Упс

Чонгук всегда знал, чего хочет. Он постоянно говорил себе, что пусть он и родился омегой, вроде как слабым, то это не значит, что он позволит себе прогнуться под кого бы то ни было. Чонгук с детства твердил самому себе, утирая слезы и сопли рукавом несуразно розовой кофточки после падения с последней ступеньки лестницы, чувствуя резкую боль из царапины на коленке, что он сильный. Ему на самом-то деле было все равно, как распорядилась судьба: сделала она его альфой, бетой или омегой, Чонгук все равно показал бы ей средний палец, живя так, как хочет лишь он. Чонгук всегда знал, что судьба сосёт. И он оказался чертовски прав. Потому что судьба решила, что сделать его омегой — чертовски охуенная идея. Чонгук может поклясться, что эта беззубая старуха смеялась и возможно даже почти сдохла от смеха в момент, когда в ее голове пронеслась мысль о том, что сделать мужчину омегой так… Круто. Чонгук был так зол. Он был накаченным мужчиной с проколами как минимум в шести местах, если считать четыре в ушах, с минимум двенадцатью тату, что так красиво опоясывали его руку. И он был омегой в это же самое время. Нравилось ли ему это в момент, когда у него неожиданно началась течка? Не особо, тем более он совершенно не ебал, что должны делать омеги, когда из задницы течет Ниагарский водопад, а член стоит так, что им впору вбивать гвозди. Чонгуку повезло, что в тот день он проспал и судорожно метался из стороны в сторону, чтобы успеть натянуть любимые черные джинсы, подчёркивающие его задницу, ради которой он пахал в зале два раза в неделю по несколько часов, успеть накраситься и даже выпить кофе. Он торопился не из-за своего лучшего друга Юнги, не из-за его парня Чимина и точно не потому, что у него была пара с человеком, ради которого Чонгук, рождённый под знаком девы, встал бы раком. Или как там говорят эти умники, что считают этот подкат смешным? Чонгук никогда не признается, что и сам он частенько хотел сказать своему преподу что-то по типу «хоть ты и не батут, но на тебе бы я попрыгал». Чонгуку повезло, что он проспал… Однако его это не то чтобы сильно обрадовало, знаете ли. Потому что ощущать волны смазки, пачкающие любимые домашние шорты было даже не неприятно, а просто ужасно гадко. Потому что пропускать пары с преподом, по которому ты сохнешь минимум год (ох, как бы Чонгук мог скаламбурить и сказать, что он не сох, а тёк по нему)? Это как минимум святотатство. В общем, тот день мог бы назваться худшим в жизни Чонгука. Худшим, если бы его преподом не был Ким Тэхен, который также являлся его чёртовым парнем. Они встречались на протяжении почти полугода, если не считать постоянные минуты зависания Чонгука, когда он пялился на губы, бедра, пальцы (прямо как в той популярной песне про красоту, что видна на чьем-то лице) и всё остальное, что принадлежало их новому преподавателю по языкознанию. Ненавистный предмет, на который Чонгук ходил, не пропуская ни единой минутки, чтобы только взглянуть на Тэхен-щи, который рассказывал что-то про дихотомии Сосюра, про пиджины и ещё какую-то лабуду, про которую Чонгук слышал впервые. Кто же знал, что окажется заинтересован не только он? Чонгук думал, что его внешность выделялась в тот момент не настолько сильно, чтобы взгляд Тэхена был прикован только к нему (несмотря на то, что он об этом очень сильно мечтал). Однако как признался ему Тэхен после их пятого свидания, его зацепил не только плавающий взгляд красивых темных глаз, но и ярко выкрашенные в белый (Чонгук в самом деле совершенно забыл о такой незначительной детали) волосы, татуировки, видные даже зимой (Чонгук тогда спрятал вытатуированную ладонь в карман толстовки), и проколы. Ах да, ещё иногда он замечал металлический шарик у своего ученика во рту, и голову Тэхена иногда посещали мысли о том, как было бы замечательно, если бы этот маленький кролик позволил… Тэхен не закончил предложение тогда, но Чонгук понял все и без этой паузы: сам ведь прекрасно помнил, как пару дней назад Тэхен хватал его за волосы и заставлял брать глубже, рыча что-то о том, как, блять, хорошо внутри чужого рта. Чонгук ни за что не признается, что в этот момент у него встал. Все усугубилось, когда Тэхен продолжил говорить, пачкая невинные уши своими грязными словечками. Даже самое обыкновенное «ты выглядел как сука, готовая раздвинуть ноги по одному моему приказу» заставляло сердце Чонгука биться чаще, несмотря на то, что Тэхен на тот момент уже почти что два месяца трахал его не только в собственной квартире, но и на заднем сидении дорогущего автомобиля и даже в комнате самого Чонгука, пока его родители смотрели фильм на первом этаже. Несмотря на всё это, Чонгук мог смущаться, когда Тэхен шептал ему на ухо «хороший мальчик» и «так хорошо принимаешь меня». Как оказалось, у Чонгука кинк не только на самого Тэхена, но и на похвалу. Хотя стоит отметить, что Чонгук тёк только от похвалы Тэхена. Только от его хриплого «ты сводишь меня с ума» и «давай, побудь послушным для своего папочки» Чонгук буквально сходит с ума. Он хотел бы ещё раз ощутить чужие большие теплые ладони на своей спине, плавно скользящие все ниже, ниже, ниже… Накрывающих ягодицы, между которыми было до безобразия мокро (Тэхен любил вылизывать Чонгука, особенно там, и от воспоминаний парню совсем немного поплохело от возбуждения)… Тэхен так сильно любил Чонгука, что и сам Чонгук, наверное, теперь не может представить свою жизнь без… Без своего любимого. Без Тэхена, который заправлял бы ему волосы за ухо, который готовил бы завтраки в постель, который шептал бы тихое «люблю» на грани сна и реальности, думая, что Чонгук давно спит. Как он смог бы жить без Тэхена, прекрасно зная, что такой человек существует? Чонгук никогда не узнает ответ. Может, именно поэтому он вспоминает чужие слова («маленькая шлюшка», плавно перерастающие в «моя шлюшка»), чувствуя, как начинают промокать пижамные штаны. Ах, и к чему Чонгук обо все этом рассказывает? Точно! Просто у него снова началась течка. А его парень был на работе, рассказывал скучающим студентам о фразеологических оборотах и истории языка, неспособный примчаться и помочь. Впрочем, Чонгук прекрасно знал, что, если бы он позвонил, Тэхен прибежал бы. Однако Чонгук так поступить не мог, ведь совесть все ещё существовала в его омежьем теле. Поэтому он просто решил переждать свою боль в одиночестве. И как же он об этом жалел. Потому что никогда прежде боль не была настолько невыносимой. Чонгук мог лишь посильнее закутаться в большую теплую кофту, пропахшую Тэхеном, и поудобнее расположиться в своем уютном гнезде, где была одежда и Юнги, и Чимина, и родителей Чонгука (Джин и Намджун постоянно давали ему все больше и больше вещей, пропахший клубникой и лимоном, чтобы Чонгук точно не остался без знакомых успокаивающих запахов)… Но больше всего вещей принадлежало Тэхену, чей запах горького шоколада успокаивал и давал ощущение дома. Чонгук закрыл глаза, чтобы не видеть дрожащие пальцы и кружащуюся от чего-то комнату. Он поплотнее укутался в одеяло, которое ему отдал Юнги специально для гнёздышка лучшего друга. Чонгук и сам не заметил, как провалился в спасительный сон, спасающий от боли не так явно, как настоящий запах Тэхена, но всё же немного усмиряющий её. В следующий момент, когда Чонгук открыл глаза, в горле першило, глаза слипались, а во всем теле чувствовалась слабость и такая сильная боль, что Чонгук заскулил от жара и неприятной липкости в области ягодиц. — Я-я не могу больше эт-того вынести, — шептал Чонгук, скидывая с ног штаны, но не делая ни единой попытки снять домашнюю толстовку Тэхена, на которой ещё оставался его запах. Чонгук проскулил прямо в ворот вкусно пахнущей кофты, мелко дрожащими руками собирая с бедер липкую сладкую смазку и пытаясь избавиться от неприятного, раздражающего зуда в заднице. Он хотел было уже сделать что-нибудь, что помогло бы избавить его от боли, появившейся так необычайно неожиданно, но… Но его прервал звук открывающейся двери. Чонгук замер, но горький запах Тэхена уже успел проникнуть в лёгкие и избавить наконец от дрожи руки. Чонгук, несмотря на слабость и симптомы, похожие на простуду, хотя омега был уверен, что это какая-то странная течка, поднялся с кровати и раскрыл дверь, сталкиваясь нос к носу со своим парнем. — Ты должен мне помочь, — проскулил в чужие губы Чонгук. Он не удержался на ногах и завалился на Тэхена, который его моментально поймал и прижал к себе, вдыхая аромат течной омеги. — Боги мои, Гук-и, почему ты не позвонил мне?! Сколько часов ты… — Тэхену не дал договорить кусачий поцелуй прямо в губы. — Если ты прямо сейчас не заткнешься и не займешься делом, я запрусь в комнате и буду справляться со своей небольшой проблемкой самостоятельно, — но не успел Чонгук закончить говорить свою угрозу, как оказался поднят чужими сильными руками. Тэхен хрипло дышал, еле слышно недовольно порыкивая в чужие волосы, так приятно пахнущие бананом, и медленно начал двигаться к кровати, стараясь аккуратно положить своего Гук-и прямо в уютное гнездо. — Ты позволишь мне войти? — прошептал Тэхен, прекрасно зная, как важно это место для любого омеги и что заходить в него без разрешения хозяина — ужасный проступок. Несмотря даже на то, что они встречаются больше шести месяцев, Тэхен все ещё должен был спросить, даже когда руки дрожат от возбуждения, когда твоя омега течёт от желания и когда запах смазки, пахнущей им, так близко… Тэхен пообещал себе, что вылижет своего мальчика, несмотря на протесты. — Да! Сколько раз мне повторять, что ты!.. — Чонгуку договорить опять не дали. Тэхен, вместо того чтобы слушать сбивчивые оправдания своего парня, лишь углубил поцелуй, быстро снимая с себя всю одежду, чтобы омега не сильно злился. Обычно Чонгук во время течки ненавидел, когда тело Тэхена было скрыто даже одним слоем ткани. И кто такой Тэхен, чтобы злить своего малыша? Может, он и мог бы сделать нечто подобное, но точно не в момент, когда его Гук-и так плохо. Когда он такой несчастный… Такой податливый и… — Мой, — шепчет в чужие губы Тэхен, сверкая чуть красноватой радужкой и отрываясь наконец от подготовки. — П-пожалуйста, Тэхен! — Чонгук никогда раньше не умолял, однако сегодня ему, кажется, надоело придерживаться каких-то там правил или устоев, что он вроде бы до сих пор соблюдал. Несмотря на то, что это отнюдь не первая течка и гон, что они провели вместе. Тэхен ни за что не признает, что видеть Чонгука таким, раскрасневшимся, пьяным от удовольствия, просящим, стонущим и скулящим, таким волшебным, что руки сами сжимались на аккуратных бедрах, наверняка оставляя синяки, было... Это было восхитительно. Чонгук был за пределами его воображения. Он был особенным для него. Может, именно поэтому альфа, не особо-то и сдерживаясь, толкается в податливое тело, пока Чонгук, будто в бреду, шепчет громкое «ещё», «быстрее» и миллионы «пожалуйста», прося непонятно о чем. Кто такой Тэхен, чтобы не выполнить указания своего омеги? Верно… Всего лишь его альфа, возможно, предназначенный ему судьбой. Хотя даже если у судьбы и другие планы на них? Что ж, Тэхен с радостью пошлет ее нахуй. Потому что то, как Чонгук заламывает брови, как он сжимает волосы Тэхена в кулак, как прижимается сильнее, облизывая чужую шею и даже изредка прокусывая тонкую кожу? Все это прекрасно. Все это принадлежит лишь Тэхену. И он ни за что не позволит какой-то там судьбе отобрать то, что он считает своим. Возможно, именно поэтому он делает последний сильный толчок, чувствуя, как его малыш сжимается вокруг него, пачкая собственной спермой живот и грудь. Чонгук обессиленно расслабляется, закрывая глаза ладонью и пытаясь отдышаться. Тэхен чувствует, как набухает узел, и не может сдержать улыбку. — Я люблю тебя, — шепчет Чонгук. — Я тоже тебя люблю, — слышит омега в ответ перед тем, как провалиться в спасительную темноту, не помня ни как Тэхен отнес его в ванную, ни как переодевал его, ни как уложил обратно в постель, приятно пахнущую свежестью и их смешанным друг с другом запахом.

***

Когда через пару месяцев Чонгука выворачивает в который раз за выходной, Тэхен начинает что-то подозревать. И когда тест на беременность показывает две полоски, альфа может только эмоционально обнять свою пару и выпалить на одном дыхании: — Гук-и, ты выйдешь за меня? И кто такой Чонгук, чтобы сказать нет человеку, которого он так сильно любит? (Он столько раз будет проклинать Тэхена за его неспособность раскрыть презерватив и надеть его, но это совсем другая история).