Повелитель льда и (почти) его ребёнок

      Даже спустя несколько недель после возвращения в Кэр-Параваль Эдмунд признавал, что не до конца свыкся со своими новыми силами.       С одной стороны, магия стала его неотъемлемой частью: он чувствовал её, что бы ни делал, и со временем ему даже удалось смириться с вечным холодом внутри и не воспринимать его как нечто инородное. Но всё же Эдмунд прекрасно помнил, какое зло принесли эти силы Нарнии тысячелетие назад, поэтому не использовал их — даже когда очень хотелось. Он понимал, что в чём-то магия открывала невиданные раньше возможности и могла даже стать выгодной и стране, и ему лично, но ощущение вины неизменно выигрывало. К счастью, у Эдмунда было не так много времени, чтобы над этим размышлять — у военачальника оказалось не меньше обязанностей, чем у короля, и они занимали весь день, а ночи он почти всегда проводил с Каспианом, — но всё же сложно выкинуть что-то из головы, когда оно является неотъемлемой частью тебя самого.       Впрочем, иногда даже из самого непоколебимого принципа случаются исключения.       Это произошло где-то через полтора месяца со дня победы над Джадис: Эдмунд отправил несколько отрядов патрулировать северную границу, сохранность которой вызывала особые сомнения, и решил навестить Рилиана, но, войдя в покои кронпринца, обнаружил, что пришёл не совсем вовремя: внутри суетились служанки Лилиандиль, а сама она сидела на диване с плачущим Рилианом на руках. Не решаясь подойти ближе, Эдмунд подозвал к себе одну из нянек и попросил объяснить, что происходит.       — Его высочество раскапризничался, — запричитала худощавая девушка лет двадцати пяти. — Уж не знаю, что стряслось, но ее величество Лилиандиль всё никак не может его успокоить.       Эдмунд вскинул бровь: он жил тут не так долго, но уже успел понять, что Рилиан — ребёнок спокойный, поэтому такое поведение ему явно было несвойственно. Тем не менее, он подошёл ближе, и только теперь Лилиандиль его заметила. Её взгляд был чуть ли не умоляющим, и пусть Эдмунд и сам толком не знал, как вести себя с капризными детьми, отказать не смог.       — Ваше высочество, — позвал он, присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Рилианом. Кто-то посчитал бы такое обращение к трёхлетнему мальчику странным, но за пятнадцать лет при дворе Эдмунд уже наизусть выучил правила этикета — даже самые чудные. Рилиан тут же посмотрел на него, и Эдмунд дружелюбно улыбнулся. Он уже познакомился с кронпринцем и сделал выводы о его любознательности, и хотя Рилиан, возможно, пока толком не понимал, кто такой лорд Эдмунд, относился к нему благосклонно.       Эдмунд довольно хмыкнул себе под нос, воодушевлённый первым успехом — по крайней мере, Рилиан уже не плакал, только шмыгал носом, — а затем решил действовать по наитию. Он сконцентрировался и медленно развёл руки в стороны, создавая длинную тонкую сосульку, а затем, прикусив губу от усердия, принялся формировать меч. Возможно, для отвлечения Рилиана следовало бы выбрать что-то другое, но Эдмунд долго не практиковался, а в этом у него хотя бы был опыт. На этот раз он старался сотворить что-то действительно красивое, что понравилось бы трёхлетнему ребёнку, и у него это получилось: закончив резную рукоять, Эдмунд поднял взгляд и столкнулся с широко распахнутыми глазами.       — Как вы это сделали? — выпалил Рилиан, абсолютно не смущаясь своего удивления, и Эдмунд вновь улыбнулся, давая волю тёплым чувствам.       — Ловкость рук и никакого мошенничества, — он пожал плечами, а затем за несколько секунд уничтожил меч; теперь это вызывало только лёгкое покалывание в ладонях, от которого он даже не поморщился. — Вам понравилось, ваше высочество?       — Конечно! — Рилиан продолжал разглядывать его с небывалым восхищением. — А вы можете… показать что-то ещё? Если вам, конечно, не сложно, лорд Эдмунд, — Рилиан вдруг слегка потупился, и раньше Эдмунд бы несомненно рассмеялся: этикету тут учили даже таких маленьких детей.       — Могу. Однако у меня ничего не получится, если вы будете капризничать, — нашёлся Эдмунд. — Поэтому постарайтесь больше не расстраивать свою матушку, ваше высочество, — с этими словами он поднялся и вышел из комнаты.       Эдмунд понятия не имел, окупился ли его спонтанный план; как оказалось, да: за обедом Лилиандиль искренне поблагодарила его за помощь, а Каспиан вечером весело поинтересовался, что такого сделал Эдмунд, что Рилиан, не замолкая, восхищается им целый день. Но даже тогда Эдмунду казалось, что больше он точно не вернётся к своим силам.       И он опять ошибался.       В следующий раз он пересёкся с Рилианом в библиотеке: зайдя взять себе какую-нибудь книгу, он увидел Лилиандиль, которая, склонившись над увесистым томом с картинками, учила Рилиана читать. Тот увлечённо рассматривал иллюстрации — ровно до того момента, как заметил Эдмунда.       — Лорд Эдмунд! — воскликнул Рилиан, мигом позабыв и о матери, и об уроке. — Вы обещали мне, помните? Ну, я имею в виду…       — Помню, — Эдмунд покачал головой. — Но, как я вижу, у вас урок, ваше высочество. Не будем заставлять вашу матушку ждать.       — Но… — Рилиан мигом поник, и несмотря на холод, Эдмунд ощутил укол жалости. В конце концов, что взять с ребёнка — пусть и кронпринца, — когда ему всего три?       — Хорошо, я выполню своё обещание, — сдался Эдмунд. — Но сперва закончите урок, договорились?       К счастью, такое условие удовлетворило Рилиана, и тот действительно покладисто слушал Лилиандиль ещё полчаса, пусть и беспокойно ёрзая на месте. Эдмунд в это время читал о ведении войны; даже для него книга оказалась чертовски скучной, поэтому он расслабился, когда Лилиандиль позвала его и с улыбкой сообщила, что на сегодня хватит. В этот раз Эдмунд постарался придумать что-то новое и создал простенькую фигурку льва — первое, что пришло ему в голову. Получилось далеко не так идеально, как он задумывал, но Рилиан остался в восторге: он тут же потянулся вперёд, чтобы рассмотреть льва поближе, — и отдёрнул руку, едва коснувшись его.       — Холодно! — воскликнул он, рефлекторно прижимая руку к себе, чтобы согреть.       — А как иначе? Это же лёд, — беззлобно хмыкнул позабавленный такой реакцией Эдмунд. — Да ещё и колдовской. С этим нужно быть аккуратнее.       — А как вы это делаете? — выпалил Рилиан, продолжая буравить Эдмунда любознательным взглядом.       — Боюсь, это слишком долгая история, — покачал он головой. — А мне, к сожалению, пора работать. Но я обязательно вам расскажу, как представится случай…       …и кто же знал, что случай представится уже сегодня вечером?       — Не отвлекаем? — спросила Лилиандиль, заглядывая в казарму, где Эдмунд проводил последние часы угасающего дня, затачивая меч. За своим оружием он предпочитал следить сам, даже имея сотни слуг под рукой, и эта привычка не изменилась со времён Золотого века.       — Что ты, нет, — благодушно ответил Эдмунд: он уже успел заметить Рилиана, совсем не по статусу подпрыгивающего от нетерпения за спиной матери. «Сьюзан на него нет», — мельком подумал Эдмунд, но быстро избавился от этой мысли: в конце концов, времена менялись, и кронпринцу было вовсе необязательно ходить по струнке… По крайней мере, так считал сам Эдмунд. — Как думаешь, мне удастся угадать причину вашего визита?       — Рилиан всё не даёт мне покоя, — устало улыбнулась Лилиандиль. — Поэтому, если тебя это не сильно потревожит, я оставлю его тебе, потому что Каспиан просил меня помочь с парой законов.       — Без проблем, — Эдмунд поднялся и предусмотрительно повесил меч на стойку повыше, чтобы у Рилиана не возникло желания потрогать только-только заточенное лезвие. — Верну вашего наследника в целости и сохранности.       Следующие несколько часов Эдмунд провёл один на один с крайне воодушевлённым Рилианом, и это ему даже понравилось: пусть он и не мог рассказать обо всём связанном с магией, благодарный слушатель был на вес золота — а кронпринц оказался именно таким. По просьбе Рилиана Эдмунд сотворил несколько ледяных фигурок, копию рога Сьюзан и заморозил пол казармы, но апогеем стал маленький меч, который был создан полностью по желаниям и требованиям Рилиана. Оказалось, что лёд переставал обжигать холодом через несколько секунд, если привыкнуть, и вскоре Эдмунд наблюдал за своим невольным подопечным, занятым весьма неуклюжими выпадами за игрой в рыцарей. Развлекать Рилиана оказалось настолько увлекательным занятием, что Эдмунд совсем не заметил, как стемнело, и только когда на небе воцарилась полная луна, он спохватился и отвёл Рилиана в замок к родителям, а потом ещё пару часов пересказывал Каспиану события вечера под его беспрестанный смех.       Так шло время: Рилиан рос, и Эдмунд продолжал проводить с ним время, против чего не возражали ни Каспиан, ни Лилиандиль. Вскоре было решено, что Рилиану пора изучать историю и географию мира, и оказалось, что никто не справится с этим лучше, чем Эдмунд: тот мог рассказывать всё в деталях, исходя из своего огромного опыта, а ещё никого другого Рилиан не слушал с таким интересом. В семь лет он начал учиться владеть оружием, и это тоже оказалось на плечах Эдмунда: Каспиан, пусть и сам принял это решение, немного в нём сомневался, и Эдмунду пришлось долго убеждать его, что ему это совсем не в тягость. Рилиан оказался способным учеником, и если сперва Эдмунд просто радовался, что нашёл общий язык с сыном своего любимого короля, то позже понял, что попросту привязался к нему. Чего стоило резко изменившееся отношение к собственной силе: если сперва Эдмунд соглашался продемонстрировать что-то магическое только в награду за выученный параграф или умело отражённый выпад, то через некоторое время он заметил, что с удовольствием делает фигурки для игр просто так, в свободное время, и ему особенно приятно видеть восторг в глазах Рилиана, который не мерк с возрастом, каждый такой раз. Апогеем всего этого стала самая масштабная задумка Эдмунда: на десятый день рождения Рилиана он решил подарить ему ледяной набор для шахмат, копию того, что ему привезли послы Тархистана в Золотом веке, и на это ушло больше трёх дней. Эдмунд кропотливо вспоминал каждую деталь тех фигур и пытался воплотить это в реальности, но это всё, разумеется, стоило огромного восхищения Рилиана, когда он наконец получил свой презент.       — На сколько по десятибалльной шкале ты ненавидишь меня за то, что я так балую твоего сына? — лениво поинтересовался Эдмунд у Каспиана, когда они валялись в кровати в ту же ночь.       — Нинасколько. Так говоришь, будто мы с Лилиандиль строгие родители, — тихо рассмеялся Каспиан, ласково погладив Эдмунда по волосам, на что тот зажмурился. — Для меня главное то, что Рилиан в тебе души не чает. Ты знаешь, вы оба моя семья, и я рад, что вы поладили. Нет ничего важнее.       — Наверное, — Эдмунд улыбнулся и, поддавшись порыву, потянулся к губам Каспиана, стараясь не очень винить себя за то, что обсуждает такую тему в подобной обстановке.       В общем-то, Рилиан приходился семьёй не только Каспиану: Эдмунд понял, что и сам воспринимает его как сына, хотя, конечно, осознание пришло крайне неожиданно. Тем не менее, шутки о том, что у Рилиана теперь три родителя, достаточно быстро прижились в узком кругу, и несмотря на все опасения Эдмунда, даже Лилиандиль не особо обижалась и расстраивалась, когда Рилиан предпочитал проводить время с Эдмундом за тренировками, уроками или обычными беседами, а не с ней. Всего этого, конечно, было мало, чтобы называться семьёй, но у Эдмунда был главный аргумент: он ощущал, что ради Рилиана — как и ради Каспиана — готов на самые безумные авантюры, и совсем скоро ему выпала возможность в этом убедиться.       Одиннадцатая зима в Нарнии выдалась на удивление тёплой: Эдмунд в шутку называл это глобальным потеплением, Каспиан, незнакомый с такими терминами, оправдывал это волей Аслана, но, как бы там ни было, результаты были налицо. Холода едва хватало, чтобы появилось желание закутаться в меховой плащ — что уж там говорить о снеге, который в этом году не укрывал землю даже на сантиметр? Конечно, это разочаровывало нарнийцев и вызывало множество вопросов — несложно догадаться, у кого их было больше всего.       — Право слово, ваше высочество, я ума не приложу, что с этим делать. — Этот разговор Корнелиуса и Рилиана Эдмунд подслушал совершенно случайно, когда шагал по коридору к выходу из замка. — На моей памяти такой зимы у нас ещё не было.       — Да, эта зима не удалась, — сокрушался Рилиан. — Снег не выпал, Беруна не замёрзла — а я так хотел покататься на льду!       — К сожалению, над природой мы не властны, — вздохнул Корнелиус. — Один только Аслан смог бы сейчас заморозить Беруну.       — Не только, — вдруг выпалил Рилиан, и Эдмунд понял, что его обнаружили; более того, Рилиан посмотрел на него с такой надеждой во взгляде, что он даже испытал вину из-за того, что не додумался до подобного раньше. Корнелиус тоже просветлел, хотя в его выражении лица всё ещё оставалась доля скептицизма.       — Если у лорда Эдмунда есть время, он может попытаться, — наконец вынес вердикт Корнелиус.       — Лорд Эдмунд, вы же попытаетесь? — с трепетом в голосе спросил Рилиан, и Эдмунд понял, что сопротивляться уже бесполезно.       — А у меня есть выбор? — добродушно проворчал он. — Придётся нашей доблестной армии немного подождать…       Сказано — сделано: уже через пять минут Эдмунд докладывал свою идею Каспиану. Тот засомневался, что Эдмунду по силам заморозить Беруну, на что тот только фыркнул: во-первых, он не планировал превращать в каток целую реку, разве что только небольшой участок, а во-вторых, Джадис в своё время удалось покрыть толстым слоем льда всю Нарнию, а он являлся наследником её силы, так что… За задуманное Эдмунд взялся на следующий день, и процесс ему понравился. Следовало не просто создать корку льда, что не вызывало проблем: Эдмунд должен был учесть безопасную толщину и сделать площадку идеально гладкой, и, поскольку он всегда являлся любителем сложных задач, он выполнил это с удовольствием, чтобы ещё через день устроить Рилиану сюрприз и вновь наблюдать за его бесценной реакцией; а когда Рилиан от счастья крепко обнял его, Эдмунд и вовсе почувствовал себя самым важным человеком на свете.       Они ходили сюда почти каждый день в перерыве между занятиями: обычно Рилиана сопровождал либо Эдмунд, либо Лилиандиль, но иногда, отрываясь от забот, к ним присоединялся и Каспиан, и это были любимые мгновения Эдмунда. Ему нравилось сидеть вместе на пригорке возле Беруны и, лениво наблюдая за Рилианом, веселящимся на льду вместе с другими нарнийцами, разговаривать о своём или просто молчать, наслаждаясь компанией друг друга. Сегодня был именно такой день; более того, пользуясь тем, что на них особо никто не смотрел, Каспиан, притянув Эдмунда к себе, перебирал его волосы, отчего Эдмунд тихо млел. Вообще он планировал обсудить подготовку нескольких военных отрядов, но у него не было никакого желания разрушать эту идиллию насущными вопросами.       — А ты когда-то говорил, что никогда не будешь колдовать, — вдруг нарушил молчание Каспиан. Его голос звучал так беззаботно, что Эдмунду захотелось рассмеяться.       — Я тоже так думал, — отметил он, приподнимаясь, чтобы посмотреть, как Рилиан едет на коньках наперегонки с фавном. — Но знаешь что? Ради семьи мне не жаль пожертвовать своими принципами.       — Я всегда это знал, но сейчас мне особенно приятно это слышать. Ты ведь говоришь о моём сыне, — Каспиан обнял Эдмунда чуть крепче.       — О нашем, Кас, — Эдмунд развернулся и заглянул в глаза Каспиану, чтобы через секунду рассмеяться в унисон. И сейчас они были, без сомнений, самыми счастливыми — как и Рилиан, радостно отмечающий победу в забеге.       Потому что они стали настоящей семьёй, и если причиной этому хотя бы отчасти стала магия, Эдмунд был готов даже поблагодарить Джадис за наследство.