Десять кругов

Юношеские годы. Кровь закипает в жилах. Сердце познаёт новые чувства. Горячие телом и умом — что ещё ожидать от своей юности? Самым пылким годам — самые пылающие чувства. Первые лучи солнца проскальзывают сквозь стекло окна, но плотно задвинутые шторы не дают им пробраться внутрь небольшой комнаты, оттягивая момент, когда сон хозяина спальни будет потревожен. Однако звон от колокольни кампуса обрывает надежды подольше остаться в объятиях Морфея, оповещая, что начался новый день, который до́лжно провести в тяжком труде над собой, как завещал давным-давно основатель академии. Зелёные глаза с неохотой открываются, что сопровождается недовольным мычанием со стороны проснувшегося. Но всё же приходится пересилить раздражение, ведь утренняя тренировка кажется важнее, чем ругань в голове на навязчивый громкий звук. В это время кампус потихоньку начинает оживать, ведомый колокольным звоном. На кухнях общежитий активно готовится завтрак, учителя неспешно собираются в учебный корпус, чтобы подготовиться к занятиям, а особо набожные ученики, принадлежащие к классам святой магии, идут на утренний молебен, как им предписано. Рафаэль никогда не был особо набожным человеком, своё утро он посвящал тренировкам, да и принадлежал он курсу военного дела. Но всё же была ещё одна причина, заставляющая его раз за разом устраивать пробежку по определённому маршруту. Огибая общежитие, мимо корпусов и вокруг храма — и именно за последним поворотом открывается вид на множество цветов во внутреннем дворике рядом с колокольней, за которыми в это время каждый день ухаживает милый омега с прекрасными чёрными, как смоль, волосами и глубокими синими глазами. Десять кругов возможностей для взглядов украдкой на этот чистый образ. Альфа любит мимолётом во время бега любоваться, как изящные руки, будто обладая невиданной силой, держат тяжёлую металлическую лейку, поливая цветы, как грациозно двигается тело, уделяя внимание то одной клумбе, то другой. Но особенно прекрасно бросать ненавязчивые взгляды на этот сказочный и до жути аккуратный образ: идеально выглаженная блузка, сшитая чётко по размеру юбка под грудь, ровно завязанный бант с сапфировой брошью, крепко затянутая шнуровка на ботильонах с небольшим каблуком. И даже безупречно сидящая пелерина с вышитой на ней эмблемой ученика фракции святой магии казалась в лучах утреннего солнца частью этого идеала. Какой восторг вызывают в душе едва развивающаяся ткань многослойной юбки, лёгкие покачивания подола при каждом движении и это тихое постукивание каблуков, которое словно вторит ускорившемуся сердцебиению альфы. Можно считать в голове эти полторы минуты пробежки мимо сада на каждом круге, где омега выверенными шагами, словно воин на поле битвы, раз за разом каждое утро обходит священные владения, ответственно приводя в порядок живописный задний дворик. Словно исполняющий долг рыцарь, что не ищет себе оправдания и всегда с честью исполняет своё дело. Рафаэль с трепетом наблюдал за таким надёжным и волевым омегой за работой. В конце концов, в другое время к нему было почти не подобраться: Леонардо был популярен среди учеников: ответственный, вежливый, трудолюбивый и отзывчивый. Многие альфы воспринимали его как хрупкого и кроткого мальчика, но Раф категорически не хотел принимать такую трактовку людей, потому что в глазах Лео ему виделась сила духа, чувство собственного достоинства и самодостаточность, которую можно увидеть далеко не у всех представителей даже «сильного» пола. Все стереотипы об омегах стирались на фоне этих серьёзных глаз, бросающих нежные, но всё же зрелые взгляды на мир вокруг. Рафаэль никогда не был таким идеальным. Хотя каждый упрёк он воспринимал в штыки, часто не в силах бороться со вспышками гнева, вызванными обостряющимся чувством собственной неполноценности, он всё же не мог исправить в себе большинство черт, которые никак не могли угодить окружающим. В прошлом, до поступления на военное дело, и отец часто ругал его, но в отличие от людей в академии, справедливый родитель никогда не отворачивался от сына, доказывая, что не отвергнет его из-за ошибки, что любит. С братьями тоже не было случаев, когда бы от него отстранились, словно ограждаясь. Вероятно, именно воспоминания о понимающей семье дали Рафаэлю сил не впадать в крайности, стоит лишь кому-то начать указывать ему на его неудачи. На фоне этого Рафа и завлёк Леонардо, ведь в глазах альфы омегу общество воспринимало неправильно. Темпераментный ученик готов поклясться, что видит в глубине глаз идеала зверя, тихо дремлющего, но готового выпустить клыки в случае посягательств на своё спокойствие. Жаль, что Рафаэль не может придумать ни одного предлога, чтобы приблизиться к этому грозному существу в глубине глаз. Да и есть ли у него шансы, учитывая, как много альф кружит вокруг его цели? Душу успокаивает лишь то, что каждый пытавшийся перейти черту получил уверенный отказ, который все чаще всего списывали на крайнюю невинность парня. Рафаэлю казалось, что люди совершенно не способны увидеть истину, зацикливаясь на стереотипных познания об омегах. Неужели они так возвышали себя из-за принадлежности к «сильному» полу, что совершенно забывали о том, что Лео никогда не терпел хамства и грубости, отвечая на него с вежливым упрёком? Кто-то списывал это на излишнюю целомудренность, кто-то на нелепую случайность, но никто не верил, что Леонардо действительно такой волевой и самодостаточный. Словно они забывали, что этот омега — юный наследник древнего рода, славящегося многими веками военными заслугами. Был ли у Рафа шанс заговорить с Лео, чтобы убедиться в своей правоте? Даже если бы представилась такая удача, едва ли альфа понимал, о чём вести с ним светскую беседу. Могут ли этого сдержанного омегу увлечь речи о коллекции пищалей, которой Рафаэль искренне гордился, или о тонкостях возведения редутов? Разве могут ему быть интересны его размышления о разных способах применения бечевы? Слава его рода не обязательно могла быть связана с увлечениями его молодого поколения. Что вообще может быть общего между студентами военного дела и святой магии? На ум приходят только наставления основателя академии. Вот и единственное, что объединит любого студента. Но толку с этого мало. Круг за кругом ему кажется, что он всё больше видит в омеге, что всё также изящно ухаживает за двориком, усердно поливая цветы и натирая до блеска статуи. Стройные ноги элегантно скользят по каменным дорожкам, не позволяя себе случайно наступить на территорию растений. Лёгкие движения головой, словно он напевает себе под нос какую-то плавную мелодию в такт со слабым дуновением ветрам, колышущим подол униформы с какой-то нежностью, неспешностью. В следующий раз Рафаэль сможет полюбоваться трепетным образом лишь во время вечерней молитвы, на которую Лео придёт перед сном, чтобы очистить свой разум. Только в такие личные моменты он бывает один, отказываясь от любой компании, говоря, что во время утренней и вечерней молитвы ему нужно побыть в тишине, чтобы сосредоточиться и искренне отпустить свои мысли в полёт, преисполняясь духовной силой святой магии. Раф мало что знает о теории пользования святого атрибута, знает лишь, что мастерства в ней может достигнуть лишь тот, чья вера и желание сильны. Но по его мнению, это слишком размытая формулировка, имеющая сотни возможностей трактовки. Однако кто он такой, чтобы указывать на эти условности? Не его специализация, не ему и задаваться этими вопросами. Десятый круг. И вот опять звон колокола, оповещающий, что пора собираться на занятия. Кажется, словно моменты созерцания предмета страстного интереса всё короче и короче. Хотелось бы знать больше, поговорить, коснуться, но имеет ли право сделать это тот, кто отличается лишь вспыльчивым характером и большой физической силой? Вопрос можно считать риторическим, поэтому Рафаэль хватает кожаную сумку с вещами, накидывает на плечи пиджак, и идёт в сторону учебного корпуса, надеясь забыться среди скучных предметов и нудных лекций. Появится ли когда-нибудь у него шанс приблизиться и заглянуть прямо в глаза спящему зверю? *** Время вечерней молитвы, которое Рафаэль знает по минутам. Леонардо сначала послушает перед деревянной дверью ворот звон колоколов. Зайдя, пробудет в церкви около часа, а позже выйдет снова на задний дворик, чтобы протереть пару скульптур, возведённых в честь великих героев, признанных святыми, и набрать немного холодной воды из источника, вероятно, на ночь. А потом будет сидеть в течение десяти минут на скамейке, возведя глаза к небу, временами шепча что-то своими чуть бледными губами. Эта цепь событий непоколебима, она заучена Рафом наизусть. Но даже идеальный график может рушиться из-за неприятных личностей. Темпераментный ученик почувствовал неладное, когда под звон вечернего колокола Лео так и не появился перед церковью. Чувство тревоги обуревало парня — никогда Леонардо не нарушал своего расписания, придерживаясь его чётко в течение долгих месяцев ежедневно. Альфа не мог найти себе место, оббегая кампус, в надежде краем глаза заметить идеально слаженный образ, что стал неотъемлемой частью распорядка дня самого темперамента. Знакомая фигура мелькнула рядом, заставив Рафаэля замереть, вслушиваясь в происходящее. Леонардо стоял, смотря своим непоколебимым зрелым взглядом на двух альф, которые усмехались, явно пытаясь подначить собеседника на что-то. — Да ладно тебе, один раз молитву можно и пропустить, что в этом такого? Пойдём прогуляемся вместе, тебе будет весело. Поверь, у тебя будут все шансы пересмотреть своё решение, когда ты узнаешь нас поближе, — Раф скривился, услышав нотки превосходства в голосе мужчин и излишнюю фамильярность. Как невежливо, они явно не в близких отношениях, чтоб позволять себе подобного! Очередные воздыхатели, которых не устроил отказ. И как только смеют мешать безупречному графику Лео столь наглым образом… — Как я уже сказал, я могу ответить вам, господа, лишь отказом. Мой ответ был окончательным и взвешенным, поэтому за сим прошу меня не беспокоить, — и снова голос Леонардо был полон сухой уверенности, храбрости перед теми, кто строил из себя сильных. Однако правила хорошего тона этот омега никогда не забывал. Его речь как и всегда была вежливой, он не опускался на один уровень со своими до неприятного невежественными собеседниками. Альфам это не очень понравилось, скорее не от отказа, а от факта, что это шло в разрез с их взглядами на жизнь в целом — уверенность, дерзость без потери чувства собственного достоинства. Лео всегда с честью придерживался позиции равенства с «сильным» полом. Не таким ожидаешь увидеть этого покладистого омегу. — Что за высокомерное поведение? Твой отец совершенно тебя не воспитал! — альфа хватает Лео за руку, но в глазах того не мелькает и капли страха, что лишь сильнее злит. Рафаэль думает вмешаться, чувствуя, как его слух режет непростительно недостойная речь, но стоит пальцам обидчика чуть сдавить кисть, как омега выворачивает руку, хватая в ответ, заламывая резким выверенным движением конечность, которая так бестактно его касалась, повергая в восторг темперамента, который верил, что у предмета его интереса внутри зверь. Наконец-то он оскалил клыки. — Я прошу не выставлять моего отца в дурном свете ради оскорбления. И тем более не рукоприкладствовать вблизи священной церковной земли. Это неуважительно, — Раф слышал об отце Леонардо — Ороку Саки, мужчина с большими связями, в своё время закончивший военное дело с отличием. О нём ходят множество слухов, но ясно наверняка, что у него лишь два приоритета: дела рода и его семья. Пожалуй, Рафаэль мог с уверенностью сказать, что видит отголоски этого сильного мужчины в глазах омеги. Второй альфа, отойдя от шока, решил вмешаться, но темперамент уже принял решение, что не хочет более быть просто наблюдателем такой неприятной картины. Руки сами потянулись к тренировочному кинжалу, ударяя рукояткой нападающего по голове, временно лишая его возможности ориентировать в пространстве. — Вечер добрый, джентльмены. Не возражаете, если я присоединюсь к вашей занимательной беседе? — голос хриплый, саркастичный, пропитывающий вежливый тон ядовитой колкостью в сторону фамильярности грубых воздыхателей. Рафаэль скрывает наслаждение, когда глубокие глаза Леонардо останавливаются на нём. Он стоит недостаточно близко, чтоб уловить прелестный запах омеги, но это лишь подогревает интерес. От установленной дистанции притяжение лишь растёт. Не сегодня, но когда-нибудь, возможно… Остаётся лишь перевести взгляд на бледнеющих альф. Раф знал, что о его вспыльчивости ходят нелестные слухи, поэтому неудивительно, что собеседники судорожно начали искать пути к отступлению. — Мы… Просто решили показать юному омеге несколько приёмов ведения ближнего боя, а потом собирались пойти вместе с ним на молитву, — начал находить оправдания один из неудавшихся Ромео, не желая признавать, что представитель «слабого» пола заломил ему руку в честной схватке. — Молитву? Право, не советую, — усмехнулся Раф, чувствуя, как улыбка сама расплывается у него на губах. — Зачем же вам в молельню? Священные полотна от вас начнут дымиться. Поберегите священное место. И принимайте поражение с честью, — Темперамент не умел хорошо притворно улыбаться, его улыбка походила на оскал, но, пожалуй, в этот раз она была даже к месту, стоило лишь заметить, в глазах нападавших боязнь за собственную шкуру и авторитет. Поэтому они начинают спешно извиняться, стараясь поскорее скрыться за поворотом. — Лишь бы помешать идеально выверенному графику… — не удержавшись, вздыхает Рафаэль, тоже спеша ретироваться, думая, что сегодня лучше не бегать около храма, чтоб не привлекать лишнего внимания. — М… сэр Рафаэль? — нежный и спокойный голос окликает его, а сам Раф замирает, вслушиваясь в этот чарующий голос. — Я понимаю, Вы спешите на пробежку… — Темперамент настораживается, услышав о своих отменённых из-за произошедшего планов. — Но не сочтёте ли за честь попить со мною чая, когда Вы закончите вашу тренировку? Скажем… На десятом круге, — слова пропитаны лёгкой усмешкой, альфа это чувствует. Сердце падает в пятки от услышанного. Но язык немеет, не в силах отказать, подчиняясь тяге. Похоже, смотря на зверя, он и сам не заметил, что этот хищник начинает смотреть на него в ответ.