Знаю, что там никогда я не был

В железной клетке с толстыми прутьями сидела диковинная сине-желтая птица. Она была удивительно крупной и шумной. Большой клюв почти не закрывался, и тропический гость выкрикивал то просто отвратительные каркающие звуки, то какие-то почти различимые слова на незнакомом языке. Кольбер изредка отзывался, на секунду отрываясь от своих бумаг и оглядываясь на птицу. Может быть, он даже понимал что-то из этой болтовни. Королева прошла молча. Всё ее внимание занимала эта клетка. Она, конечно, уже не в первый раз видела попугая, но этот ее увлекал по-особенному. В его голосе ей слышалось возмущение собственным положением, тем, что его оторвали от Родины и заточили здесь на потеху министру. Вероятно, она сама всё придумала. Птица была просто птицей. Без мыслей и без чувств. — Ваше Величество — Кольбер поднялся, слегка наклонив голову в своей обыкновенной манере — Чем вы заняты? — Мария-Терезия едва ли посмотрела в его сторону — Долгами мадам де Монтеспан — Ответил он, садясь. Попугай с интересом наблюдал за гостьей. Он прошелся по жердочке ближе к прутьям и повторил наклон головы Кольбера. На удивление молча. Королева подумала о том, что их тропический пленник стал перенимать повадки своего нового хозяина. Было бы неплохо, если бы еще научился считать королевские финансы — Она сведет меня в могилу — Тихо выдохнула Ее Величество, тут же пожалев о своей излишней откровенности. Она же испанка! Ей подобает с честью переносить удары судьбы. В том числе и фаворитку мужа. В конце концов Атенаис у него не первая. — Тогда вам будет приятно узнать, что мадам не уплатила 100 тысяч ливров — Уверена Его Величество это исправит Луи никогда не скупился для своих женщин. Марии-Терезии было бы грех жаловаться, за нее он тоже платил изрядно, но каждая его фаворитка обходилась в разы дороже. И Монтеспан уже начинала перебарщивать. Она чувствовала свою власть над королем и с каждым днем становилась всё наглее, вальяжнее, фальшиво играя на нервах королевы. Однажды и ей придет конец, как Генриетте, Луизе, Марии. Монтеспан ведь не последняя в длинном списке Людовика. Появится девушка моложе, красивее, веселее, и король истратит на нее всё свое внимание, позабыв о стареющей и увядшей Франсуазе. Но долго ли этого ждать? И сколько еще боли успеет причинить королеве проклятая Атенаис? — Нынче деньги нужны как никогда — Кольбер сдвинул стопку листов, ища в ней нужный — Война всегда поглощает почти всё. Она жадная и ненасытная, прямо как Лувуа — Министр криво улыбнулся — К тому же нужны новые суда, которые мы отправим в колонии. Вам понравился наш гость с дальних берегов? — Он кивнул в сторону клетки Попугай, будто поняв французский, встрепенулся и покрасовался перед королевой, расправив большие яркие крылья насыщенно-синего цвета. Она улыбнулась ему, вспомнив о Мадриде, где именно такой синевой разливался небосвод над ее головой. Последний раз это было, казалось бы, целую жизнь назад. А прошло всего-то 18 лет… — Интересное существо. И, как я вижу, уже с вами сдружился — Да, мы быстро нашли общий язык. Может быть и вам привезти такого? Его общество отлично спасает от скуки — Нет, не стоит. Мне будет его слишком жалко — Мария-Терезия подошла ближе к клетке, взглянув на птицу еще раз — В голову лезут мысли, словно он томится здесь и хочет вернуться домой. Туда, где ему всё было знакомо и не приходилось сидеть в клетке для радости французского двора. Вдруг он просит нас отправить его назад, а мы ничего не понимаем и смеемся? — Ее пальцы скользнули по толстому железному пруту, почувствовав холод этой маленькой тюрьмы Кольбер многозначительно молчал, отложив перо и наблюдая за ней. Попугай следовал его примеру. Королева ругала себя за то, что она снова посмела жаловаться министру, тем более на свою тоску в стенах Версаля. Она должна быть здесь счастлива и с честью принимать свое положение. Хотя бы на виду служащих Его Величества. Что о ней будут думать, если Мария-Терезия станет на каждом углу плакаться о тягостях своей судьбы? Вероятно, Кольбер уже счел ее неблагодарной. — Мне нельзя понять вашей тоски по Мадриду — Министр заговорил тише обычного — Франция — моя Родина. Меня не тянет вернуться куда-то. Мне некуда возвращаться. Но в моем сердце тоже живет печаль — Он встал из-за стола, сделав несколько шагов в ее сторону. — Я никогда не видел дальних континентов, откуда нам привозят этих забавных созданий. У меня есть целый флот. Корабли ежедневно отправляются в плавание по миру и останавливаются Бог знает в каких райских островах. Мне докладывают о растениях и фруктах, которые невозможно вообразить. Рассказывают, будто там полно несметных богатств, повсюду цветущие лианы и папоротники с огромными резными листами, а с обрывов разливаются сказочные водопады, заканчиваясь лазурными лагунами. Местные люди совсем не похожи на нас, вы и сами знаете, они со своими странными традициями и в таких интересных одеждах, каких не найти нигде в Европе. Они поют песни на непонятных и новых для нас языках, передают друг другу страшные легенды о восставших силах природы и танцуют прямо на улицах, как их ведет душа, а не правила менуэта. Я много слушаю, но никогда ничего этого не увижу. Лувуа твердит, что нет мест лучше Франции и великолепнее Версаля, я и сам знаю, как дорого обошлась нам эта роскошь. Однако же… Я мечтаю уплыть к тем континентам, с которых нам не шлют послов и встретить такую птичку не в клетке, а в свободном полете над родными для него местами. Я хочу посмотреть какие зеленые дворцы из цветов и вековых деревьев создает сама природа. Мне неинтересно золото Версаля. И я порой мучаюсь ночами. Гляжу в окно и вздыхаю. Не верю, что у меня есть власть пера над всей государственной казной и не будет того богатства, которое имеет простой моряк. Лувуа говорит, что там дико и опасно. Но и он никогда не узнает, как хорошо, в тех далеких местах, где нас нет Взгляд Кольбера сделался туманным и, наверное, устремлён был туда, куда не могла смотреть королева. Ее сердце отзывалось на его признание. Она тоже мечтала о других дворцах и людях, ей каждую ночь снилась Испания, и видя корабли на пристани, Мария-Терезия гадала плывут ли они в Мадрид? Самой ей уже не было суждено побывать там, но ее самым заветным желанием было увидеть восход солнца на Родине. Впервые за все годы, проведенные в чужой стране, среди двора, напринимавшего ее, она почувствовала себя понятой. Кольбер печалился о неизвестных ему странах, а Мария-Терезия о своей. И любой, услышав бы их разговор, посчитал обоих странными. Разве можно было не желать всего великолепия и развлечений Версаля? Они вдвоём не желали. Ей хотелось обнять министра за его откровенность, за их общую беду. Но она обошлась одной кроткой улыбкой и случайной слезой, скатившейся по щеке. — Если бы могли уплыть куда хотим — Шепотом ответила Ее величество — Но мы не можем — Кольбер снова улыбнулся — Потому не плачьте о Мадриде, чтобы не радовать лишний раз тех, кто нас не поймет. Лучше пожалейте их — Он снова наклонил голову, смотря на нее с теплотой — Они не могут желать ничего, кроме золота и зеркал. А мы способны хотеть иного солнца в далеком небе! — И однажды Господь дарует нам его — Она по привычке сложила руки в молитвенном жесте, словно всерьез обращаясь к Богу — Вам точно. Вы страдали честнее и больше, чем я. Ее Величество слегка покачала головой, улыбнувшись ему своей самой искренней улыбкой, которой улыбалась много лет назад, будучи невестой перед алтарём. Он ответил ей тем же. И они стояли так, не считая минут потраченных впустую, пока молчавший до этого попугай, не решился нарушить доверительную тишину между ними каким-то мелодичным и неясным словом. Кольбер пожал плечами, опережая вопрос королевы, а она и не собиралась ничего спрашивать. Значение Мария-Терезия сумела разгадать сама.