10 шансов на успех. Думайте, что говорите.

Лужи под ногами напоминали о вчерашнем снегопаде. Их было нетрудно обойти, но они будто молча приглашали прохожего заглянуть в их таинственную глубь, почувствовать дно, забраться в самую суть. А прохожие, соответствуя своему статусу, проходили мимо. Заливисто хохоча и распугивая пешеходов кваканьем клаксона, Коннор мчался по мостовой, оставляя за собой столпы брызг. — Эй! Коннор, гаденыш, стой! Мы тоже хотим покататься! — вдогонку мальчишке кричал косолапый Джейсон, но куда ему угнаться за велосипедом? Лужи нужны для того, чтобы ездить по ним на машине или велосипеде, тогда можно отгородиться от окружающего мира фонтаном из водяных капель. В стекле какого-то очень длинного магазина отражался мужчина с оранжевым шарфом. Коннор с любопытством смотрел, как отражение приближается к нему: оранжевый шарф, перекинутый через плечо, как, может, у дизайнера, мрачное пальто черно-зеленого цвета, такая же мрачная сумка через плечо, помятые черные брюки и заляпанные грязью ботинки. Незнакомец растерянно листал какую-то книгу, а из нагрудного кармана выглядывающей из-под небрежно застегнутого пальто рубашки торчал мобильный. Коннор был не вор, а если бы и воровал, то, наверное, пожалел бы этого разяву. Увлекшись разглядыванием человека в витрине, он совсем не следил за дорогой. Колесо наехало на камень, и велосипед поменял направление. Кто-то удивленно, но негромко вскрикнул; Коннор резко затормозил и все же остановиться не успел. В ту же секунду Коннор и прохожий оказались на земле. — Осторожнее, — запоздало простонал мальчишка. Он вылез из-под упавшего велосипеда, к счастью, не пострадавшего, и помог человеку подняться. — Вы в порядке? Целы? Извините... я случайно... мне очень жаль... — Все хорошо... — мужчина неуверенно улыбнулся и отряхнул брюки. Это был тот самый человек в оранжевом шарфе. — Вот он! Держи его! — Джейсон, первым добежавший до Коннора, выбил руль у мальчика из рук, запрыгнул на велосипед и оттолкнулся от мостовой. Правда, далеко уехать он не успел — товарищи быстро настигли его и сбили наземь. Началась дружеская драка. Правило: не пинать. — Тебя обокрали, чего же ты стоишь?! — мужчина двинулся в сторону дерущихся. Он немного прихрамывал, но, похоже, совсем этого не замечал. — А, он не крал. Это не мой велосипед. У нас их всего четыре, а нас много. Пусть покатается, все равно он не умеет крутить педали, — сообщил Коннор и пожал плечами. — Вам сильно досталось? Почему хромаете? — Удар на ногу пришелся, — признался мужчина, тут же спохватился и нагнулся над лужей. Его пальто испачкалось в грязи, но едва ли это можно было заметить — оно и так было темным. Незнакомец поднял из лужи книгу, которую читал и растерянно пихнул ее в сумку. Коннор хотел сказать, что купит новую, но денег у него не было. Казалось, мужчину испорченная книга волновала мало. Это была инструкция по применению стиральной машины — Коннор успел прочитать расплывающееся заглавие на помятом корешке прежде, чем книга скрылась в сумке. — Ну вот, синяк у вас точно будет. Давайте, я лед принесу? Мне тут недалеко. Вы пока присядьте, — осторожно сказал мальчишка и потащил незнакомца к скамейке. — Вы ведь не спешите? — Не спешу, — отвечал мужчина; он послушно опустился на скамейку и озабоченно спросил: — Если четыре велосипеда мало, то сколько вас в семье? — Я один, у меня нет семьи. А в приюте нас много, очень. — Значит, ты сирота? — Из детского дома, — пояснил Коннор. Ему не нравилось слово «сирота». — Вы подождите, я сейчас сбегаю за льдом. Я быстро. — Сколько тебе лет, мальчик? — перебил его незнакомец. — Девять, — быстро сказал Коннор. Он жил без семьи уже восемь лет и все еще лелеял надежду, что когда-нибудь у него будет настоящая семья. — Почему у тебя нет родителей? Коннор удивился такому вопросу. — Взрослые любят маленьких детей, а я вон какой большой. Говорят, что большие дети испорченные, но я не такой. Джейсон испорченный, а я нет. — Вижу. Коннор всмотрелся в лицо незнакомца. У того был большой породистый нос. Без горбинки. И лучистые, но, казалось, вечно обеспокоенные глаза. Он хмурился очень часто, отчего лоб его избороздили морщины, а улыбка, если он улыбался, наверное, выглядела немного печальной, но по-отечески теплой. Коннор не знал, так ли это на самом деле, ведь незнакомец ни разу еще не улыбнулся при нем. Мужчина был не старый, но юношей его назвать было нельзя. И он, пожалуй, даже мог считаться красивым со своим постоянно озабоченным выражением лица. Незнакомец не заметил, что мальчик рассматривает его — он был поглощен размышлениями и будто не замечал всего мира вокруг. Решив не ждать, пока он выйдет из этого странного оцепенения, возможно, свойственного ему, Коннор побежал домой за льдом. Когда мальчик вернулся, прохожего на скамейке не было. Коннора это очень огорчило — незнакомец ему понравился. Но вряд ли они еще когда-нибудь встретятся — они не были знакомы, и Коннор не знал, как звали этого человека. Незнакомца звали Робер, и он был всего лишь преподавателем истории в колледже, а не дизайнером и не художником. Жил в просторном новом доме со своей девушкой. Кажется, жена бросила его, потому что устала. От чего она устала, Коннор не знал — об этом Робер с Одри не говорили. Одри очень возмутило, что возлюбленный привел домой мальчика, ничего не объяснив, только представил его как своего сына Коннора. И все же она попыталась оказать мальчику радушный прием. Она была красивая, но красивая по-другому, нежели Робер — у нее были светлые прямые волосы, карие глаза, всегда подведенные карандашом серебристого оттенка, стройные ноги и смуглая кожа, что несомненно делало ее очень привлекательной. Одри хорошо готовила, у нее был потрясающий, завораживающий голос, и она безумно любила животных. Особенно пантер — у нее в комнате над туалетным столиком висел огромный плакат с пантерой. Любовь не распространялась дальше картинок, потому что Робер ни за что не позволил бы держать в доме такое опасное животное. Робер был добрый, но очень рассеянный. Он был одинок по большей части — работа и подготовка к лекциям занимали добрую половину времени, еще четверть он тратил на хобби — чтение исторических романов и написание комментариев к ним, — а оставшееся время уделял Одри. Он чувствовал, что в жизни ему чего-то остро недостает, но никак не мог понять — чего. Встретив Коннора, Робер всерьез заинтересовался проблемой сиротства. А вдруг ребенок, которого у него никогда не было, поможет ему найти цель в жизни? Ни минуты не раздумывая, Робер бросился в приют. Ему хотелось найти именно того ребенка, который врезался в него на велосипеде. Мужчина никак не мог забыть наивное, детское недоумение, отразившееся на лице мальчика, когда он спросил, почему у того нет родителей. «Взрослые любят маленьких детей, а я вон какой большой», — сказал мальчик. Робер не понял его, ведь у Робера никогда не было детей. Оказалось, что ни в одном приюте нет девятилетнего мальчика, которого он искал. Тогда мужчина стал спрашивать о велосипедах, чем несказанно удивлял владельцев сиротских домов. Наконец нашелся приют, где было только четыре велосипеда. И нашелся мальчик, которого он искал. Только мальчику было не девять лет, а двенадцать. Коннор удивился, встретив на пороге своей комнаты незнакомца с оранжевым шарфом. Незнакомец улыбнулся ему по-отечески теплой, но немного печальной улыбкой и сказал: «Здравствуй, двенадцатилетний обманщик». — Зачем вы пришли? — испуганно спросил мальчик, думая, что сейчас с него потребуют возместить ущерб. — За тобой, — неуверенно ответил мужчина и предложил: — Не хочешь стать... моим сыном? Коннор вздрогнул. Внезапно кровь прилила к его лицу, а в ушах зашумело. Он всегда мечтал о семье, но давно уже не верил, что она у него будет. Ведь взрослые усыновляют маленьких детей, потому что маленькие дети «ух, какие миласьненькие». Но этот человек не искал маленького ребенка, он знал, сколько ему, Коннору, лет, и все равно хотел стать его отцом. Это заставляло насторожиться, и все же... — Ладно, — протянул Коннор. С того момента Коннор поселился в доме Робера и пытался привыкнуть к собственной комнате с двумя большими окнами. Первые несколько дней он стеснялся и побаивался новообретенного отца, дружеские отношения складываться не хотели. Робера огорчало такое отношение мальчика к нему, он старался проводить больше времени с ребенком. — Ты не хочешь завтра сходить в парк аттракционов? — Вы разве не работаете завтра? — Коннор старался отвечать вежливо, но на лице Робера все равно отражалась досада. Он предлагал сходить и в парк, и за игрушками, и за книгами, звал покататься на катере и на лошади, а у мальчика на все был готов ответ: «Вы купили мне достаточно книг» или «Джейсон говорил, что на катере укачивает». Это не было отказом и никогда не превращалось в согласие — Робер не настаивал. Один раз после ужина Коннор спустился в комнату Робера — попросить разрешения на прогулку. В комнате лежало множество книг — они были повсюду: на полу, на столах, в кресле. Даже на полу они лежали ровной стопкой, корешками в одну сторону, обнаруживая слабость хозяина к старым изданиям. — Может, погуляем вместе? — предложил Робер. Когда Коннор вошел, он сидел за столом в очках и что-то писал. — Не хочу вас отвлекать, — ответил Коннор, строя из себя пай-мальчика, стараясь не пренебрегать правилами взрослого приличия. — Я не занят, не волнуйся, это мое хобби — писать статьи к романам, — улыбнулся Робер, снимая очки. — Вы любите романы? — живо спросил Коннор, осторожно подняв с пола одну из книг. — Да, люблю, и историю люблю, — Робер кивнул. — А исторические романы люблю вдвойне! И, знаешь, меня совсем не смущает, что они о любви, мне нравится в конце каждой книги находить счастливый конец. С одной стороны я не могу знать, счастливый конец у книги или нет, но если подсмотрю — ее будет бесполезно читать, ведь я уже знаю, что будет в конце... А значение драмы очень двусмысленно — может быть, все закончится плачевно, а возможно, герои просто будут много страдать, прежде чем поженятся или хотя бы встретятся... Ох, прости, я, наверное, утомил тебя? Скучны разглагольствования старика, говорящего без умолку о старых, покрытых пылью историях! — он наклонил голову и лукаво, совсем по-мальчишески улыбнулся. — Нет, не утомили, — Коннор помотал головой и поинтересовался: — А современные книги вы не читаете? Мужчина удивился такой смелости мальчика — до этого вопросы задавал только он сам, а Коннор давал ответы исключительно исчерпывающие. — Почему же? Читаю. Но мне они нравятся меньше, тем более, я не вижу в них смысла, — Робер пожал плечами. — Вот, например... Дверь приоткрылась, и в щелку заглянула Одри. — Роб, ты занят? — она убрала волосы с лица и улыбнулась Роберу. — А... Нет, не занят, — сбитый с мысли мужчина растерянно посмотрел на Коннора. Тот, чувствуя, что он лишний, положил книгу обратно и попятился к двери. — Но мы с Коннором... Коннор вышел из комнаты и прикрыл дверь. Он не собирался мешать развитию живого романа. Из приоткрытой двери едва слышно донеслись слова Одри: — Вы с Коннором?.. Он до сих пор тебя никак не воспринимает? О, милый, как долго ты будешь это терпеть? — Одри, мы разговаривали, — Коннор услышал, как за дверью кто-то вздохнул. Мальчик уже собирался идти к себе, но, поняв, что разговор о нем, не удержался и остался подслушивать. — И ты называешь это разговорами? Роб, он отказывается что-либо принимать от тебя, не хочет проводить время с тобой. А ты все возишься с ним, лучше бы со мной повозился, — было слышно, как Одри хмыкнула. — Но он не отказывается, он просто... — Ты пытаешься его оправдать? — Нет, просто он еще не привык. — Он никогда не привыкнет. У него не было родителей семь лет... — Восемь, — поправил ее Робер. — ...неважно. Зачем тебе такой ребенок? Он не твой, ты едва знаешь его. Если вы поговорили, когда он сбил тебя... — Это была случайность, — снова перебил ее мужчина. — ...это еще не значит, что вы будете мило болтать, если ты его усыновишь. Тебе столько бумаг пришлось собрать, чтобы получить право опеки. Да после всех проверок, которые ты прошел, тебе должен был достаться золотой ангел!.. Ребенок от меня тебя не устраивает, а тот, который с тобой даже разговаривать не хочет, сразу полюбился... — Ну все, хватит, — послышался звук отодвигаемого стула. Коннору вдруг стало обидно за Робера. Он очень хотел с ним разговаривать, о разном, неважно, о чем, гулять. Робер его понимал, но это не меняло того, что он даже не пытался подружиться со своим родителем. Что с ним случилось? Еще недавно он так хотел жить в семье, а теперь все выглядит так, будто ему это не нужно. А Одри не унималась: — Почему ты усыновил его? И главное: зачем? Ты должен терпеть его безразличие, еще и деньги платить за такое «развлечение»! Ты даже первые два года не выдержишь. Ты и так постоянно занят, зачем тратить время на Коннора? — Действительно... зачем? — Робер сказал это так тихо, что мальчику пришлось прижаться ухом к двери, чтобы услышать. Ему вдруг стало страшно: а что если Робер вернет его в приют? — Да... — Одри опешила от такого ответа, но быстро нашлась: — Видишь, ты и сам понимаешь, что тебе это не нужно. Он уже большой ребенок, нахватался плохих привычек у своих друзей. А что если у тебя из-за него будут неприятности? Тем более, мне кажется, я ему не нравлюсь — он иногда так внимательно смотрит на меня, а потом резко отворачивается... А иногда просто молча уходит, будто ему неприятно наше общество. Это была неправда. Одри нравилась Коннору, но он не всегда мог ее понять. Иногда ему казалось, что девушка хочет остаться наедине с Робером, но не может прямо об этом сказать. Тогда он внимательно всматривался в ее лицо в попытке догадаться, о чем она думает, и быстро отворачивался, ловя на себе ее недоуменный взгляд. Порой тактично уходил, чтобы оставить их вдвоем. — Помолчи немного... Вы все говорите о больших детях, будто они хуже. Я не могу понять, что вы имеете в виду... Он уже не младенец, и поэтому не заслуживает жизни в семье? Ты не только обвиняешь меня в отсутствии времени, но и предлагаешь вернуть Коннора в приют?! Прости, но из твоих слов следует именно это, — Робер чуть повысил голос. Похоже, своими словами Одри вывела его из рассеянного состояния. — Я его усыновил, а значит, это мой ребенок. А если ты против того, чтобы у меня был ребенок, что ж, я тебя не виню. Одри не ответила. Коннор услышал приближающиеся шаги и быстро вернулся в свою комнату. Через несколько минут Робер поднялся к нему. Коннор уже готовился ко сну: почистил зубы и надел пижаму, пижама была немного великовата, ведь Робер не знал его размера, когда покупал одежду. Мужчина сел на край кровати и пробормотал: — Мы с Одри сильно поссорились... Может быть, она уйдет. Как Лиза... Они хотят, чтобы я уделял им больше времени, а я... Потом долго молчал. Потом сказал: — Я... Я уже рассказал, что нравится мне, а ты нет. Расскажешь... что тебе нравится? Мальчик задумался. Если Робер так резко поменял тему, ему действительно не хотелось ее продолжать. Но, может, ему все-таки хотелось выговориться?.. — Мне нравятся космические корабли, — тихо проговорил Коннор. — И космонавты. Мне как-то сказали, что, возможно, мой отец был космонавтом. Может быть, они пошутили. Но я люблю книги о космосе, картины... Правда, все равно почти ничего о нем не знаю. — Тогда давай зайдем завтра в книжный магазин и купим кучу книг о космонавтах? — Робер вздохнул, поднял голову и посмотрел в потолок. — И нарисуем на твоем потолке планеты... Дверь тихонько приоткрылась, в комнату заглянула Одри. Она хотела что-то сказать, но застыла на пороге, не сказав ни слова. Коннор вспомнил, как они с Робером ругались в кабинете. Внезапно им завладела уверенность. Уверенность в то, что Робер не отдаст его в приют, и вообще, не позволит никому на свете обижать его. — Нет, не нужно планеты, — осторожно сказал он, но, увидев как Робер поник, быстро добавил: — Но было бы здорово купить несколько книг про космонавтов, если можно. С этими словами мальчик осторожно подвинулся ближе к Роберу, чтобы получше рассмотреть его лицо. Мужчина выглядел как гордый лорд, сошедший со страниц исторического романа: у него был плащ и странный яркий шарф, и ботинки, будто испачканные грязью Большой дороги и повидавшие немало трактиров, он даже говорил немного нараспев, будто какой-нибудь рыцарь, в минуты безделья промышляющий стихами к возлюбленной. Мужчина улыбнулся. Без грусти, только с бесконечной теплотой. А потом вдруг заплакал. Он плакал безмолвно, задрав голову, чтобы сдержать слезы, но они все равно катились по щекам. Одри наблюдала за этой немой картиной с затаенным раздражением. Она не могла подавить ревность, душившую ее. Незнакомый мальчишка завоевал сердце, которое ей так и не удалось завоевать до конца. Подавляя обиду, он развернулась и вышла. Робер не заметил. Когда внизу хлопнула дверь, оба, и мальчик, и мужчина, вздрогнули. Робер закусил губу, сдерживая глухие рыдания. Одри не знала, сколько счастья принесла ему их встреча, она не видела, сколько страданий принес ее уход. Она не чувствовала этого горя, иначе ни за что бы не ушла. — Вы плачете? Давайте нарисуем планеты, вы только не расстраивайтесь так, — Коннор осторожно дотронулся до плеча Робера, пытаясь привлечь его внимание. Мужчина не отстранился. Он закрыл глаза и засмеялся — сначала тихо, потом громче. На его глазах выступили слезы, но теперь от смеха. Мальчик подумал, что Робер сошел с ума, но, вскоре отсмеявшись, мужчина обернулся к нему и ответил: — Вот и одни мы с тобой остались. Готовку я беру на себя, но со стиральной машиной разбираться будешь ты — инструкция была испорчена безвозвратно, я ее выкинул. — Ладно, только макароны под соусом не готовьте, я их уже наелся на всю жизнь, — наигранно вздохнул Коннор.