***
Когда раздаёшь рамён и думаешь о том, что запах у него действительно хороший, но вкус не очень, вспоминаются слова Бьякуи. «Запах у людей, как и у рамёна, всегда хороший, а вот вкус может быть не очень: где-то безвкусно, где-то горьковато. Тут, Сенку, уже надо пробовать, иначе не поймёшь». И ведь раньше может Ишигами младший и не понял бы, будучи четырехлетним ребёнком, жующим отцовский рамён на кухне. Но сейчас, стоя среди десятка человек, никогда не пробовавших такую лапшу, где-то в уголках сознания вертится мысль о правоте отца. В людях есть горькая изюминка, пока их не накормить. Просто потом все становятся добрыми. Помнится, как Бьякуя рассказывал, что хотел задобрить какого-то важного учёного из НАСА едой, а тот отказывался, обзываясь всякими научными словами. «Надо было свой рамён делать, старик, тогда по аромату прибежал бы с десятью миллионами процентов» — Сенку отдаёт ещё одну тарелку с лапшой, проговаривая в ответ кому-то что-то вроде: «которые таскают мне сырье для железа». У лапши Сенку другой запах и вкус в отличие от отцовского другой: горький и невкусный, не такой приятный и более скользящий. Он всё-таки учёный, а не мастер кулинарии, так что этого следовало ожидать. Но это и опечаливает. Сенку больше не сможет попробовать тот вариант. И только парень приступает к готовке новой порции, как ощущение чего-то родного сваливается на душу и мерещится обонятельным рецепторам. В носу застыл аромат рамёна и химикатов. Нет, вы не поняли. В носу застыл аромат отцовского рамёна и первых химикатов. — ….сейчас бы колы…***
Ген долго размышлял: по каким причинам родственные связи в природе человека перестали существовать. Из-за окаменения? Из-за изменения жизни человечества? Потому что жизнь людей вновь началась с нулевого уровня развития? Однако главной мыслью крутилось понимание, что лишь он и Сенку единственные знают об этом. И как бы не хотелось Сенку признавать действительность, но даже для такого аромантика как он, эта связь важна. Он приходит каждый вечер, чтобы заменить Геном скучающее чувство по прошлой жизни. По дому, отцу и науке. Ведь именно запах домашней лапши и первых химикатов он ощущает возле Гена. Это любимые ароматы Сенку, вяжущие клубок приятных воспоминаний для него.***
Сенку знал выгоду и рациональную трату времени рядом с Асагири по вечерам: узнавать о чём думает общество и на что надеется, какие делает предположения на счет будущего. Сенку также понимал, что чтобы осчастливить свою родственную душу, достаточно просто сказануть пару фраз о себе. Скажем так, это оплата за акт внимания в адрес Сенку. Однако, чтобы довести Асагири до белого каления также достаточно спросить что-нибудь о нём. Таким образом, узнать что-то новое об относительно недавном союзнике. Примерно так Ишигами узнал, что для менталиста пахнет химикатами и цветами. И если в случае с цветами он был ни разу не удивлён, ведь болтолог своего рода фокусник, то с химикатами встал вопрос незамедлительного решения. Вопрос, на который последовал неопределенный ответ: «не знаю, просто нравится», подверг в шок. Что может нравится в запахах химических реактивов, реакция которых может сжечь слизистую? Вот и Сенку не нашёл рационального ответа, когда Асагири перевёл стрелки на него с этим же вопросом.***
Отсчитывая время до секунд, без стука Сенку заходит в злосчастную хижину. — Неужели уже настолько поздно? — Ген произносит это немного уставшим голосом, когда слышит скрип деревянных досок не под своими ногами. — Настолько, Ген, что половина десятого, — учёный проходит ещё по нескольким скрипящим доскам, после чего останавливается возле рабочего стола. Оба молчат, не разрушая приятную тишину, Ген что-то пишет, а Сенку даже не стоит заглядывать, чтобы понять: там о каких-нибудь проблемах общества. Сто миллиардов процентов. По этой причине Сенку позволяет ему дописать пару строк. Асагири закрывает тетрадь, сделанную Хромом по инструкции главнокомандующего. — И что же сегодня украло наши драгоценные тридцать минут? Неужели внутренние часы сбились? — болтолог поднимается из-за стола, почти сразу окунаясь в мягкие объятия гения. В воздухе витают ароматы весенних цветов. — Нет, работают как надо, это всё твой завал, — Ишигами ощущает химические реакции, выдающие сладкий аромат. Парень утыкается носом в плечо. — Это тебе Хром сказал? — Да. Ген чуть отчаянно, громко вздыхает, с удовольствием принимая сладкий, тонкий аромат жасминовых гардений. Такой цветок стоял у него в комнате, когда он жил с родителями. — Сенку-чан, для тебя у меня нет завалов, просто Хром хотел эксплуатировать меня и мои силы… — гетерохромная голова чуть наклоняется вбок. Приятно, что Сенку ценит и его время. — Ну в любом случае у меня всё равно были незаконченные дела в лаборатории и эти полчаса позволили их закончить, так что скоро доберёмся до гениальных разработок. От Асагири жутко приятно пахнет. — Тебе надо хоть иногда отдыхать… — Ген роняет это, кажется, куда-то в пустоту, где ему никто не отвечает, погружаясь в ощущения. Менталист всем своим естеством чувствует, как обостряется обоняние от контактной близости с родственной душой. Сенку пахнет сладким и цветочным. Сливочной жасминовой гарденией. — Поэтому я здесь. Асагири Ген пахнет приятно, как-то по-родному. Он пахнет сладостью и солёностью домашнего рамёна и кисловато-приторными химическими реакциями. Кажется, иногда переплетаются ноты горьковатости и сбежавшего кофе, быть может, соли или сероводорода. Но распробовав Асагири, как рамён, с точки зрения отца можно заявить, что он прекрасный человек. Сенку, словно кот, сильнее утыкается в плечо, потихоньку переходя в стык шеи и плеча, чтобы лучше вспомнить любимый аромат. Ген пахнет домом.