***
Ветер обдувает женское лицо, и пара локонов нещадно падают на глаза, закрывают обзор на таинственный ночной город. Высокие здания, горящие окна которых разбросаны повсюду, гудящая дорога, по которой водители мчатся, лишь бы успеть домой, редкая болтовня заблудшей нетрезвой компании, вальяжно шедшей вдоль неосвященных тротуаров, и все эти звуки сливались в привычный для позднего Токио гам. От морозных порывов ветерка спасали горячий крепкий кофе в большой кружке с щеночками, и уютный свитерок, связанный лично для Т\и, и не абы кем, а самим Мидорией Изуку. Самим про-героем, наследником Всемогущего, как его прозвали многие гражданские. Но для Т\и он оставался всё тем же скромным, добрым и отзывчивым пареньком с непослушными кудрявыми волосами, что Т/ф так любила заплетать в нелепые косички и хвостики, когда оставалась у друга на ночь. Славное тогда было время. Время, когда они были ещё совсем молоды, чтобы заботиться о будущем, чтобы пропустить вечеринку или не петь в переходе старые песни, при этом зная, как звучат нетрезвые надрывистые голоса. «Мы слишком молоды, чтобы вести себя мудро» — сказал однажды Денки, и был чертовски прав. А сейчас они - повзрослевшие усталые люди, на которых висело так много ответственности и дел, что для тех же беспечных ночевок или прогулок по парку почти не оставалось места. Они приходили домой вымотанные, сонные и ну очень задолбавшиеся, а единственное, на что оставалось сил - снять обувь и завалиться на кровать, и завтра всё по новой. Это было печально. Т/и, конечно, скучала по времени, когда главной заботой было совсем другое, когда на сердце и плечах не лежало бремя «взрослого человека», но она понимала, время вспять не повернуть, что было обидно. — Не простудишься? — женщина поворачивает голову и видит своего друга. Мужчина по-доброму, как умеет только он, улыбается и аккуратно присаживается рядом с Т/ф, бросая свой зеленый взгляд на вечно неспящие улицы. — В этом свитере - нет, — хохотнула в ответ она, и ладонями невольно проходится по мягким рукавам. На балконе не было так холодно только благодаря этой теплой одежде.— Какими судьбами тут? — Давно не виделись, вот я и решил заглянуть, — Изуку неловко почесывает затылок и закрывает за собой дверцу, оказываясь на открытом балконе, который выходит прямо на город. — Дверь была не заперта. Я стучался, честно, — друзья одновременно прыснули. Да, она скучала по такому Деку, неловкому милому парнишке, а не по тому, каким его показывают в телевизоре: сильный, бесстрашный герой, смеющийся в лицо опасности! Берегитесь, злодеи! — Ну, как твои дела, работа? — Я работаю учителем, — Т/и слегка повернула голову в сторону друга, демонстрируя синяки под глазами и усталый вид. — Можешь не спрашивать. Про твою я тоже молчу… — Мидория хохотнул. — Да. Я знал, конечно, что работа героем - вещь тяжелая, но, чтобы настолько, — вид его был не лучше: скулы явно болели от постоянной улыбки, синяки на теле, не менее уставший вид, только глаза всё ещё горели тем задорным огоньком, этого у него не отнять. — Знаешь, когда дети узнали, что Герой Номер Один мой хороший друг, то от вопросов просто отбоя не было. Честно, я сомневалась, что меня отпустят раньше полуночи! — Мидория неловко улыбнулся и в шутку извинился за такие неудобства, что-ж поделать, такова цена дружбы с про-героем. — Они любят тебя, Изуку, даже больше,- восхищаются. Ты для них пример, как Всемогущий для тебя в далекие юные годы, — Т/и сделала очередной глоток своего немного остывшего напитка и снова глянула на зеленоволосого. Тот, видно, поник. — Я знаю, — шепотом проговаривает он и сцепляет пальцы в маленький замок. — Это так приятно, и, с другой стороны, так тяжело. Я всегда хотел быть как Всемогущий, являться примером и опорой, но, редко когда задумывался, насколько это трудно… — герой обессиленно роняет голову на плечо подруги и устало вздыхает. — Я понимаю тебя, Деку, — Т\ф треплет всё также непослушно-кудрявые локоны и аккуратно кладет свою голову на его. — Помнишь, как мы все встретились? — Конечно, — Т/и прикрывает глаза и поддается напористому ночному ветру. Он приятно обдувает кожу, и действует, как усыпитель. — Спасибо той застрявшей электричке. — Скучаю по нам-молодым. Столько всего происходило, жизнь била ключом… — И я скучаю. Но, наверное, наша жизнь еще не закончилась? Всё ещё случится, — т/ц/г глаза вновь блуждают по непотухающим окнам и уже совсем черному небу, гул машин и улиц не прекращался. — И, хотя, нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди… — Наверное, ты права, — полу-бурчанием отвечает парень. — Т/и, пообещай, что мы будем дружить всегда… — Обещаю, — Т/ф тепло улыбнулась. — И ты пообещай, что будешь осторожен на работе, — в ответ неразборчивое, но явно согласное мычание. — Добрых снов, Деку, — но Изуку уже не ответил, вместо этого, с его стороны доносились равномерное сопение, спокойно вздымающиеся плечи и взъерошенные волосы. Он невероятно устал, и нашел спасение в добрых дружеских плечах.***
Отблеск от оконной рамы больно врезается в глаза, и женщина щурится, прикрывается рукой и невольно отворачивается от балкона. В уголках т/ц/г глаз заблестели слезинки, то ли от света, то ли от нахлынувших воспоминаний. Она поднимает голову, чтобы стряхнуть влагу, и натыкается на фотографию, что стояла прямо посередине комода. Там изображены Изуку, обнимающий Т/и и Урараку, все трое ярко улыбались в камеру, и от фото так и веяло той беззаботностью. Там им всё ещё восемнадцать, они молодые и безбашенные, такие радостные, у тех ребят всё ещё впереди. А у Т/и жизнь давно перестала двигаться вперёд. Ну, как давно? Примерно три года назад, когда по всем новостям стало известно о нападении злодеями на город. Конечно, туда тут же вызвали про-героев, да и кто сомневался в том, что они справятся? И они справились, почти все. Все, кроме Деку, бросившегося в огонь помогать гражданским. Из здания он так и не вернулся. Именно так она лишилась лучшего друга и любимого, именно так всё оборвалось. Т/ф медленно поднимает их общие фотографии и всхлипывает, гладит стеклянную рамку, и не может держаться. Простой плачь превращается в жалобный вой, слезы ручьями текут по щекам, падают каплями на пол, женщина скатывается вдоль тумбочки прямо вниз, и прижимает фотографию к груди. Сердце уже не рвалось на части, оно было изорвано еще тогда, три года назад. И растоптано еще раньше, когда Изуку и Очако помолвились. Парень, к которому она питала чувства много лет, просто взял, и пообещал жениться на Урараке. Нет, она никого не винила в своей нерешительности, кроме себя самой, но до чего было больно видеть его каждый раз и знать, что ничем большим, чем лучшей подругой, она для него не станет. Т/и моргает, чтобы хоть немного убрать с замыленных глаз слезы, и смотрит прямо перед собой, в отражение на дверном окне балкона. Во что она превратилась? Во что превратилась её жизнь? Бесконечные слезы, красные уставшие глаза, дни напролет возле его могилы. Она всё ещё не в силах отпустить Мидорию, держит его футболку возле подушки и вжимается в неё, как в спасательный круг, темными, холодными и безумно одинокими ночами. Ей никогда не хватало его, а сейчас, её мир состоит из боли. Очако, Денки, Тсую, да даже Кацуки приходили к ней ещё много раз после похорон, и столько же раз приходили напрасно. Т/и была чуть ли не единственной, кто после смерти Изуку не продолжил идти дальше, храня память о друге. Прошло три года, три долгих мучительных года, она уволилась с работы мечты, не выходит из дома и просто не выходит на связь ни с кем. Т/ф давно приняла для себя, что слишком слаба для того, чтобы жить дальше. Женщина плетется в спальню, ставит фотографию рядом с кроватью, на маленькую тумбочку, сворачивается клубочком и прихватывает широкую мужскую футболку. Зарывается в неё носом, изрядно выветренный запах всё ещё чувствуется, сжимает ткань в руках, и, наконец, засыпает, проваливаясь в увы не спасительную темноту.***
— Т/и? Она стоит на коленях, прижимает руки к груди и наблюдает, как знакомая фигура движется к ней. — Т\и, — повторяет силуэт, и голос его проносится по каждой частичке тела. Женщина всё ещё находится в негодовании, пока не разглядывает любимые зеленые кудри. — Здравствуй, — улыбается Мидория. Весь светится, потому его плохо видно, но хорошо заметна его фирменная улыбка. — Д-деку? — повторяет Т/ф и чувствует, что не в силах подняться и побежать к другу. Сердце колотится, а руки начинают дрожать. — Ты совсем мне не снился, — расстроено шепчет она и умоляюще смотрит на зеленоволосого. — Почему? Скажи, почему ты не приходил ко мне? Очако рассказывала, что ты снился ей, — она не может найти ответ во всё ещё сияющих глазах, но очень хочет знать. — Отпусти меня, Т/и, — мужчина наконец подходит ближе и наклоняется, чтобы обхватить своими большими ладонями лицо подруги. Он смотрит в т/ц/г глаза в упор, немного укоризненно. — Прошу тебя, отпусти. — Я не могу, — обессиленно хнычет женщина и ухватывается за шершавые руки. — Я столько ещё не сказала и не сделала, Изуку, пожалуйста, останься… — Прости меня, Т/и, но я не могу. Отпусти меня, и станет легче, — он невесомо целует её в лоб и отстраняется. Т/ф пытается остановить его, но движения скованы, и из красных глаз вновь текут горькие слезы. — Просто живи.
***
Женщина глубоко вздыхает, прежде, чем раскрыть глаза, что снова были на мокром месте, а некогда сухая футболка потерпела падение нескольких капель слёз. Она спешно оглядывает комнату, в надежде, что хоть что-то изменилось, но потом разочарованно вздыхает и крепче сжимает чужую одежду.— Прости, Изуку, — полу-шепотом, будто боясь нарушить мертвую тишину в комнате, проговаривает женщина и снова всхлипывает. — Но я не могу…