квоккa
сынмин–а я ничего не знал (╥﹏╥)????
Айм сорри(?) Сынмин вздыхает и лезет в карман за телефоном, чтобы открыть дверь в свою комнату, такие выходки Джисона не новость для него. Есть шанс, что разговор закончится на следующее утро объяснением загадочных сообщений перед началом занятий по композиции, потому что Хан никогда не умел хранить секреты. И он оставляет эту проблему для «будущего» Сынмина. Готовый ко сну, Ким открывает дверь своей комнаты и, к сожалению, сталкивается с нервным Хёнджином, который меряет комнату шагами. – Сынмин, ты вернулся, – он заикается, когда младший пытается тихо пробраться в постель, и его голос звучит на несколько тонов выше обычного. Названный согласно мычит, теплая кровать манит его к себе, но Хёнджин вдруг начинает плакать и бросается к ногам Сынмина. Хан Джисон умрет от моих рук, – решает Мин.🐶🐰
Если бы он не знал, то подумал бы, что Вселенная его ненавидит. Его нелюбовь-любовь к Минхо не такой уж и секрет, а скорее общепринятый факт. В конце концов, это полностью его вина. Если бы он знал, что, познакомив их, он будет жить в одной комнате с Ли Минхо через три месяца, он кинул бы обоих своих друзей – которые раньше готовы были поубивать друг друга – одних. Он был тем, кто свел их вместе. Как только они помирились, в один судьбоносный день, к всеобщему удивлению и огромному шоку Кима, осознали, что каракули, которые Хёнджин нарисовал на своих руках во время лекции по истории, появились и на коже Джисона. Если раньше они были просто надоедливыми, то теперь стали невыносимыми. И посмотрите на него сейчас, Сынмин думает с горечью два дня спустя, когда он, проклиная всех богов, которых он знает, тащит свои вещи – поспешно спрятанные в чемодан, который он вытаскивает из шкафа только когда ему нужно поехать домой – на два этажа ниже в комнату Джисона и Минхо. Вернее туда, где они раньше жили. Когда они обратились к нему с просьбой, выглядя виноватыми и довольными одновременно, трудно было отказать. В этом даже был некий смысл, Сынмин провел слишком много ночей тусуясь в комнате Чанбина или в библиотеках, потому что Джисон не мог усидеть на месте, и они с Хёнджином нашли иной способ, куда тратить энергию, которую раньше оставляли на драки. Так что, возможно, Сынмина и не заставляли переезжать, может, он согласился по доброй воле. Кто он такой, чтобы препятствовать их счастью, даже если ради этого ему нужно подвергать себя страданиям, проживая вместе с проклятием его существования до конца семестра. (Он не такой уж и плохой, звучит хёнджинов голос в голове, может быть, это поможет тебе узнать его получше. Сынмин хотел бы, чтобы у него все еще был под рукой органайзер, который он бросил тогда в него в отместку.)🐶🐰
Не становись его другом. В пятницу Сынмин почти насильно тащит себя в свою комнату. Всю неделю он вкалывал, начиная с понедельника, когда поменялся комнатами с Джисоном, и все последующие дни во время тихой холодной войны с Минхо после занятий. Но с наступлением пятницы, он наконец сможет насладиться преимуществами переезда. Больше нет Хёнджина, который бы смотрел на него умоляюще-виновато, нет Джисона, который бы ворвался в его комнату с обещаниями непременно отплатить позже и, прежде всего, нет посиделок в случайных и странных местах (читать: комната Чанбина). Он может, и он непременно будет наслаждаться привилегиями окончания недели, валяясь в своей постели. Ким открывает дверь в свою комнату и удивляется, даже решает снова закрыть ее, проверяет номер на двери, а затем опять открывает. Номер комнаты и присутствие Ли Минхо, который поднимает бровь на то, как Сынмин хватает ртом воздух, подтверждают, что это его комната. Тем не менее, в центре между двумя кроватями стоит складной стол с двумя чашами рамёна, если нос младшего не подводит его. – Ты кого-нибудь ждешь? – говорит он, будучи слишком удивлённым, чтобы злиться, одна его рука на дверной ручке и одна нога все еще в коридоре. Они живут вместе уже некоторое время, если это можно так назвать, потому что, если не брать во внимание то, что Минхо в основном игнорировал его существование, он еще не сделал ничего, чтобы действительно противостоять Сынмину. Ким дает ему презумпцию невиновности и ломает мозг, мог ли Минхо кого-нибудь пригласить. Сосед, должно быть, понял, что младший планирует стоять у двери и громко выяснять отношения, поэтому одним взмахом руки приглашает его войти. – Заходи уже, идиот. Открытая дверь не поможет ей быстрее запариться, – он хмыкает, едва ли глядя на Сынмина. Он сидит на краю своей кровати лицом к столу и кровати младшего и жестами приглашает его сделать то же самое. В любой другой день Сынмин, возможно, чувствовал бы себя оскорбленным, но сейчас ему достаточно любопытно, чтобы зайти внутрь и неохотно закрыть дверь. Он чувствует, что Минхо смотрит на него, когда садится напротив, и только когда он поднимает свой взгляд на него, старший говорит: – Нам нужно с тобой поговорить. Нет, не нужно. – Нет, не нужно, – уверенно отвечает Сынмин, уместив руки на коленях. Он знает, к чему это приведет, и готов всеми способами этого избегать. Нежелание младшего только раззадоривает Минхо. – Сынмин, мы не можем так продолжать, – Ли вздыхает и смотрит на него с разочарованием, как на вредного маленького ребёнка. Ким скрипит зубами. – А мы ничего и не делаем, хён, – отвечает младший. Если Минхо считает его трудным ребенком, он может ему подыграть. – И ты не тратишь время на поиски оправданий, чтобы быть за пределами комнаты как можно дольше? Минхо прав. Сынмин старался держаться подальше от комнаты как можно дольше. До этого момента он и Лино не оставались наедине, несмотря на то что круги их общения состоят из одних и тех же людей, и ему не нравятся перемены. Но он не хочет тешить самолюбие старшего и признавать его правоту. – Ты слишком высокого мнения о себе, хён, если ты думаешь, что я из кожи вон лезу, чтобы избегать тебя. Сынмин видит, что этот разговор вгоняет старшего в ступор. Он кусает губу, как когда раздражающий клиент платит монетами, а не бумажными купюрами в кафе, где он работает, и он старается изо всех сил не потерять последнюю каплю своего терпения. Ладно, Минхо должен был ожидать подобное, когда втянул его в этот разговор. – Слушай, я не прошу нас становиться лучшими друзьями. Можем мы хотя бы раз поговорить по-человечески? – простыни Минхо сгибаются под его руками, когда его пальцы зарываются в них. Сынмин хочет- – Это значит, что мне придется думать о тебе, как о чем-то большем, чем о занозе в заднице, – говорит Сынмин, небрежно глядя на рамен. Он уже не выглядит таким теплым, каким он был, когда Ким только пришел, но выглядит аппетитно, учитывая то, что он еще не ужинал. Он пожалеет, что не смог его съесть. Ноздри старшего раздуваются от оскорбления и плечи напрягаются. Его глаза блестят, а когда он открывает рот, Сынмин вдруг начинает бояться слов, которые может услышать. Но затем Мин с восхищением наблюдает, как Ли впервые сдается, отступая. Минхо делает глубокий вдох, его глаза закрываются, голова опускается назад. Далее, его плечи расслабляются, но руки все еще удерживают его ровно. Небольшая часть Мина, о которой он хотел бы умолчать, с жадностью наблюдает за этим. Когда Минхо смотрит на Сынмина, его глаза ясны, как будто это не он был на грани того, чтобы разбить ему лицо всего мгновение назад. – Я знаю, что ты пытаешься сделать. Ты пытаешься превратить это в ссору, да? – даже голос его лишен гнева или других эмоций. По неизвестной причине это бесит Сынмина еще больше. – Боже мой, хён, ты действительно научился использовать свой мозг, – на этот раз он отвечает неосознанно, без желания ужалить посильнее. Сынмин никогда не видел, чтобы Минхо отступал. Очевидно, что этот разговор значит для него больше, чем он первоначально предполагал. – Я не хочу ссориться с тобой, – мягко говорит старший, и невысказанная часть его предложения звучит в тишине комнаты, отскакивая от стен и заряжая пустой вакуум между ними. Больше. Я не хочу больше с тобой ссориться. Как будто понимая уязвимость, которую он показал, Минхо буквально рычит следующие несколько фраз. Но второй паузы было достаточно для Сынмина. Полоса уязвимости, разрушающая стены, которых никогда не касались злые слова. – Ким Сынмин, если бы я мог, я бы никогда не жил с тобой. Будь моя воля, я бы сделал запрос на смену комнат ещё в тот вечер, когда ты пришел сюда. – Как будто я хотел жит-, – Сынмин пытается защитить себя, но Минхо затыкает ему рот: – Нет, послушай сюда, Ким Сынмин, мы оба знаем, почему мы здесь. Хван и Джисон только что вступили в отношения, и как бы мы все не были удивлены, когда узнали, что они соулмейты, и как бы не притворялись, мы хотим, чтобы они были счастливы, да? Сынмин кивает. Если отбросить все, Минхо – любящий хён. Он отдает больше, чем получает, Мин много слышал об этом от Хёнджина, видел – с эмоцией, о которой лучше умолчать – своими глазами. И если Ли и любит кого-то в этом мире больше, чем самого себя, то это Хан Джисон. Хан Джисон, единственный, перед кем он позволяет себе быть слабым. – Так что, пожалуйста, поддержи меня на этот раз. Как только Джисон узнает, что я пытаюсь поменять комнату, он захочет вернуть всё обратно, и даже если я буду драться с ним из-за этого, он всё равно будет чувствовать себя виноватым. Если бы Сынмин не знал ситуации, то подумал бы, что отчаяние сквозит в голосе парня. Он не смотрит на Мина. Его глаза закрыты, губы сжаты, как будто его заставили проглотить горькое лекарство. Младший наблюдает, как он раскрывается перед ним. – Он счастлив, и я многим ему обязан. Он не должен нести бремя моих проблем постоянно, – Минхо звучит виновато, и Сынмин чувствует, что последняя решимость растворяется, потому что он понимает, понимает больше, чем старший думает. – И если для этого я должен проглотить свою гордость и быть вежливым по отношению к тебе, я сделаю это, – решительно говорит Ли, наконец-то поднимая глаза, чтобы встретиться с глазами напротив. – Мне приятно, что у тебя всё же есть сердце и сострадание к одному из моих друзей, но что мне с этим делать? – несмотря на непринужденность в голосе, Сынмин не готов спорить. – Разве ты не хочешь того же для них? – Минхо подстегивает, его слова, глаза сквозят вызовом, как будто он готов бороться за счастье своего лучшего друга. – Я имел в виду, что ты предлагаешь, придурок? Минхо смотрит на него долго и пристально и в ответ получает такой же взгляд. Должно быть, увидев то, что хотел, он продолжает: – Давай будем вежливыми. И, ну, попробуем стать друзьями? Если не можешь, то хотя бы притворись перед ними, – Минхо вздыхает и несмотря на то, что он получил то, что хотел, его опущенная голова и плечи выглядели так, будто он проиграл. Сынмин пытается представить, как ему тяжело далось это перемирие. – Ладно, но это не значит, что мне нравится жить с тобой в одной комнате, я делаю это для моих друзей. – Аналогично. Минхо тянется к палочкам для еды, одни бросает перед Сынмином и взглядом указывает поесть тоже. Младший даже не противится. Рамен почти такой же холодный, как и его собеседник, но на вкус он все еще божественный. В следующий раз, когда Джисон присоединяется к Хёнджину и Сынмину во время ланча, последний не сбегает, заприметив на горизонте Минхо, и это заставляет Хана улыбнуться и ну, это стоило того.🐶🐰
Никогда не исправляй тех, кто говорит, что ты его ненавидишь. Теперь, когда Сынмин не пытается создать между ними неприязнь, Минхо входит и вписывается в его жизнь, как будто он всегда был здесь. Как будто они были противоположными полюсами магнитов, которых отделяли друг от друга только стены младшего. Дни перетекают в недели, неловкость уступает место дружбе. Постепенное знакомство с компанией старшего и обещание поладить усложняет возможность притворяться, будто он ненавидит его. Враждебность никуда не делась – Сынмин не знает, как ориентироваться без нее, – но веселье в глазах Минхо после того, как он невзначай оскорбляет его на глазах у их друзей, куда менее надменное и даже немного нежное. Младший стал реже смотреть ему в глаза после такого. Ему не стоит предаваться всяким фантазиям. Ответы Сынмина всегда менее грубые, чем ему хотелось бы. Он должен напоминать себе о расстоянии между ними. Расстояние должно быть, он не может позволить себе привязываться. Но трудно бороться с Минхо, когда он человек слова, и если Сынмин не будет принимать то, что тот ему дает, Ли заставит его отдать хотя бы минимум того, что хочет получить. Пятничный рамен становится еженедельным, пока Мин не прекращает ссориться с Минхо из-за этого и из чувства вины – мама вообще-то вырастила его вежливым мальчиком – и просит его хотя бы один раз позволить ему заплатить за ужин. Старший как-то подозрительно легко соглашается и, к ужасу Сынмина, в следующий раз заказывает китайскую еду. Стоит Минхо найти хоть маленькую трещину в его решимости, как он давит на нее, будто всю жизнь этого ждал. Сынмин не замечает, что они оба переходят от дешевого рамена к доставке разной еды каждую пятницу, от игнорирования друг друга до показа друг другу странных видео во время обеда и к тому времени, когда в конце семестра их шуточки переходят от слегка завуалированных оскорблений к обсуждению фильма, который они смотрели вместе во время вылазок. А вот друзья быстро догоняют. Глаза Джисона сверкают, когда и Минхо, и Сынмин появляются в кафе после приглашения на импровизированный обед. Хёнджин довольно улыбается ему, а Сынмин игнорирует его после такого очевидного подтверждения слов Хвана, чей блеск в глазах буквально кричит: А я тебе говорил. Но к облегчению Сынмина, они оба не просят объяснений, пережив такие же натянутые отношения, и теперь находятся всего в нескольких шагах от того, чтобы признать себя парой. Сказать это вслух означало бы, что Ким должен разрушить свои стены и затем принять свои ошибки, и он не уверен, куда это заведет. Облегчение Сынмина, однако, длится недолго. Зима означает возвращение домой, а Чонин уже наметил кратчайшие пути к завоеванию его личности.не отвечать
Хён, можешь сфоткать мне книгу с шестеренками на обложке
Она на краю моего стола
Первые две страницы 24 раздела
Я не помню цифры
Кто вообще учится на каникулах ರ╭╮ರплиз
А это не та книжка, на которой ты уснул И почти пропустил экзаменТы реально мне будешь это до конца жизни вспоминать?
Если хочешь, чтобы я разбудил тебя в следующий раз, как соберешься пропустить экзамен Ага [фото] [фото]Такого больше не повторится!!
Пизди побольше[прочитано: 03:46 pm]
Ты в пятницу домой?Оууу
Хён, соскучился?
Не дождешься, я только рад не видеть твою стрёмную рожу рядом – Ты выглядишь ужасно бодрым для раннего утра. С кем переписываешься? – говорит Чонин и огибает беспорядок в гостиной Сынмина, чтобы подойти к дивану и заглянуть через плечо. Как будто пойманный за какими-нибудь непотребствами, Ким блокирует телефон и поворачивается, чтобы столкнуться лицом к лицу с другом. Тот трёт сонно глаза, и только теперь парень понимает, что он не смог бы ничего увидеть. Ян тонет в футболке с изображением трансформеров посередине, которую принёс вчера ночью, и Сынмин смутно припоминает, что потерял похожую в прошлом году перед поступлением в университет, но сейчас о более серьёзных вопросах. – Инни, сейчас четыре часа дня. – Мелочи, – младший машет рукой, чтобы сменить тему, и берет чашку, наполненную теплым кофе, который сварил Сынмин после того, как мама ушла на смену. – Ну, кто заставил тебя улыбаться несколько минут назад? – продолжает Чонин. – Даже не пытайся отрицать это. Я видел, ты пялился на чат. Сынмин борется с желанием отрицать и спрятаться, будто сотворил что–то плохое. Начни он сейчас отрицать, Чонин сразу бы раскусил его, поэтому решает выдать лишь часть правды в надежде, что это успокоит младшего настолько, что тот ни к чему не прикопается. – Да так, сосед по комнате, – говорит Сынмин, изо всех сил изображая непринужденность. – Хёнджин-хён? – спрашивает Чонин, копаясь в холодильнике. Внимательность младшего к деталям из его жизни заставляет сердце предательски кольнуть. – Нет, – отвечает Ким. – Мы с Джисоном поменялись в начале семестра. – Ага, и кто тогда? – младший поворачивается к нему лицом, его глаза сужены. Сынмин едва сдерживает вздох. Он намеренно забыл упомянуть переезд, в надежде, что кто-то из них двоих поменяются комнатами до окончания семестра. Но теперь, когда все нормально, перспектива этого кажется более дальней, чем была. – Минхо-хён, – отвечает Сынмин, рассматривая свои ногти. – Тот, о котором ты мне всё уши прожужжал на первом курсе, этот Минхо-хён? – Чонин спрашивает, и Сынмину даже без взгляда понятно, что тот хмурится. Ким только кивает и ждет в тревожной тишине, пока младший решает, когда было бы лучше сунуть свой нос в его дела. – Ах, я должен был догадаться, что все это разочарование было от недостатка секса, – поддевает его Чонин, и Мин, наконец, внутренне вздыхает с облегчением. – Чонин! – возмущается старший, хотя и звучит не таким оскорбленным, как он хотел бы. – Это отвратительно. – Это ты сейчас так говоришь, хён, но вот увидишь, через десять лет, я добавлю 'а я тебе говорил' в свою речь шафера, – отвечает тот, возвращаясь к своей охоте за чем-то съедобным, уже оставив разговор позади, но невольно, в грудной клетке Сынмина возникает чувство, которое он обрубает на корню, прежде чем оно проникнет в его сердце и найдет там дом. Он закрывает глаза и более комфортно располагается на диване. – Ты выглядишь лучше, хён, – говорит Чонин спустя какое-то время, похоже, не так хорошо, как Сынмин думал. – Я волновался из-за того, что тогда случилось. Мин открывает глаза, чтобы посмотреть на него, и видит необъяснимый взгляд, полный беспокойства. Вот оно, думает Ким, вот почему я убегаю. – Я действительно так напугал тебя, да? – виновато спрашивает Сынмин. – Хён, если я когда-нибудь приду к тебе, промокший до нитки и готовый упасть, и ты не сможешь отличить дождь от слез на моем лице, ты поймешь, – голос пропитанный болью, не свойственный в преддверии Дня Благодарения, какой–то слишком уязвлённый. – Прости… – отвечает старший, закрывая глаза и падая на диван. Он не даст себе снова проколоться и сломаться на глазах у людей, которых хочет защитить. – Я не хочу, чтобы ты извинялся, я хочу, чтобы тебе не было больно, – голос младшего звучит умоляюще, как будто это зависит от Сынмина. Как будто Ким имеет право плакаться в плечо Чонина, оплакивать потерю того, что итак никогда ему не принадлежало. Воздух вокруг него слишком плотный, чтобы дышать. Мне лучше это скрывать, думает Сынмин, я должен. – На самом деле, тебе стоило бы, – недовольным тоном говорит Чонин, когда Сынмин ничего не отвечает: – Тебе стоит извиниться, что не сказал мне имя этого ублюдка. – Это все в прошлом, – отвечает Сынмин и на секунду ему хочется, чтобы младший и дальше поносил Минхо. Но это не важно. Они бы все равно к этому пришли. – Мы оба знаем, что это ложь, – не унимается младший. – Ты же знаешь, многие люди могут жить счастливо и без своих соулмейтов, – продолжает он как-то виновато, когда Сынмин не отвечает ему. – Знаю, – звучит в ответ. В его голосе нет борьбы, нет надежды. Он звучит как человек, который смирился со своей судьбой. И Чонин наконец отступает. Он садится с другой стороны дивана и раскрывает объятия. А Сынмин слишком слаб, чтобы отказываться. Он позволяет себе повестись и впитывает комфорт, который его друг детства легко предлагает. Ему тепло, и Сынмин почти проваливается в сон, как Чонин его слегка тормошит. – Твой сосед продолжает писать тебе, – в голосе младшего полно веселья, когда он указывает на стол. – Твой телефон не перестает гудеть. Сынмин смаргивает остатки сна и едва не падает в попытке добраться до телефона. Чонин молча наблюдает со стороны.не отвечать
твоя очередь заказывать доставку и выбирать фильм сынмо? Ты там плачешь, потому что я сказал, что у тебя стрёмная рожа? И среди всех слов ты решил обидеться на эти серьёзно? Я не думал, что у тебя проблемы с самооценкой … Хотя совершенно справедливо Честно говоря, нормальное у тебя лицо Все кости на месте Если я думаю, что оно стрёмное, это не значит, что все так считают Я почти уверен, что официант с ресторана, где мы сидели с хёнджином, пытался взять у тебя его номер бедняжка Сынмин сдерживает улыбку и Чонин бесстыже пододвигается поближе, чтобы увидеть переписку.не отвечать
Я не пропущу наш вечер фильмов
Если тебе интересно.
Извини! Я с другом
Я не сижу в ожидании твоих ответов сынмо Иди к другу Чертов ты юлий цезарьУвидимся в четверг, хён
V●ᴥ●V
Мне всё равно – Боже мой, вы только посмотрите, – Чонин дразнит его, и Киму не остается другого выхода, как снова спрятать лицо в объятиях младшего. – Инни, заткнись, – с напускным безразличием отвечает Мин. – Он кажется милым, – Ян отзывается спустя какое-то время, а Сынмин, близок к тому, чтобы уснуть, позволяет себе признаться: Иногда.🐶🐰
Не вникай в то, что он делает или говорит – Сынмин... эм, Минхо ждет тебя снаружи. Парень отрывает взгляд от книги, которую читает последние три часа в библиотеке кампуса, чтобы увидеть Чанбина, стоящего над ним. Его лицо выражает полное непонимание, но в то же время выглядит совершенно серьезным. Ему требуется до ужаса длинная секунда, чтобы выйти из тумана дифференциальных уравнений и понять, что говорит старший. – Я видел его снаружи, когда заходил, и он сказал, что он пришёл за тобой. Ким смеется, приняв это за шутку, но, когда не видит на лице Чанбина ни малейшего намёка на улыбку, сдувается. – Ты же не серьезно, – он чувствует, как начинает дрожать, когда выражение лица Со не меняется, быстро бросает свои книги в сумку и спешит из маленькой библиотеки, помахав старшему на прощание. Выйдя в коридор, он находит Минхо, прислоняющегося к столбу, почти тонущего в толстовке с капюшоном, которую так любит носить. Сынмин коротко смотрит на часы, когда идет к нему, опасаясь, что он потерял счет времени во время учебы. Полвосьмого. Ещё слишком рано для их пятничного ужина, и Ким чувствует, как волна беспокойства поднимается в его груди, когда он пытается понять причину неожиданного появления Минхо. – Хён, я... Что-то случилось? – спрашивает Сынмин, как только подходит достаточно близко. Минхо, вопреки всем мыслям, лишь лениво улыбается, отстраняясь от стены. – Я закончил свою смену в кафе пораньше. Решил проводить тебя домой, – голос Минхо такой же мягкий, как осенний ветер. А Сынмин чувствует себя покрасневшими засохшими листьями, которые порыв оторвал от веток. Ночь ясная и ветер достаточно мягкий, чтобы лишь слегка убрать волосы Минхо с его лица, когда они идут к общежитию. Сынмин попеременно наблюдает то за его ногами, то за лунным светом, танцующим под ресницами Минхо, и глаза его сверкают, когда они встречаются взглядами. – Сынмин, – Минхо нарушает тишину, когда они на полпути до общежития, – ты считаешь меня плохим человеком? В этот вопрос Минхо вложил многое, начиная от своей уверенности в себе до запрета другим диктовать ему правила поведения. Оу, думает Мин, его что-то беспокоит. Было бы легче ответить просто. Так легко дразнить и шутить, подстегивать Минхо и успокаиваться лишь на время, пока снова не найдет лазейку в его характере. В конце концов, именно поэтому Ли спросил его вместо Джисона. Но Сынмин чувствует, что игнорировать реальность невозможно. Минхо всегда остается в студии, чтобы помочь Хёнджину с хореографией, несмотря на его плотный график. Он добавляет ложку сливок в кофе Джисона по четвергам, потому что знает, что тот всегда валится с ног после целого дня занятий. Минхо, который специально остается подольше в кафе после своей смены, чтобы кормить бродячих котов за кафе. Минхо-хён, чья забота тихая и основательная. Минхо, который укрывает его одеялом и убирает книгу, когда думает, что Сынмин уснул во время чтения. Который жалуется на итальянскую еду, что так нравится младшему, но никогда не против заказать ее снова. Который дразнит Кима, потому что иначе попросту не умеет. Возможно, он понимает, что ни Сынмин ни Минхо никогда не ненавидели друг друга. Старший просто терпел его ненависть, принимая и не задавая вопросов, и ожидая, что Ким оттает, пока они будут притворяться. – Ты нормальный. Не такой плохой, как я думал, – наконец отвечает Мин. Ты лучше всех на свете, считает Сынмин. На этот раз вместо того, чтобы спрашивать, хочет ли Минхо поговорить с ним, Ким позволяет тишине решить за него. Если старший захочет довериться ему, он станет лучшим слушателем, а если нет – сделает первый шаг самостоятельно. Он молча смотрит как глаза Ли не могут найти себе опору. Видит тот самый момент, когда он наконец решается – его челюсть сжимается, и глаза поднимаются на младшего – прежде чем он говорит: – Парень на химии написал органическое уравнение на своей руке и нашел любовь своей жизни прямо во время экзамена. Минхо говорит любовь всей жизни с горечью, будто вкус этих слов отвратительный и болезненный одновременно. Сынмин кивает, будто просит продолжить. Лино откидывает голову назад, и кажется, будто он жалуется не младшему, а небу, Вселенной. – Разве это не странно? Они посещали один предмет весь семестр и ни разу не посмотрели друг на друга, а теперь готовы быть вместе всю жизнь? Сынмин вспоминает родителей, которые, несмотря на их ссоры, безумно любили друг друга, думает о Джисоне и Хёнджине, которые любят друг друга благодаря их разногласиям, а не вопреки им, думает о Чанбине, который пишет песни на всех возможных языках мира в поисках своего соулмейта, и сокрушительной преданности и защите, которую Сынмин чувствует к своему возлюбленному, и понимает, почему одногруппники старшего так отреагировали. – Или, может быть, я странный, – Минхо затихает, когда молчание Мина становится слишком длинным. – В мире нет разделения на чёрное и белое, хён. Ты имеешь право на свое мнение, на свою собственную жизнь, – звучит в ответ. – Но разве тот, с кем я связан, не имеет права выбрать другого человека? – спрашивает старший, и Сынмин чувствует, как страх расползается под его кожей. Желудок скручивает, будто готовится к чему-то плохому. – Я уверен, что он поймет, – говорит младший, надеясь, что, пока он разбирает беспорядок в своей голове, хотя бы голос не выдаст его. – Я не думал, что ты лжец, Сынмин. О, ещё какой. – Так ты говоришь, что я могу найти себе любовника, и мой соулмейт благословит меня? Сынмин вздрагивает. – Я не понимаю, ладно? Как кто-то может так яростно посвятить себя другому только потому, что Вселенная так решила, ну? – Минхо продолжает и он слишком увлечён, чтобы заметить реакцию Сынмина. – Мои родители были соулмейтами. Я уверен, ты слышал эту историю раньше, я знаю, что университет говорит обо мне за моей спиной. Сынмин слышал, но... – Слухи с вечеринки, вышедшей из-под контроля, вряд ли когда-нибудь станут надежным источником, хён, – говорит он вместо этого. Его слова сквозят этим расскажи мне, если хочешь. Когда Минхо обращает внимание на младшего, Сынмин пытается уловить каждую его эмоцию. Он изучает их и видит, как луна танцует в его глазах, Ким будто ищет что-то, но не позволяет чувствам завладеть мозгом. – Мои родители были соулмейтами, – Минхо шепчет, его голос слабый, а не мягкий, как раньше. – Моя мама изменилась после смерти отца. В течение следующих пяти лет она больше походила на живой труп. Она могла умереть, когда мне было пятнадцать, но я потерял обоих родителей, когда мой отец попал в аварию. Джисон был моей единственной семьей больше десяти лет. Минхо останавливается и смеется как-то отчаянно. Он снова смотрит на звезды, его походка лишь жалкая пародия той, что бывает обычно. Желудок Сынмина скручивает ещё сильнее, и страх застывает свинцом в венах. – Меня пугает не преданность, нет. Выбор. Я говорю, что не понимаю, но правда в том, что я не хочу понимать, – Минхо отступает, не замечая, как Сынмин рядом с ним примерзает к земле. – Если я хочу любить на полную, хочу глубоко проникнуть в чью-то жизнь, не должен ли я иметь право выбирать, в кого влюбиться? Несмотря на то, что он добровольно вызвался выслушать, сам подталкивал его к разговору, готовился к этому больше года, Сынмин чувствует, что та часть его, о существовании которой Минхо не подозревает, ломается. Тело ощущается тяжелым, каждый шаг требует больше силы, чем предыдущий, и ощущение, будто свинец вытеснил воздух из его лёгких. Даже его стены не спасли от непредвиденной реакции Сынмина на слова Минхо. – Никого это не волнует. Мой соулмейт даже никогда не писал мне, – продолжает старший. Лжец, с горечью думает Сынмин. Он написал тебе однажды. Я написал тебе однажды. – Я сам хочу выбирать, кого любить, – говорит в итоге Минхо. И Сынмин изо всех сил пытается ускориться. Общежитие находится в нескольких десятках шагов, но никогда расстояние не казалось ему таким большим. Ли переводит взгляд с неба на ноги, а затем возвращается к лицу младшего. – Я думаю, что влюбился в кое-кого, – он шепчет неуверенно и так эмоционально, что сердце младшего горит и плавится, синяки и переломы остаются после каждого шага Минхо. Лино смотрит на Сынмина с нетерпением, будто ожидая чего-то, что Ким не может понять. Эмоции на его лице полностью ясны, он улыбается уголком губ, его глаза выражают уязвимость и теплоту. О, так вот как выглядит влюбленный Минхо. Белый шум постепенно заполняет его черепную коробку, и каждое дыхание становится еще более болезненным, как будто Ли физически ударил его в грудь. Его шаги шаткие, он пытается сосредоточиться, разделить, переварить. – Мин-а!! Ты вообще слушаешь меня? – он слышит Минхо издалека. – Прости, я отвлекся, – по ощущениям его рот живёт своей жизнью, Сынмин будто отделился от своего тела, и чувство незащищённости поглотило его с головой. Не показывай, говорит Мин себе, не дай ему узнать. Не веди себя странно. – Что ты думаешь о соулмейтах? Каждый раз, когда кто-то говорит об этом, ты молчишь. Я не припоминаю, чтобы слышал твои мысли по этому поводу, – выражение лица Минхо полно ожидания, но уже не такое уязвимое, с каплей болезненности. Сынмин не может думать о том, что хочет Ли, он вообще не может думать. Он держит себя в руках, дает себе обещание сбежать к Джисону сразу же, как только они доберутся до общежития. Сейчас он как человек, пытающийся склеить старый ботинок в надежде, что тот продержится, по крайней мере, до тех пор, пока не вернется домой. – О чем здесь думать, хён? – спрашивает Сынмин твердо и отстранённо, так же, как чувствует себя сейчас. – Это что ещё за ответ? – Минхо смотрит на него в замешательстве. – Хён, я правда не хочу об этом говорить. Мин ускоряется, и старшему приходится его догонять. Все, о чем сейчас думает Ким – это добраться до общежития и позволить Джисону склеить остатки его сущности. Чем дольше он остается... – Эй, послушай, ты знаешь, что не обязательно быть идеальным все время, – предложения из уст Минхо звучат так же быстро, как его шаги. – Ты можешь хотя бы мне сказать. Я имею в виду, я не в праве судить тебя после того, что сказал. – Хён, пожалуйста, я правда не хочу об этом говорить. Первая трещина в их хрупких отношениях становится заметной, когда голос Сынмина ломается впервые с той ночи. Даже когда Минхо открыл ему свою душу, младший едва ли в силах в неё заглянуть. – Хорошо, – говорит Лино, и Мин не в силах понять эту эмоцию в его голосе. Остаток пути проходит в хрупкой тишине, подобной той, которой не было между ними вот уже как восемь месяцев. Когда они подходят к лестнице в общежитии, Минхо выкидывает руку вперед, будто хочет схватить Сынмина, но передумывает. Младший останавливается, пусть его взгляд прикован к его обуви. Как бы он не старался, он не может заставить себя посмотреть Минхо в глаза сегодня. – Сынмин, я забыл сказать, я собираюсь кое-кого навестить и не вернусь сегодня, так что вечер кино отменяется. На следующей неделе, хорошо? – боковым зрением он видит, что Минхо тоже не смотрит на него, его челюсти сжаты, а взгляд направлен в сторону. В любой другой день, Сынмин, возможно, возмутился бы или хотя бы подготовился, чтобы справиться с этим. Он пожаловался бы на пропущенный ужин или попытался дразнить, но этот разговор добил его окончательно и все, что Сынмин хочет, – это найти Джисона и разделить с ним тяжесть, что так давит на грудь. – Конечно, – лишь отвечает он и оставляет Минхо внизу наедине со своими мыслями. Когда Сынмин врывается в свою старую комнату, он пугает обоих соулмейтов, которые делят одну кровать и пару наушников, ну вы понимаете. Они оба подпрыгивают из-за вторжения в личное пространство, и, если бы Ким не был так занят слезами, которые старался сдерживать последний час, то обязательно бы рассмеялся, как быстро выражение их лиц сменилось с ужаса на беспокойство. Джисон отмирает первым, вскакивает с кровати и неуверенно раскрывает свои объятия. Сынмин легко падает в них, переносит свой вес на старшего, когда колени подгибаются, а он ломается изнутри. – О, малыш, всё в порядке. Ты в порядке, – говорит ему старший, удерживая в объятиях, и невольно это становится похожим на события полуторагодичной давности, и Сынмин сильнее заходится рыданиями. Над головой он слышит пропитанные волнением и паникой слова Хёнджина и молчаливые ответы Джисона, после которых первый тихо уходит, но, к сожалению, Сынмин слишком занят выплакиванием своей боли в грудь Джисона. – Он влюблен в кого-то. Я не могу, Джисон, я действительно не выдержу, – удается разобрать старшему между плачем, когда названный легко перемещает их на кровать, и старший ничего ему не говорит, лишь одаривает грустным взглядом. И в эту ночь, возможно, этого достаточно. На следующее утро Сынмин просыпается и смотрит в зеркало, чтобы увидеть фиолетовые отметины, что украшают верхнюю часть его груди, и он уверен на сто процентов, у Минхо такие же, что ломает его снова и снова.🐶🐰
Ничего не пиши на своей коже Дело в том, что давным-давно Сынмин восхищался концепцией родственных душ. Мин любил саму любовь. Может быть, не так, как Хёнджин, поглощённый своими драмами, погруженный в сложную динамику и непредсказуемые повороты, лишь простое неоспоримое существование и тихая радость от этого. Он смотрел, как его родители заботятся друг о друге, танцуют вместе, наполняют их маленький дом безопасностью и любовью. Видел двух людей в кафе, которые, по его мнению, были друзьями раньше, а теперь сияли от радости, увидев свои надписи на коже друг друга. Для Сынмина понятие соулмейтов красивое в своей простоте. Когда обоим родственным душам исполняется восемнадцать, появляется связь. Каждая отметина на вашей коже появляется на коже второй половинки; продуктовые списки, заметки, синяки, лишь личная информация запрещена, она появляется в виде пятен, чтобы не дать встретиться раньше, чем то предрешено. Но то, что Сынмин воспринимает как благословение, его вторая половинка видит как нечто плохое, то, что приносит лишь страдание, тесно переплетая двух людей, которые никогда не смогут стать полноценными друг без друга. То, что эта связь лишает тебя выбора, свободы. До чего Сынмин счастливчик, что даже в мире, где любовь абсолютна и почти неизбежна, он остается одиноким и убогим. Восемнадцатилетие Сынмина совпадает с началом первого курса. Он помечает этот день в календаре и считает дни до, сгорая от нетерпения, чтобы написать что-то на своей коже и получить ответ. Вплоть до вечера своего дня рождения, он обдумывает, где писать и что писать. Рад встретиться с тобой звучит слишком формально, в то время как Рад быть твоей половинкой выглядит так, будто он слишком заморачивается. В конце концов он останавливается на обычном Привет!^^ на запястье, которое не слишком неуверенно и не слишком вызывающе, убеждая себя, что разговор пойдет в нужное русло, когда ему ответят. Он пишет слово с чрезмерной осторожностью, надеясь произвести хорошее впечатление своим почерком, а затем ждет, ждет и ждет. На коже нет ни одного слова, и он старается не чувствовать себя отвергнутым. Вполне возможно, что его соулмейт просто ещё не увидел. Или, вероятно, он или она ещё не совершеннолетние. Его соседу Хёнджину исполнилось восемнадцать в этом году, а надписи на его коже появились только неделю назад. Но даже это не мешает ему проверять свои руки, когда надежда снова посещает его сердце. Он жалеет, что не согласился на предложение Хёнджина пропустить уроки танцев и провести день рождения вместе. Тогда сюрприза от друзей ко дню рождения, казалось, было бы достаточно, но теперь он чувствует, что будет рад любому повороту. Даже когда ночь вступила в свои права, он все еще был погружен в свои мысли, и он вздрогнул только когда кто-то отчаянно постучал в дверь. Мин поднимается с кровати, озадаченный, и видит, что его напарник по проекту стоит за дверью, выглядя необычайно расстроенным и взволнованным. – Сынмин-а, ты должен помочь мне, пожалуйста, я не знаю, кого ещё спросить, – говорит обезумевший Хан Джисон. Ким знает Джисона всего месяц и дважды виделся с ним в кафе, где работает его друг детства. Может, пока он и не считает его другом, но скоро будет. Хан, которого он знает, жизнерадостный и весёлый, и его паникующий вид рушит тот образ, который он неосознанно для него создал. – Что случилось? – спрашивает Сынмин. – Он позвонил, и я... Я не... Сынмин, я... – Джисон заикается через слово, обрывает каждое предложение, так и не начав его. – Эй, всё нормально, сделай глубокий вдох, – Сынмин подходит ближе, кладет одну руку на грудь, а другую на шею, опуская его голову. Он наклоняется так, чтобы их взгляды пересеклись, и дышит с ним в унисон. – Сынмин... Минхо-хён, – снова пытается парень. – Эй, все в порядке. Должно быть, Минхо-хён и есть тот самый друг детства из кафе, иначе он больше не знает никого, кто бы смог настолько испугать Джисона. – Нет, ты не понимаешь, – Джисон глубоко вдыхает, – Он позвонил мне пьяный и попросил о помощи, и он никогда не напивается, и я не... Еще один глубокий вдох. – Я не знаю, где он, – наконец говорит Джисон таким тоном, будто только что признался в преступлении. – У него есть навигатор? Мы можем отследить его местоположение? Найти через приложение Friends? – спрашивает он и убирает руку, когда видит, что старший подуспокоился. – Да, конечно, конечно, – поспешно говорит Джисон, вытаскивая телефон из заднего кармана. Сынмин смотрит, как он стучит несколько раз по экрану, а через несколько секунд поднимает взгляд и дарит ему дрожащую улыбку. – Нашёл, я должен его забрать, – говорит ему старший, при этом звуча одновременно расслабленно и напряженно. Сынмин вспоминает, каким Джисон явился к нему, о том, каким бледным и запыханным он был, о том, чем младший занимался до того, как он его потревожил, и решение приходит молниеносно. – Я поеду с тобой, – говорит Сынмин, как только догоняет парня, идущего по лестнице, и Джисон едва ли думает, прежде чем кивнуть в знак согласия. Только когда они садятся в Uber, Хан поворачивается к нему в ужасе: – Прости, что я тебя потревожил, чёрт. Я в панике забыл, что у тебя день рождения. Сынмин на это только смеется. – Эй, нет, все в порядке, я хотел отвлечься. И я не против помочь тебе. Джисон, похоже, хотел что-то ответить, но передумал, его левая нога то и дело дергается, когда он проверяет приложение на телефоне. Uber едва успевает остановиться в нужном месте – аллея в трех метрах от бара, и неудивительно, что Джисон был так встревожен на протяжении всей поездки – как Хан выпрыгивает из машины с криком: «Минхо-хён!» Сынмин просит водителя подождать их и игнорирует злой взгляд, брошенный на него, когда он бежит за старшим. – Да что с тобой, хён? Пьёшь в одиночестве? – он слышит, как Джисон отчитывает парня, что почти лежит на земле, верхняя часть его тела подпирает грязную стену в переулке. – Моя жизнь идеальна, знаешь ведь, Сонни, – человек, который вроде как Минхо-хён, отвечает. – Твой хён получил то, о чём все мечтают. Твой хён – самый счастливый человек на планете. Джисон пытается его поднять, но Минхо всё пытается вырваться из рук в попытке встретиться с грязным тротуаром. Сынмин подходит, чтобы помочь, но в глаза бросается чужое запястье. – Хён, пожалуйста, если ты хотел пойти выпить, ты мог бы просто позвать меня, я бы не отказался. Ты не один, – Джисон продолжает бороться с ним, не замечая, как у стоящего рядом Сынмина меняется и рушится весь внутренний мир. – Он написал мне, Сонни. Кто-то может писать на моей коже, – бормочет Минхо и Джисон сдается, готовый попросить младшего о помощи. Но Сынмин не в состоянии быстро отвести взгляд, и от Хана не ускользает выражение его лица. Будто в замедленной съемке он видит, как Джисон переводит взгляд с лица Сынмина на запястье Минхо, где хорошо видно «Привет!^^» почерком младшего. Он наблюдает, как что-то щелкает в голове Хана, его лицо выражает полный ужас, и хватка на туловище Минхо ослабевает. Джисон знает, что Сынмину исполнилось восемнадцать, и он узнает его почерк благодаря их проектам. Ким замечает, как он почти сразу же сопоставляет все факты. И в этот момент Сынмин позволяет своему смущению взять верх над болью. Оставим её на потом. – Сын-... – начинает было Джисон, но Мин еще не готов к этому разговору. Поэтому он движется вперед и цепляет Минхо за подмышки. Его соулмейта. Каждое прикосновение оставляет ожог, заставляет его чувствовать себя отвратительным и нежеланным. Горечь подступает к горлу. – Джисон, он пьян и Убер уже ждёт, мы должны донести его, – говорит Ким. – Я не хочу, Сонни. Мне не нужен соулмейт, – говорит Минхо Джисону. Хан смотрит на него в ужасе, не в силах понять: броситься помогать Минхо или начать утешать Сынмина. – Мин, это всё… – начал Джисон, но Минхо решил всё за них, отворачиваясь и опустошая желудок прямо в переулке. Однако Джисон не согласен. Он продолжает открывать и закрывать рот в поисках слов даже с отвратительными звуками на фоне, прежде чем упереться взглядом в фигуру Минхо. Сынмин поднимает еле стоящего на ногах Лино и жестами указывает Хану сделать то же. – Нет, сейчас, Джисон, ему нужна помощь, – обращается к старшему Сынмин. – Нужно посадить его в машину. Им не удается поговорить даже в машине, потому что Минхо опускает голову на плечо друга и шмыгает носом, пока Джисон успокаивающе гладит его по спине и изредка смотрит на Кима. Сынмин оставляет их на ступеньках в общежитие и просит невероятно злого водителя отвезти его в свой родной город, к счастью, всего в часе езды отсюда. Уже там он долго сидит на пороге чонинова дома и плачет, ожидая подходящего момента, чтобы постучаться и войти. Иногда дождь смывал его слёзы, но только не боль от воспоминания о том, как Минхо лип к нему, как липнет сейчас мокрая одежда. Все его ожидания, мечты и само существование младшего причинили Минхо достаточно боли, чтобы напиться вдрызг и плакать всё время по пути домой и, возможно, всю ночь. Он не уверен, чья же боль ранит больше. В таком состоянии Чонин находит его в 4 утра на рассвете, бледного и трясущегося на крыльце дома, с дождевой водой и слезами, впитавшимися в его кожу, когда спускается вниз, чтобы посмотреть, не был ли дождь слишком сильным для его утренней пробежки. Он сталкивается с Джисоном, когда спустя три дня возвращается в университет. Старший то и дело цепляется к нему и успокаивается только тогда, когда Сынмин начинает говорить и снова ломается. – У него есть на это свои причины, – говорит ему Хан через день после ужасной истерики младшего, как будто он не понял этого ещё тем вечером, когда парень напился вдрызг. – Всё дело в его семье. И даже если Сынмин еще не понимает, откуда взялась эта боль у Минхо, он видел её собственными глазами, и будь он проклят, если ещё хоть раз станет причиной этому. Поэтому, когда судьба сводит его с Минхо снова, в силу того, что Ким становится близким другом Джисона, а Хёнджин подружился с Лино в танцевальном клубе, и каким-то чудом старший забывает Сынмина из переулка, он и придумывает собственный список. Список, который подтверждает, что он больше ничего не напишет на своей коже.🐶🐰
Не влюбляйся. Сынмин разворачивает свой список, читает эти строчки и снова сжимает бумагу в руке. Он не уверен, что злит его больше: наивность молодого себя, что это сработает, или слабость настоящего себя, который позволил Минхо подобраться достаточно близко, чтобы добить его. Сынмин всегда был жертвой. Он снова разворачивает листок, читает строчку не влюбляйся и хмыкает. Наверное, это правило он нарушил одним из первых – если не считать то, когда он оставил надпись на коже, прежде чем составить список. Его любовь к Минхо постепенно и незаметно проникла в глубины его сердца. Он влюбился в человека из историй Хёнджина, человека из воспоминаний Джисона и в человека, за которым Сынмин наблюдал краем глаза, даже когда притворялся, что ненавидит его. Тогда было легче убедить себя, что это из чистого любопытства, а не желания узнать Минхо как личность. Но любовь росла и цвела, и её колючки впились в его сердце, боль от этого слишком сильна, чтобы её игнорировать. Его пальцы неосознанно ложатся на шею и трут там, где, как он знает, расположен увядающий засос. Он давит на него – пусть лучше болит где-нибудь под кожей, а не в груди, где всё рушится и давит. Но оно не болит. Отметина может быть как легким пятном на его коже, случайно пролитыми чернилами, так и кровью Сынмина, когда его грудь изуродовали и бросили сердце истекать кровью. Это не сравнится с болью от осознания, что Минхо переспал с кем-то. Все последующие дни после первого (и последнего) послания Сынмина на коже, засосы появлялись почти каждый день; это было ясным намёком на то, что Ли пытается послать свою вторую половинку. Минхо был достаточно взрослым для того, чтобы знать о связи и игнорировать её. Наличие соулмейта было абсолютно бесполезным для него, и в лучшем случае это вызывало лишь досаду. И когда Сынмин замолчал, засосов постепенно становилось всё меньше, а в последнее время они вообще исчезли. Разница между прошлым и настоящим в том, что тогда Ким знал, чего ожидать и надевал панцирь неуязвимости, был одержим одновременно презрением к Минхо и уверенностью, что он никогда больше не причинит своему соулмейту такой боли. Теперь же, когда они стали ближе, почти находясь на грани примирения и ловя осознанные взгляды, боль увеличивается десятикратно. Сам того не осознавая, Минхо вплел себя в жизнь Сынмина и дал ему почувствовать, какими могли бы быть их отношения. И случилось то, чего младший всегда боялся – он привык и хочет большего. Минхо по-прежнему остается как само собой разумеющееся в окружении Сынмина, ну или скорее его жалком подобии. Ужасный разговор на прошлой неделе был схож на любой другой их спор, но Ким больше так не думает. Всю следующую неделю он избегает и прячется от всего, что хоть отдаленно связано с Минхо, и возвращается в свою комнату только поздно ночью, когда знает, что старший уснул после тяжелого дня. И когда Сынмин осознает, насколько сильно они сблизились, его всё ещё удивляет, сколько же времени он провел в компании старшего. Его расписание становится более свободным, когда он не посещает кафе, в котором работает Минхо, и не пишет ему смс-ки, во время прокрастинации над книгами в библиотеке. И несмотря на то, что его сердце всё ещё болит, когда Мин видит старшего, ему не хватает его как части собственного тела. И пока он бродит вокруг, Джисон снова пытается разделить своё время между двумя соулмейтами. Он приносит младшему кофе, сидит с ним в библиотеке, которую на самом деле ненавидит. Это очень похоже на прошлый год, за исключением того, что в этот раз Хёнджин смотрит на него с беспокойством. Раз или два – Сынмин наблюдал за ним боковым зрением – как тот открывал рот, будто что-то хотел сказать, но Джисон каждый раз останавливал его порыв своей рукой. Он не сможет сдерживать его долго, Ким знает, но он всё ещё бесконечно благодарен Хану за попытки. Неделя проходит мучительно медленно, но в вечер четверга он вдруг не хочет, чтобы она заканчивалась. – Что хочешь заказать завтра? – спрашивает Минхо, глядя на экран телефона. Похоже, вечер фильмов никто не отменял. – Всё, что хочешь, хён, – отвечает Сынмин, стараясь сохранить голос твёрдым даже в самом начале разговора. – Как насчет лосося в соусе? – предлагает Минхо, рассматривая руки, и парень лишь пожимает плечами. – Конечно, – говорит младший. В этот раз очередь Лино покупать еду. Может быть, неделю назад он бы ещё пожаловался и заставил старшего поменять меню на что-то, что ему больше нравится, но теперь ему без разницы, что он будет есть завтра, если не сможет насладиться едой в компании Ли. – Ты же ненавидишь морепродукты, – Минхо шипит, поднимая глаза, чтобы впиться в Сынмина взглядом. – Ненависть – сильное слово. Я съем всё, что ты купишь, – говорит младший в ответ, и на секунду они встречаются со взглядами. Так вот, как ты чувствуешь себя, когда едешь в поезде, которому суждено разбиться, думает Мин. – Да что с тобой? – сердито вырывается у старшего, когда он подходит к кровати Кима и садится на неё. – Я думал, больше мы не ведем себя как придурки по отношению друг к другу, серьезно, Сынмин. – Может, я родился быть засранцем, хён, – отвечает Сынмин в той же манере. Он встречается с Минхо глазами. По крайней мере, он знает, что делать с гневом. – Почему с тобой так трудно? – рычит Лино, одной рукой он встряхивает Сынмина. – Послушай, я не знаю, почему ты избегаешь меня всю эту неделю... – Я не... – начинает было младший, но Ли даже не слушает. – Но, знаешь, если это из-за того, что я сказал на прошлой неделе, то ты ещё больший засранец, чем я думал. – Слушай, я говорил тебе и раньше, что мне плевать, какие у тебя там ценности, – Ким яростно протестует, гнев утихает так же быстро, как и поднялся. Старший принял его молчание за осуждение, и Сынмин может только с ужасом наблюдать, как тот на него нападает. — Значит, это потому, что я переспал с кем-то, да? – и несмотря на то, что он неоднократно повторял себе вести себя как прежде, он не может не застыть. Возможно, в любой другой день это ускользнуло бы от внимания старшего, но не когда его рука находится на плече парня, а внимание заострено на одном конкретном человеке. Его лицо выражает отвращение, и он отпускает плечо младшего, воспринимая его реакцию совсем иначе. – Так ты один из тех людей, которые считают преступлением иметь отношения вне этой соулмейтской фигни, – Минхо хмыкает, его кулаки сжимают простынь и Сынмин не уверен – в гневе или сдержанности. – Теперь ты решаешь за меня? – Не лги мне, я видел, как ты смотрел на мой засос тогда, – Минхо насмехается над ним, цепляясь за вывод, который он сделал из-за проколов Сынмина. В то мгновение, когда они встретились в субботу утром, глаза младшего не могли оторваться от засосов на груди Минхо, наполненные болезненным любопытством. Без сомнений, его соулмейтом являлся парень, которого он хотел больше всего, и который никогда не мог быть его. Он не мог оторвать взгляд. Воспоминание об этом вспыхивает болью в груди. – Это причина, по которой ты молчишь во время разговоров об этом, да? Совершенный Сынминни, с идеальными оценками и идеальной семьей. Совершенство дается легко, скажи? – Хён, думаю, мы закончили, – говорит ему Сынмин, когда понимает, что старший не собирается останавливаться или слушать. Он поднимается с кровати и пытается уйти, боясь остаться и сказать что-то, о чем будет сожалеть. Чужая рука хватает его за предплечье, удерживая на месте. Минхо полон решимости не позволить ему бежать в этот раз. – Сынминни не может дождаться, когда найдет своего соулмейта. Ты тоже собираешься целоваться с ним после первого взгляда? – слова Минхо пронизывают, ранят, и Сынмин не готов противостоять этому натиску. – Хён, заткнись. Ты ничего не знаешь, – младший буквально рычит ему в лицо. – Что, у тебя тоже есть планы в виде белого забора вокруг дома, как во всех тех фильмах? Хочешь трёх собак и двух детей? Минхо говорит всё, что сидело в нём так долго, но у Сынмина тоже были мечты. Мечты умереть после того, как увидел человека, который плакал перед ним и блевал в переулке посреди ночи. – Нет никаких планов, их никогда не будет, понятно? – у него стоит ком в горле, будто все похороненные в нём чувства стремятся наружу. – Не имеет значения, что я думаю о соулмейтах! – кричит на него Сынмин, его голос ломается и слова путаются. Его лицо горит, глаза щипает. Он видит, как Минхо щурится, гнев в его глазах сменяется на замешательство. – Я встретил своего соулмейта, ясно? – говорит ему надломленно младший. – Я… Подожди, кто? Я никогда… – И я не нужен ему, понимаешь? Я никогда и не был нужен, – и Сынмин не совсем уверен, как звучит его голос. Лишь боль и отчаяние. Небольшая обида, о которой он не подозревал. Это мучительно, и тем не менее становится легче, когда он это говорит. – Это… Разве кто-то так может? – говорит Минхо, его голос низкий, как будто он думает, что любой громкий шум сломает Сынмина. – Это же ты, Ким Сынмин. – Не всем нужен Ким Сынмин. Минхо мог продолжать говорить ему, что это большое упущение со стороны его соулмейта, что Сынмин многим нужен, но это всё не имеет значения. Минхо он не нужен. – Он сказал тебе эти слова в лицо? Что ты ему не нужен, – спрашивает старший, и на лице его весь спектр эмоций: недоверие, вина, боль, и Сынмин закрывает глаза, не в состоянии вынести этого. Не в состоянии выдержать заботу Минхо, его защиту. Младший горячо кивает, чтобы поскорее закончить этот разговор, потому что Ли знает лишь часть того, что заставило Сынмина отреагировать так на прошлой неделе. – Кто о-, – начинает было Минхо, но из горла Кима вырывается всхлип. Он прижимается к его плечу поближе, будто пытается спрятаться. Он чувствует, как Лино застывает на месте, точно мечась между тем, чтобы отпустить его сейчас или больше никогда. Но лишь рука опускается на голову Сынмина, и его волосы ерошат. – Иди сюда, плакса, – он говорит это так же, как когда уговаривает бродячих котят поесть с его рук. – Я понимаю, – говорит Минхо и обнимает Мина одной рукой за талию, ожидая, когда он перестанет всхлипывать. – Мне жаль, правда. Я не должен был говорить все эти вещи, особенно, когда… – Минхо пытается извиниться, когда Сынмин успокаивается и лишь шмыгает носом. – Ты же не знал, – младший слегка бьёт его по груди, не поднимая головы. – И всё же… – Ты бы не сказал этого, если бы знал, – настаивает на своём Сынмин. Он знает, что Минхо не умеет намеренно причинять людям боль. – Прости, что избегал тебя. Теперь мы квиты, – когда Мин поднимает глаза, чтобы встретиться лицом к лицу со старшим, тот приветствует его гулом и грустной улыбкой.🐶🐰
Он не должен узнать. – Кто он? – вопрос Минхо застает Джисона врасплох, и тот роняет телефон на лицо от удивления. – Кто он – кто? – кряхтит Джисон, держа телефон близко к груди. – Соулмейт Сынмина. Минхо стоило бы спросить Сынмина, но прошло уже два дня, а младший так и продолжает шататься по округе, словно одно неверное слово – и он сломается, а Ли изо всех сил хочет уменьшить его страдания. – Откуда ты узнал? – Джисон смотрит на него широко открытыми глазами. Минхо благодарит небеса за то, что Хёнджина нет в комнате. Из-за него расколоть Джисона было бы слишком сложно. – Это действительно так важно? – рычит на него Минхо. – Знаешь, чего я не знаю, того не зна-, – Джисон пытается пойти в отказную. – Я ничего не знаю, не имею ни малейшего понятия. Даже без паники на его лице или прокола в интонации голоса, Минхо не очень-то ему верит. Изначально он думал, что именно Хёнджину Сынмин мог бы довериться, но потом вдруг вспомнил, что каждый раз, когда поднималась тема соулмейтов, глаза Джисона смотрели взволновано не только на него, но и на Кима. Тогда это казалось пустяком, ненужной деталью. – Джисон, я не в настроении играть в игры. Кто это? И младший, должно быть, замечает упрямство на его лице, потому что трет лицо руками и устало вздыхает: – Что ты собираешься делать с ним, избить его? – Черт, конечно. Сынмин страдает и как ты- – Хён, чем соулмейт Сынмина отличается от тебя? – спрашивает Хан, его голос серьёзный, спокойный, и гнев вскипает в венах Лино. – Как ты смеешь... Ты знаешь, что соулмейт Сынмина сказал ему в лицо, что не хочет его видеть? Есть менее жестокие варианты отвергать людей. Я никогда не обошёлся бы так даже с незнакомцем, – он выплёвывает это, обиженный на явное обвинение. Если бы это был кто-то другой, Минхо бы уже врезал ему в лицо. – Потому что ты скорее бы просто намекнул, да? – спокойно спрашивает Джисон, и Ли, несмотря на свой гнев, вздрагивает. В прошлом году он нашёл кое-кого – в основном это был Крис, благослови Господь его большое сердце – кто регулярно оставлял засосы на его коже, даже синяки с ногтями, когда у него не было на это времени. Он не стыдится целоваться с другими людьми даже сейчас, но без задней мысли о том, зачем это делает. Он делал это, чтобы дистанцироваться, причинить боль и увечья, и Джисон попросил его подумать об этом, назвав эти действия ненужными и саморазрушительными, но тогда Минхо был слишком поглощен своими страданиями, чтобы заботиться об этом. Теперь он задается вопросом, не принес ли он своему соулмейту ту же боль, что видел на лице Сынмина. Он душит растущую вину. У него есть более важные дела, которые нужно решить. – Хорошо, я понял. Я был неправ, что оттолкнул его таким образом, ладно? Но я искуплю вину, когда придёт время. Сынмин сейчас важнее, – интонация его голоса находится на грани мольбы, но Джисон непоколебим. Поэтому Минхо меняет тактику и обнажает свою душу перед другом. – Я люблю его, Джисон. Как я могу наблюдать за его страданиями и ничего не делать? Он умоляет и, наконец, Джисон сдается. Его уставшие глаза увеличиваются вдвое, когда он смотрит на Минхо, и рука поднимается, чтобы прикрыть рот. – Ты... – начинает он и оставляет слова висеть в воздухе. – Ну, пожалуйста, – шепчет Минхо, голос его сквозит отчаянием. Он терпеливо ждет, пока Хан решается, глаза его быстро скользят по комнате, и на мгновение Минхо кажется, что его сейчас пошлют, потому что Джисон никогда не разглашает секреты друзей, но его плечи опускаются, и он складывает руки на колени. – Хён, помнишь, когда у тебя впервые появились надписи? – младший решительно смотрит на него, и Минхо не понимает, как это связано с его проблемой. – Джисон-а-а, пожалуйста... Джисон поднимает ладонь вверх, чтобы старший заткнулся. – Минхо-хён, я к тому и веду. Включай мозги, – и Минхо невольно смягчается. – Через несколько дней после твоего восемнадцатилетия? Я не понимаю, что ты... – А что у нас через несколько дней после моего дня рождения? – Что? – Лино чувствует, как разочарование возвращается, Джисон вздыхает и откидывает голову в обречённом стоне. И только когда Минхо уже готов броситься на него и начать выбивать ответы, младший говорит настолько низко, что старшему приходится напрячься, чтобы услышать его. – Знаешь, когда ты был пьян в том переулке, Сынмин пришёл помочь мне отнести тебя обратно. – Джи-... И его будто холодной водой окатило, сердце замирает, и всё встает на свои места. День рождения Сынмина, вопросы Джисона и последний удар – реакция Кима на их разговор на прошлой неделе. Он был таким идиотом, не замечая этого раньше. – Ты мудак, ты полный мудак, – кричит Ли, врываясь в комнату, второй раз за день. Сынмин подпрыгивает на месте, где роется в бумагах, и в шоке смотрит на старшего. – Кто? – спрашивает он. В любой другой день Минхо, возможно, постебал Сынмина за их одинаковые с Джисоном реакции, но сейчас он хватает младшего за воротник ветровки и наступает до тех пор, пока спина не ударяется о стену с громким стуком. – Как ты мог не сказать? – он шипит сердито младшему в лицо. – Сказать тебе что... – а потом глаза Сынмина становятся шире по мере его осознания. – О нет, как ты узнал? – Это действительно важно? – спрашивает Ли второй раз за день. – Хён, прости, мы можем просто притвориться, что ничего не случилось? – Мы соулмейты, чёрт побери, Сынмин, что за нахрен? – жалуется Минхо. – Как ты мог молчать? – Да, а ещё я знаю, как ты к ним относишься. Я говорил тебе раньше, что я пойму и я понимаю, тебе нужна свобода в том, кого любить, – Сынмин жестикулирует руками в том крошечном пространстве между ними, спешно объясняя, и Минхо чувствует, как любовь заполняет его тело, вытесняя разочарование. – Я люблю тебя, – стонет Лино. – Я чертовски люблю тебя, засранец. – Стоп, – просит Мин, опуская голову и качая ею, его волосы щекочут веки и он сейчас как никогда похож на грустного щеночка. – Ты не должен делать этого из-за меня. – Ты идиот, – голос Минхо, кажется, звучит слишком болезненным даже для него, и хватка на куртке ослабевает. – Я хотел признаться тебе на прошлой неделе, я думал, ты понял и отверг меня. Шансы на отношения с Сынмином всегда были неясными, учитывая, как сильно младший ненавидел его. Но старший наивно надеялся, что после того, как ему удалось подружиться с Сынмином, младший постепенно оттает. Он попытал удачу, но Ким был слишком отстранён во время разговора, и Минхо пришлось буквально преследовать Криса, который помог бы ему забыться хотя бы на ночь, как он делал это в прошлом году. И Сынмин заметил его утром с засосами на груди. Было больно от того, что человек, который ему нравится, избегал его после и так легко выкинул из своей жизни. Теперь надежда расцветает в его груди, как весна; обновленная и захватывающая дух. – Я- нет, но, Минхо-хён, – Сынмин заикается, всё ещё сомневается, и Минхо готов хоть вечность ему доказывать свои чувства. – Что мне сделать, чтобы ты поверил мне? – он перемещает руки на щечки младшего и стирает влажные дорожки с кожи. – Я люблю тебя, Ким Сынмин, – говорит Минхо мягким тоном, закрывает глаза и прислоняется своим лбом ко лбу парня и продолжает, – я любил тебя ещё до того, как узнал, что ты мой соулмейт, и я всё ещё люблю, узнав это. Я выбрал любить тебя. И когда он не получает ответа, то продолжает, не поднимая головы, но руки его остаются на щеках младшего: – Только если ты этого хочешь. – Нет, нет, хён, – спешно говорит Сынмин, его дыхание замирает, а руки сжимают талию Минхо, – я тоже тебя люблю. Они стоят там, Ким спиной к стене, лицом к Минхо и руками вокруг его талии. Лоб ко лбу, грудь к груди, ноги переплетены, они готовы стоять секундами, минутами, часами, Минхо не уверен, всегда ли время воспринималось так. Только когда его руки начинают болеть, он отходит. – Мне жаль, – говорит он, качая головой, и смотрит на Сынмина. – Хён, не извиняйся, ты не мог знать, – и взгляд у младшего такой тёплый и говорящий, что Минхо хочет- – Но я все ещё- Сынмин не выдерживает, кладет руки на шею Минхо, и когда его губы касаются чужих, Лино думает, что у них ещё будет вся жизнь на разговоры.🐶🐰