по наивности лишь пробуешь на вкус этот мир, испытываешь, рассматриваешь все возможности, что может подарить тебе жизнь. Ты повзрослел, мой милый. Познал радость первой любви, стыдно признать, но мне известно, что и наслаждение близости ты испытал. Увы, и сердце твое уже успели изрезать первые трещины разбитых нежных чувств. Не делаешь ли ты это от отчаяния? Так сложно разобраться. Так сложно противиться. Особенно, когда он отвечает взаимностью. Пылко и страстно, скользя руками по спине.       Отстранившись, он рвано дышал. Покрасневшие губы растеклись в блаженной улыбке. Как и мои. Блестящие глаза Лиама говорили о том, что его порой детская наивность не мешает ему взрослеть.       Два одиночества, оставленные миром, никому не нужные, теперь так необходимы друг другу. Кажется, на той скамейке под кустом белого шиповника чаши весов наконец нашли баланс. Безмолвное равновесие, прекрасное в своей неправильности, такое необходимое обоим сторонам. Одной увядающей, второй — едва начавшей цвести.