Близкий враг

Мой преподаватель по рисованию редкостный гений, ангел с чистейшими белыми крыльями, смесь голубой крови и идеальных черт лица. Подвох – он мужчина и кажется это его единственный минус. Профессор Рид кажется чувствовал мое биологическое превосходство над другими, за что я платилась вечными издевками и выговорами. А говорили что-то про уважение и равенство! Другие же предметы не вызывают во мне такой животрепещущей реакции, не поднимают дух и не увеличивают желание жить, как рисование. Навык мой в том, что с детства я была приучена к оживлению красок. Мудрость и дивность - это передается через поколения, и наш род практически единственный, кто распространяет этот дар генетически. В противном случае тебе придется биться руками об заклад, совершать привороты кистей или красок, и конечно, участвовать в сатанических обрядах. А может, и не придется! Смотря как твой мозг ориентируется в пространстве, как рука двигается в потоке частиц и главное, насколько твой внутренний мир готов к красочным махинациям. Поступить в университет было моей главной целью жизнью, по крайней мере, по мнению дедушки. Образование нужно, образование важно! И как ни пытайся опровергнуть эту линию, я лишь попадала на минное поле, где каждое высказанное мое мнение означало взрыв. Спорить долго не пришлось, себе дороже. Проще было смириться и, наконец, найти выгоду поступления в том, что у меня единственной из семьи это получалось через раз. Навык есть, упорства во мне хоть отбавляй, а вот результат близок к провальному. Это и стало первой причиной моей успешной сдачи экзаменов и вступления во взрослую жизнь. Спустя месяц обучения в гигантском муравейнике знаний, я нашла похожего на меня парня, с таким же набором данных. Да-да, данных от природы. И это не мой брат, и не кузен. Обнаружение нового рода вызвало дикий всплеск ругательных баталий в моей семье, а также волну зашкаливающих давлений. Одли Бэнсон – тот самый старшекурсник из ваших снов и американских фильмов. Условия простые, если не добьются Рида, то бегут к нему – все же рыбка помельче будет! А девиз паренька созвучен с тем: принимай каждую. Интерес мой вызвали лишь его гены. Конечно, я и он – два редчайших кадра природы за последние пятьдесят лет, экземпляры ценного химического соединения, которые по доброй воле судьбы оказались заложниками системы с конкурирующим характером! И провал означает погибель. Представьте дуэль: победитель получит все, а проигравший, увы, больше не у дел. Призрачная гонка начала набирать обороты, как только студенты узнали о ежегодном экзамене факультетов. Чемпионство, лидерство…называйте как хотите, но сути не отнять, там я встречусь с ним в кровопролитной борьбе по оживлению картин. Профессор Рид четко обозначил моего соперника и приказал не ударить в грязь лицом, в противном случае мое пребывание здесь будет лишь страницей истории. Редкостный жук все делает назло мне. Надо было видеть его лицо, когда он узнал, что сможет участвовать в распределении пар. Его голубая кровь на секунду улетучилась в воздух, а вместо нее лилась река желчи и возмездия. Дедушка придет в гнев, если узнает, что его единственная внучка, последний носитель великого дара, с позором покинет учебное заведение, так и не окончив его. Тот день можно будет считать концом. Но я, Белла Оллфорд, сделаю все, чтобы показать, на что я способна на самом деле! - Оу, Белла! Ты испачкалась…Помочь?! – университетская столовая кишела студентами, громко сдвигающими челюстями и хлюпающими ложками в безвкусной жиже. Запахи смешались в один плотный ком, который то и дело щипал носоглотку, вызывая волну слез. Звон тарелок и лязганье стульев затмевали слова старшекурсника, но мне и без того было неинтересно начинать с ним диалог. - Справлюсь без твоей помощи, - поддержка требовалась в разрезании тупым ножом куска вчерашней пиццы, а вот чего-то другого вовсе не требовалось. Услышав чье-то не тихое приземление на стул рядом со мной, я мысленно цокнула и прокляла этот мир за то, что обед так и не состоится, - ну и чего ты хочешь? - Не знаю, еще не придумал! Но обязательно придумаю! К экзамену так точно, - выразительная улыбка или молчание, однозначно, шло ему намного больше, чем что-либо еще. Аргументов парировать его у меня не было, как и сил на то, чтобы доесть безжизненную корку. Но какой-то ответ требовался, пусть и по сценарию. - Слушай, ты находишь меня каждый день, цепляешь своим жалким «не придумал» и до сих пор не понял, как я работаю, чтобы уже хоть что-то предпринять? – улыбка превратилась в выточенный оскал орла, видящего свою добычу, - Может, мне найти для тебя какое-то орудие и прикончить еще до соревнований? - Ух, а ты не такая и тихая мышка, как говорят твои однокурсницы! - Точно! Нарисую железный мяч, оживлю его и приду к тебе. Не во сне! – кидаться странными угрозами есть удел слабых, но Бэнсон и не требует чего-то более высокого. - Спрошу одно: а почему же мяч? – думать для него было некрасивым портретом заблудшего художника. - Чтобы убрать тебя, не нужно ничего острого! – не знаю, что там стало с ним и всеми, кто слышал эту демагогию, но я поспешила срочно убраться от накалившейся обстановки. Цеплять его каждый раз такими мелкими диалогами было настоящим подарком судьбы, и вообще видеть, как твой оппонент захлебывается в собственных думах и противоречиях, доставляет безумное удовольствие. Профессор Рид не переставал благосклонно ко мне относиться. После десятой тренировки над оживлением одной и той же картины, он в сотый раз отметил мое ничтожное существование и вновь вывел, что я ошибка поколения. Слышать это неприятно, но куда не приятнее быть изгнанной оттуда, где твое место значилось с рождения – из семьи. Переступая себя и свой непростой характер, я беру себя в руки и выдаю то, что от меня так долго ждут. Женщина, сошедшая с повозки, бредет по главной площади города, видя яростные глаза каждого жителя, мечтающего расправиться с ней. Ее щеки пылают румянцем, походка твердая и величественная заставляет осунуться всякого неуверенного, а стойкий голос убеждает в том, что правда только на ее стороне. - Ну, можешь же, когда захочешь! - обрывая минутное таинство, я обессиленно смотрю на холст, а затем в глаза разгневанного Рида, который пожирает меня за все грехи. - Профессор Рид, а мне кажется, вы слишком строги к юной леди! Сейчас было исполнено что-то потрясающее! – высунувшийся из-за двери Бэнсон, заставил обратить на себя внимание всего класса, - Что скажете? - Одли Бэнсон, в который раз я вам напоминаю, что запрещаю смотреть на занятия вашей будущей соперницы! Это не шутки, мистер! – раздражение чувствовалось и за пределами маленького кабинета. Сидящие вокруг девочки плевались не скрытыми усмешками в мою сторону, конечно, непривычно слышать поддержку Бога красоты и умений этого университета для простой серой мыши, которая и генами воспользоваться не может. Я перестала слушать их баталии на самом интересном месте. Просто вспомнила, что я также, как и он сейчас, тайно наблюдала за его оживлением, которое, кстати, вышло у него с первого раза, а не как у меня. Стоит отметить, что он пользуется данными на все сто возможных процентов, оставляя где-то позади всех своих сокурсников. Его таинство больше похоже на искусство, яркий бриллиант. Плавные движения руками сначала гипнотизируют, заставляя проникнуться процессом и забыть реалии окружающего, а затем скоропостижно выдергивают из блаженного состояния, оставляя кульминацию на мозг видящего. Этакая экранизация маленького шедевра, но развязку покажут в следующей серии, а пока тебе придется сидеть и думать, что же будет дальше. Остаться незамеченной тогда мне кажется не удалось, все же проницательный взгляд Одли избежать невозможно. Но я продолжаю думать, что закрыла дверь раньше, чем он понял, кто за ним подглядывал. - Бэнсон, сейчас я прошу вас немедленно покинуть кабинет! – не потеряв гордого вида и улыбки победы, мой соперник покинул кабинет, оставив меня в полном непонимании, с чего это он мне помогает? Безумный учебный день обещал завершиться с минуты на минуту, я уже представляла, как еду на велосипеде в лес устраивать пикник и тренироваться с картинами. Но всякий раз, когда строю грандиозные планы, что-то да мешает этому сбыться, в последнее время чаще это Бэнсон, как и сейчас. - Снова ты! Что за снисхождение на тебя зашло сегодня? И вообще, чего подглядываешь? – тоном, будто пятиклассница ругает мальчика, который ей нравится, я пыталась снова отстоять выстроенную между нами стену. - Вроде и поблагодарила, а вроде и отругала, что в тебе не так? – на удивление, со мной разговаривал кто-то за Одли, кто-то менее воинственно настроенный и более дружелюбный. - Да вроде та же, а вот с тобой что-то не то. Что за приступ нежности? - Мне, правда, понравилось то, что ты сегодня сделала! – не знаю, насколько выгодно это было сказано для него, но для меня это звучало очень искренно и правдиво, так, что захотелось поверить словам, - Кажется, Рид тебя недолюбливает или мне показалось? - Не показалось, - его внезапно вспыхнувший добрый интерес к моей судьбе прошелся по моему телу разрядом тока, и видимо, ударило сильно, раз захотелось рассказать все, что накипело. Надоело держать в себе то, что никто не может выслушать и дать здравую оценку. С темы его присутствия и желания помочь я быстро перескочила к своему одиночеству. Рассказать, действительно, было некому. Дома бы не поняли, а вот друзей у меня не нашлось здесь. Я явно не совпадаю с чьими-то ожиданиями, так что на меня преждевременно был повешен ярлычок с надписью: «Не трогать!». Приступ жалости к себе проснулся молниеносно, но плакать в присутствии кого-то было нельзя, тем более перед Бэнсоном. - Мне пора, я пойду, - нужно было что-то предпринять, чтобы наконец остаться одной. А ведь начиналось все так красиво, и слез в этом сценарии не предполагалось вовсе. - Я сказал что-то не то… Прости! - Мне точно пора смываться отсюда, ты уже извиняться начал! Ты если в кого-то превращаешься, то ты оповести меня, будь добр… Вообще, может, это не ты! – сарказм и колкости всегда скроют твои истинные чувства, и даже если ты глубоко ранена внутри, снаружи будет непробиваемая маска, которая примет удар на себя. Покинув расположение университета, я все же решила устроить себе прогулку в лесу, надо побыть одной и рассадить тараканов в голове по полочкам, а то там снова переполох! Лес встретил своей убаюкивающей тишиной, которая в момент могла оглушить хлеще звуков оркестра. Птицы выступали в роли вокалистов, а листья добавляли мелодичности этой великой симфонии. Расположившись на своем излюбленном месте, я вытащила свои припасы еды и начала работу с картиной. К экзамену мне хотелось закончить одну мою работу, которая пришлась по душе Риду. Если уж он одобрил, то значит, что-то в ней есть. Мне и самой она нравится больше, чем какая-либо другая. Концепции по выстраиванию живой картины пока не возникло, хотя экзамен на следующей неделе. Учебный год подходит к концу, а значит, пришло время выполнить обещание, данное самой себе. Волнения нет, но внутри что-то скрежет до боли – чувство вины. Заранее. За круговоротом мыслей я не заметила, как за мной возникло какое-то странное движение. - Одли! Ты напугал меня! – этот мерзавец нагло расположился на моем пледе и поедал мои яблоки, - ты что следил за мной? - Виноват, признаюсь! Но в этом есть и твоя вина – ты ушла, оставив меня без объяснений, - кажется, он очень хотел услышать от меня душераздирающую историю о непринятии в университете, гонениях в семье и неудачах в творчестве, напоследок нужно было разреветься для полноты картины, - Может, поделишься? Готов выслушать от начала и до конца! Раскрывать карты перед соперником в середине поединка – глупая ошибка или удел незнающего. И проигравший, скорее всего, отдавал себе отчет в действиях, просто у него в голове это выглядело более победоносно для него самого. Или он хочет закончить этот бой раньше, а может, он перехотел выигрывать. Вдруг в этом проигрыше больше победы, чем в самой победе победы?! Передо мной стоял выбор: быть услышанной или стать просто именем в истории университета, пойти по продиктованному своду правил семьи и стать очередной жертвой общественного мнения. Когда ты в одиночестве, нет ничего важнее, чем быть просто нужной для кого-то, поэтому я, не раздумывая, поставила на кон все, что имела - себя! Это был, скорее, монолог заблудшей души или как там называли поэты великие стихотворения об умерших гениях искусства. Однозначно, что-то содержащее про величество духа, силу труда и движение наперекор обществу. Тяжелым грузом, как якорь с корабля, упал груз с моей души, только он не остановил мое движение, а наоборот, прибавил скорости. Он долго молчал. Мне вовсе не хотелось его спугнуть, иначе я потеряю в сопернике каплю уважения к себе и шансов на честный бой у меня не будет совсем. Его задумчивое лицо наводило меня на разные мысли, в том числе связанные с его внешним видов в момент внутреннего разговора. Я снова вернулась к картине, не надеясь услышать от него ничего, терять больше времени я не могла. Экзаменационную работу он уже увидел, поэтому смысла скрывать больше не было. Промокнув кисть, я вновь опустила ее в голубую краску добавляя небу живого, настоящего цвета. Когда я нанесла последний штрих, в лесу уже было достаточно темно. Работа закончена, а внутри почему-то пустота… - Давай попробуем сейчас? - Что сейчас? – впервые, вероятно, за час он решил заговорить. - Сейчас посоревнуемся! Что-то вроде тренировки. - Ты хочешь облопошить меня, выставить полной дурой? Я сейчас покажу то, к чему стремилась очень долго, ты и так уже видел эту чертову картину, а сейчас хочешь видеть все в целом. Ты сделаешь лучше и не оставишь мне и шанса побороть тебя, ведь ты знаешь, что намного сильнее и способнее, - бьюсь об заклад, это было больше похоже на истерику. - Я не настолько плохой! Так видишь меня только ты. Я бы не слушал тебя сегодня, вообще не пытался бы быть с тобой. Мне достаточно было уничтожить твою картину и все на этом, ведь ты, как карточный домик, только дунь. Но я еще вначале дал себе обещание сделать все честно, а сейчас я и вовсе не позволю разрушить твое и без того хрупкое состояние! Ты погрязла в чьих-то обещаниях и собственной пустоте, твоя маска юмора и обидных высказываний слетает каждый раз, когда я вижу тебя за картиной. Ты другая! Так почему же мир знает тебя только с одной стороны? Почему ты не даешь быть рядом с собой кому-то кроме красок и холстов? На минуту я просто зависла, не ожидала услышать в ответ столь громкое разъяснение своего состояния, но оно было правдивым и реальным. Он не стал жалеть меня и просить поскорее выйти из этого мрака, не питал ложным: «Все будет хорошо, только подожди!», а в лоб высказал то, что я боюсь признать внутри! Экзамен и оживление ушли на второй план, ведь в тот момент я обрела нечто большее!