тупая математика

– Чёрт, опять математика, – спустя долгое время молчания молвит Джейк, измученно пряча бледное лицо в своих широких тощих ладонях, наивно веря в то, что это спасёт его от злой математички и её противного писклявого голоска, которым она пытается донести до бестолковых учеников информацию, которую они наверняка больше нигде и никогда не используют, если не брать в расчёт экзамены, до коих рукой подать. – Только не это, – выдыхает рядом сидящий Сону, прикрывая глаза от усталости, внезапно накатившей от одной только мысли об учительнице, которую придётся выслушивать целых сорок пять минут. Каким бы отличником ни был Сону, даже он не в силах спокойно сидеть на уроках учительницы Чон, которая то и дело нагло и абсолютно незаслуженно повышала голос на учеников, делая свой и без того писклявый голос ещё выше и омерзительнее. Чёрт, это нужно было слышать своими ушами, чтобы в точности прочувствовать всё то, что чувствовали школьники, сидя на её уроках. – И зачем только напомнили, придурки, – фыркает Чонвон, роняя из ладони ложку, которую ранее он крепко держал в руке и которая прямо сейчас с невероятно громким грохотом упала на стол, по пути ударившись об полупустую миску с супом. По спине Сону, прямо под тонкой белоснежной рубашкой, в тот же момент пробегает тысяча мурашек, вызванных столь неприятным звуком. Даже голос учительницы Чон получше будет. – Дурак, хочешь потом платить за разбитую посуду? – шипит сквозь зубы Ким, окидывая младшего презрительным взглядом, на что тот не теряется и показательно высовывает собственный язык, кривляясь. – Сам дурак, – шепчет Ян, когда Сону отворачивается. До его слуха прекрасно доходит эта его фраза, но старший, посчитав себя умнее, не стал продолжать столь глупый разговор, ведь Чонвону только это и нужно - реакция. – Пристрелите, – жалобно тянет Джейк, из-за чего его голос слегка ломается, что очень смешит Сону, заставляя его пытаться повторить эту фразу Шима его же голосом. У Джейка совершенно нет сил как-либо реагировать на это передразнивание, он лишь медленно отодвигает свою полную едой тарелку в сторону Чонвона. А у того глаза блестят. Он слишком громко интересуется, будет ли Джейк есть, а получая отрицательный кивок, - приступает к пище и жадно попивает ароматный бульон. Столовая быстро становится пустой. Все школьники, ранее сидевшие за белыми столами и поедающие сегодняшний обед, ушли отсюда за несколько минут до того, как прозвенит звонок, чтобы не опаздывать на урок. Джейка, Сону и Чонвона это ни коим образом не касалось. Они сидели в этой пустой светлой столовой до тех пор, пока Ян не засунул в рот большую ложку с последними каплями супа. Сону уже давно потерялся в счёте того, сколько раз он попросил Чонвона есть быстрее. Разве слова какого-то там Ким Сону могут стать весомой причиной Яна не наслаждаться едой как полагается, а торопиться, лишь бы успеть на какую-то там математику? Ответ определённо точно был отрицательным. Ну не привык Чонвон кушать быстро. Еду нужно уважать, в конце-то концов. – Чтоб я ещё раз пошёл с вами в столовку, – возмущается всю дорогу Сону, недовольно дуя губы по привычке и хмуря густые тёмные брови. Его лицо даже побагровело от злости и предвкушении стыда, вперемешку с позором, когда они заявятся на урок спустя целых пятнадцать минут. Ким не ошибся. Необъятных размеров волна гнева и плохого настроения учительницы Чон вылилась на троицу, заставляя их захлёбываться и молить о прощении. – Да как вы посмели опаздывать, да ещё и на мой урок! У вас что, совсем уважения к старшим нет? Раз ни черта не учите, то хотя бы другим не мешайте, бездари! Ладно ещё эти, но от тебя, Сону, я совсем такого не ожидала! Разочаровал ты меня, мальчик, очень сильно разочаровал. Отвратительный большой комок, собранный из всех самых мерзких вещей и чувств в мире, медленно подкрадывается к горлу Кима, не давая воздуху и разборчивым словам вырваться наружу. Он просто стоит в оцепенении, опустив глаза куда-то в пол и мысленно на коленях умоляя всех богов, если таковые существуют, чтобы этот цирк как можно скорее закончился. Стыдно? Да. Обидно? Очень. Сону признаёт свою вину, потому что опаздывать на уроки действительно не является чем-то хорошим или тем, чем можно было бы похвастаться перед родителями. Но зачем же так кричать? Учительница Чон за эти жалкие пару минут успела перемыть косточки каждому из троих парней, неловко застрявших в проходе и виновато глядящих в пол. Щека Сону загорается ярким пламенем, вспоминая то, как он отрабатывал все плохие оценки и замечания учителей. Всего-то был грушей для битья. Блондин хотел бы сказать себе, что это всё неважно и то, что произойдёт позже с ним в его же доме не имеет никакого значения сейчас. Скажи он так, это было бы самой глупой и очевидной ложью. Всё далеко не в порядке и Киму чертовски больно от этого осознания. Что он может сделать сейчас? Только продолжать просить прощение и сесть на своё место. Сону и не ожидал, что безобидное опоздание на урок математики может привести к такому скандалу. – Завтра с родителями в школу! – последнее, что произносит учительница прежде, чем повернуться всем корпусом к доске и продолжить скребсти белым мелом по гладкой тёмно-зелёной поверхности. Сердце Сону в мгновенье пронзают тысячи, нет, целые миллионы больших острых иголок, заставляющие небольшой комок нервов захлёбываться в собственной крови. Иголки эти проникают внутрь во всю свою длину, а после резко выползают наружу и так поочерёдно, с каждым разом всё ускоряясь. Страшно. Киму страшно. – Нет, прошу, – случайно выкрикивает Сону, наконец оторвав свои полные влаги глаза от скрипучего деревянного пола. – Я буду дежурить всю неделю, только прошу, не вызывайте родителей. Ким чувствует себя самой настоящей жалкой тряпкой, не способной постоять за себя. Ему это и не нужно ровно до тех пор, пока рядом есть такой человек, как Джейк. – Ну серьёзно, чего вы так разорались, госпожа Чон? Чонвону стало очень плохо, его тошнило и кровь из носа шла, а ещё он руку сломал, видите? – Шим вскидывает брови вверх и ладонью указывает на Чонвона, который быстро сориентировался и начал изображать боль человека, который только что сломал руку. – Да, я чуть не умер, а они помогали меня откачивать. Не считаете, что глупо вот так вот нас отчитывать перед всем классом, обвиняя во всех грехах мира? – спрашивает Чонвон, не прекращая свою актёрскую игру. – По-хорошему мне бы к врачу, а иначе прямо здесь откинусь. Их можете оставить себе. Ян чувствует несильный толчок в «больную» руку справа, хозяином которого был никто иной, как Джейк, давящий фальшивую улыбку. – А намного лучше было бы, если бы вы нас втроём отпустили, – исправляется Ян. – Наглости вам не занимать, юноша! – вскрикивает пожилая женщина, искоса пялясь на Чонвона. – Можешь сходить к врачу, но взять только одного из своих товарищей. – Ох, вы такая добрая, – произносит Ян, окидывая оценивающим взглядом две фигуры, стоящие по обе стороны от него. – Пошли, Сону-хён. – Не понял, – возмущается Джеюн, чья улыбка соскальзывает с лица сразу же, стоит ему только услышать не своё имя из уст «пострадавшего». – А как же я? – спрашивает уже шёпотом. – Прости, в следующий раз. Видишь, ему явно не здоровится, – так же тихо отвечает Чонвон, едва заметно кивнув в сторону Сону, застывшего на одном месте и выглядевшего так, словно он прямо здесь и сейчас расплачется. – Что вы там шепчетесь? Больше двух говорят вслух! – зло шипит учительница. – Двигайтесь, а иначе передумаю и всех оставлю в классе. – Уже идём, – бросает Чонвон и хватает Кима той самой рукой, которая, следуя по их выдуманному пару минут назад сценарию, являлась сломанной. Он тащит старшего в коридор. Сону и не сопротивляется. Джейк тяжело вздыхает, уже придумывая план отмщения предателю Чонвону. Ну серьёзно, это ведь Джейк придумал им отмазку, а этот мелкий поступил так некрасиво. Действительно никакого уважения к старшим. Шим падает на своё излюбленное место у окна, кидая полупустой портфель куда-то рядом. Он усаживается поудобнее, чтобы насладиться открывшимся ему видом чудесной погоды, сопровождающейся ярким тёплым солнышком, которое пока что ещё не било в окна, заставляя глаза прищуриваться, а желанию спрятаться в каком-нибудь тенёчке расти. Парень далеко не с первого раза замечает красивые синие буквы, выведенные на парте прямо под подписью Джеюна «Тупая математика». Они собирались в фразу «Согласен, физика лучше». Чёрт, это точно судьба! Так думает Джейк, после чего сразу же принимается выцарапывать всё тем же циркулем слова «Мы точно соулмейты, давай поцелуемся». Почему-то Шиму кажется забавным эта фраза. Он всегда так шутит в компании своих друзей мужского пола и никогда никого она не смущала, поэтому он не считает странным написать что-то подобное в адрес незнакомца. В конце концов, что страшного может произойти? Ну например то, что на следующий день Джейк чётко видит слово «Давай», место встречи и время её проведения, написанные всё той же синей пастой. Это даже не столь страшно, как странно, но Шим решает не принимать всё слишком близко к сердцу, поэтому смело топает на встречу с абсолютно незнакомым ему человеком, чтобы пообсуждать математичку и её способ преподнесения материала, а также произнести пару слов восхищения в сторону любимого предмета Джейка - физики. Своим друзьям он торжественно объявил о том, что сегодня не будет проводить время в их гнусной компании, а наконец заведёт нового знакомого, который окажется человеком, а не очередным бездомным котом. Чонвон тогда, помнится, сказал, что Джейк предатель и вообще, как он мог бросить их ради какого-то незнакомца, который, по его словам, может оказаться каким-нибудь педофилом или серийным убийцей, что не имело никакого смысла и логики. Сону лишь пожелал старшему удачи и попросил быть осторожнее по дороге домой, если он туда вообще собирается. Джейк ожидал чего угодно, даже встретить на заднем дворе школы учительницу Чон, которая на самом деле тоже до жути ненавидела математику, или же Чонвона, который решил снова поиздеваться над Шимом, притворившись другим человеком. Парень был готов ко всему, кроме того, что завернув за школу, перед собой он увидит Пак Сонхуна. Высокого, стройного и красивого Сонхуна, о котором, казалось бы, знал каждый, потому что никто из самых обычных студентов корейской старшей школы ранее не видел такой неописуемой красоты, которая вот так свободно разгуливает по их району, кушает с ними в одной столовой, дышит с ними одним воздухом. Джейк не мог поверить своим глазам. Резкое осознание того, что, возможно, Сонхун оказался здесь по другой причине или просто потерялся, проникло в голову Джейка, подчиняя себе все остальные его мысли и стирая ту радость и удивление, которое он испытывал буквально пару мгновений назад. – Ох, физик? – раздаётся низкий глубокий голос неподалёку. Джейк чувствует себя голым. На полном серьёзе, по неизвестной ему причине прямо сейчас он еле сдерживается, чтобы не прикрыться чем-нибудь. Почему-то сейчас ему так неловко стоять совсем близко к столь красивому парню, с которым, как он думал, ему не светит даже парочкой слов обмолвиться. – Что? Вы мне? – переспрашивает Джейк, всё ещё стоя где-то за поворотом, чтобы Сонхун не мог разглядеть его лицо. – Да, тебе, – отчего-то такая реакция парня смешит Сонхуна, заставляя уголки его пухлых губ впервые за день подняться, обнажая ряд ровных белых зубов и небольшой заострённый клык. – Подойди, чего ты прячешься? – Ох, я… – Шим, неловко почёсывая затылок, показывается из-за угла, не торопясь подходя к парню. Он делает всего лишь несколько шагов, сохраняя дистанцию в два метра между ними. – Передумал целоваться? – интересуется Пак, окидывая школьника оценивающим взглядом с ног до головы и обратно. Выглядит хорошо. Сонхун бы сказал, чертовски хорошо. Наконец-то они стоят рядом. – Нет! То есть, да, но ты меня неправильно понял, в смысле, я не имел в виду прямо целоваться, не подумай ничего такого! – тараторит брюнет, молясь на то, чтобы его голос хотя бы сейчас не ломался и не звучал так, словно ему не семнадцать, а все тринадцать. Пак лишь улыбается, ненароком засмотревшись на розоватые губы старшего, которые то и дело открывались, пытаясь объясниться перед парнем, а позже закрывались, и в этот момент Джейк, вероятнее всего, думал о том, что он самый настоящий дурак, поэтому ему стоит замолчать. Да, всё было в точности так. – Ладно-ладно, я понял тебя, – Сонхун взмахнул рукой, давая старшему понять, что он может остановиться оправдываться и дать себе спокойно выдохнуть. Этот жест вообще не успокаивает Джеюна, он теперь лишь больше чувствует себя придурком, потому что так и не смог внятно объяснить новому знакомому смысл своей глупой шутки. Впрочем, сомнения быстро покидают его разум, потому что Пак, не давая возможности и времени провести ещё хотя бы пару минут за самобичеванием, хватает Шима за локоть и ведёт в одному ему известном направлении. Джейк не сопротивляется, не видя в этом абсолютно никакого смысла. Пусть будет так, лишь бы снова не стоять перед Пак Сонхуном как придурок и пытаться ему что-то сказать. Этот момент помог Сонхуну открыть для себя новое любимое дело, которое выражалось в касаниях к Джейку и наблюдением за его растерянным выражением лица. Серьёзно, Пак отдал бы все богатства человечества, лишь бы просто прогуливаться по пустому парку с Джеюном, держа его за худой мизинец и изредка поглядывая в его сторону, чтобы позже его очаровательное лицо ни в коем случае не исчезло из воспоминаний Сонхуна, а закрепилось там надолго, желательно, навсегда. На самом деле, это лицо давно уже нашло себе укромное местечко в подсознании и сердце Сонхуна, живя там день за днём и не платя за аренду жилья. Пак нагло соврёт, если скажет, что он никогда не знал Джейка и ранее его не видел. Видел, естественно. Причём каждый день, каждую перемену. Джеюн очень нравился Сонхуну. Ещё с садика, когда они совершенно случайно остались одни до позднего вечера, потому что родители каждого из них были, судя по всему, очень заняты. Да, у кого-то родители были заняты, а у кого-то их вовсе не было. Пак давно уже забыл как выглядят его мама и папа. Всё, что он видел каждый день чуть ли не с самого своего рождения - это недовольное разъярённое лицо бабушки, которая далеко не по своему желанию приютила мальчишку, оставшегося один на один с жестоким миром. Мать Пака умерла при родах, а отец не смог выдержать боли и горя, захвативших его в свои крепкие оковы и не дающих и шанса на побег. Он спился. Ушёл куда-то в лес пьяным и больше домой не вернулся. Честно говоря, местные полицейские так и не смогли отыскать его труп, поэтому зафиксировать смерть и как следует похоронить мужчину не удалось. Вот так вот и жил Сонхун, наивно веря в то, что когда-нибудь отец постучится в дверь их с бабушкой рыхлого дома. Прошло много лет и бабушка скончалась. В день своей смерти она была, кажется, очень зла на Сонхуна из-за того, что тот побежал в тот самый богом забытый лес, чтобы отыскать папу, чего бы ему это не стоило. Пак набрался сил и, преодолев собственный всепоглощающий страх перед тем, с чем он может столкнуться в глубине этого тёмного жуткого леса, погнался за своей мечтой увидеть живым хоть одного из его добрых и хороших, как иногда говорила бабушка, родителей. Ничего не вышло. Бабушка поймала мальчишку где-то в самом начале осуществления его плана. Она наругала его и в порыве злости сказала, что надеется на скорую его смерть, чтобы он доставлял ей меньше хлопот. Сонхун не знал почему его так ненавидят. Он просто хотел ощутить ту самую материнскую любовь, о которой недавно говорила воспитательница, ласково улыбаясь другим малышам в детском саду. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Сонхун переехал к тёте в Германию, но, спустя год обучения там, выявил желание продолжать учиться в Корее, потому что немецкий язык оказался сложнее, чем Пак мог бы себе представить. У него никогда не было предрасположенности к иностранным языкам. Тётушка оказалась очень доброй молодой женщиной, поэтому она отнеслась к этому с пониманием и переехала вместе с ним в Корею, решив полностью взять на себя ответственность за юношу. Она и не могла предположить, что её старшая сестра вышла замуж и родила, а уж тем более, умерла. Они очень сильно поссорились много лет назад, точные годы даже никто из них не смог бы назвать. Сейчас, чувствуя вину за ту самую ссору и за то, что так и не обмолвилась с некогда любимой старшей сестрой даже парочкой слов, женщина приняла решение воспитывать своего племянника как родного сына, давая ему всё то, чего не хватало его детской душе всё это время. Сонхун ей очень благодарен, поэтому всячески старается быть послушным и не создавать тёте проблем. – У тебя действительно такой красивый почерк, – восхищённо произносит Джейк. – Не сравнится с твоим, – молвит Сонхун, наконец отрываясь от мыслей, внезапно атаковавших его голову. – Ну нет, ты врёшь, – лицо Джеюна моментально приобретает какой-то опечаленный вид. – Мама говорит, что у меня отвратительный почерк. – А я говорю, что он у тебя очень милый, такой, будто писал дошкольник. – Эй! Это точно был комплимент? – Джейк уже не печалится, теперь он чувствует себя слишком разгорячённым и эмоциональным, а ещё слегка униженным. Пак смеётся уже, кажется, в десятый раз за жалкие двадцать минут их непринуждённой прогулки. Никогда прежде он не улыбался так много, да и особо некому и нечему было вызывать у него такое желание. – Кстати, почему ты ни разу не надел тот браслет, что тебе подарил Сону? Мне кажется, он выглядит мило и отлично подходит тебе, – говорит Пак, расслабившись. – Какой браслет? – спрашивает Джейк, остановившись. Его брови поползли вниз, нахмурившись. – Откуда ты о нём знаешь? Никто, кроме нас с Сону не знал об этом. Даже Чонвон. Глубокие карие глаза Шима прищурились, подозрительно оглядывая застывшего растерянного Сонхуна. Чёрт, чёрт, чёрт. Вот же ты придурок, Пак Сонхун. Столько лет держать в секрете и вот так легко проколоться! Сонхун знает ещё много того, что, как думал Джейк, знает только он и его друзья. Пак в курсе того, по какой причине их троица опоздала на несчастный урок математики, а также того, что учительница Чон наговорила каждому из них. Он знает, что Джеюн не ходит в уборную в школе, потому что боится туалетного мальчика Ханако, про которого Чонвон рассказывал им, спрятавшись в самой последней кабинке сортира поздним вечером. Тогда они остались в школе до самого утра следующего дня, устроив подобие челленджа двадцать четыре часа в школе. Сонхун знает, что первым делом, приходя домой, Джеюн идёт гулять со своей собакой, а потом не менее двух часов спит. Знает, что Джейк вчера случайно сломал кран в школьном туалете, что на днях он споткнулся на ступеньке в подъезде, что его фиалки засохли, что мама приготовила вчера спагетти. Сонхун знает всё. Не зря же на протяжении стольких лет следил за каждым шагом Джейка, стараясь не выдавать себя. Следил даже через посредника и информатора, коим был один из самых близких людей Шима. Пак знал за какой партой будет сидеть Джеюн, но надпись «Тупая математика» на ней заставила юношу удивиться и обрадоваться, ведь в одних лишь этих словах он нашёл для себя отличный шанс наконец заговорить с Шим Джейком. – Да так, увидел, что он у тебя из рюкзака выпал, – произносит Сонхун на выдохе, продолжив идти в привычном темпе и потянув за собой слегка шокированного Джейка. – Хорошо, – Шим решил не задавать вопрос о том, как Пак смог узнать о том, что браслет тот подарил ему Сону. Какая разница? Знает и знает, главное, чтобы Сонхун не оказался каким-нибудь сумасшедшим сталкером, знающим о нём всё, даже то, какого цвета бельё сегодня на Джеюне. Да и вообще, Сонхун и чей-то сталкер? Даже звучит глупо. – Так что насчёт поцелуя, физик? – интересуется Сонхун, останавливаясь посреди моста и поворачиваясь к своему собеседнику, чтобы хорошо видеть выражение его лица. – Какого поцелуя? – Джейк решает, что в любой сложной ситуации проще притвориться дурачком и избежать ответственности. В любом правиле есть исключение, но точно не в этом. Правая бровь Пака красиво изгибается, а томный взгляд устремляется прямо в глаза напротив, заставляя юношу почувствовать неловкость от продолжительного молчания между ними. – Ладно, я помню, – Джейк сдаётся на удивление весьма быстро, особо даже не напрягаясь над тем, чтобы не терять своего статуса ничего не понимающего дурачка. – Тогда я могу тебя поцеловать? – Ты шутишь? – Нет, с чего бы? Джейк глубоко вдыхает воздух и почти сразу же его выдыхает, будто это поможет ему собраться с мыслями. Приятный вечерний ветер дует прямо в лицо Шима, заставляя его волосы подниматься под напором воздуха, открывая вид на ровный красивый лоб. Он прикрывает глаза, дабы насладиться моментом и полностью прочувствовать расслабление, которое приходит постепенно от того, в какой комфортной ситуации сейчас находится парень. Нет, серьёзно, почему-то в данный момент он совсем не чувствует себя неловко. Наоборот, ему хорошо так, словно он знаком с Паком всю жизнь и сейчас не происходит ничего необычного. Эта мысль быстро покидает голову Джейка, когда он чувствует что-то мягкое и горячее на собственных губах. Он боится открывать глаза, поэтому продолжает стоять как вкопанный посреди моста, пока другой парень мягко сминает его губы, одновременно с этим придерживая джеюновы плечи, как будто Джейк прямо сейчас собирается куда-то сбежать. Ему очень хочется, правда, но это было бы слишком нагло и некрасиво. Ему нравится. Сонхун неожиданно такой тёплый и мягкий, а тем более его влажные губы, которые легли на губы Джейка так, словно были созданы только лишь для этого поцелуя. Для их первого, и уж точно не последнего, поцелуя. Сонхун где-то в мыслях благодарит Сону за его усердную работу как секретного агента Пака. Он думает, что чуть позже скажет красивое слово «Спасибо» Киму лично, но это произойдёт точно не сегодня и не завтра, ведь по сценарию они ещё даже не знакомы. Вот так неопределённо заканчивается романтичная история о том, как ненависть к математике благородно свела две потерявшиеся души, одна из которых принадлежала очаровательному сталкеру, а другая пугливому парню, который просто любил физику и боялся туалетного мальчика Ханако.