Снова от меня ветер злых перемен
тебя уносит...
Плотный, непроглядный белый туман укрывает обширные хвойные леса. Вокруг пахнет сыростью, пихтой и, самую малость, человеческой кровью. Лунный свет едва пробирается сквозь широкие ветви, освещая небольшую, прикрытую кронами деревьев поляну. Здесь очень тихо, и тишина эта ощущается не то как блаженство, не то как пробирающий до костей ужас. Любой шорох, любое телодвижение в этом месте рискует быть обнаруженным. На этом клочке земли невозможно застать кого-либо в расплох. Поэтому пункт эвакуации Портовой Мафии расположился здесь. В небольшом деревянном домишке, на крыше которого умиротворенно спят ветви могучей криптомерии, расположились кровожадные убийцы, распрощавшиеся с честью, человеческой жизнью и мирскими привязанностями, чтобы постоять за свою родину, за место, которое они называют своим домом. Они никогда не будут "нормальными": они аморальны, они творят вещи, на которые ни один разумный человек не пошёл бы. И, на первый взгляд, человеческого в них просто нет. Но прямо сейчас один из них нервозно ходит из стороны в сторону и ждёт, когда лежащий на жёсткой дубовой кровати семпай придёт в себя. Они говорят, что мафиози не могут испытывать чувств, но Акутагава принёс Накахару сюда на руках, проследил за тем, чтобы дежурный врач добросовестно выполнил свои обязанности, и теперь пребывает в довольно стрессовом состоянии. Мафия заменила им семью, и, пусть они никогда не покажут этого, они волнуются друг за друга. Это похоже на большую игру для никого: не под стать им, маньякам, купающимся в крови, любить кого-то. Никто со своей ролью не справляется. Рюноске не глуп: он сразу понял, что произошло, когда на тайной встрече с Вооруженным Детективным Агентством Дазай начал нести откровенную чушь. Он знал, что его наставник – очень ценный кадр для его босса, агат ебучий, и потому он не поверил в его спектакль. И когда он услышал фразу «Тот, кто совершил зло, ожидает зла от других», он сразу же догадался о воссоединении двойного черного этой ночью. Всё-таки, чему-то его Осаму научил. Рюноске хотел быть полезным. Он уже не раз видел последствия применения Порчи, и от того он не мог позволить себе допустить хоть один промах. Он также знал, что Дазай рассчитывает на него, когда тот удалился с поля боя. Удивительно, но даже спустя четыре года эта особая грань взаимопонимания между ними не ослабла. И он старается, правда. Он старается ради Чуи, он старается ради Осаму. Он старается, чтобы однажды быть достаточно сильным, чтобы защитить их в момент слабости. И он не знает, как сильно другие ценят это. Но сейчас, кажется, не время для размышлений об этом. Накахара-сан, спустя четыре часа сна, медленно и с хриплым стоном разлепил глаза. Практически каждое движение причиняет боль. Так всегда, когда он работает на износ, когда он использует Порчу. – Этот придурок Дазай... аргх... даже... не соизволил исполнить... мою просьбу... «Спасибо за то, что ты рядом», – понимает Акутагава. – Вам ещё, э... посодействовать? – он не решается произнести слово «помощь» в отношении своего семпая. Не под стать ему принимать помощь от других, видите ли. Получив невнятный отказ, он налил стакан холодной воды, поставил рядом с кроватью, откланялся и покинул помещение, оставаясь где-то снаружи. Чуя перевёл взгляд на деревянное окно. Оно было намного меньше стандартного размера, и всё, что он увидел, это колючие тёмные ветви. Запах хвои ощущался даже внутри. На самом деле, здесь прохладно, и он уже ждёт не дождется, когда окажется дома, в тепле. Но, похоже, за ними подъедут только с утра. Перед глазами стали пролетать события прошедшего вечера. Вот он встретил Дазая, вот этому оболтусу оторвало руку, а здесь он уже издевается над бедным, несчастным, напуганным Чуей, доставая целую и невредимую конечность откуда-то из под одежды. Ебанько. И следующее, о чём он думает, так это то, как умело бывший напарник поставил его перед сложным выбором, где есть только один правильный ответ. Он думает о том, что слепо доверился этому человеку вновь, словно и не было этих четырех лет, не было слёз над бутылкой вина и проклятий, которые он на ходу придумывал специально для него. И ему интересно: а Осаму скучал по нему? Но, – ох! – этот чёрт бросил его посреди леса, когда он так нуждался в крохотной крупице заботы. В самом малейшем её проявлении! И да, он понимает, что его могли бы посчитать предателем, и всё такое, но...Он не спросит:
может быть хочу
улететь я с тобой,
жёлтой осенней листвой,
птицей за синей мечтой...
Он простил его уже сотни раз, он проглотил обиду, стоило лишь узнать, что с Осаму всё в порядке, что он жив, что ему хорошо, пусть даже без него. И всё-таки, он нуждается в нём. Накахара любит чувствовать себя нужным этому человеку, и, чёрт возьми, для него нет чувства сладостнее. Он хочет быть рядом с ним, он хочет, чтобы Дазай позволил ему быть рядом. Его любви хватит на бесконечные признания, на мягкие поцелуи в виски, на теплые объятия и слова утешения, слова принятия, так необходимые этому человеку сейчас. – Просто...Позови меня с собой
***
Чуя даже не задумывается о том, что может умереть, когда прыгает с огромной высоты и вновь активирует Порчу. Огромный фиолетовый дракон выглядит завораживающе, и Накахара знает, что где-то там Дазай ждёт его, ждёт, когда ему отчаянно вмажут по его смазливому личику и выбьют все оставшиеся зубы. Он смутно понимает, что делает, и ему стоит больших усилий придерживаться своего плана, но он таки находит причину своего извечного беспокойства. И все тревоги покидают его, как только он чувствует прикосновение шершавой ладони к своей щеке. Он и не уверен, из-за чего именно был зол: из-за того, что этот придурок опять подвергает себя опасности, или из-за того, что он верит Чуе так, словно он всесильный, словно он способен пыль и щепки обратно в горы и леса собирать. О да, он определенно зол. Но он будет спасать Осаму из раза в раз, он не позволит ему так просто умереть. Не от его руки. Да, именно так.Я приду сквозь злые ночи,
я отправлюсь за тобой,
что бы путь мне не пророчил, я
приду туда, где ты
нарисуешь в небе солнце, где разбитые мечты
обретают снова силу высоты
И, как же отвратительно это признавать, но с Дазаем всегда было хорошо. Просто хорошо, не замечательно, не тепло, хо-ро-шо. Никогда и ни с кем так хорошо не было. Он словно большое и мягкое одеяло укутывает, убаюкивает, рядом с ним всегда безопасно. И когда он глупо шутит, когда самодовольно заявляет о всех своих совершенствах, он напоминает утончённого чёрного кота, такого кота, который выберет коробку, а не комфортную дорогую лежанку. Кота, которому не хватает ласки, кота, которого хочется гладить и чесать за ушком. Такого... нуждающегося в заботе. Пугливого котёнка, гоняющего воробьёв по утрам. И ему хочется улыбаться. Хочется дарить ему свою любовь вопреки всем принципам, ведь рядом с ним всегда радостно, рядом с ним Чуя ощущает себя так, словно этот человек всегда был его домом. И порой Накахара позволяет себе глупые фантазии о том, что всё хорошо, что они – простые студенты, которые частенько играют в приставку на спор, где проигравший делает за другого домашку всю неделю. Так хочется иногда почувствовать себя обычным человеком, хоть ненадолго забыть обо всех своих грехах и просто лежать в чужих объятиях, зная, что весь мир не может их побеспокоить.Сколько я искал тебя сквозь года
в толпе прохожих...
думал я – ты будешь со мной навсегда...
Осаму всегда заботился о Чуе раньше, когда тот использовал Порчу на поле боя. Он видел последствия ее активации, он просто не мог позволить себе поступить иначе. Он заботливо расчёсывал чужие волосы руками, попутно доставая мелкий мусор. Он успокаивал, поглаживая плечи, шептал всякую несуразицу на ухо, стараясь не шевелиться, чтобы лежащему на его коленях напарнику было максимально удобно. И от этого тепло разливалось по всему телу, от этого неведомое ранее чувство пульсировало в висках, в запястьях, а руки так дрожали, дрожали... Ох, как же Чуя боялся быть покинутым в такие моменты. И порой он просил Дазая не оставлять его, когда совладать с собой уже не мог. Он как мантру повторял «не бросай меня, не уходи, пожалуйста», – и слышал в ответ короткое «я всегда буду рядом»Но ты уходишь
А сам Дазай... ох, он просто трус. Трус, каких поискать ещё надо. И нет смысла скрывать, что он готов пожертвовать всем миром ради Чуи. Вот так просто, он готов склонить Бога перед этим человеком. Он готов дарить ему рассветы, готов искать его в каждом луче солнца, он смотрит на него, как на совершенство. Накахара такой... живой. Он злится, когда Осаму глупо шутит над его ростом, он отчаянно пытается скрыть волнение, но его слишком легко прочитать. Он заботлив, и Дазай тонет в этой заботе, он задыхается. И ему тоже хорошо. Но он привык, что всё хорошее заканчивается. Он всё ещё помнит боль, которую испытал из-за смерти Одасаку. Он так чертовски винил себя, ведь вступление Сакуноске в Мафию было именно его идеей. Он ошибся. Он, чёрт возьми, ошибся, а другому пришлось платить жизнью за его промах. Это больно, и он живёт этой болью каждый день. Он просыпается с ней, он стремится контролировать всё и вся, не смея забыть о ней. Он боится, что когда-нибудь его близкие снова будут платить за его проступки. И он почти забыл Чую. Он был рад этому, ведь, вспоминая о напарнике, он больше не чувствовал ни-че-го, и от этого ему становилось лучше. Он может забыть о нём. Он может больше не бояться его смерти. Все нормально. Но последняя встреча расставила всё на свои места. Нихуя блять не нормально. Он снова хочет сбежать. Сбежать подальше отсюда, куда угодно, где он сможет забыть о бессонных ночах, проведённых с ним за чашечкой какао под аккомпанемент старого радио. Туда, где его нет. Туда, где он обретёт свободу, туда, где чужая смерть перестанет пугать его. И Чуя понимает. Он знает, что для Осаму так лучше. Его напарник, руки которого по локоть в крови, всегда был ужасно слаб перед теми, кого любит. Он сразу понял это. И это устраивает их обоих. И раз уж ты такая трусливая задница, Дазай Осаму...Только как прежде любя, я отпускаю тебя
но всё же...Позови меня с собой