поднимем стопку за лучшую влюбленность

Чанбин не был бы собой, если бы не загонялся по хуйне 24 на 7, обдумывая что-то настолько всратое, что даже Чану не рассказал бы. Хотя, конечно, Чану в принципе нельзя было ничего рассказывать. Не то, чтобы он из тех, кто сдаст своего лучшего друга, но кто его знает. Не зря же он якшается с этим придурком Ли и его китайским братцем. Впрочем, на часах три утра и у Чанбина по расписанию загоняться по хуйне. А еще у Чанбина по расписанию злиться на Хана, что зачем-то спизданул в коридоре школы, что у Хёнджина ничего так задница. И, да, задница ничего, и рожа просто модельной наружности, и пива на тусовке выпить готов, и вломить при желании может так, что в ушах звенеть будет. Разве что руки Минхо на этой самой заднице были не к месту, но этот придурок лапает (да и трахает) всё, что движется. И после всех этих интересных наблюдений оказывается, что Хан имел в виду Хеджин, зачем-то решив назвать её по имени, а не по прилипшему к ней с детского сада прозвищу, и у Чанбина оказывается проблемы. Не то, чтобы ему не срать на свою ориентацию, но урон его устоям был нанесён. Он-то в пятом классе считал, что влюблен в Солу. И отпустил её (метафорически, он же не идиот, чтобы подкатывать к этой дамочке в двенадцать лет) только потому, что она слишком стара для него. Ну и потому, что её постоянно видели в непосредственной близости с Мунбёль, а та убила бы его к чертям просто потому что Меркурий в Марсе или её братец испортил ей настроение. И да, пусть с того времени прошло пять лет - чувства-то были, ну, реальными. Наверно. В любом случае в его бессоннице виноват Хан. Только вот, наверно, было бы крайне нечестно сказать, что он же виноват и в том, что Чанбину до одури обидно, что с Хёнджином последний месяц тусуется Минхо, а не он. * Ладно, его жизнь свернула куда-то не туда в совершенно непонятный ему момент, и он крайне долго будет объяснять родителям и суду, что вообще-то он оказался посреди ограбления магазина случайно. Ему просто со знакомыми не везёт. - Слушайте, ну реально у нас налички нет, - в пятый раз говорит продавец, и Чанбин искренне пытается сказать, что он тут в качестве дерева. Он вообще мальчик домашний (относительно) и не знает, куда на этом пистолете нажимать (нет, он знает, но стрелять не будет). Минхао за его спиной перезаряжает дробовик. - Мы здесь не за деньгами. - Ну и хули вам тогда надо? - раздражается продавец, и Чанбин косится на скучающего рядом с полками с чипсами Минхо. Словно, блять, не он две минуты назад схватил его за руку со словами “мне нужна угрожающая рожа”, и не он всучил ему пистолет. Ну просто, бля, агнец божий. - Травку, Ким. Ты спиздил нашу травку, - тяжело вздыхает Минхао и делает пару шагов к продавцу ближе. Чанбин чувствует дергающееся веко. И спрашивает мир, нахуя он выдал ему такую внешность. - Я её не брал. Это ошибка. - А вот Хичоль говорит, что не ошибка, и что-то мне кажется, что он нам врать будет в последнюю очередь. Ну ты понимаешь, - Минхао мило улыбается (оскал сраной акулы, что сожрала проплывающий мимо катер и десять человек на нем. Господи, да Чанбин заранее гроб закажет той, кто будет с ним хотя бы целоваться) и снимает дробовик с предохранителя. - Ты же меня знаешь, чувак, я выстрелю. И в этот раз в лицо. Пару лет отсижу и выйду. А ты из гроба - нет. - За убийство дают больше. - А у нас есть знакомые, - вдруг подаёт голос Минхо и наконец-то отвлекается от созерцания пачек с грёбанной жареной картошкой. - И нехеровые такие связи. Так что давай по умному. Возвращаешь нам наш товар. Мы покупаем у тебя Читос, ты остаёшься в живых, и всё в ажуре. И нет, всё нихуя не в ажуре, потому что Чанбин тупо не верит Минхо. Он верит в то, что он скорее подорвёт этот магаз, чтобы не оставить улик, перережет всех в местной тюрьме, а потом ещё и сменит власть. Ну так, чтобы наверняка. А продавца этого просто в бетон закатает. И, наверно, у него на лице отражается всё это дерьмо как-то неоднозначно, потому что Минхао вдруг фыркает и добавляет: - Давай, думай активнее, а то наш друг уже готов устроить побоище. Продавец непонимающе смотрит на Чанбина, крупно вздрагивает и выдаёт что-то вроде “сука блядская”. А потом лезет под прилавок, вытаскивая оттуда пакет с травкой. Большой такой. Прозрачный. Из-под прилавка. - Ты еблан что ли? - внезапно для самого себя спрашивает Чанбин, и даже не удивляется, когда сбоку Минхо давится воздухом. Травку под прилавком. Да любой знает, что это тупо. - Я не успел её… - Господи, не позорься и просто отдай её, - рычит Минхо, берет пакет и кладет деньги за чипсы на прилавок. - И вали за товаром к кому другому. Ты нашу репутацию так ниже плинтуса опустишь. - Я не… - Нахуй. Они выходят из магазина, и только двумя улицами дальше наконец-то Чанбин осознаёт, что произошло. Он только что помог двум уголовникам (если не по статье, то по образу жизни точно) отжать у человека травку. С огнестрелом. Охуенно он, конечно, проводит время на каникулах. Будет что рассказать несуществующим внукам. - Будешь? - спрашивает его Минхо и протягивает сигарету. Чанбин молча кивает и приваливается спиной к ближайшему дереву. В голове тишина и звенящая пустота. - Ты вообще нормально? - Я только что целился в мужика в реальности, а не компьютерной игре, дай хоть выдохнуть. - Да я без чего-то такого, - говорит ему Минхо и вдруг панибратски приобнимает за плечи. - Спасибо, что помог. Без тебя бы реально пришлось стрелять. А из дробовика попасть в ногу и не убить пиздец сложно. И Минхао бы депортировали. - Ага, щас. Я бы не выстрелил, мне экзамены еще сдавать. - И тогда бы мы не забрали товар. - И не моя была бы проблема, Хо. Это ты проебался, а не я. - Да ты что, может еще скажешь, что это я разболтал про травку Джуну, и Хичоль решил удостовериться в целостности поставок? Может это я… - Знаешь что, Минхо? Иди-ка ты нахуй, - рычит Минхао, швыряет в Чанбина дробовик и сумку с чем-то тяжелым. - Я у Джуна. Минхо тяжело вздыхает, но ничего не говорит. Только качает головой, забирает у остолбеневшего Чанбина оружие, и убирает всё в ту самую черную сумку. И где-то там, среди пистолетов и учебников, мелькает треснувшая коробка от диска, что когда-то по фану (хотя в пятнадцать лет всё ощущалось крайне серьезно) записал Чанбин, Чан и Хан на студии. Семь крайне всратых песен и партия в пятьдесят экземпляров. Зато тогда им казалось, что они мастера рэпа. - Откуда у тебя? - Чанбин кивает на диск и докуривает сигарету. Ему внезапно дико хочется снова, как тогда, засесть в комнате на трое суток и написать очередную никому не нужную песню. И выпить. - Чан дал. Скажу честно - говно то еще, но у Хана пиздец какой голос. Чанбин аж давится обидой. У Хана голос, ага. А у него рожа страшная. Ну пиздец, конечно. - Ну и ты тоже ничего. Но Чан читает так, что хочется стать любителем попсы и слушать Эда Ширана. Спасибо, что он ушел из этого всего. - Ты только ему это не скажи. - Не, ему я всегда говорю, что он луч света в этом темном царстве, - смеется Минхо и закуривает. Он как-то неловко разминает шею и смотрит в сторону тёмного перекрёстка. - Спасибо, что не ушел, реально. Я пиздец проебался. И попытки убийства - это последнее, что нам надо было. - Он бы реально выстрелил? - спрашивает Чанбин, сглатывая. По горлу прокатывается вкус дешевого табака и какого-то непонятного спокойствия. - Что у тебя с Хёнджином? Минхо непонимающе смотрит примерно минуту, а потом фыркает. - У меня с ним пиздострадания и секс в туалете. Но если ты решил поиграть в “поматросить и бросить”, то я тебе нос сломаю. А Минхао бы не выстрелил. Он скорее бы ему гортань выбил. Минимум насилия - максимум удовольствия. Чанбин задумчиво кивает. Он смотрит на то, как Минхо проверяет, всё ли он убрал в сумку, а потом внезапно даже для самого себя спрашивает: - Хочешь на тусу ко мне в пятницу? Там будет Хан. А потом он делает вид, что не замечает, как у Минхо загораются глаза, когда он соглашается. * Хёнджин бухой в дрова, это видно невооруженным взглядом, и Чанбин ни разу не думает, чтобы воспользоваться ситуацией. Ни единой, блять, секунды. Он просто как идиот пялится на танцующего Хёнджина в своей гостиной, пьет пиво и осознает, что он гребанный трус. Только вот он в душе не ебёт, что его пугает - сам Хёнджин или то, что рано или поздно у них всё пойдет по пизде. - Знаешь, ты уже заебал выглядеть так, будто у тебя умерла любимая бабушка. Чанбин скептически смотрит на чересчур довольного Хана и спрашивает: - Это засосы? - Не, с осьминогом подрался. - Не забудь провериться, вдруг у него сифилис. - Господи, когда ты стал таким злобным? - смеётся Хан и отбирает у Чанбина бутылку пива. - Ты вообще к нему подойдёшь? - В душе не ебу, - честно отвечает ему Чанбин и даже не пытается удивляться тому, что Хан уже обо всём догадался. Возможно, кстати, все уже давно знают, и только он тут страдает. - Пойду на улицу, проветрюсь. Хан закатывает глаза, но молчит. Только качает головой и идет к танцующим. Со двора дома музыка звучит чуть потише, но всё равно слишком громко. И Чанбин правда искренне радуется тому, что живёт в убогом районе, где из-за такого никто не вызовет полицию. Разве что постреляют немного в окна. И то вряд ли, потому что пятница, лето, и всем похуй. Он садится на ступеньки и закуривает, смотря на пустую улицу. В голове какая-то хуета - куча мыслей о том, что правильно, что нет. Какие-то обрывки слов Минхо и самое паршивое, что может быть - мысль “а что скажет мама”. - Нихуя не скажет, придурок. Успокойся уже, - бурчит он себе под нос и вздрагивает. За спиной слышатся чьи-то неуверенные шаги, и, чёрт, последнее, что он хочет - общаться с кем-то вот в данную конкретную секунду. - А у тебя ничего так вечеринка, - слышится за спиной голос Хёнджина, и сам он садится рядом, внаглую забирая сигарету из рук Чанбина. - Только вот ты куда-то делся. - Перепил. - Ну-ну, - понимающе кивает Хёнджин, и совершенно трезвым голосом говорит. - Мне Минхо тут дал диск ваш послушать. Дерьмово поёте. - Спасибо, крайне приятно, - вежливо и совершенно не расстроившись улыбается ему Чанбин и забирает у него свою сигарету. Они курят молча, даже не смотрят друг на друга. Это вообще всё выглядит крайне сюрреалистично. Не то, чтобы они в принципе не общаются - и болтают на переменах, и тусят иногда вместе. Но никогда - вдвоём. И если бы не непонятные чувства Чанбина, что за каких-то полтора месяца разрослись до влюбленности, то возможно сейчас бы всё было легко и просто. - Эм, ты… - Минхо переспал с Ханом, - вдруг говорит Хёнджин и выкидывает окурок куда-то в траву. - И я три дня вынашивал план, как бы им отомстить. Думал вот, что на вечеринке напьюсь и пересплю с тобой. - И что мешает? - То, что, кажется, это будет самое тупое, что я могу сделать в своей жизни. А я ел червей на спор. Чанбин неверяще фыркает и наконец-то смотрит на Хёнджина. Тот не выглядит сильно расстроенным, обиженным или как там должны выглядеть парни, которым изменили. Разве что только дико уставшим. - Я считал, что мне нравятся девушки, а потом я понял, что влюбился в тебя. Хёнджин замирает изваянием. Он не двигается и кажется даже не моргает почти минуту, и Чанбин почти успевает запаниковать, когда тот вдруг сгибается пополам и прячет своё лицо в коленях. - Ты в норме? - Да иди ты. Признаётся мне тут в таком, а сам даже не краснеет, - бурчит Хёнджин, и Чанбин замечает легкую красноту на скулах, что не прикрывают волосы. Он тяжело сглатывает и почти скороговоркой спрашивает: - А может сходим на свидание? Ну там пиво, бургеры. Десерт? - и он совсем не паникующе перебирает собственные пальцы, и совершенно не нервно пытается вспомнить все выученные правила тригонометрии. И он действительно только чудом не теряет сознание, когда слышит в ответ уверенное: - Пойдём. Хёнджин смотрит на него сквозь пальцы и вроде как улыбается. Чанбин закусывает нижнюю губу и садится ближе. В голове мысли внезапно упорядочиваются и успокаиваются. В конце концов похер, как оно будет дальше. Вдруг они из тех, кто в конце концов состарятся вместе.