The Ways to Love

Вещи, которые не должны были быть услышаны

— Знаешь, Лира, рано или поздно вам с отцом всё равно придётся поговорить, — донёсся голос Скорпиуса из динамика телефона. — Предпочитаю думать, что это произойдёт всё же поздно, — фыркнула они. — Лира, — грозно произнёс брат. — Что «Лира»? Не я начала этот детский сад! Лира задумалась о том, когда же в её отношениях с отцом начался разлад. С его стороны непонимание было всегда, будто он никогда и не пытался поставить себя на её место. Но вот когда они достигли точки невозврата? До или после того, как она изъявила желание жить отдельно? По окончании Хогвартса Лира заявила родителям, что собирается во Францию получать степень по магозоологии. Сказать, что папа был недоволен, было бы сильным преуменьшением. Он очень ревнив, когда дело касается дочери. А после того, как мама подала на развод, у него вообще произошёл сдвиг по фазе гиперопеки по отношению к единственной оставшейся в его жизни девушке. Мама хотела реализоваться в полной мере, посвятить себя карьере во имя благого дела. В какой-то момент отношения с отцом стали её душить. Как она говорила: их брак не прошёл проверку временем. Лира тоже хотела чего-то добиться, ей хотелось, чтобы она запомнилась миру не тем, что она дочь знаменитой Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя. Она жаждала знаний и готова была горы свернуть, чтобы достичь своих целей. — Просто… хотя бы подумай о том, чтобы с ним поговорить, ладно? — вернул её в реальность голос брата. — Конечно, — она слабо улыбнулась. — Спасибо, что позвонил, Скорп. — Не навороти делов, — усмехнулся он. — Без тебя? Ни за что! — убеждала Лира. Отключив телефон, она подняла взгляд на дверной проём, в котором стоял полуголый Тео. Белое махровое полотенце еле держалось на его бёдрах, так и норовя соскользнуть, предоставив глазам Лиры зрелище, от которого в горле, как всегда, пересохнет, а между ног, наоборот, начнёт собираться влага. Этот мужчина совершенно по-особенному влиял на неё. Феномен Теодора Нотта оставался для Лиры загадкой; она уже и не припомнит, когда впервые начала видеть в нём объект своих подростковых грёз. Она даже надеяться не могла тогда, что он когда-то обратит на неё внимание. Но вот он здесь, с ней, в одном лишь полотенце в её квартире в Париже. — Малфой может быть той ещё занозой в заднице, — начал Тео. — Но твой брат прав, тебе стоит хотя бы попытаться с ним объясниться. Лира грациозно соскользнула с простыней, на которых всё это время лежала. Легко, на носочках она подобралась к мужчине, пробегаясь ноготочками по обнажённому торсу, после впиваясь в сильные широкие плечи. Она припала губами к его шее, оставляя засосы. Лира никогда не мечтала стать художницей, но холст с его именем она готова была разрисовывать всё новыми композициями цветных бутонов каждый день своей жизни. А он позволял ей. — А смысл? Всё равно он снова устроит мне бойкот, как только узнает о нас, — схватившись за тёмные кудри на затылке она притянуло его к себе, целуя поначалу медленно, сладостно томно. Однако Тео, гортанно рыкнув ей в губы, перетянул на себя контроль над поцелуем, вновь возвращая власть над Лирой в свои руки. Его поцелуи всегда такие разные: то нежно-трепетные, оберегающие, лелеющие её, то страстные и горячие, разгоняющие кровь по жилам. Сейчас это была комбинация всего и сразу. Этим поцелуем Тео как бы говорил: я всегда буду рядом, я тебя не оставлю, ты моё сокровище, и будь я проклят, если не сберегу тебя. И она это чувствовала. Каждое движение губ и сплетение языков так и кричало: «Ты моя». Ладони Лиры пустились в путешествие по телу Теодора, подушечки пальцев ласкали разгорячённую — то ли после душа, то ли из-за их игр — кожу. Она часто дышала — возбуждение накрыло волной, ей оставалось лишь стонать Тео в рот, вибрациями проникая ему под кожу, в самое нутро. — Лира Грейнджер-Малфой! Как прикажешь это понимать? — из этого тумана её вырвал последний голос на планете, который сейчас хотелось бы услышать. Хотя, пожалуй, предпоследний. Последним всё ещё оставался отцовский. Она быстро и испуганно отскочила от Тео, который прикрыл веки и раздражённо поджал губы. Они оба предчувствовали нелёгкий разговор, который их теперь ожидал. Не так они планировали объявить о своих отношениях, но жизнь решила внести свои коррективы. Повернув голову к двери в спальню, Лира наткнулась на совершенно разъярённую Гермиону Грейнджер, буйные кудри которой словно электризовались от уровня бешенства. Это было полной катастрофой. — Мама? Что ты здесь делаешь? — потупив взгляд в пол, не в силах пересечься с яростью в её больших карих глазах, промолвила она. — Ну уж нет, меня скорее интересует, чем ты здесь занимаешься? — в голосе матери были чётко различимы нотки омерзения. — Я думала, ты уехала во Францию, чтобы найти себя и получить образование, встать на ноги. Оказывается, это были лишь мои наивные мечты. Ты же приехала кувыркаться с — из всех людей на белом свете — чёртовым другом твоего отца, — Гермиона злостно зыркнула в сторону Тео. — Оденься, Нотт, нам с тобой предстоит взрослый разговор. Ауч. Вот это точно был камень в её огород. Лира мимолетно глянула на Тео умоляющими глазами, тот ответил ей ласковым взглядом, в котором читались заверения, что всё будет хорошо. И она доверилась ему, как всегда. Тео кивнул в сторону развернувшейся и вышедшей в гостиную Гермионы, намекая Лире пойти за матерью, чтобы он оделся. Лира чувствовала себя так, словно шла к своей плахе. Конечно, родители должны будут смириться с их отношениями, ведь чувства настоящие, это не выдумка её больной детской фантазии, как скорее всего будут её убеждать. Тео любит её, она знает, она чувствует это. Это очевидно по тому, как он держит её за руку и массирует кожу, когда она нервничает, как ласково он кладёт руку ей на бедро, когда она от стресса начинает дёргать ногой. Она видит это в его глазах — они глубже и синéе всех океанов мира, но не позволяют ей утонуть, держат на плаву, уравновешивая, даря стабильность, надёжность, заботу. — Мама, я… — начала было Лира, но Гермиона выставила вперёд ладонь, показывая, что не желает выслушивать её оправданий. — Не сейчас, Лира. Я слишком зла, чтобы говорить с тобой, поэтому лучше молчи. Гермиона мерила шагами комнату, тяжело дыша, будто она бомба замедленного действия, так и норовящая в любой миг взорваться и разнести всё вокруг. — Это просто немыслимо, — бормотала она себе под нос, будто и не нуждаясь в том, чтобы дочь её услышала.  — Знал бы об этом твой отец, — продолжала Гермиона. — Он же вдвое старше тебя, чем ты только думала, — не переставала сетовать. — А он-то чем думает? Неужели даже в возрасте за сорок он думает в первую очередь членом? Тео вышел к ним из спальни, на нём была простая белая футболка и чёрные спортивные брюки. Его внешний вид буквально кричал о том, что он в домашнем. Гермиона посмотрела на него из-под нахмуренных бровей и глубоко выдохнула, пытаясь привести в порядок судорожное дыхание. — Лира, оставь нас, нам с Теодором есть о чём поговорить. — Я не уйду, — упрямо заявила Лира. Мать зло полоснула по ней лезвиями своих обыкновенно тёплых глаз. — Лира, — твёрдо сказал Тео, посмотрев на неё так мягко и уверяюще, будто обещал положить весь мир у её ног, если она только послушает его. — Твоя мама права, оставь нас. Как бы ей ни хотелось спорить и отнекиваться, она не могла. Тео всегда имел на неё какое-то особенно обезоруживающее влияние. Лира проследовала обратно в спальню, но так просто сдаваться она тоже не планировала. Она хотела слышать их разговор, и быстро наложенная матерью заглушка не была для неё помехой. Сейчас Лира, как никогда раньше радовалась тому, что её бывшим был не кто иной, как Джеймс Сириус Поттер. Он изобрёл лучшее контрзаклинание, работающее почти на всех видах заглушек, и, конечно, научил её. Прильнув к щели между дверью и рамой ухом, Лира внимала каждому шороху с той стороны. Громкий шлёпок разрезал тишину, и Лира плотнее прижалась к дереву. — Что ж, надеюсь, тебе полегчало, — прочистив горло, твёрдо проговорил Тео. — Если это какая-то злая шутка, то… — Это не шутка, — перебил её Тео, его голос такой будничный. Лира не видела его, но почти уверена, что он расслабленно стоял, перекрестив руки на груди. — Это какая-то месть? Ты мстишь мне через неё? — голос Гермионы дрогнул, вот-вот готовый сорваться. — Из-за того, что я отвергла тебя когда-то, ты решил переключиться на мою дочь? Вот это было для Лиры новостью. Её сердце, до этого момента грохотавшее в грудной клетке, замерло и норовило грохнуться в ноги. — Что!? Мерлин, нет! Гермиона, ты в своём уме? Конечно, это никакая не месть! — А что это тогда? Тебе сорок четыре года, Нотт, ты старше неё больше чем в два раза, в отцы ей годишься, да ты, мать твою, лучший друг её отца! Как давно ты совратил мою дочь? — уязвимость сочилась из её робкого дрожащего голоса, будто слёзы комом стояли поперёк горла. Должно быть, она сейчас винила себя в том, что сосредоточившись на своей карьере, не уделяла достаточного внимания дочери. Упустила момент, когда её девочка стала искать внимание от других взрослых, коль скоро родные его не предоставляли. Острые ноготки впились в ладонь, ей хотелось немедленно выйти и поговорить с ней, объясниться, ведь мама действительно не должна себя винить ни в чём, просто так получилось. Любовь так устроена, Лира совсем не думала, что всё когда-то так обернётся. — Гермиона, прошу, выслушай меня. Когда у меня начали зарождаться чувства к Лире ей было чуть больше восемнадцати. Если ты думаешь, что мне было легко с ними смириться, то ты чертовски ошибаешься, — Тео сделал паузу, чтобы  перевести дыхание. — Мерлина ради, я пытался оградиться, я перестал появляться в мэноре, Драко я даже в глаза смотреть не смел. А Лира, чёрт, я всё ещё не понимаю, как всё это вышло, но в какой-то момент она поняла, что во мне творится и уже не отпускала меня. Гриффиндорка, вся в тебя, такая же негнущаяся и упорная. Лира услышала, что кто-то вновь принялся расхаживать по комнате от стены к стене, и логично предположила, что это мама. — Когда она уехала в Париж я почти выдохнул, думал, что теперь, когда она не рядом, я смогу справиться с чувствами, подавить их. Но не продержался без неё и трёх месяцев. Я приполз к ней чуть ли не на коленях, потому что без неё жизнь была подобна пытке. А с ней… что ж, если Драко проклянёт меня, то я хотя бы умру, прожив с ней лучший год в своей жизни. Я так сильно люблю её, что сердце рвётся на части, понимаешь? Гермиона, ты хорошо меня знаешь, но у меня никогда и ни с кем такого не было, я ни разу не испытывал ничего подобного. Гермиона втянула воздух, звук был шипящим, будто его слова дали ей пощёчину. — Это правда. Ты можешь в это не поверить сейчас, но это так, и я без неё уже не могу. Клянусь, я скорее позволю выколоть себе глаза, чем чтобы с её светлой головы упал хоть один волосок. На глазах стали выступать непрошеные слёзы, Лире пришлось подключить всю силу воли, чтобы не выскочить за дверь сейчас же и не броситься в его объятия. Тео всегда был сдержанным и любил показывать, а не рассказывать. Такой речи она от него ни разу не слышала. И не должна была слышать сейчас. Но вот она здесь, прижимается к проёму, вбирая каждое слово, непредназначенное для её ушей. — Скажи Лире, что я хочу поговорить с ней. Сегодня в семь вечера в кафе за углом. А пока мне… нужно переварить. Я не буду говорить об этом Драко. Пока. Но ты должен знать, что он, как минимум, разобьёт тебе лицо прежде, чем выслушать твою тираду. Входная дверь хлопнула за Гермионой, и Лира метнулась к кровати, будто и не при делах. Стоило Тео зайти в спальню, она подскочила с места и бросилась в его объятия. План «не подавать виду» провалился сразу же, потому что она заплакала, всё ещё вися на его шее. — Тише, принцесса, — Тео гладил её по волосам, — Всё хорошо, я всегда буду рядом. Он сцеловывал слезинки, скатывающиеся из-под ресниц, до того, как те успевали побежать по щекам. — Ты моя, Лира, до тех пор, пока сама не захочешь уйти. Я буду бороться за тебя со всем миром, если на то будет нужда. — Я люблю тебя, — выдохнула она и прильнула к его губам, ощущая на них соль от её слёз. Он ничего не ответил, ему и не нужно было, то, с какой любовью и голодом он целовал её, уже было достаточным ответом. Всего остального слышать ей было необязательно.