Мысли

-Ты свободен на сегодня. С уходом Дазая из мафии всё изменилось. Все будто перестали обращать внимание на Акутагаву. Теперь его и не наказывают, так как некому, но и не поощряют. Каждый день он просто выполняет свою жестокую, кровавую работу. Никому нет дела, как он с ней справился. Главное, что миссия выполнена. Теперь Дазай не будет видеть успехи и поражения своего ученика на заданиях, а есть ли тогда вообще смысл стараться и выкладываться на полную. А был ли он раньше, когда учитель следил за каждым шагом Рюноске? Когда в очередной раз замечал лишь провалы и обесценивал победы? Акутагава ненавидел размышлять на подобные темы. Всегда проще было запретить себе думать о чём-то подобном и забыть. Как только зарождалась мысль о Дазае, он сразу пытался пресечь её, дабы она не развивалась больше и не заполняла собой, омрачняя, и без того истерзанный мозг. Акутагава бы не сказал, что впал в отчаяние, просто теперь он не видит смысла работать над собой, улучшать свои навыки. Он и так считается одним из опаснейших мафиози, его умения и без того неплохо отточены. Он старался прогрессировать ради признания Дазая. А что сейчас? Нет, он в порядке. Просто немного потерялся. В исчезновении Осаму были и плюсы. Вот, например, сегодня Акутагава бился с очень хитрым и дальновидным эспером. Не сказать, что вражеская способность была очень уж опасна, но в умелых руках может стать сильным оружием. Именно таким и был враг: знал преимущества своей способности и с удовольствием этим пользовался. Акутагава не знал цели врага, его возможсти. Поступил приказ его убить, а приказы нужно выполнять. Так он и сделал. Убил. Но в какую цену ему это обошлось. Сам на ногах еле держится от бессилия, голова кружится, руки бесперестанно мелко подрагивают, а кровоподтёки в нескольких местах запачкали белоснежную ткань элегантной рубашки. Но, несмотря на это, нужно было отчитаться перед руководством. А потом…возвращаться домой. В этом и был плюс. Будь всё как раньше, пришлось бы выслушивать мнение Дазая о своих ошибках. Пришлось бы на ватных подкашивающихся ногах терпеть его пытки и уворачиваться от пуль. Сейчас же он не услышит ничего обидного в свою сторону, не получит удар кулаком по осунувшемуся лицу, а просто пойдёт домой. Или по своим делам. Опять же, никого его жизнь не интересует. Длинный плащ слабо развевается на ветру. Акутагава вяло плетётся по вечерней Йокогаме, чувствуя резкую нестерпимую боль, с силой прикусывает губу. Ничего удивительного, видимо, рана открылась и кровоточит. Не впервой, можно и пережить. Дом. Как же он любит это место. Рюноске пытался сделать квартирку более уютной, не то чтобы у него это получилось, но комфорт здесь явно присутствовал. Пушистый чёрный ковёр и достойная книга могли прекрасно скрасить одинокие, холодные вечера. Панорамные окна позволяли разглядеть город в ночных огнях. На удобном тёмном диване всегда есть пару подушек, на которых Акутагава любит подремать. Здесь он чувствует себя в безопасности, поэтому не боится снять плащ. Тут он сам себе хозяин, обустраивает всё, как хочет, делает, что вздумается и никаких приказов, руганий, пулей, крови… Свобода, простор и спокойствие. Первым делом нужно принять душ, а затем обработать новые и незажившие старые раны. Зайдя в ванную комнату, Рюноске встречает некое препятствие. Зеркало. Оно довольно чистое, симпатичное. Не очень большое, позволяет разглядеть себя до пояса. Находится в узористой серебряной рамке, поэтому со всех сторон обрамлено различными завитками. Искуссная работа девятнадцатого столетия. Акутагаве подобные вещицы нравятся. И зеркало ему нравится, не нравится лишь то, что он в нём видит каждый божий день. Он смотрит в отражение и видит себя, исхудавшего бледного юношу. Очень усталого, истощёного, с пустым, обречённым взглядом. Как же ему противен этот образ, исполненный безнадёги. Но это он, это его образ. Не может же он отказаться от себя. Всегда можно измениться, ну или смириться с тем, что уже имеешь. Бледной рукой снимает жабо. Ощущение, будто грудная клетка и шея совершенно беззащитны, полностью открыты для врага. «Но я сейчас дома, значит, мне ничего не угрожает» Костлявыми длинными пальцами медленно, постепенно растёгивает пуговицы испачкавшейся рубашки одну за другой. Дыхание учащается. Акутагава впивается взглядом в своё отражение, уже представляя, что сейчас увидит. Освобождает последнюю пуговицу от петли. И большая рубашка скатывается с острых плеч на локти, оголяя грудь и ключицы. Бледная тонкая кожа кажется слегка прозрачной, можно даже разглядеть просвечивающие вены. Акутагава отчётливо видит выпирающие кости ключиц, рёбер. Впалый живот не добавлял виду крепости и живости. Тазовые кости просвечивали также явно, как и костяшки пальцев. Кому-то это покажется мерзким, а кто-то разглядит в этом некий шарм. Рюноске это не волнует, всё равно он скрывает своё тело, прячет свои «изъяны». Никому нет дела до того, насколько он уродлив или, наоборот, красив. Намного больше его волнуют шрамы и повреждения. Он уже смирился с тем, что кожа уже никогда не будет такой гладкой, какой была когда-то давно, в прошлом. По всему телу шрамы и рубцы, которые не исчезнут бесследно. Акутагава не считает эти раны украшениями или какими-то ужасными отметинами. Он работает на мафию, защищает город, само собой появляются повреждения, это следует воспринимать как факт, как что-то должное, саморазумеющееся. Он не считает себя уродливым, его не волнует внешний вид своего тела, но ему уж точно не хотелось бы, чтобы кто-то видел его без одежды. Не хотелось показывать своё костлявое, слабое тело, исколоченное, по много раз зашитое. Ему кажется, это вызовет жалость, а кто он такой, чтобы его жалели? Жалость к Псу Портовой Мафии, такой влиятельный и опасной организации? Для него это стало бы унижением. Поэтому он ненавидит медосмотры и не посещает купальни. Ни к чему левым людям глазеть на него. Да и у него самого нет желания любоваться чужими оголёнными телами. После продолжительных размышлений Акутагава резко выдохнул, стараясь не издавать жалобных звуков, раны не обработаны, всё ещё невыносимо ноют. Он знает, что в квартире сейчас кроме него никого нет, но старается сдерживать слёзы боли и не вскрикивать из-за резких неприятных ощущений. Он должен держаться. Слёзы делают его слабаком в собственных же глазах. Если он не сдержится, то унизится перед самим собой. Рюноске жесток, холоден к себе, чересчур самокритичен. Он не помнит, когда появилось подобное отношение к самому себе. До встречи с Дазаем или уже после, под влиянием учителя. Главное, это превратилось в привычку, бранить и наказывать себя за излишнее проявление эмоций. Отделаться от этого оказось очень трудно, но он и не пытался. Он считает, это делает его сильнее, это делает его более стойким и выносливым. Акутагава медленно и как можно аккуратнее спускает объёмные рукава рубашки с острых локтей. Постепенно наклоняется, чтобы стянуть измятые брюки. Зубы со скрежетом заскрипели. Бледная узкая кисть мгновенно прижалась ладонью к губам, не разрешая издать и звука. Глаза в ужасе расширились. Будто лезвие, резкая боль полоснула грудь, где кровоточила свежая, сегодня полученная рана. Конечно, у Портовой Мафии есть свой врач и не один. Они заняты более серьёзными травмами. Рюноске слишком часто обращался за медицинской помощью с не самыми серьёзными ранениями, по мнению самих медиков. В какой-то момент ему просто показали, как обрабатывать раны, делать перевязки, в которых он нуждался, и попросили зря больше не тревожить. Сам он считал, что раз уж работает на эту организацию, значит, имеет право на услуги медика, но с течением времени понял, что, действительно, не такие уж и глубокие у него раны, не такие опасные повреждения. А к чему тогда помощь, если он и сам может справиться? Зачем, если болит недостаточно сильно? Рана кровоточит, но не очень глубокая, значит, не страшно, даже зашивать не придётся. Вообще, если органы не вываливаются, значит, не страшно, не смертельно. Он беззвучно заходит в душевую кабину, закрывая за собой прозрачные дверцы. Многие любят принимать душ, отлёживаться в горячей ванне с мягкой пенкой, но не Рюноске. Струи воды под напором попадают на повреждённую кожу, вызывая нестерпимую режущую боль. Он никогда не расслаблялся в душе. Это почти всегда было невозможно. Акутагава хотел бы пропустить эти водные процедуры, но лучше не допускать попадания грязи на назажившую рану. Да и кровь нужно отмыть: как свою, так и чужую. На полке его ждут свежее полотенце и уютный атласный пижамный костюм. Но надевать ночную рубашку он не спешил, ведь сначала нужно обработать повреждения. Со сложившимися событиями ему буквально пришлось заиметь дома аптечку со всем необходимым. Обмакивает ватку в перекиси, проводит по повреждённый коже. Из всего прочего выискивает блистер с нужным Антибактериальным препаратом, чтобы не было гнойного осложнения раны. Все эти действия доведены до автоматизма, настолько уже приелась эта обработка. А ведь помимо новой раны есть ещё и парочка старых, которым тоже нужно уделить внимание, иначе будут ухудшения. Всё это занимает не слишком много времени, около полу часа в среднем. Сейчас он может полностью переодеться в приятную к телу пижаму и перейти к более расслабляющим делам. Например, чаепитие. Чайник закипает и издаёт бурлящие звуки. Акутагава сидит около кухонного стола, опираясь спиной о спинку стула. Руки сложил перед грудью, стараясь не задевать больные места. И под звуки закипающей воды погрузился в свои размышления. " Дазай теперь не в организации, хватит, пора смириться… " Прикрывает веки и устало вздыхает: «Рано сдаваться, я должен собраться с силами и показать свои способности. Я докажу, что я достоин признания.» Рюноске наполняет форфоровый заварочный чайник кипятком. Добавляет имбирь и дольку лимона. По кухне распространяется приятный аромат. У него огромный выбор чая: есть и зелёный, и чёрный; цейлонский, байховый, кенийский, с жасмином, с манго, ананасовый, лимонный, ромашковый, каркаде. Во время домашнего чаепития он действительно расслабляется, наслаждается вкусом и запахом, в сотый раз любуется своим изысканным чайным сервизом. В редкие минуты спокойствия он старается не думать о своей работе, о своём будущем и о своём прошлом. Всё равно эти размышления ни к чему не приведут. Акутагава любит чай, ему нравится пробовать новые вкусы и наслаждаться уже полюбившимися. Имбирный чай он попробовал совсем недавно. Имбирь Гин принесла. Заботится, видимо. Сказала, он полезен, можно применять как отхаркивающее и противорвотное средство. Для Акутагавы самое то… Рюноске дорожил своей сестрой, ведь она — единственный близкий родственник. И, конечно, он волновался, когда ящериц отправляли на особо опасные задания. Гин не обладает способностью, но, несмотря на это, может за себя постоять, Рюноске это знает. Рюноске прикасается бледными губами к нагретому фарфору. Чувствует знакомый вкус с нотками лимона. Тепло распространяется по горлу. А голова забита лишь одним: «признание». Как бы он не пытался, но не думать об этом просто невозможно. Да и как? На протяжении нескольких лет он страдал, трудился ради этого признания. Это нельзя забыть, слишком много сил и терпения было вложено. Он устал терзаться этими мыслями, но прогнать их не получается. Ему противно от себя. Возможно, признание Дазая стало целью его жизни. И он идёт к ней. Оступается, падает, унижается, получает опасные для жизни ранения, но уверенно поднимается и идёт дальше. А что будет, если Дазай признает его? Акутагава об этом не думал, даже мечтать о таком не смел. Даже если учитель его признает, сможет ли Рюноске поверить в это сам? В лучшем исходе — да, поверит. А в худшем… Слишком долго ему твердили, насколько тот жалок и бесполезен, это приелось и теперь докучает, мешает спокойно жить. Он и сам уже не верит, что по-настоящему достоин. Некоторые эсперы из Портовой Мафии давно признали его силу и не скрывают этого, но Рюноске им не верит, не может, Дазай сказал, что Акутагава не достоин, значит, так оно и есть в его понимании. Он не воспринимает похвалу, отвык, не получается, не может, он не осознаёт, что действительно её заслужил. Всегда твердит себе, что старается недостаточно, что может лучше, что другие могли бы справиться с поставленной задачей быстрее. Все достойны похвалы, но не он сам, недостаточно сделал для этого. Приятные слова уже давно перестали вызывать какие-то эмоции (не то чтобы он часто их слышал): ни радости, ни смущения, ни удовольствия. Он не понимает, что комплименты действительно могут быть адресованы ему. Даже этот Тигр смог чем-то заинтересовать Дазая. «Он даже способность контролировать свою не может, но в глазах Дазая всё равно стоит выше меня. Так что же в нём особенного? Слабак, жалок… Но лучше меня. Я настолько ужасен? Настолько плох? " Он часто говорит, что достоин быть на месте Тигра, но сам уже перестал верить в это, устал доказывать, устал добиваться признания, устал от поражения. Он просит Дазая признать его, но даже для самого Рюноске эти слова превратились в пустой звук. Акутагава допивает уже остывший чай и отставляет чашку на стол. Краски неба потемнели и сгустились, звёзды засияли ярче и недоверчиво заглядывают в окна. Акутагава поднимается со стула и худыми ступнями ступает по холодному полу, направляясь в ванную комнату. В горле запершило. Возможно, он немного простудился. Ну, или же это очередной приступ неистового кашля. Надежды на лёгкое недомогание себя не оправдали. Губы распахиваются, чтобы сделать резкий краткий вдох, дыхательная мускулатура сильно напрягается. В следующее мгновение разносятся звуки безудержного кашля. Акутагава морщится, откашливая, отхаркивая кровь. Чувствует металлический вкус во рту. Жжение где-то внутри дарит весьма неприятные ощущения. Горло кажется разодранным в клочья. Хочется вдохнуть свежего воздуха, но очень больно. Он чувствует ускоренное биение сердца и пульсацию бегущей по организму крови. Одной рукой пришлось держать пряди волос, чтобы не запачкать белые концы. А второй вцепиться в бортик раковины, чтобы было проще удержаться на ногах. Некоторое время Акутагава смотрит в раковину, наблюдая кровавое месево. Голова кажется тяжёлой и ужасно гудит, нужно время, чтобы прийти в себя. Ещё пару минут он тихо редко кашляет, приводя дыхание в норму. Конечно, Рюноске рассчитывал на то, что с течением времени привыкнет к этому, всё-таки эти приступы преследуют его практически на протяжении всей жизни. И, вероятно, никогда не прекратятся. Да, это стало для него чем-то обыденным, но переносить подобные пытки от своего организма очень больно и стрессово. Ему сложно это терпеть. Он принял свою участь, но вряд ли сможет привыкнуть. Он вновь смотрит на себя в зеркало. Сегодня с него хватит. Нужно умыться и идти спать. Кровать мягкая и двуспальная-большая; с чёрным постельным бельём. Всё как он любит-удобно и не броско, зато со вкусом. Акутагава устало размещается на прохладной постели и наконец-то расслабляется. Сейчас он был бы не против почувствовать чьё-то тепло возле себя. Нет, Рюноске вовсе не хочет отношений, он лишь хочет знать, что кому-то нужен, что он не бесполезно проживает свою жизнь в этой борьбе за признание Дазая. Он мечется меж своих чувств. Акутагава хочет высказаться, хочет, чтобы его услышали, хочет поддержки. Но при этом он слишком долго был один и сейчас ему сложно подпускать людей близко, рассказывать что-то о себе. Он старается держать людей на расстоянии, не заводить новых знакомств, общаться холодно и отстранённо. Так ведь безопаснее. Да, у него есть Гин, но она и так слишком много знает о его боли. Рюноске не хочет, чтобы сестра вдавалась в подробности его внутреннего мира. Акутагава чувствует себя потерянным и понимает, что ему совершенно не к кому обратиться. Он ощущает тупую боль и раздражения к самому себе, но не хочет, чтобы ему помогли. Наоборот, хочет скрыть. Ему нужна помощь, но он не собирается в это верить. Он хочет любить, но не может полюбить даже себя. Хочет быть любимым, но не умеет принимать любовь, она ему противна. «Мне никто не нужен… Я один прекрасно справляюсь. И зачем мне чья-то помощь и внимание, если у меня всё и так замечательно?..» С этими мыслями смыкает веки и проваливается в сон.