Останься со мной после закрытия

«Останься со мной после закрытия», — одними лишь губами прошептал Дилюк. Настолько тихо, чтоб ни одна душа в этой таверне, не слышала этого. Кроме одной. Крайне гнилой, но до одури родной души, что непрерывно наблюдала за этими устами, весь сегодняшний вечер, подперев щеку рукой. И так было каждый раз. Каждый раз, когда им с Кэйей нужно было насытить свой тактильный голод, в попытке заглушить хоть как-то свое одиночество. Или же тогда, когда в таверне «Доля Ангелов» место бармена занимал её хозяин. Как только трактир покидали все засидевшиеся пьяницы, а помещение погружалось в обещанную тишину, Дилюк аккуратно вышел из-за барной стойки, и нежно приобнял уже стоявшего перед ним в предвкушении Альбериха, позволяя себе все возможные слабости: зарывался носом в мягкие синие волосы, перебирая их пальцами. Покрывал место за ухом короткими поцелуями, понемногу спускаясь на ключицы, а Кэйа с жадность хвастался за плечи Рангвинда подставляясь под каждое действие любимых рук и желанных губ. Здешние столы были не самым удобным местом чтоб продолжить их занятие, хотя бы потому что Кэйа, все время ерзал, в попытке найти ту самую удобную позу, но все четно. Поэтому подхватив капитана кавалерии на руки Дилюк решил перебраться в другое место, где-то на второй этаж в гостевые комнаты, не забывая при этом споткнуться на каждой четвёртой ступеньке. — Мы словно пьяные! — сквозь смех подметил Кэйа, и Дилюк заслушивался этим смехом расплываясь в блаженной улыбке. — Сегодня пил у нас только ты! — отрицательно мотнул головой Винодел, не переставая любоваться счастливым лицом названого брата. Осознавая что в каком-то смысле он и прав, с ним Дилюк действительно чувствовал себя опьяненным. Кэйа — был его вином; его сладким виноградом, его душой, его всем. Кое-как поднявшись, потирая заработанные шишки на спине Альбериха, они наконец добрались до комнаты, и громко упали на стоявшую кровать. Кэйа томно стонал под руками Полуночного героя, что блуждали по его телу, задевая самые чувствительные места, до которых он только мог дотянуться. Сам он, обнимая нависшее над ним тело ногами, прижимал его ближе, чтоб не оставалось ни единого лишнего сантиметра между ними. Альберих был словно голодная змея, обвивал все тело Рангвинда: царапая, кусая, и не забывая стонать с каждым новым движением грубых пальцев внутри него. Дилюк нетерпеливо растягивал его, периодически невесомо проводя пальцами по нежной коже между ног Кэйи. Он непрерывно наблюдал как искажается лицо брата в приступе очередной волны удовольствия, ощущая как от каждого его вскрика, к горлу подступал рой бабочек, что не найдя места в животе вырываются наружу всевозможными бессвязными словами: — Прекрасен… Ох Архонты! Как же мне после этого отпускать тебя? Люблю…мой, самый чудесный, самый красивый, люблю… Хочу вечность обнимать тебя, родной, мой сапфир, люблю…люблю… — от чего Кэйю начало накрывать ещё сильнее, а глаз набирался влагой, понимая что кроме сегодняшнего вечера Рангвинд ему это никогда не скажет. Дилюк наконец-то закончил с подготовкой, и обхватив ноги капитана что и так были скрещены на его тазе мёртвой хваткой, двинулся вперед. Они наконец единое целое. Кэйа был готов вознестись к Селестии, но намерено прижал себя к земле, приковал цепями и перевязал рот тканевым узлом. «Прекрати мечтать», — в который раз напомнил себе Альберих, чтоб больше не давать волю своим эмоциям. Ведь все что между ними сейчас происходит была одна большая условность, на которую он был вынужден согласиться, сгорая от желания большего. Дилюк никогда не позволит того чтоб Кэйа выразил свою любовь прилюдно, он в целом никогда не позволит его любить. Ведь даже сейчас, он прикусывает опухшие от поцелуев губы, и отводит взгляд от столь обожаемых рубиновых глаз, куда-то к потолку, прикрывая их вовсе. Ведь даже сейчас он боится. Боится, что если скажет хоть что-то, хоть одно лишнее слово, все это закончиться. И он вновь останется один. Уж лучше молчать, и наслаждаться тем что он имеет сейчас. Тянуться за эту крохотную соломинку к их прошлому, по которому они оба скучают. Дилюк рычит, хрипит в наслаждении, прикусывая смуглую кожу напротив, вдыхая аромат Лилий Калла, и плавно двигается внутри тела Альбериха, чтоб на дольше сохранить у себя в голове воспоминания об этой ночи. Чтоб дни расставания, не были столь невыносимыми. Но он все равно срывается, ускоряя темп, до ощущения той самой разрядки и наконец - падает на вторую половину крови подняв глаза к потолку. — Ну… вот и все, — сквозь тишину поговаривает Дилюк. «Как безразлично», — замечает Кэйа, и в груди что-то кольнуло. Будто и не было того самого Рангвинда, что ещё несколько часов назад шептал ему «Люблю» и так крепко обнимал… Верно. Так и должно быть, именно таким он и должен быть, нужно прекращать мечтать о том, чего никогда не будет. — Если не возражаешь, я останусь здесь до рассвета, — с трудом выдавливал из себя предложения Кэйа, накрывая одеялом свое нагое тело, и переворачивается на другой бок. — Конечно… На этом и закончился их диалог. Раньше бы, они проговорили всю ночь вжимаясь в объятья друг друга как можно ближе в попытке согреться. Кэйа тихо вздыхает. На что он черт возьми надееться?

*** — И не надоело тебе это? — приблизив бокал к губам спрашивает Розария. — Ты о чем? — Кэйа отводит взгляд от содержимого своего бокала поднимая на подругу затуманенный взгляд, будто смотрит сквозь неё. — Думаешь я ничего не понимаю? Эта афера не приведёт ни к чему хорошему. Это конечно не моё дело, но то, чем вы занимаетесь, — она кинула короткий взгляд на Дилюка, что спокойно потирал бокалы, думая о чем своём, — он тебе только хуже делает. На тебе лица нет. — Конечно нету, Розария, моё настоящее лицо уже давно никто не видел, даже я сам. Не придумав аргумент, девушка ненадолго умолкает. — Ты снова пойдёшь к нему? — вновь спрашивает монахиня замечая едва заметное движение губ бармена. — Нет…нет, ты что? — слабо замотал головой капитан, прикрывая свою довольную физиономию рукой. И Розарии бы хотелось поверить в эту очевидно ложь но его: «Останься со мной после закрытия», — как же жаль, что она умеет читать по губам.