Под дождём

За окном сегодня льёт, кажется, с самого утра, а может даже ещё с ночи. Собственно, как было и вчера. Юнги такие дни не любит, хотя он и не метеозависимый, чтобы поддаваться влиянию погоды. Он хочет вернуться в свою тёплую кровать, завернуться в одеяло и долго-долго спать, пока не пропадут тусклые серые пейзажи, а из-за облаков не выглянет яркое солнце. Но дождь, капли которого разбиваются о стекло большого, почти что панорамного окна для него чересчур привлекателен. Нет, мужчина не видит в нём совсем ничего прекрасного и завораживающего, просто кто-то ему однажды сказал, что дождь — это слёзы неба, но, почему оно плачет, никто не объяснил. И каждый раз альфа вот так садится на подоконник с кружкой холодного кофе, укутавшись в тёплый плед, так любезно связанный другом в подарок на день рождения, и беспрерывно смотрит на тёмные тучи и крупные капли. Кажется, в моменты, подобные этим, глаза Юнги наполняются такой печалью, словно плачет вовсе не небо, а он сам. Бывало, парень действительно ронял пару слезинок, позволяя себе на миг поддаться эмоциям, но не более. И сейчас он даже не заметил, как солёная капля скатилась вниз по щеке. — Пора бы тебе, друг, с этим завязывать. Дождь и небо твои проблемы не решат, сходи-ка лучше к психологу, — из кухни с кружкой горячего чая в руках, ворчливо причитая, выходит Хосок, о присутствии которого Мин уже и забыл, — Ты, конечно, опять соврёшь мне, что всё хорошо, и это погода на тебя так влияет, но, знаешь, я на такое уже не поведусь. Скажи хотя бы, в чём дело, кратко, без подробностей, чтобы я знал, над чем ты так вздыхаешь каждый раз, — младший альфа садится на диван недалеко от подоконника, размешивая сахар и недовольно поглядывая на приунывшего друга. Сколько бы Чон не мучился, Юнги так и не объяснил ему ничего толком. — А разве психолог сможет мне помочь? Поверь, Хосок, такие проблемы не лечатся простым походом к специалисту, они слишком личные. И дождь для меня тоже что-то слишком личное. Прости, но я не могу объяснить, в чём именно причина. Наверное, мне просто иногда необходимо испытывать грусть, — хрипло отвечает старший, прижавшись лбом к стеклу, которое тут же запотевает, — Да и к тому же разве плохо иногда грустить? Так мы больше ценим счастливые моменты нашей жизни. — К чёрту! Я больше так не могу, я звоню Чимину, уж он-то точно поднимет тебе настроение, — ох, нет, только не Чимин и только не сейчас. Перед Хосоком Юнги может быть таким, перед Джином тоже и перед Намджуном, но только не перед Паком. Он просто не имеет права беспокоить младшего своим подавленным состоянием, потому что омега обязательно будет сильно беспокоиться и всё своё время потратит на то чтобы возиться с бедным Мином. Просто Чимин очень жизнерадостный, дружелюбный, весёлый, добрый, заботливый, а ещё ужасно милый, когда дуется. У него густые светлые волосы, всегда розоватые чуть припухлые щёки и большие губы, которые выглядят так очаровательно, когда сложены бантиком. Юнги же ходит почти всегда хмурый, заводить знакомства особо не любит. Волосы у него совсем не светлые, а тёмно-коричневые, губы тонкие, щёки не розовые, даже немного бледные. В остальном они с Паком схожи, но всё-таки… Альфа не смог сохранить к младшему исключительно дружеские чувства. Честно, пытался, но разве у него вообще были шансы? Старший не помнит, когда точно это началось, но осознание пришло тогда, когда плачущее небо стало напоминать ему о Чимине. Юнги никогда не думал, что станет героем клишированной ситуации из подростковых романтических комедий, где один из друзей безответно влюблялся в другого. От подобных мыслей хотелось даже смеяться, и он смеялся, когда младший был рядом. Невообразимым образом Паку всегда удавалось привести друга в состояние «Я счастлив как никогда», но именно сейчас Мин меньше всего хочет его видеть. Вот только не успевает альфа вновь погрузиться глубоко в раздумья, как в квартиру, словно маленьких ураган радости и веселья, врывается Чимин. — Юнги, Хосок позвонил мне и сказал, что ты очень сильно соскучился, но стесняешься позвонить! — не сняв даже уличную обувь, омега крепко-крепко обнимает старшего, пытаясь отдышаться. Подумать только, от этой новости он бежал сюда со всех ног, — Я тоже очень-очень скучал! А ещё я сегодня полностью в твоём распоряжении, так что мы можем заняться, чем угодно. Но сперва мне надо перекусить, — парень тут же идёт к холодильнику, по-хозяйски осматривая продукты в нём, — У тебя же совсем нет еды, Юнги-я! Чем ты питаешься? Нужно срочно что-нибудь приготовить! Юнги едва ли успел осознать происходящее, когда младший уже доставал кастрюлю из шкафа. Так бывает всегда: кажется, что весь мир вокруг ненадолго замирает, стоит Чимину оказаться рядом. Грустить у альфы больше не получается, губы трогает счастливая улыбка, и он аккуратно присаживается за стол, пока Пак старательно что-то готовит. По правде говоря, омега в этом деле далеко не ас, в отличие от самого Мина, но тот откровенно пренебрегает своим талантом просто потому, что знает, как сильно младший любит готовить. Он звонит старшему каждый раз, когда собирается что-нибудь приготовить, и на протяжении всего процесса консультируется с ним, чтобы, не дай Бог, нигде не накосячить. Юнги никогда не сможет подобрать слов, чтобы описать, насколько влюблённым он чувствует себя в такие моменты. Даже сейчас Чимин спрашивается его о, казалось бы, какой-то глупости, и альфа без малейшей издёвки, с такой искренней радостью отвечает ему, что остаётся только гадать, как же омега до сих пор не замечает столь очевидных знаков. Мину не стыдно, — он любит, порой настолько сильно, что чувствует себя дураком — но ему страшно, потому что безответная любовь иногда кажется самым ужасным наказанием. Всегда, когда младший рядом, Юнги страшно. Даже когда омега с предельной аккуратностью ставит перед ним тарелку с каким-то супом и, ни на миг не отрываясь, выжидающе смотрит на него, ему страшно. Когда Пак сам пробует приготовленное блюдо и совершенно забавно морщится от ужасного вкуса, ему тоже страшно. И потом, когда Чимин хватает его за рукав чёрной толстовки и тащит в коридор, говоря, что дождь, наконец-то, закончился, и они могут пойти погулять, а заодно и купить что-нибудь поесть, ему снова ужасно страшно. Но младший смотрит на него сейчас так счастливо, что альфа может лишь восхищённо прохрипеть «Да, конечно» в ответ. Они идут гулять в какой-то парк, находящийся ужасно далеко от дома старшего, где-то ближе к окраине города, потому что: — Юнги, там продают обалденное мороженое! А ещё там есть классные качели, которых я больше нигде в нашем городе не видел! И покупают там то самое мороженое, и идут качаться на те самые качели. Кажется, что вокруг больше никого и нет, вероятно, потому, что дождь только-только закончился, и на улице всё ещё грязно и сыро, но Чимин этим вовсе не озадачен, хотя уже успел запачкать свои джинсы и почти что насквозь промочить ботинки. У Мина ситуация едва ли лучше, и им обоим, наверное, грозит простуда, а то и ещё что похуже, но парни довольные и малость уставшие идут до автобусной остановки, потому что младший наотрез отказался ехать на машине. Вот они уже стоят недалеко от дома Юнги, неловко покачиваются, кусают губы, но заходить не решаются, словно бы ждут чего-то. Серые облака с неба уже разбежались, появляются первые лучики солнца, и становится уже не так холодно, как было в начале. Может, на улице действительно теплеет, а может, причина этому — человек, стоящий рядом. Но вот маленькие капли снова начинают приземляться на и так мокрый асфальт. Альфа поднимает глаза на небо, и на его щеках остаются небольшие влажные дорожки. — Не люблю дождь, — говорит вдруг старший, сам не зная, зачем. — Почему? — тут же спрашивает омега, переводя взгляд на чужое лицо. — Он заставляет меня чувствовать себя одиноко. Кажется, будто небо плачет, а я разделяю с ним эту грусть, — Юнги прячет руки в карманы кофты и нервно прикусывает губу. Что будет, если сказать всё сейчас? Есть ли у него хоть малейший шанс или всё давно потеряно? — А почему ты думаешь, что оно плачет непременно от грусти? — младший вдруг оказывается очень близко, так и не оторвав глаз от лица старшего. Он в самом деле озадачен чужими словами, потому что для него дождь — это всегда что-то весёлое, особенно, если после него появляется радуга. — От чего же ещё? — альфа медленно поворачивается к другу, едва ли не касаясь губами его лба. Миниатюрность парня всегда казалась ему чем-то непременно милым и привлекательным. — Может быть, от счастья, — в ответ выдаёт Пак, совершенно невинно глядя прямо в глаза Юнги. — От счастья? И что же сделало его таким счастливым? — Мин горько усмехается, считая чужую мысль настоящей глупостью, — Вот тебя что делает счастливым? — несмело спрашивает. — Ну, много чего на самом деле, я бы никогда не смог назвать что-то одно, но… — омега неожиданно отворачивается, совсем, казалось бы, беспричинно краснея до самых кончиков ушей, — Мне кажется, что счастливее всего я чувствую себя рядом с тобой, Юнги, — чужое сердце с трепетом замирает от услышанных слов, и старший в недоумении смотрит на друга, боясь, что неправильно понял сказанное, — Ты только не торопись отвечать! Я дам столько времени, сколько тебе потребуется, так что подумай хорошо, пожалуйста. Ты, наверное, удивлён… — Чимину не даёт договорить чужой смех, и он растерянно уставляется на вмиг повеселевшего альфу. — Господи, я такой идиот, — сквозь слёзы от смеха произносит Юнги и вдруг с невероятной нежностью прижимается к губам младшего. Это больше не сон и не глупые мечты, ему отвечают с такой же нежностью, впутывая пальцы в промокшие волосы. — Мы оба идиоты, — шепчет Пак и снова целует, словно больше шанса не окажется, и прикоснуться вновь не позволят. В ответ прижимаются уже не так ласково — робость и стеснение смывает усилившимся дождём. Остаётся влюблённый трепет, страсть и желание, уже мало просто прижаться к губам, поцелуи становятся глубже, сбивается дыхание. Юнги отрывается, притягивает омегу ближе к себе за изящную талию и жмётся лбом к чужому, вдруг глядя прямо в глаза сквозь пелену слёз. Усмехнувшись своей глупости, он плачет от счастья, пока тёплые ладони Чимина отчаянно пытаются стереть влагу с его лица, но дождь слишком сильный для того, чтобы это было возможно. — Ты будешь моим парнем, Чимин? — заворожено шепчет альфа, совершенно бессовестно любуясь чужой красотой. Боже, как же сильно он влюблён и как сильно боится хоть на мгновение выпустить хрупкое тело из рук. — Кем угодно буду, только поцелуй ещё раз, — и Мин целует уже совсем не мягко, прижимает к себе так крепко, словно младший вот-вот сорвётся и убежит. Чимин глухо стонет старшему в губы, судорожно хватаясь за крепкую шею. Они промокшие насквозь, но омеге ужасно жарко, он бесстыдно трётся о бедро альфы и позорно скулит, когда тот надавливает коленом на пах, — Чёрт, нам сейчас же нужно внутрь, — голос Пака дрожит, а сам он улыбается, как дурак, и всё сильнее жмётся к Юнги, наслаждаясь возможностью прикоснуться так, как не мог позволить себе, будучи другом. В голове всё плывёт, мешается в кучу, и младший может лишь из раза в раз думать о том, сколько чувств испытывает к человеку напротив. Мин подхватывает омегу за бёдра, оставив невинный поцелуй на румяной щеке, и как только может, бежит к подъезду, мечтая быстрее оказаться в тёплой квартире, где есть огромная мягкая кровать. Он отпускает парня только тогда, когда они оказываются в лифте, и снова смеётся, совершенно ласково расцеловывая и краснющие щёки, и аккуратненький нос, и пухлые губы. Чимин с неописуемой любовью в глазах смотрит на старшего, сжимая крепко-крепко его большую малость мозолистую ладонь. Его губы невольно расплываются в улыбке, когда альфа на мгновение теряется от только что оставленного на его щеке скромного поцелуя. И вот двери лифта, наконец-то, открываются на нужном этаже. Юнги тут же снова поднимает омегу, совершенно случайно переместив руки с округлых бёдер на не менее округлую попу. За пару шагов они оказываются у нужной двери, и старший вдруг понимает, что ввести нужный код с человеком на руках — не такая уж и лёгкая задача. Он ворчит, раздражённо вздыхая и чуть ли не выкрикивая парочку нецензурных слов, отчего Чимин на его руках звонко хохочет, сильнее хватаясь что руками, что ногами за крепкое мужское тело. В квартиру всё-таки они попадают. — Живо в душ, а я… Я позже приду, — Мин оставляет омегу в коридоре, а сам уносится в спальню, скрывая ощутимую дрожь в руках. Тем временем младший медленно, словно бы разумом он совсем не здесь, снимает обувь и оглядывает уже знакомую ему квартиру, но так, будто впервые в ней оказался и никогда не пересматривал раз за разом с Юнги любимые фильмы на мягком диване в гостиной, никогда не закидывал друга мукой в попытках испечь торт, чтобы потом выкинуть всё к чёртовой матери. Внутри клокочет лёгкое волнение, когда Чимин, наконец, оказывается в ванной. Он смотрит в зеркало на залившиеся алой краской щёки, промокшую насквозь одежду и такие же мокрые волосы. Вздыхает порывисто, облизывает зацелованные губы и улыбается сам себе хитро, после чего принимается суетливо срывать с себя всё, что на нём только было, оставляя лишь нежно-розовое кружевное бельё. Не подумайте, оно на нём оказалось совершенно случайно, всего лишь стечение обстоятельств. Вдруг дверь распахивается, впуская альфу, нервно сминающего в руках какую-то одежду. — Я вот принёс тебе одежду, чтобы… — старший резко поднимает глаза, замирая с раскрытым ртом и совсем не обращая внимания на то, что одежда, до этого бывшая в его руках, теперь валяется небрежным комком на полу, — Чёрт, — младший аккуратно подцепляет краешки трусов по бокам, нарочито медленно их стягивая и оставляя себя полностью обнажённым под чужим цепким, возбуждённым взглядом. — Если не хочешь окончательно промёрзнуть, то пошли в душ вместе, — плавно, словно кошечка, омега подходит к Юнги и шепчет тихо в губы, медленно снимая с него толстовку, — Так быстрее согреемся, — озорно хихикает, беспардонно закидывая на крепкую шею руки и целуя жадно, пьяняще и совершенно нетерпеливо. Он прижимается к чужому телу своим, совсем нагим и горячим, смотрит из-под ресниц, заигрывая, кусает губы, сам больше не целует и альфе не позволяет. И Мин срывается, сбрасывает с себя противную мокрую одежду и уже к себе такому же нагому притягивает за талию невероятно хрупкого и изящного омегу. Старший целует сам, опуская руки на ягодицы, сминая их совсем неаккуратно, но желанно, и попутно заталкивает их обоих в кабинку душа. На миг отрывается от податливого тела, чтобы включить воду, и блаженно выдыхает, когда горячие капли начинают медленно стекать по коже, согревая. — Ты очень красивый, знаешь? — Юнги целует шею, плечи, руками оглаживая всё, до чего только может дотянуться. Чимин жмётся ближе, выгибается плавно под прикосновениями, зарывается пальцами в чужие мокрые волосы, сжимая и трепетно касаясь губами виска. Невозможно сдерживать себя, когда рядом, прямо перед тобой, любимый и такой желанный человек. Его мало, сколько бы ты ни касался, всегда его ужасно мало, и тебе хочется ещё и ещё, больше прикосновений, больше поцелуев. Хочется быть настолько близко, насколько никому, кроме тебя, не позволено. Такое нельзя назвать обычным словом «секс», нет. Это гораздо больше: это чувства, эмоции, желание и безграничная любовь. -Если бы я только знал… — Боже, молчи, — надрывно хнычет Пак и вновь жмётся к чужим губам, пока старший самозабвенно сжимает его ягодицы, — Я люблю тебя, — произносит он неожиданно, судорожно вздыхая, когда перед ним опускаются на колени, целуя мягкий живот с лёгким восхитительным рельефом. Чимину жарко, ужасно жарко то ли от воды, то ли от ласковых горячих прикосновений. Юнги совершенно аккуратно и невероятно нежно касается чужого возбуждённого органа, проводит пару раз рукой, целует головку, глядя исподлобья на закатившиеся от удовольствия глаза и раскрывшиеся в тихом стоне губы. Реакция омеги страшно завораживает, старший опьянён им и желанием непременно доставить удовольствие. Он медленно вбирает половину в рот и слышит прерывистый вздох, после чего тонкие пальчики одной руки путаются в его волосах, а ладонь другой мягко ложится на плечо. Чимин не имеет ни малейшего понятия, как ему удаётся устоять на ногах, когда альфа заглатывает его член полностью, втягивая щёки. Звонкий отчаянный стон невольно срывается с пухлых истерзанных губ и эхом отбивается от стен ванной. Колени предательски дрожат, словно бы давая знак, что вот ещё чуть-чуть, и младший свалится прямо на Мина, с особым рвением доставляющего ему сейчас удовольствие. Омега возбуждён так сильно, что совершенно не уверен, сможет ли продержаться немного дольше или кончит уже сейчас. — Юнги, помедленней! — кричит Пак, тут же издавая громкий надрывный стон, и почти что скулит, когда Юнги заглатывает до самого основания, больше не сдвигаясь ни на сантиметр. Дрожащие пальцы отчаянно вцепляются в тёмные волосы, безуспешно пытаясь оттянуть чужую голову. Старший играет по-хитрому, забавляется, откровенно наслаждаясь сокрушёнными вздохами и протяжными малость жалобными стонами. — Чёрт, погоди, я… я очень близко, — едва удаётся проговорить младшему, но альфа тут же снова начинает двигать головой, одной рукой крепко сжимая упругую попу, а другой ласково оглаживая мягкий живот, изящную спинку и грудь. Чимин снова закатывает глаза и откидывает назад голову, слегка ударяясь ею о плитку. Восторженные стоны непрерывно разносятся по всей ванной, пальцы сжимают волосы всё сильнее, и омега невольно начинает толкаться бёдрами вперёд, следуя навстречу желанному жару чужого умелого рта, — Юнги… Юнги! — он с блаженным криком кончает глубоко в чужое горло. Старший довольно усмехается, поглядывая на чужое лицо, выражающее чистое удовольствие. Он ведёт кончиками пальцев по внутренней стороне пышных бёдер, собирая с них густую смазку, после чего, бесстыдно глядя в глаза омеге, закидывает его ногу на своё плечо и медленно, дразняще слизывает блестящие капли прямо с бедра. Младший, разомлевший и раскрасневшийся не то от чужих ласк, не то от горячей, обжигающей тело воды, ещё сильнее заливается краской, скидывает свою ногу с крепкого мужского плеча, тянет альфу к себе и пылко целует, прикусывая нижнюю губу. Юнги, ухватив парня за ягодицы, жмёт к себе и пробирается языком в податливо раскрытый рот. Проходится по ряду зубов, сталкивается юрким языком с чужим, пока Пак плаксиво стонет, почти скулит ему в губы. Мин выключает воду в душе, подхватывает на руки мокрое стройное тело и, совершенно забыв про полотенца, несёт его прямо в спальню, попутно пытаясь урвать ещё парочку поцелуев. Он заваливается на кровать вместе с омегой, тут же припадая губами к тонкой шее, пока ладони гуляют по плавным изгибам, больше всего задерживаясь на роскошных ягодицах и гибкой талии. Чимин отталкивает альфу, заставляя отстраниться от желанного тела, игриво прикусывает губу, хихикает и беззастенчиво кладёт стопу на бледное плечо. Старший не теряется, лишь подхватывает чужую ногу одной рукой под коленом, а другой берётся за тоненькую лодыжку, и совершенно нежно и трепетно целует. Сперва осыпает поцелуями саму хрупкую стопу, потом поднимается чуть выше. Омега с наслаждением любуется подкачанным телом и крепкими мышцами, уделяя особое внимание венистым рукам, которые так сильно сжимали его ягодицы и талию, широкой груди, к которой так приятно прижиматься, и мускулистым бёдрам, которые наверняка позволят альфе с остервенением вбиваться в него. Младший не позволяет Юнги и дальше оставлять россыпи поцелуев, вырывая ногу из чужой хватки. Он начинает плавно вести кончиком большого пальца от плеча по груди, едва заметному прессу, а потом всё ниже и ниже, пока не добирается до возбуждённого члена, слегка наклонившегося под тяжестью собственного веса. Чимин бросает короткий хитрый взгляд на лицо Мина, после чего совсем осторожно прикасается к багровой головке, и, не заметив протеста со стороны старшего, спускается к основанию, касаясь органа всей стопой. Альфа хрипло вздыхает и откидывается назад, упираясь руками в кровать. А омега так и продолжает, поддразнивая, водить стопой по твёрдому члену, чуть надавливая на головку и собирая с неё капельки предэякулята. Мужчина перед ним раскрасневшийся и невероятно возбуждённый, смотрит на него влюблено, с восхищением, словно ничего в мире нет прекраснее человека, так бесстыдно распластавшегося на этой огромной кровати. Юнги резко вновь хватается за точёную лодыжку, закидывает изящную ногу на плечо и крепко, со всей страстью прижимается к пухлым, истерзанным губам. — Даже не представляешь, насколько ты прекрасен, — зачарованно шепчет старший, совершенно ласково оглаживая румяные щёки, а после зарываясь пальцами в густые светлые ещё не высохшие после душа волосы, — Везде. Везде прекрасен, — горячо целует в лоб и спускается ниже, по виску до самого уха. — Ты тоже, Юнги. Самый прекрасный друг и, я уверен, парень тоже, — омега же целует нарочито нежно, не углубляя поцелуй, прижимается обнажённой грудью к чужой, тихонько постанывая в губы альфы. Мин оглаживает мягкий живот и вновь затвердевший член младшего, а после, наконец, добирается до измазанного смазкой колечка мышц. Собирает пальцем густые капли и подушечкой слегка надавливает на проход, дразня. Не спеша, проталкивает одну фалангу, слыша судорожный вздох рядом с ухом и чувствуя, как маленькие ладошки крепко вцепляются в шею и плечо. Палец легко скользит глубже благодаря большому количеству смазки и аккуратно растягивает мягкие стенки. Юнги вскоре добавляет ещё один палец, другой рукой перебирая волосы омеги и бережно массируя кожу головы. Дырочка несколько раз чуть сжимается, а Чимин осознаёт, насколько на самом деле длинные у альфы пальцы, нетерпеливо подаваясь бёдрами им навстречу. Старший начинает размеренно двигать рукой, между тем осторожно ощупывая податливые стенки. Движения постепенно ускоряются, младший выгибает спину и протяжно стонет, сильнее цепляясь ладонями за чужую спину. Мин вводит уже три пальца, с наслаждением слушая, как пошло хлюпает смазка. Теперь он знает, куда нужно направить пальцы, чтобы по комнате разнёсся звонкий стон, переходящий в надрывный скулёж. Парень в руках Юнги извивается, толкается бёдрами навстречу, от удовольствия сжимая фаланги внутри, и тянется поцеловать, чтобы приглушить собственные стоны. А альфа, ухмыляясь, упивается чужой реакцией и двигает рукой так быстро, что у омеги ноги дрожат, а сам Пак закатывает глаза, зажимая зубами свою нижнюю губу. — Юнги! — хнычет младший, — М-медленнее! — он заикается и мечется по кровати, порывисто хватаясь за простыни и подушки. Чимину кажется, что он уже готов кончить снова, и, если старший сейчас не остановится или не замедлится, то это, определённо, произойдёт. На постели под его ягодицами уже образовалось мокрое пятно от смазки, а его напряжённый член подрагивает каждый раз, когда ловкие пальцы касаются простаты. Мин проходится поцелуями по линии челюсти и, толкнувшись ещё пару раз, резко вытаскивает пальцы, заставляя младшего облегчённо выдохнуть и разморено растечься на постели. Альфа тянется рукой к подушке и достаёт из-под неё пачку презервативов, когда-то купленную и даже не открытую. И пока он натягивает контрацептив, омега вальяжно переворачивается на живот и выгибается, выставляя напоказ растянутую и всё ещё мокрую дырочку. — Юнги-я, — тянет Пак, игриво повиливая бёдрами и подразнивая тем самым Юнги, который сминает упругие ягодицы и оставляет на одной лёгкий шлепок. Чимин озорно хихикает, расставляя колени шире, подначивая мужчину скорее продолжить. Тот аккуратно пристраивается сзади и несколько раз ударяет головкой по колечку мышц, заставляя томящегося в ожидании младшего возмущённо и несдержанно промычать в подушку. Наконец, альфа толкается во влажный проход, не торопясь, оглаживает изогнувшуюся от наслаждения и мокрую от пота спину, проходится поцелуями по загривку и с гортанным стоном входит до конца. Он чувствует, как стенки судорожно сокращаются вокруг его члена, и видит, как омега беззвучно раскрывает рот, зажмурив глаза. — Боже, Чимин, — хрипит старший, прижавшись носом к светлой макушке, когда Пак подаётся бёдрами навстречу, будто бы думая, что орган может проникнуть в него ещё глубже. Но в итоге Чимин лишь скулит, когда Мин чуть выходит и с силой вновь толкается внутрь, крепко ухватившись за изгиб стройной талии. Как и ожидалось, подкачанные бёдра позволяют альфе мощными толчками проникать глубоко и попадать прямо по чувствительной простате, отчего младший каждый раз, вздрогнув, задушено вскрикивает. Темп постепенно становится быстрее, по комнате разносятся звонкие шлепки бёдер о ягодицы вперемешку с высокими тягучими стонами омеги и хриплыми вздохами старшего. Чимин дрожит и, отчаянно вцепившись в подушку, пытается удержать себя от падения, пока его с силой втрахивают в постель, заставляя жалобно и надсадно скулить. Венистые руки гуляют по гибкому обнажённому телу, оглаживая совершенно бережно, наслаждаясь гладкостью нежной кожи. Мин вдруг останавливается, покрывая поцелуями тонкую шею, и выходит из растянутого колечка мышц, после чего устало, но довольно заваливается на кровать рядом с младшим. Губы расплываются в лёгкой улыбке, и с них срывается тихий смешок, когда Пак совершенно неожиданно оказывается сидящим сверху на бёдрах Юнги. Парень самостоятельно насаживается на орган, придерживая его одной рукой, а другой опираясь на крепкую грудь. Он, прикрыв глаза, со вздохом откидывает голову назад, когда член, наконец, входит до конца. — Чимин, — зовёт альфа, прося открыть глаза и посмотреть на него, после чего мягко притягивает омегу к себе и целует совсем не страстно и мокро, а нежно и ласково, одну руку уместив на упругом бедре, а другой проходясь по выгнутой спинке до самых ягодиц. Он сгибает ноги в коленях для удобства и чуть толкается вверх, отчего младший протяжно стонет, прикусив чужую губу. Чимин разрывает поцелуй и выпрямляется, начиная активно подмахивать тазом. Он откидывается назад, опираясь на руки, и, насадившись на орган до упора, громко кричит, пока старший самозабвенно любуется мокрым обнажённым телом, совершенно прекрасным и при свете и в темноте. Мин не движется, добровольно отдаёт всего себя в руки невероятно хитрого омеги, так умело заигрывающего с ним, словно плутоватая лисица. Пак наклоняется вперёд, любовно оглаживая мускулистое тело, и всё так же не перестаёт двигать бедрами, разбивая тишину звонкими стонами и исступлёнными вздохами. Лицо Юнги, его крепкие мышцы, хрипы и редкие рычания сводят с ума. Парень совсем не понимает, как всё ещё может удерживать себя на ногах после стольких ласк, касаний, поцелуев и сокрушительных попаданий прямо по чувствительной точке внутри. И уж точно не знает, как находит силы кричать так громко, когда альфа срывается и, схватив его под попу, начинает совершенно дико вбиваться внутрь. Омега закатывает глаза и ужасно сильно дрожит, понимая, что ещё несколько толчков, и он точно кончит второй раз за этот вечер. И, кажется, Юнги точно так же близок к финалу. Его голова откинута назад, а глаза сильно зажмурены, пока изо рта вырываются только вздохи и шипение. Старший не сбавляет темп, лишь поудобнее упирается стопами в кровать и продолжает изводить мечущегося на нём и срывающего голос младшего под визгливые стоны и жалобный скулёж. — Юнги!.. Я… Я, — всё на мгновение затихает, после чего раздаётся восторженный звонкий крик, и Чимин кончает, едва успевая хватать ртом воздух, пока альфа продолжает вбиваться в него в погоне за своим оргазмом. — Чимин… Блять! — и Мин изливается с громким рычащим стоном, позволяя, наконец, омеге спокойно выдохнуть и обессилено повалиться на его грудь. Оба тяжело дышат, устало разваливаясь на кровати, но всё ещё прижимаясь друг к другу. Сил в них осталось совсем мало: только на то чтобы потянуться за мягким и даже вялым поцелуем, а после удобно улечься в обнимку. Младший уже через пару минут крепко-крепко засыпает, пока Юнги вновь им любуется и думает, что, может быть, Чимин на самом деле был прав, и небо плачет совсем не от грусти и горечи, а, прямо как он сейчас, от счастья.