В медвежьем углу

Блокин зябко пошмыгал носом и настороженно вслушался в ночную тишину. — Если мерзнешь, полезай к нам, — прошептал Билл и осклабился. Зоря мирно дремала у него на груди. — Нет, спасибо, — проворчал Блокин, сидя на коврике у кровати, — мне и здесь хорошо. — Х-х-холодно, — донесся с печки голос Джун. — Сестрица, — отозвался с лавки Зан-Чин, — я могу отдать тебе свое одеяло… Кто-то постучал в дверь — сначала слабо, совсем едва, а после раскатисто, кулаком. — Это Дун! Пришли за н-н-нами… нужно ср-р-рочно… — Тише, — стряхнула с себя дремоту Зоря. Она поднялась, босая, в ночнушке до пола, и приблизилась к двери. Открыла оконце. — Чего надобно? — Подсоби, хозяйка! — раздался хриплый надтреснутый голос. — Там, за занавесочной… — Поняла. — Зоря юркнула к буфету, откинула занавеску и взяла прозрачную бутылку с густой белой жидкостью. — Держите. — Хорошая ты баба, Зоря Юрьевна! Зоря закрыла оконце. — Это еще кто? — с тревогой спросил Билл и сел на кровати. — Соседи, — ответила Зоря. — Тут раньше знахарка жила, шаманка. К ней они и шли. А как померла, так изба ее пустой стояла. Долго стояла, пока я не обжила… После ко мне из деревни ходить стали… Как зовут, спрашивают. Я им и говорю — Зоря я, Гагарик. Они смеются… Теперь вот, Зорей Юрьевной кличут. Она тихонько засмеялась. Это, наверное, была шутка, но очень непонятная. — Никто спать не будет? Я лучину тогда зажгу. — А где тут у вас, ну… — Зан-Чин замялся, натянув на лицо горловину шерстяного свитера. Зоря помолчала чуть-чуть, а после махнула рукой и ответила совсем бесстрастно: — За банькой. — За… «банькой», — повторил Зан-Чин. — Это через огороды?.. — Если боязно ночью, могу ведро дать. — Гм. Спасибо… Не надо. В тишине Джун заплакала, громко всхлипывая. — Медвежий у-у-у-угол, заполярная глу-у-ушь… — выла она. — Уе-е-едем из го-о-орода, тут нас то-о-очно никто не найде-е-ет!.. — ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ! — раздался крик Рэна — тоже с печки. — Я ЗАСНУТЬ ПЫТАЮСЬ!.. — Ох, — сказала Зоря, — петухи орут… Рано ведь еще! — А можно мне, — послышался за печью низкий голос Эна Тао, — ведро? — А вам для нужд? — спросила Зоря. Билл хохотнул. — Хочу надеть его и не видеть, как моя жена!.. — Ладно тебе, дорогой! — прервала его Ран. — Здесь достаточно места и для нас, и для Куо и Шу! — Мама! — возмутился Рэн. — Что? Мы просто лежим!.. — Почему же тогда мой Пайлон стынет в погребе с солеными огурцами? — проворчала Джун. — Па-а-апочка, — позвал Мэн. Он тоже лежал с отцом и теткой на печке. — Чего тебе?! — огрызнулся Рэн. — Я хочу пи… — Грр!.. Давай сюда свое ведро, женщина! Вдруг кто-то яростно забарабанил в дверь. — Генка, ты?! — воскликнула Зоря и метнулась к двери. — Не дам больше самогону! Вы там к Лешему переслепните все! — Это я, открывай! Или дверь вышибу!.. Зоря подлетела к двери, быстро отперла ее и отшатнулась: в избу ворвалась Хонхон. Одета она была в тяжелый бушлат и резиновые сапоги по колено. — Проклятые Тао! — заговорила Хонхон, отдышавшись. — Наконец-то я вас нашла!.. — Ну и куда в грязной обуви по чистому полу! — сказала Зоря, подбоченившись. Хонхон поспешно разулась. — Да наследила уж! Опять мыть… — Извините… — Хонхон задумалась. — Так. О чем я?.. Проклятые Тао!.. — Нет здесь никаких Тао! — фыркнула Зоря. — Только муж мой, Васька. Билл криво улыбнулся и помахал рукой. — А это?.. — А это сынок наш, Боря — вон, на коврике сидит… А это дядька мой, Захчин. Казах. — Салам Алейкум, — сказал Зан-Чин и сложил руки на круглом животе. — А на печке, — продолжила Зоря, — тетки мои, Женя и Рита, и сынок Ритин, Митька… — Тетки? — прошипел Рэн. — М-молчи, — ответила ему Джун. — Ох, — выдохнула Хонхон, — кажется, вправду — обозналась… Простите. Она вышла во двор, и Зоря закрыла за ней дверь. — Отец, ты хочешь писать? — спросил Мэн в воцарившейся тишине. — Ничего страшного. Я тоже хочу.