Крепостной учёный

– Идёт, – зашептались парни. – Новая хозяйка планеты Геленджик. Давно поговаривали, что теперешняя герцогиня Смолич – наследница третьего ряда, если не дальше, что она никогда бы не стала здесь править, если бы в роду остались ещё женщины. Но вот теперь предстояло принять новую власть как данность. Подданные стояли в несколько рядов. Все знали, что вплоть до самого верха известно: в этой толпе половина, наверное, – воспитанники Бене Гессерит. Но никто никогда не указывал пальцем ни на кого конкретно. Или так считалось. Интриг ещё никто не отменял. Евгения Смолич вышла к народу в парадном мундире. Желая, видимо, показать, что народу этому будет служить, но и всех и каждого призывать к порядку. – Как на детей на нас смотрит, – заметил приятель Марата. – Наплачемся мы с ней. Хочу старые времена обратно! – Когда мужчины возглавляли Дома, а женщины составляли весь Бене Гессерит? Это, Дим, уже даже не история. Это археология. – А ты шибко умный, даром что из фрименов. Тебе самому-то от себя не противно?  – Это тебе должно быть от себя противно… И не трожь мой народ.  – Так, ладно, не заводись, тихо. Она идёт в нашу сторону.  К счастью, на колени вставать никто не требовал. Только склонить головы. И то… Кто надо успел бы встретиться взглядом с новой повелительницей. Одни пытались сразу заискивать, другие – просто понять, чего от неё ждать, а третьи… Да даже и готовили к бою навыки обольщения, у кого уж они были.  Марат если только слегка оценивал. Даже не подключая никаких способностей, кроме обычной интуиции и проницательности. И первое, что он разглядел в Евгении Смолич, было неизбывное одиночество. Усталость. Боязнь не соответствовать – и кто знает, чему. Чьим-то требованиям? Или своим же, что гораздо больше напрягает. Она задержала на Марате взгляд. Ненадолго, но потом, пока обращалась к народу с речью, то и дело снова посматривала на него, Хайдарова. Голос Смолич звенел и почти надламывался. Она всё ещё боялась, что слушаться её не будут. И вот так яростно самоутверждалась. – Марат, она на тебя глаз положила! – снова зашептали рядом. – Отстань, может, просто выбрала лицо в толпе и говорит как будто только для него. – В этом случае обычно выбирают тупые рожи. А ты что угодно, но не… Нечего прибедняться, мы же все знаем, что она здесь в том числе и на ночь выбирает! Так вот надо, чтобы ночью она не ограничилась. И чтобы потом ты ей за всё хорошее… За всех нас. – То есть ты бы делал именно это. – А разве это не то, для чего нас растят? Это тебе не червей копать, даже тех самых. – Предпочитаю уметь что-то ещё. Иди работай, вот отпустят сейчас – и давай за мной. Глядишь, тоже выдвинешься. – Тоже. То есть насчёт себя ты уже уверен. – Я не про себя. Я прошу заметить, что, например, Широков никогда не имел отношения ни к каким структурам Братства, а его отметили. Вывод какой? Работать надо! – Неправильный вывод, Хайдаров. Надо родиться с котёночной мордочкой! Тогда и способности необязательны.

* * *

На совещание по безопасности вверенной ей планеты Ева – Евгения Смолич – шла, довольно сильно нервничая. Была наслышана о том, какие люди тут сплотились за время фактического безвластия. Особенно напрягала Александра Кушнир. Ведь прямо легенды ходили о том, как удалось женщине простого и тёмного происхождения пробиться на такую должность. Скорее всего, ещё будучи «учебной девочкой» для будущих Преподобных Отцов, Кушнир успела нахвататься запретных для женщины знаний. Кому-то отдавалась за уроки – вот и всё. Хотя ещё хуже, если её неведомый родитель специально создал её такой. Даже дочерей самых знатных домов, вплоть до императорского, Братство не имело права порождать подобными себе… Еву это всегда злило. Первый взгляд на Кушнир, впрочем, вроде бы опроверг версию о её преднамеренном сотворении. Она была слишком… как бы это сказать… нелепая, слепленная из кучи несовершенств и при этом излучала некий магнетизм, делая свои недостатки притягательными для мужчин, будя в них желание помогать. Или пыталась излучать и пробуждать. Видимо, и правда доморощенная тень профессиональных обольстителей из Братства. Если забыть о славе этой женщины, ни за что не поверишь, что такая может вычислить злоумышленника, а потом ещё и заставить его признаться. Но слава ведь на пустом месте не появится… Может, всё-таки у Кушнир от рождения интеллект выше среднего. Или она освоила умение лезть людям в головы и внушать всякое. Пока Ева никакого воздействия не ощущала. Но, говорят, его и не ощутишь. Пока Александра Кушнир держалась со всем подобающим почтением, одновременно, впрочем, давая понять: всё у неё тут налажено, и даже герцогине не след учить главу госбезопасности, как работать. Ну погоди у меня, подумала Евгения, скользя взглядом по всей этой здешней братии. И вдруг замерла. Она уже видела сегодня это умное, тонкое лицо, эти тёмные глаза. Тогда он стоял в толпе, будто был из самых простых. Да и сейчас одет был так же, замотан в свободную хламиду. Что он тут делает? На подхвате? – Разрешите представить, – прозвучал голос Кушнир, – наш учёный, местное дарование, Марат Хайдаров. Прошу любить и жаловать.  Он снова склонил голову. Как человек, который знает своё место, но и цену себе прекрасно знает тоже. – А вы что же… Не на службе? – не удержалась Смолич от вопроса. – Я разумею – официально. – Я собственность планеты. А что кое-чему выучился, так просто повезло. – Вот, значит, как… Собственность планеты и того, кто ею владеет. Ева одарила его долгим взглядом, тягучим и сладким, как конфета, которую в уголке ела Кушнир. Ева имела на то полнейшее право. Крепостной учёный. Красавец и умница, с которым можно не церемониться. Все вокруг это понимают. И ничего необычного в этом нет. Может, только для некоторых, замечающих с набитым ртом: – Ваше сиятельство, при всем уважении, это только в нерабочие часы, и то когда мы в штатном режиме. Марат Равильевич эксперт в целой куче областей, мы без него как без рук. – Конечно, конечно, работайте, – отозвалась Смолич с убийственной вежливостью. – Мне самой ещё столько мест надо посетить и со столькими пообщаться!

* * *

День выдался и правда насыщенный. И Ева ни за что бы не ответила, насколько её приняли всерьёз, насколько статус защитил её от насмешек, придирок и злословия. К вечеру хотелось только скинуть наконец неудобный церемониальный наряд, расслабиться и остаться одной. Или всё-таки не одной? Чего она не ждала, готовясь наконец ехать в резиденцию, – так это Марата с лошадью в поводу, караулившего её сразу за порогом очередного казенного учреждения. – Ваше сиятельство, вы позволите отвезти вас домой? Это было смело до непристойности. И однозначно показывало, что он её понял правильно. Евгения обвела всех взглядом «пошли вон, я здесь хозяйка!», а потом и жестом отпустила свиту. – Везите. Порадовали. Конь у него был такой же, как он сам – породистый, утончённо прекрасный. Правда, наверняка с норовом, да ещё и Еву первый раз видел, но тут уж всё было в руках хозяина. Марат усадил её впереди себя. И их скачка была преддверием ночи – на время передать бразды правления кому-то уверенному и сильному. И пусть он будит в её теле мелодии любви, ублажая Еву осторожно-нежно, и пусть он на неё накидывается, будто есть у него на это все права, будто она девчонка из самых простых, будто это просто весна в пустыне… Герцогиня ни словом ему не подскажет, она знает – ему ведомо лучше. Она знает, кто он. Или догадывается. И её это не пугает. Кто ещё вот так увидит в ней женщину, кто ещё может, после всего почтительно целуя, сказать: – А если бы мы были на Арракисе, я вас, пожалуй, и на черве бы прокатил.

* * *

– Саш, что, страшная гессеритская диверсия? – Широков и правда к Братству отношения не имел и почти всех его представителей побаивался. Александра тихонько засмеялась, между делом целуя его в плечо: – Валечка, ты не поверишь, диверсия не только не их, но и не моя. Оно само, и это прекрасно. А то ж нет никого страшнее неудовлетворённой женщины. – Что да, то да, – заметил Валентин, облизываясь от остатков её любимого шоколада.