«Я обреченный. Не пытайтесь найти меня. Живите дальше. Ники, спасибо, что не бросил нас на службу опеки. Аарон, не вспоминай меня, не порти себе жизнь. Кевин, прости, что не сдержал обещание.»
И уходит. Оставляет позади всë — семью, обещания, и часть самого себя, хоть и не до конца осознаёт этого. Но когда у него теперь будет время понять всё? Что сделано, то сделано, назад смотреть поздно. По пути к мазерати, он пишет Рене короткое: «С тобой было неплохо проводить спарринги. Не смей сдаваться и опускать руки. Следи за остальными.» и блокирует еë номер точно так же, как Кевина, Ники и Аарона. Он знает, что они увидят это лишь утром или даже днëм, может тогда его уже не станет. Было бы неплохо. Он закуривает. Не исключено, что он может умереть уже через пару минут. Возможно, он попадет в аварию. Или может у него нет веских причин тратить время на такие размышления, раз всë решено? Вопрос превращается в другой — что делать? На что потратить последний день? Впрочем, — думает Эндрю, — нет особой разницы, что это именно последний день, час или минута, — он заводит машину. Отъезжать от дома Колумбии кажется быстрее и проще, чем предполагал. Миньярд отгоняет мысли об оставленной семье, заменяя их на то, чтобы заехать в кафе «У красотки». Повезло, что оно круглосуточное. Эндрю совсем не ожидает встретить там какого-то несуразного парнишку с карими глазами и острым языком. И это взаимно. Парень представляется Крисом, но Эндрю распознаёт ложь ежесекундно и в конце концов — под пристальным холодным взглядом — парень раскалывается. Нил Джостен, если быть точнее. Дерьмово, — думает Эндрю, когда Нил садится в мазерати и занимает переднее сиденье. Вслух говорит лишь: — Адрес. Нил выпаливает адрес мотеля, в котором остановился, и откуда ему нужно забрать вещи, потому что — вот так совпадение — его смысл жить там пропал, ведь отныне он тоже обреченный. Позже, когда Эндрю смотрит в отчаянные голубые глаза, то вспоминает, как они пришли к этому — в два часа ночи, в том самом кафе, Эндрю случайно столкнулся с «Крисом» в уборной, когда тот безуспешно пытался справиться с панической атакой. Эндрю далеко не благодетель, но он разглядел в том парне беззащитного себя, похороненного давно и глубоко, заменившего собственный страх на страх остальных перед ним. Но Нил не боялся. И, возможно, поэтому у Эндрю без особых проблем получилось заземлить Нила, сказав, что он в безопасности. Относительной. Ах да, без хвалёных дыхательных упражнений Би тоже не обошлось. Итак, они забрали единственную сумку Джостена из мотеля и теперь, вероятно, стоило бы разойтись, потому что оставаться вместе обреченным слишком опасно, буквально самоубийственно. — Мне всë равно, как я умру, — говорит Нил в три часа ночи, стоя на парковке того мотеля. — Лишь бы это поскорее закончилось, — тихо добавляет он. Эндрю закуривает. — Куда ты пойдёшь? Вопрос словно пугает Нила. Он напряжённо смотрит на Миньярда, будто ожидая в прямом смысле ножа в спину. Но всë спокойно. Тогда он пожимает плечами: — Я бы хотел к побережью, но не думаю, что это возможно. — Возможно, — кивает Эндрю, удивляя больше Нила, чем самого себя. — Но не за просто так. Нил выглядит озадаченным, но быстро соображает, в чëм дело, и говорит: — Я могу запла… — Идиот, — выдыхает Эндрю. — Садись в машину. Они едут в Чарльстон, поскольку он располагается всего в двух часах отсюда и там точно есть побережье. По дороге Нил спонтанно рассказывает Эндрю о городах, которые посетил, — он немного сбивчиво тараторит, как человек, которого давно никто не слушал с искренним интересом. А Эндрю слушает. Ещë Эндрю слушает шëпот Нила, когда тот смотрит на воду тоскливым взглядом, говоря: — Мы скоро встретимся, мам. Вопросы Эндрю пополняются с каждой минутой, но он не спешит задавать их, даже несмотря на то, что времени у них двоих всë меньше.***
В какой-то момент жизнь Нила превратилась в бесконечное ожидание звонка из Отдела Смерти. И вот это случилось. Итак, он умрëт сегодня. Нормально ли чувствовать облегчение при этом? Вряд ли. Но когда жизнь Нила вообще была нормальной? Его мать умерла два месяца назад, он скитается без цели. Он устал. Так чертовски сильно устал. И вдруг он встречает Эндрю Миньярда. И это как глоток свежего воздуха после марафона длиною в жизнь. Эндрю везëт его на побережье, потому что Нил попросил. Потому что Нилу нужно передать матери, чтобы на том свете она нашла его — им будет не так одиноко в аду, загробном мире, называйте как хотите. На удивление, с Эндрю тоже не одиноко. И хоть лишнее слово из него вытянуть сложновато, а взгляд режет холодом получше тесака, он надëжный человек. Правда, Нил не понимает, оправдывает ли это его тягу к Миньярду. Лучше, наверное, помалкивать об этом.***
Они принимают совместное решение остаться в Чарльстоне, пока — в прямом смысле слова — смерть не разлучит их. — Слишком слащаво и пафосно, — морщится Эндрю. — Это правда, — пожимает плечами Нил. Нил, который не подозревал, что всего за день ему подарят что-то похожее на жизнь, и Эндрю, не подозревающий, что жизнь подарит ему такой день, затмевающий собой сотни других, которые он проживал до этого. Потому что Нил не отворачивается от Эндрю, когда тот рассказывает ему, что подстроил смерть биологической матери, а Нил в ответ признаëтся, что похоронил собственную мать на пляже. Они сидят на лавочке в парке, в пять утра, когда вокруг блаженная тишина и издевательски медленно приближающийся рассвет. Они доверяются друг другу быстро с точки зрения обычных человеческих взаимоотношений, но с точки зрения обреченных, чьë время на счету — в самый раз. Эндрю целует Нила в примерочной магазина, куда они зашли за «нормальной» одеждой для Джостена (нужно же напоследок выглядеть лучше, чем бездомный?). Нил не то чтобы против. Наоборот — зарывается пальцами в волосы Эндрю, неуверенно тянет ближе. Сердце Эндрю плавится из-за Нила. Из-за обреченного. Как только Нил успел за несколько часов пробраться чуть ли не под кожу Эндрю? На его трезвой памяти таких подвигов ещë никому не удавалось. Но, в конце концов, какая разница, да? Они все равно умрут до того момента, когда это станет слишком важным. Так что они продолжают целоваться, в перерывах между душевными разговорами о не прожитой жизни. И впервые за долгое время оба чувствуют умиротворение. Нил наконец остановился, больше не убегает. А Эндрю делает шаг вперëд, навстречу своим чувствам, а не отталкивает их. — Обещай не умирать раньше меня, — говорит Эндрю. Нил слышит в словах просьбу, сердце против воли сжимается. — Я не могу, Эндрю, — Нил печально качает головой. — Не хочу умереть, солгав тебе. Больше они об этом не говорят. Эндрю понимает.***
Ближе к вечеру они перебираются к окраинам города, туда, где тише и спокойней, и где закат лучше видно. Их последний в жизни закат. Район, который Эндрю подозревал, как неблагополучный, оказывается именно таким. Их находят какие-то ублюдки, представляющиеся «коллегами отца Натаниэля». Рука Нила вцепляется в Эндрю, утягивая его за спину, словно Нил точно знал, что успеет прикрыть его собой от пули. Чëрт бы его побрал, он правда успел. Пока Нил обесиленно сползает на асфальт, Эндрю вне себя от ярости — на мир, Отдел Смерти и больных ублюдков, которые решают, что могут безнаказанно убить человека (к тому же, близкого Эндрю) — серьёзно ранит двоих из нападавших, после чего они уходят. Уходят с выполненной миссией. — Нил, Нил, посмотри на меня, — отчаянным шёпотом зовёт Эндрю. Нил держится за живот, скрывая рукой расползающееся кровавое пятно, откинув голову, чтобы опереться ей о кирпичную стену. И поднимает туманный взгляд на Эндрю. — Я смотрю, — тихо отзывается он. У Эндрю внутри всë щемит от осознания приближающейся потери. — Не закрывай глаза, — голос Эндрю предательски переходит в мольбу. — Тебе нужно в больни… Нил, прилагая усилия, чтобы быть услышанным, перебивает его: — Не говори глупостей, Эндрю. Ты знаешь, меня уже не спасти. Эндрю также знает, что не дозвонится в ближайшую больницу, так как их с Нилом телефоны давно разрядились. Чëрт-чëрт-чëрт. Эндрю накрывает рукой предплечье Нила. Бесполезно, он ничего не может поделать. — Если бы мы встретились раньше, — шепчет Эндрю, словно личную мантру. — То ничего не изменилось бы, — ещë тише продолжает Нил. — Я бы сбежал, а ты бы не… — хрип безжалостно срывается в кашель, но упрямец продолжает: — признался себе, что я стану тем, кого ты боишься потерять. — Говори меньше, — настойчиво говорит Эндрю. — Тебе тяжело, — не новость, но ужасный, ненавистный факт. Нил качает головой, его губы расплываются в улыбке полной печали: — Я столько всего хочу тебе сказать. — Нил, — взывает Эндрю. — Эндрю, я влюбился в тебя. Бесповоротно. Спасибо, что позволил мне испытать это чувство. Спасибо за доверие и поцелуи. Ты уже спас меня. О большем я просить не смею. У Эндрю в глазах всë плывëт, он почти не уделяет внимание мысли, что это непрошенные слëзы. — Ты тоже… — Эндрю запинается, хотя на счету каждая секунда, — спас меня. Спасибо, Нил. Нил улыбается — уже не так горестно, но легче от этого Эндрю не становится. Как и от ощущения первой скатившейся по щеке слезе. Прошло так много лет с тех пор, как он последний раз позволял себе выглядеть настолько слабым и беззащитным… — Обещай найти меня… там, — шепчет Нил, сжимая руку Эндрю так сильно, как может. Нил видит слëзы Эндрю и на грани бессознательного чувствует, как глаза начинает пощипывать. — Я буду ждать… — и медленно прикрывает глаза; дыхание становится невыносимо размеренным. — Обещаю, — Эндрю сравняет загробный мир с землëй, если не найдëт там Нила. Пусть смерть идëт к чëрту, если думает, что сможет разлучить их. Закат. Эндрю даже не знает точное время смерти Нила. Он прижимается к его — остывающему — лбу в последний раз и заставляет себя встать на ноги. Затем небрежно вытирает рукавом куртки слëзы и выходит на дорогу. Больше некому его предостеречь, сказать «смотри по сторонам, Эндрю, опасность может быть из люб-». Голос Нила в памяти грубо обрывается, когда фургон, не ожидавший неожиданного появления пешехода на полосе, сбивает Эндрю Миньярда.***
Удивительно, но на небесах действительно каждому отводился собственный «кинотеатр», где можно бесконечно просматривать свою жизнь, любой желаемый отрывок или период. Может, выглядело это и не совсем так, как Эндрю мог представить, но тем не менее он был благодарен, что кинотеатры задуманы вместительностью такой, какой захочет его владелец. Нил — отшельник, которого жизнь вынудила стать таким, поэтому, конечно, его «кинотеатр» должен быть довольно уединённым местом, где посторонним совсем не рады. И Эндрю не ошибся. Ведомый неким особым чувством, он нашёл тоскующего Нила в — одном из самых малых и незаметных, какие только ему довелось встретить по дороге сюда — небесном кинотеатре. — Что показывают? — спрашивает Эндрю, заходя внутрь «кинотеатра» — не спеша, но уверенно. Нил оборачивается, глаза загораются неверием, а потом — необъятной радостной надеждой. — Неинтересный затянутый фильм о жизни труса и неудачника, — пожимает плечами Нил, неотрывно смотря на проходящего к его ряду Эндрю. Он чувствует себя — по-нелепому желанно — взволнованным, но не уверен, что сердце чисто теоретически вообще может биться сейчас. — Неужели в главной роли я? — Ха-ха, — саркастично отвечает Нил. — Не думал о том, чтобы пойти в стендап? — с усмешкой интересуется он, когда Эндрю наконец садится рядом. — У тебя неплохо получается. — До этого момента никогда, — на секунду взгляд Миньярда ещё задерживается на большом экране, но потом Нил переводит внимание на себя. — Эндрю… — и слов лишних не нужно, чтобы выразить счастье Нила; чтобы забыть чуть ли не всю безрадостную жизнь, которая была до этого; чтобы показать, как сильно Нил скучал по Эндрю. — Я же обещал, — говорит Эндрю, и незнакомый холод в глазах окончательно рассыпается, уступая место непривычной мягкости и «ты — всё, что мне нужно» во взгляде. — Эндрю Джозеф Миньярд, согласен ли ты провести со мной нашу не жизнь? — кажется, чересчур пафосно, но с особой чуткостью спрашивает Нил, встречая взгляд Эндрю открыто и обезоруживающе доверчиво. — Гореть мне в аду, если я откажусь, — усмехнулся Эндрю. — Согласен. Нил улыбается по-дурацки очаровательно и осторожно, словно боится случайно разрушить каждое хрупкое мгновение, просит: — Поцелуй меня, иначе я не поверю, что всё это правда происходит. И Эндрю целует, конечно. Хоть раз, два, десять — бессчетное количество раз он готов это делать. Перед глазами только бесконечность, необъятная пустота и раскрывающиеся, подобно цветущему запретному плоду, чувства. У них на двоих впереди целое вечное ничто. Это ли не рай?