Успокоительное

— И долго ты еще будешь беситься? Ты уже почти разрушил нашу комнату, — с легким раздражением замечает Акацуки. Он наблюдает эту картину целых десять минут: Ханабуса наворачивает круги по их спальне, топая, как маленький табун лошадей, и периодически швыряет что-нибудь на пол. Вот под его горячую руку попалась любимая подушка — и вот она, проделав вычурное сальто в воздухе, приземляется на шкаф. Пострадало и кресло, в котором Акацуки перед сном читает книги. Оно лежит на боку после образцового пинка Айдо. В импровизированном футболе с одним игроком принял участие журнальный столик, дорожный чемодан, непреднамеренно высунувший свой лакированный угол из-под кровати, а также несколько учебников и манга Ичидзе. Акацуки от природы награжден завидной выдержкой, но, похоже, злость передается воздушно-капельным путем, потому что кое-кто, источающий тут флюиды агрессии, его уже изрядно достал. — Хватит, Ханабуса! Сходи с ума в другом месте. Это, между прочим, и моя комната. Незачем тут все громить и устраивать беспорядок только оттого, что тебя в очередной раз наказали. Тебе не впервой. — Не диктуй мне, что делать! Обойдусь без твоих нравоучений! Ханабуса замер прямо напротив кузена. Глаза сужены, руки сжаты в кулаки. Неужели намерен драться? Каин встает, небрежно оправляет закатанные рукава рубашки. Также не сводит пристального взгляда со своего оппонента. — О, не переживай. Я не собираюсь тебя воспитывать, — ледяное спокойствие собственного голоса удивляет Акацуки, ведь на самом деле он желает встряхнуть Айдо за шкирку, только бы тот перестал смотреть на него с такой ненавистью. — Ты уже слишком большой мальчик, чтобы с тобой нянчиться и утирать тебе сопли. Просто хотелось бы знать, а когда ты в последний раз помогал мне с уборкой? Ханабуса чуть краснеет, подмечает результат своей разрушительной деятельности и отводит взгляд в сторону. Ему стыдно, он не произносит и слова. Раздражение в Акацуки тоже сходит на нет. Его кузен подавлен, но это не вызывает ликования в душе. Он никогда не пользовался чужой слабостью, особенно Ханабусы. — Даже если ты все здесь сломаешь, успокоить себя таким образом ты все равно не сможешь. Надо искать другой способ. Айдо, который рассматривает носки своих ботинок, ожидая, когда же его начнут ругать за плохое поведение, неуверенно поднимает голову — а не ослышался ли он? — и выдыхает свободнее. — Прости. Я все сейчас уберу. Без лишних жалоб, не тратя время впустую, он действительно наводит порядок. И наверное, полной для него неожиданностью становится то, что Акацуки помогает ему. — Спасибо, — смущенно бормочет блондин. Вдвоем они справились быстро. Айдо прижимает к груди любимую подушку, которую благополучно сняли со шкафа. Акацуки с усмешкой смотрит на счастливый тандем. — Знаешь, а таким ты мне нравишься больше. — Каким таким? — Ханабуса высунул кончик языка, стараясь пальцами зачесать за уши взлохмаченную челку. — Ну... хозяйственным, что ли. А еще послушным. Айдо от удивления хлопает ресницами, но не успевает ничего сказать — его подбородок приподнимают, а губы увлекают в поцелуй. Подушка оказывается зажатой между двумя телами. — Успокоился теперь? — Акацуки отстраняется, скользнув пальцами по точеной скуле кузена. Ему в ответ кивают. — В следующий раз успокаивай меня именно так. — Обязательно, — хмыкает Акацуки. — Но и ты постарайся вести себя лучше. — Ради тебя постараюсь, — соглашается Ханабуса, пряча лукавую улыбку за пуховой любимицей. Интересно, и почему Каину кажется, что эта ситуация еще повторится? Или в бирюзовых глазах за длинными ресницами слишком много обещания?