Про сожаления.
— Эй, Спайк! — Сержант Грег Паркер остановил своего агента уже на полпути к выходу. — Да, босс. В чём дело? — отозвался Спайк. — Да в сущности ничего особенного. Очередная бумажная волокита. Ты поделишься со мной тем, что тебя беспокоит, или мне можно начинать угадывать? — Да всё в порядке, босс. Понятия не имею, о чём вы говорите. — Ну конечно! Ты действительно думаешь, что я куплюсь на это, приятель? Ты не сказал ни слова с тех пор как мы завершили работу над делом. И с того момента прошло уже пять часов. Ещё никогда ты не хранил молчания так долго. И если уж говорить начистоту, ты вообще никогда не хранишь молчания. — Последний комментарий заставил Спайка улыбнуться. — Я видел, как ты смотрел на того парня. Поначалу мне показалось, что это была жалость, но там было что-то ещё, не так ли? Спайк кивнул, избегая пронзительного взгляда сержанта. — Похоже на сочувствие. — Вы правы, сержант, так и есть. — История этого ребёнка задела тебя, верно? Возможно, он напомнил тебе кого-то... Спайк снова кивнул. — Кого? Кого-то, кого, о ком ты жалеешь, что не защитил его от травли в старшей школе? — Нет, сэр. Меня, — заявил Спайк. — Тебя? — переспросил Паркер неверяще. — Но ты же общительный и весёлый! У тебя полно друзей и каждый раз новая девушка! Я даже не могу представить себе, чтобы ты был стеснительным и одиноким парнем... — Ну... я был молодым, и всё было по-другому. Время сильно меняет людей.Про шрам.
...Когда мне было пятнадцать, я был худощавым и не слишком заинтересованным в спорте. Очень робким «маменькиным сынком». Знаете, что такое иметь мать-итальянку, когда ты подросток? Не поймите неправильно. Я люблю свою маму больше, чем кого-либо, но именно из-за моей привязанности к ней меня частенько дразнили. До сих пор не знаю, почему некоторым отморозкам нужно унижать тех, кто слабее, чтобы почувствовать себя лучше. — Не думаю, что дело только в «отморозках». Все подростки так или иначе склонны к издёвкам друг над другом. Тебе не стоит их за это винить. — Вы ведь уже видели мой шрам на спине? — Да, ты говорил, что упал с дерева, спасая кошку, когда тебе было четырнадцать. — Ну... я упал. Но не с дерева. Капитан команды по плаванию столкнул меня с трамплина, высотой в четыре метра, чтобы продемонстрировать свою силу. Просто ради забавы. Тогда я получил этот шрам и до смерти боялся воды ещё год после этого. Я придумал историю про кошку и дерево, чтобы выглядеть храбрым, потому что нет ничего более унизительного, чем быть поверженным тупым качком. Так легче. Довольно жалкая история, ха?Про семью.
— Мне жаль это слышать, Спайк. Но ты какой угодно, только не жалкий. Ты внимательный, заботливый, любящий, остроумный и невероятно храбрый. Я рад, что ты в моей команде. Ты никогда не стесняешься пойти на риск, чтобы защитить кого-то или спасти чью-то жизнь. Ты любишь свою семью и имеешь на это полное право. — Не нужно. Вы всё равно не сумеете изменить того, что тогда случилось. Вот почему тот мальчик заставил меня впасть в уныние и лишил желания говорить. Вероятно, слишком много воспоминаний нахлынуло на меня в один день. После того случая я решил измениться. Я нарастил мышцы, стал ходить в спортзал, завёл парочку друзей вне школы и начал заниматься армейской подготовкой. Одно за другое — и вот он я! Спайк — самый безумно общительный парень в ГСР! Он сказал это с поддельной бодростью. — Что ж, я надеюсь, ты нашёл здесь парочку друзей. — Намного больше, чем друзей, босс. Я обрёл здесь семью, — Спайк улыбнулся широко и открыто, впервые за день. Сержант похлопал его по спине. — Возможно, физические травмы никогда не исчезают полностью, но травмы психологические всегда легче побороть вместе со своей семьёй, ты так не думаешь? Ну ладно, хватит на сегодня допросов. Как говорил мой наставник: «Коль чувствуешь себя отвратно, хлебни-ка кружечку пивка!..»