Эмоции, чувства, музыка

Яркий свет прожекторов слепит глаза, в метрах десяти от сцены стоит стол, за которым с угрюмыми лицами сидят несколько судей. Энтони читал про них на буклетах, висящих в фойе консерватории: все как на подбор лауреаты международных конкурсов и преподаватели престижных музыкальных школ и училищ. Неудивительно, что сегодня они находятся тут, ведь сдача выпускного экзамена – самое важное событие в жизни любого студента музыкальной консерватории. Энтони уверенным шагом выходит на сцену, но с каждой секундой его решительность растворяется в нарастающей панике. Ещё в коридоре, приглаживая непослушные рыжие волосы у широкого, во всю стену, зеркала, он чувствовал себя так, будто прямо сейчас готов был горы свернуть (насколько это возможно для музыканта-выпускника), но сейчас где-то внутри его ледяным бутоном расцветал страх. Они с Азирафаэлем играют дуэтом. Несколько месяцев упорных тренеровок, ежедневные репетиции, десятки часов занятий, проведенных в музыкальных классах и тесных общажных комнатах, – всё это было не зря. Фелл справедливо считал, что их программа была идеальна, и упорно убеждал в этом чересчур придирчивого к мелочам Энтони. Их тщательно подобранные произведения, хоть и была заиграны до дыр, всё ещё не потеряли своей гармонии для обоих парней. С каждым шагом становилось труднее передвигать ноги, живот противно свело, но Кроули упорно продолжал двигаться к центру сцены. Парень выставил подставку* и тяжело сел на стул, предусмотрительно выставленный там. Рядом уже сидел, тихо подергивая струны и подкручивая колки*, Азирафаэль. Его губы были плотно сжаты, брови напряженно сведены – Фелл отчаянно пытался сохранять спокойствие. Паниковать нечего: они тысячу раз отрепетировали и проработали каждую ноту. Но сейчас, когда решается твоя судьба музыканта, этого становится не достаточно, и мандраж, присущий любому выступлению, поступал в мелко подрагивающих пальцах. Энтони сделал глубокий вдох, сел, поставил ногу на подставку и проверил строй*. Внутри все тревожно натянулось, как те гитарные струны. Кроули повернул голову к партнеру и получил в ответ ободрительную улыбку Азирафаэля. Фелл беспокойно пробежал взглядом по лицам судей и опять повернулся к Энтони. Тот на секунду прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Прошло несколько мучительно долгих секунд под выжидающим взглядом Фелла, и Кроули, после лёгкого кивка партнёра, начал играть. На какое-то мгновение Энтони потерял связь с реальностью. Руки действовали сами по себе, мозг не успевал фиксировать движения, только мелькали мысли, что ещё немного, всего одно неверное движение, и всему конец. Но страх постепенно отступал. Азирафаэль вел свою партию без единой ошибки, аккуратно подхватывая Кроули. Мелодии переплетались, сливались воедино, и это действовало лучше любого успокоительного. Энтони сосредоточенно перебирал струны онемевшими холодными пальцами, украдкой поглядывая на Фелла, в надежде поймать ответный взгляд. От напряжения мысли путались, Кроули играл чисто интуитивно, не сбиваясь только благодаря многим часам репетиций и поддержки со стороны партера. Азирафаэль играл эмоционально. Он вкладывал в свою партию всю ту поддержку, которую сейчас не мог высказать вслух. И Энтони это чувствовал, чувствовал в каждом флажолете* и акценте* то́, что невозможно было передать словами. Финальный такт* первой репризы* был за Кроули, он уверенно вёл окончание на фортиссимо*, но в один момент сердце Кроули пропустило удар: идеальный мирок вокруг них двоих был разрушен неосторожным, грязным аккордом. Он громко прозвучал на весь концертный зал и эхом застыл в ушах Энтони. Живот мучительно скрутило, в голове мгновенно стало пусто. Остался лишь гул от болезненно стучащей в висках крови. В миг у Энтони закончились силы продолжать, исправляться, о черепную коробку билась всего одна мысль: все кончено, он все испортил, он подвёл Азирафаэля. Но Фелл и не думал останавливаться. Лишь чуть увеличив громкость, он с готовностью закрыл собой нерешительность напарника, терпеливо ожидая момента, когда он будет готов выступить. Азирафаэль встретился с растерянным взглядом Энтони, улыбаясь одними глазами, и это все, что нужно было Кроули, чтобы вновь взять инициативу в свои руки. Негнущиеся пальцы снова коснулись струн, к нему возвращалась былая уверенность. Звучала тема* Азирафаэля: аккуратная, мягкая. "Ему это так подходит", – мелькнуло и так же быстро исчезло в голове Энтони. Его игра обволакивала, словно облако, успокаивала, что Кроули, заслушиваясь, терялся даже на репетициях. Сейчас он едва мог дышать: так, чутко выверенная по динамике, гармония мягкими волнами затапливала сознание. Такт за тактом, нота за нотой мелодия набирала силу, выходя на самую яркую финальную коду*. Кроули уже не смотрел на струны: всё его внимание было приковано к ярко-голубым глазам, восхищённо блестящим из под спадающих на лоб белых кудрей. Самая сложная часть – пассаж* – вдруг стала казаться совсем не такой пугающей. Волнение и страх куда-то пропали, остались лишь покачивания в такт музыки и глаза напротив. Аккорд*, ещё аккорд, разрешение*. Голова у Энтони закружилась. Кажется, он только сейчас смог вдохнуть полной грудью. *** – Знаешь, ты был похож на ангела, когда играл, – задумчиво протянул Энтони, высвобождая руки из крепких объятий партнера и сцепляя их на шее Фелла. – Тебе надо было поступать на арфу. – Скажешь тоже, – смущённо фыркнул Азирафаэль, так сча́стливо улыбаясь и ещё сильнее прижимаясь к Кроули.