Готэму нужна надежда, а не возмездие. И город её получит, пока есть такие люди, как Гордон и Реал. Они поднимут город, пусть и не сразу, пусть это и не будет легко, но рано или поздно Готэм перестанет быть символом отчаяния и тьмы и станет чем-то большим.
Брюсу Уэйну тоже нужна хоть какая-то надежда, но на деле после ухода возмездия остаётся лишь пустота. И, возможно, рано или поздно он кончит так же, как и его родители, разве что не оставит после себя ни наследия, ни доброй памяти.
После всего произошедшего Бэтмен расцветает, укрепляется в своём праве на существование, становится неотъемлемой частью надежды Готэма на светлое будущее.
После всего произошедшего происходит окончательное падение Брюса Уэйна. Визиты коллег из Уэйн Энтерпрайзис сходят на нет, даже Альфред больше не настаивает на выполнении обязанностей генерального директора, и это первые тревожные звоночки. А может, уже и последние, кто же теперь разберёт?
Брюс не верит в наследие Уэйнов, но ему всё же бесконечно жаль многолетний труд всех тех, кто был до него. Стали бы они так стараться, знай, что их последний наследник будет спускать всё на улучшение костюма летучей мыши и технических гаджетов? Могли ли они вообще представить себе, что их наследник будет наряжаться в летучую мышь? Хотя, учитывая медицинскую историю его родословной, некоторые из них явно были бы не против.
Брюс кривит губы в подобии ухмылки, хотя эта мысль и не вызывает у него абсолютно никакого веселья. Просто спонтанная, хоть и не особо удачная тренировка, чтобы полностью не утратить социальные навыки. Ведь рано или поздно ему придётся вновь стать Брюсом Уэйном-принцем Готэма, потому что Бэтмен требует слишком много расходов, увы, не только физических и душевных. Лицо несколько болит от непривычного действия. Нужно чаще тренироваться.
Брюс мог бы стать врачом, как отец: спал бы он столько же, сколько и сейчас, но, возможно, жизней бы спасал гораздо больше.
Брюс мог бы погрузиться в пучины семейного безумия, как его покойная мать или бабушка. Убить Альфреда и после застрелиться, потому что в один день ему могло показаться, что он упирается в потолок, который никак не проломить.
Или же он мог бы периодически добровольно проходить лечение в психиатрической больнице, а Альфред, как и его покойный отец, платил бы всем журналистам Готэма, чтобы эту историю замяли.
В какой-то степени Брюс пошёл по пути обоих родителей. Он стал врачом Готэма, постоянно чувствуя, что уже достиг своего предела и что дальнейшие попытки не проломят потолок, а лишь раздавят его самого.
Это ли не иронично? В этот раз улыбка получается более естественной.
Он часто думает о том, что могло случиться, если бы Селина не уехала из Готэма, а Нэштона не посадили в тюрьму. И эти мысли давят не так тяжело, как предыдущие мысли о том, что могло быть, если бы его родители не умерли.
Тогда, до всей этой информации, которую он знает сейчас, ему казалось, что всё было бы очень хорошо. Брюс стал бы достойным наследником Уэйнов, а Альфреду не приходилось бы анонимно каждую ночь обзванивать все морги в поисках его трупа и с облегчением выдыхать, получая отрицательный ответ. Теперь же он не может избавиться от мысли, что мать бы он чаще видел в психиатрической больше, нежели дома, а отец бы скончался от сердечного приступа после очередной битвы совести с преступным миром Готэма.
Поэтому он думает о Кошке и Загадочнике.
Если бы Селина не уехала, то у них всё равно бы ничего не получилось. Между ними была целая пропасть, в которую помещались его богатство и её нищета, разные взгляды на жизнь, прошлое, настоящее и будущее. Единственным, что могло бы их связать, стать хлипким мостиком через эту пропасть, была боль от утраты близких людей, но Брюс уверен, что никогда не вступил бы на такое ненадёжное строение. Селина никогда не отказалась бы полностью от Кошки, он — от Бэтмена, и рано или поздно он сдал бы её полиции, а она всадила бы ему за это пулю в сердце. И никакие поцелуи, никакие мосты из боли и одиночества не спасли бы их от полного падения.
С Загадочником всё могло бы быть чуть удачнее, но если отношения с Селиной он мог бы угробить в гипотетическом будущем, то с Эдвардом он это провернул в самом что ни на есть реальном настоящем. Они были сиротами, у них не было друзей, обоими двигало возмездие, и разделяла их не пропасть, а всего лишь небольшая, но глубокая яма. Мост через неё был бы куда крепче, но вот ведь парадокс: зачем кому-то строить мост, чтобы перейти через яму, если её легче обойти или даже перепрыгнуть? Эдвард явно нашёл бы ответ на эту загадку, но Брюс всё равно никогда не стал бы тратить столько энергии на такую глупую задумку.
***
Иногда по ночам Брюсу кажется, что он почти готов сорваться и поехать за Селиной. Выследить её маршрут не составит труда, догнать — тоже, но что же делать, когда они наконец встретятся? Он выходит подышать свежим воздухом, но вдыхает лишь грязный запах Готэма. Днём от города пахнет деньгами, а ночью кровью.
Иногда он не выдерживает этого и срывается, и отправляется в её старую квартиру. Он не надеется застать её там, хотя кошкам и свойственно возвращаться тогда, когда ты уже и не надеешься на это. Брюсу просто нравится рассматривать её жилье, хотя большинство шкафов уже и опустошены, видимо, в лихорадочной спешке покинуть город как можно скорее. Квартира Селины похожа на квартиру нормального человека со своими мечтами и надеждами. Открытки с изображением Италии (поехала ли она туда?), список продуктов, который необходимо купить (не особо здоровый и питательный, стоит отметить), старый телевизор, чьи помехи громче звука. Иногда он закутывается в уже успевшие запылиться и не слишком свежие простыни. От них всё ещё пахнет чужими духами, и порой Брюсу удаётся даже задремать на пару минут под гул телевизора, пока тревога быть раскрытым не заставляет его всё же покинуть квартиру.
Брюсу нравится смотреть в эту бездну, что простёрлась между ними. Вопреки словам Ницше, бездна никогда не смотрит на него в ответ.
Иногда по ночам Брюсу кажется, что он почти готов сорваться и утонуть в беспросветной тьме Готэма, и тогда он посещает жилье Нэштона. Квартира Эдварда напоминает ему собственную комнату: бумаги, отсортированные в алфавитном порядке, причудливые схемы, вырезки из местных газет. Брюсу не нравится рассматривать жилье Эдварда: это всё равно что неотрывно смотреть в грязную лужу и видеть своё искаженное отражение. Но, несмотря на всё это, тут он проводит гораздо больше времени, чем в квартире Селины. Просто потому, что ему кажется, что сюда он вписывается гораздо сильнее.
Возможно, если он навестит Нэштона в лечебнице ещё раз, то окончательно почувствует себя дома. Но он этого, конечно, не сделает.
***
Смотря, как Альфред тщательно гладит его белую рубашку, Брюс отрешённо думает о завтрашнем дне. Беседа с коллегами из Уэйн Энтерпрайз (его инициатива между прочим), настойчивое внимание прессы — всё это кажется таким пустым и бессмысленным, но, возможно, именно поэтому и является показателем того, что на самом деле это очень важно. Томас Уэйн, несмотря на всю нынешнюю неоднозначность, был надеждой Готэма и оставался таким даже после смерти до недавнего времени. Возможно, и Брюс Уэйн мог бы пойти по этому пути, каким бы тяжёлым и лицемерным тот ни казался. Если наладить дела, то он мог бы выделить деньги на восстановление города после наводнения. Мог бы поддерживать детские дома. Сделать что-то, чтобы было меньше Эдвардов Нэштонов, обезумевших от чувства ненужности, меньше Селин Кайл, потерявших веру после многочисленных обманов и предательств. И тогда, возможно, совсем маловероятно, никаким Брюсам Уэйнам и не пришлось бы цепляться за них в поисках успокоения.
Брюс впервые засыпает дома, под треск камина и воодушевленные рассказы Альфреда о завтрашнем дне. Сегодня впервые за всё время ему кажется, что до потолка ещё очень далеко.
