Наблюдатель

Ю Джунхёк слышал истории о худшем, что случилось с их старшей школой за долгое время. Ким Докча и пятиэтажное здание с неплотно закреплёнными заборами на крыше. Странно, как Джунхёк вообще не замечал его присутствия, несмотря на то, что он был частым гостем в его любимом месте уединения в течение последних двух месяцев, хотя бы тупо выглядывая из-за края. С другой стороны, Ю Джунхёк не обращал внимания на сына убийцы, и он не понимает, почему он должен начать делать это сейчас.   Зима потихоньку подходит к концу. Морозы сменились холодным ветерком, а слой белизны, омывающий пейзаж за окном, растаял тонким сладким инеем. Скоро прозвенит звонок, и вскоре им обоим нужно будет идти на урок. Хотя, Ким Докча, кажется, знал об этом, когда пришел на крышу, неуклонно поднимаясь над прорехой в заборе.   Он балансирует на краю, держась одной рукой за раму забора и выглядя так, словно собирается прыгнуть. Ю Джунхёк задается вопросом, знает ли он, что может произойти. Падение с такой высоты, обычно, не убивает человека, если он стремится к этому, но этого может быть достаточно, чтобы раздробить его хрупкие кости. Он полагает, что кусты могли бы смягчить его падение до того, как он упадет на землю, достаточно, чтобы спасти его, но это мало вероятно.   Ю Джунхёк всегда был бесчувственным ублюдком. Это стало фактом, поскольку он остался один в просторной квартире, слишком роскошной для семилетнего ребенка, с ключами от дома, сунутыми ему в руки, и небольшой запиской с подробным описанием маршрута до ближайшего супермаркета и школы.   Тем не менее, он не настолько апатичен, чтобы закрывать глаза.   Совершенно очевидно, что воротник Кима Докчи испачкан красным, на нем синяки и рубцы, а большая повязка на его лице ничего не скрывает. Он резко выдыхает, но Ю Джунхёк не дает ему времени наклониться вперед.   — Отойди, — говорит он, обводя рукой костлявое запястье слишком сильно, чтобы поговорить с мальчиком-самоубийцей, —Прямо сейчас.   — К-кто ты? — Ким Докча заикается, выражение лица падает. — Отпусти. — Нет. — Серьезно, эй! — Отойди, или я тебя заставлю. — Ю Джунхёк начал угрожать.   Ким Докча не сразу слезает с уступа и не уходит в безопасное место. Он лишь слабо посмеивается. — Ты говоришь мне прыгать или спускаться? — Спустись. Вниз.   — Я не хочу.   Тремор в его глазах выдает его упрямый взгляд. Возможно, это была их первая встреча, но мальчик уже находит способы действовать Ю Джунхёку на нервы. Ю Джунхёку нечего сказать несговорчивому ублюдку.   Он дергает за руку и отступает в сторону, давая Ким Докче возможность вскрикнуть и рухнуть на пол. Оглядываясь назад, возможно, делать это с раненым мальчиком было не лучшей идеей, но, с другой стороны, Ким Докча выглядит так, будто заслуживает немного боли.   — Что ты делаешь? — шипит мальчик.   — Я сказал тебе слезть, — хмурится Ю Джунхёк.   — Это не твое дело, — чуть громче говорит Ким Докча.    — Пятна крови на дорожках будут тревожить других, — но Ю Джунхёк прикусывает язык, прежде чем мальчик прыгает по-настоящему. Он выглядит как тот, кто может сделать это назло, — Замолчи.  — Уходи.  — Что? Едва заметно, но мальчика трясет. — Ты мог просто отвести взгляд. Я бы не издал ни звука, кроме удара о землю.   На мгновение Ю Джунхёку кажется, что он сбит с толку тем, как легко Ким Докча играет со своей жизнью. — Думаешь, я бы… отвел взгляд?   — А разве нет? — мальчик улыбается. Должно быть, для него это не было чем-то новым, судя по пурпурно-зелёным пятнам торчащих из его рукавов. Возможно, сегодняшнее желание отправить себя в полет со здания накопилось так же, как и все синяки на его теле, и все, что нужно было, это кто-то, чтобы закрепить мысль, что он не нужен в этом мире.   Все-таки, довольно трудно.   — Вставай, — хмыкает Ю Джунхёк, поворачиваясь, чтобы уйти. Он достаточно доверяет своей скорости, чтобы отвести глаза, потому что он узнает, если Ким Докча решит воспользоваться возможностью, чтобы совершить прыжок веры, пока он повернут спиной.   — Что? Где? — Ким Докча, кажется, искренне не понимает.    Ю Джунхёк останавливается у входа на крышу и смотрит на него. У него достаточно длинные руки, чтобы дотянуться через открытое пространство до мальчика, который отвечает на него своим искренним взглядом.   — Нет. С чего ты взял, что я пойду за тобой? — подозрительно спрашивает он. — После такого грубого вмешательства, что, если ты… — Лазарет.   Ким Докча моргает. — М? Ю Чжунхёк цокает языком, распахивая дверь. — Ты ранен.   По сигналу звенит звонок, и суета студентов, возвращающихся в свои классы, эхом поднимается по лестнице. Он поднимает густую бровь, глядя на мальчика, который все еще медлит.   — Вообще-то я бы не хотел туда идти... — Ким Докча говорит, спустя вечность. — Спасибо. Но не волнуйся об этом. Я сам об этом позабочусь.   И он ушел, на этот раз не с крыши. Ким Докча смущенно пробрался мимо Ю Джунхёка, молча исчезая на лестнице.   Он усмехается. Какой раздражающий ублюдок. Чего он не ожидал, так это увидеть еще одну фигуру, нависшую над тем же краем неделю спустя, с черными как смоль волосами и стройным телом, которое едва не качает ветер.   На самом деле есть только один человек, который мог бы соответствовать этому описанию.   Ким Докча уже ворчит, прежде чем Ю Джунхёк успевает полностью стянуть его. — Я был так близок. Ты знаешь, сколько я готовился?   — Ким Докча, — рычит Ю Джунхёк сквозь зубы. — Кажется, ты думаешь, что у тебя девять жизней.   — Я не знаю, и именно поэтому я здесь, — говорит мальчик, но он не борется с мертвой хваткой того, что повыше держит его, как будто зная, что это будет тщетной борьбой. —Ты сталкер? Почему ты всегда здесь? Ю Джунхёк хмурит брови. — Это мое место.   — Уходи. Найди другое место.   — Почему я должен это делать? — Так ты перестанешь меня беспокоить. — Найди другое место для прыжка.   — Возможно, так я и сделаю. Тогда меня никто не остановит. — Ким Докча, — угрожающе шипит он.   — Ю Джунхёк, — усмехается парень в ответ. — Что за взгляд? Нет никого, кто не знал бы тебя ни в этой школе, ни в соседней, мистер популярнейший. Точно так же нет никого, кто не знал бы сына убийцы.   Затем наступает короткое молчание, и атмосфера вокруг них, кажется, приобретает другой вес. Ю Джунхёк использует это время, чтобы заметить темные блестящие комочки, запутавшиеся в черных нитях, и он не уверен, что хочет знать, что это такое. Под его воротником также есть пара более новых отметин, на ткани виднеется старое коричневое пятно знакомой формы, и внезапно язык Ю Джунхёка кажется свинцовым во рту.   — Ты меня жалеешь? — Ким Докча говорит немного тише, — Я не хочу этого.   — Это не жалость, – Ю Джунхёк говорит ему. — Я просто не могу этого вынести.   — Моральное обязательство? Будет ли это тяготить твою совесть? — спрашивает Ким Докча, не сводя глаз со шнурков. — Не беспокойся об этом. Я позабочусь о том, чтобы уйти незаметно.   Возможно, пристальное внимание средств массовой информации на протяжении всей жизни сделало Ким Докчу гораздо более проницательным, чем нужно. В то же время он, кажется, думает, что все будут просто ходить по его мертвому телу, как по еще одному участку травы, и одна только мысль о том, что Ким Докча имеет такое малое значение в жизни каждого, странно душит его. Разве жизнь сына убийцы все еще не жизнь?   — Смерть едва ли незаметна, — хмурится Ю Джунхёк. — Перестань ходить вокруг да около, пытаясь умереть. Думаешь, смерть — решение всего?   — Вероятно, – Ким Докча довольно спокойно улыбается. — Это беспроигрышная ситуация для всех.   В этот момент Ю Джунхёк думает, что это смешно, как сильно он пытается спасти мальчика, который даже не хочет жить.   Но дрожь в голосе мальчика ощущается, как будто кто-то качается на канате. Комок подкатывает к горлу, и Ю Джунхёк не может этого вынести, черт возьми.   — Лазарет, — решительно говорит он, таща другого к выходу. Ким Докча в замешательстве колеблется и оказывает некоторое сопротивление.   — Ты не слушал?   — Слушал.   — Тогда ты не можешь…   — Тихо.   — Ю Джунхёк! Он совсем не собирается слушать, когда становится ясно, что мальчику больше нечего сказать, но, почувствовав его упрямство, Ким Докча прибегает к попрошайничеству. — Ю Джунхёк, правда, я не хочу идти в лазарет. Куда угодно, только не туда.   Ю Джунхёк останавливается, потому что это не похоже на то, что он просто капризничает. Это искренняя просьба.   Ю Джунхёк останавливается, заставляя другого вздохнуть с облегчением. К тому времени рука Ким Докчи уже ослабла в его хватке, и Ю Джунхёк немного ослабил её, внезапно осознав, насколько хрупким является запястье, сжатое его пальцами.    Его рот открывается, чтобы спросить, затем закрывается, прежде чем поставить мальчика перед собой. Ю Джунхёк достаточно чувствителен, чтобы не спрашивать, чем, по-видимому, Ким Докча не хочет делиться, хотя планка для этого установлена ​​довольно низко.    Какой беспокойный человек.   — Иди, — командует он, бросая на другого нетерпеливый взгляд, когда тот тупо оглядывается через плечо.   — Что? — Иди обратно в класс, — повторяет он, а затем снисходительно добавляет: — Я пойду сзади.   — Что? Ты присматриваешь за мной? — Иди.   — Тебе не обязательно этого делать, я могу пойти один. Что, если все увидят тебя со мной? — Сначала позаботься о себе, Ким Докча.   — Но-   — Иди, — смотрит Ю Джунхёк, не двигаясь с места. Лестничная клетка перед ними открыта.   — Хорошо, — вздыхает Ким Докча. — Но держись на расстоянии. Не подходи ко мне слишком близко.   Единственная форма согласия, которую дает Ю Джунхёк, — ворчание. К счастью для другого, у него нет никакого намерения общаться с ним, кроме этого.   Спустившись на два этажа вниз по лестнице, Ю Джунхёк небрежно спускается, не сводя глаз со спины Ким Докча. Следующие несколько дней проходят без сучка и задоринки, настолько нормально, насколько это возможно для него. Никакого Ким Докчи, слоняющегося по крыше и касающегося заборов, словно размышляя о чем-то, о чём лучше не стоит думать; о чём-то действительно опасном для жизни.   Ю Джунхёк солгал бы, если бы сказал, что его совсем не беспокоят суицидальные наклонности Ким Докчи — вопреки общественному мнению, он не хочет, чтобы его похороны состоялись. Хотя, поскольку это не выглядело так, будто Ким Докча какое-то время собирался попробовать что-то смешное, он подумал, что наконец-то может расслабиться.   Пока что.   Где-то в конце недели он понимает, что ходить по коридорам с морем поклонников на хвосте никогда не было так неудобно, как смотреть, как грязные руки прижимают беспомощного мальчика к полу за шею. Ю Джунхёк не может вспомнить, когда в последний раз болел, но вид кулаков, падающих на его спину — спину Ким Докча — вызывает у него что-то вроде бушующей бури в животе.   Тем не менее, Ю Джунхёк медленно отворачивается. Его участие не выходит за рамки предотвращения самоубийства — Ким Докча был для него не более чем мифом до того, как они встретились, и нет никаких причин, по которым он должен изменить этот факт сейчас.   Резкий крик боли почти сотрясает его, когда в разговор вмешивается еще одна претенциозная девушка с яркими бликами.   — Просто отвернись, Джунхёк-сси. Он опасный человек, — говорит она, с тревогой глядя на растоптанное тело.   Все, что он может видеть, это пустые глаза Ким Докча и тонкие руки, поднятые над его наклоненной головой в неудачной попытке защититься от града ударов. Ю Джунхёк задается вопросом, насколько опасным может быть Ким Докча, когда его хрупкие плечи дрожат, как осиновый лист, когда Ю Джунхёк все еще чувствует костлявое запястье, такое хрупкое в его хватке.   Раньше в коридорах было тихо, и Ю Джунхёк задается вопросом, стали ли современные подростки лучше прятаться, или он просто ослеп. Ким Докча первый, кто после этого инициирует их контакт. Когда он это делает, его учебники рвутся в его руках, а на их страницах видны пятна крови, капающие из маленькой ранки на виске. Он еще не замечает дополнительного присутствия позади себя — выражение его лица настолько похоже на потерянного ребенка, что Ю Джунхёк неизбежно приближается к нему.   На крыше так же тихо, как всегда, и перерыв от всех насмешек должен быть незнакомым. Ким Докча неловко стоит за забором, словно не зная, как действовать, прежде чем голос вырывает его из задумчивости.   — Даже не думай об этом, — говорит Ю Джунхёк, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Другой мальчик оборачивается после короткой паузы.   — О чем? – Ким Докча улыбается.    — О прыжке, — отвечает он.   К этому причуда на губах Ким Докча проявляется. — Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты беспокоишься обо мне.   — Прекрати нести чушь, — возражает Ю Джунхёк.   — Кто-нибудь говорил тебе, что у тебя плохой характер?   — Никто не посмел.   — Значит, ты осознаешь это, — усмехается Ким Докча, а затем сглатывает запугивание, написанное на лице Ю Джунхёка. — В любом случае прыгать было бы бессмысленно.   — Ты наконец сдался?   — Возможно, — пожимает плечами Ким Докча, и противный водоворот в его желудке при этом таинственным образом успокаивается. — Кажется, тебе нравится это место. Когда ты постоянно рядом, я не думаю, что смогу спокойно умереть. Если, конечно, я не найду другое место…   Ю Джунхёк бросает на него злобный взгляд.   — …но умереть так, чтобы они увидели, кажется не таким уж хорошим планом, — пожимает плечами Ким Докча, и по его щеке стекает еще одна красная струйка. — Ты так не думаешь? На какое-то время Ю Джунхёк уже перестал обращать внимание на его слова. Он хмурится, глядя на полосы крови на рубашке Ким Докча. — У тебя кровь.   — Я упал, — смело лжет Ким Докча. Его рука поднимается, чтобы вытереть кровь, но от этого только морщится. — Как-то испортил свои учебники, ха-ха…   Он слегка смеется, но Ю Джунхёк чувствует себя неуверенно. Ким Докча вообще пытается скрывать это, или он просто хочет убрать его из головы?   Возможно, если бы он был кем-то другим, он бы проглотил эту ложь, чтобы оправдать свое отсутствие участия. Однако в голове Ю Джунхёка всплывают образы пурпурных отпечатков ладоней и потертой кожи, и на какой-то ужасный момент ему кажется, что он сочувствует одержимости Ким Докча крышами.   — Ким Докча, – Кулаки Ю Чжунхёка сжались в тугой комок. — Я не могу тебя понять. Почему ты позволяешь всем наступать на тебя?   Может быть, он говорит из чувства вины, эгоистичного желания, которое хочет, чтобы мальчик дал отпор, чтобы он мог продолжать наблюдать. Таким образом, Ю Джунхёк перестанет испытывать ненужное желание вмешиваться, когда он не хочет слишком сильно ввязываться в дела Ким Докча.   — В этом нет смысла. Если я отомщу, кто бы ни был виноват, администрация увидит только сына убийцы.   Мальчик выглядит смирившимся. Больше всего Ю Джунхёк думает, что его раздражает то, как легко Ким Докча позволяет вещам происходить, когда дело касается его самого.   — Ты. Оставайся здесь.   Ким Докча колеблется, но не выглядит слишком удивленным. — Пожалуйста, не приводи учителя или что-то в этом роде.   — Я не буду, — говорит Ю Джунхёк, потому что то, что он собирается сделать, больше похоже на прихоть, чем на что-то другое. — Просто оставайся здесь и не двигайся. Если к тому времени, как я вернусь, я обнаружу, что ты ушел, я не позволю этому сойти тебе с рук.   — Ты хотя бы скажешь мне, чего мне жда- эй, Ю Джунхёк!   Его скорость возрастает, как только он перешагивает порог выхода на крышу. На самом деле нет нужды так торопиться; несколько незначительных людей в коридоре замечают его, но не догоняют. С другой стороны, он тоже не хочет тратить свое драгоценное время.   (Ю Джунхёк думает о неудачной улыбке и красном лице, насмешливо скользящем по его лицу, и… ах, вот почему он так настойчив в этом вопросе.)   Он останавливается и покидает лазарет в рекордно короткие сроки, к смущению медсестры. В его руках пачка бинтов и мазь, которую легко подобрать по опыту участия в потасовках.   Ким Докча лучше бы не делал ничего глупого, пока его не было. — Ты не обязан этого делать, Ю Джунхёк. Я могу сделать это сам.   Ю Джунхёк осторожно приклеивает повязку ко лбу мальчика. Обычно, когда он это делает, ему становится больно, но он удивляется, почему Ким Докча до сих пор не закричал.   — Заткнись, Ким Докча.

***

Следующие несколько недель проходят как плейлист на повторе. Ким Докча, кажется, притягивает к себе неприятности, куда бы он ни пошел, и только после того, как дети закончили фотокопировать синяки обратно на его лицо, они действительно отпустили его, ковыляя обратно в класс с ничего не выдающим выражением лица. Однако едва заметное подергивание его губ выдает боль, расцветающую в его боку, и внутри своего класса Ю Джунхёк ненадолго задается вопросом, когда он стал таким проницательным.   С того дня он почти не видел Ким Докча за пределами крыши, порхая между уроками и походами в туалет. Время от времени он мельком видит знакомую худую фигуру, исчезающую в ванной с засученными и застегнутыми рукавами. Затем через некоторое время он появлялся в мокрой одежде и с грязью в волосах, прежде чем чья-то рука цеплялась за его подбородок и затаскивала обратно внутрь.   Он слабый, но оскорбления отскакивают от стен ванной ровно настолько, чтобы достичь его ушей. Учительница тоже стоит в такой позе, что скорее заметит, но она тихонько закусывает губу и пишет с большей энергией, как будто скрежет мела по доске стирает любые оскорбления, происходящие по соседству.   — Ха-ха-ха-ха, что за взгляд? Ты, что, настолько несчастен? Я имею в виду, что ты можешь сделать, рассказать своей матери?   Следующее, что он помнит, — это море любопытных глаз, остановившихся на нем. Его челюсти напряжены, а пальцы бессознательно сжаты в идеальный кулак, и учитель перестал писать из-за этого. Она несколько нервно смотрит на ученика, который вдруг встал во время урока, и говорит со всей наглостью в мире: — Все в порядке? По сигналу Ким Докча вываливается из ванной с разбитой губой. Их взгляды встречаются на долю секунды, и Ю Джунхёк чувствует, как его желудок сжимается, когда он медленно качает головой.   Глупый, идиотский Ким Докча.   — Не делай глупостей, — Ким Докча ловит его позже на крыше и говорит. — Мы оба попадем в беду. Ты знаешь, как администрация относится ко мне. Я предпочел бы избежать беспорядка после этого.   Ю Джунхёк чувствует прилив гнева в своих венах. — Ким Докча, ты дурак. По крайней мере, защити себя.   — Ну, я не так физически развит, как ты! – Ким Докча фыркает. — Во всяком случае, я к этому привык. Будет больно на секунду или около того, я могу это вынести.   И Ю Джунхёк был прав, когда назвал Ким Докча полным дураком. Тем не менее, выражение его лица заставляет его колебаться, и Ю Джунхёк обнаруживает, что не в силах отказать в просьбе мальчика.   — Если они снова побеспокоят тебя, позови меня.   — А, это так, — Ким Докча бросает на него взгляд. — Помнишь, я говорил о том, чтобы не делать глупостей?   Ю Джунхёк цокает языком. — Я не буду их бить.   — Удобных происшествий тоже нет, — говорит Ким Докча.   — Мне не нужны такие подлые методы, — дергается глаз Ю Джунхёка, и ответный взгляд, который он бросает, вызывает возмущенный крик другого. — А вот такому жалкому дураку, как ты, они могут понадобиться.   — Ублюдок, что это значит?   Игнорируя Ким Докча, Ю Джунхёк вместо этого решает сосредоточиться на недостатке мышечной массы в его теле.   Для своего возраста Ким Докча выглядит слишком худым, и это главная причина, по которой он не может сдержаться в драке, считает Ю Чжунхёк. Зная Ким Докчу, он, должно быть, долгое время питался нездоровой пищей и дрянной лапшой быстрого приготовления.   — Завтра, — начинает он, привлекая внимание собеседника. — Будешь ли ты здесь?   Чернильные глаза расширяются от едва скрываемого шока, хотя Ю Джунхёк почти на сто процентов уверен, что Ким Докча сделал это нарочно, чтобы поиздеваться над ним. Его подозрения подтверждаются, когда последний открывает рот с хитрой ухмылкой.   — Только не говорите мне, что великий Ю Джунхёк хочет потусить со мной? – Ким Докча яростно и мило ухмыляется. — В таком случае, конечно, я буду здесь…   — Хорошо, — говорит Ю Джунхёк, прежде чем повернуться, чтобы уйти, получив необходимое подтверждение.    Ким Докча фыркает. — Подожди. Почему ты не отрицаешь? Ты же не серьезно? Ю Джунхёк продолжает идти. — Так вот почему ты спросил, буду ли я здесь сегодня? — Ким Докча слегка наклоняет голову в замешательстве, глядя на коробку для завтрака в своих руках. Он аккуратно упакован, аккуратно выстлан пергаментной бумагой и до краев наполнен семью разными цветами. – Это для меня? — Я приготовил слишком много этим утром,— хладнокровно отвечает Ю Джунхёк.    Он не совсем лжет. Он думал о том, как заставить Ким Докча набрать вес, чтобы у него было меньше синяков, а затем он понял, что в его коробке для завтрака появился дополнительный слой, переполненный питательной ценностью. От одного взгляда на эту чертову штуку у него болели глаза, поэтому самым логичным было передать горячую картошку самому подходящему человеку в округе.   А кто еще, как не Ким Докча, съест все подряд?   Они сидят на полу, спиной к забору. Ким Докча изучает еду у себя на коленях дольше, чем необходимо, настолько, что Ю Джунхёк начинает думать, что он не видел ни одного рисового зернышка в своей жизни.   — Ты случайно не отравил это?    Он хочет задушить Ким Докча.   — Отдай, — ворчит Ю Джунхёк и пытается вырвать коробку с ланчем, но мальчик отбивает его руку.   — Кыш, кыш. Я еще не закончил любоваться этим. Ты выложился по полной, да? — Ким Докча ухмыляется, а затем, наконец, с опаской откусывает кусок рассыпчатого жемчужного риса с яйцом. Проходит секунда, прежде чем он загорается, зачерпывая в рот еще еды. — Хм. Очень неплохо.   Ю Джунхёк чувствует, как его грудь набухает от гордости. — Я отравил его.   Ким Докча изящно жует свою колбасу из осьминога. — Я думал, ты не любишь такие отвратительные методы.   В ответ Ю Джунхёк элегантно приподнимает бровь. Выражение его лица, должно быть, было несколько забавным, потому что оно вызывало у собеседника тихий смех.   Он стискивает зубы. — Что тут смешного?   — Иногда ты напоминаешь мне главного героя, — со смехом говорит ему Ким Докча. — Сильный, красивый и талантливый, всегда появляющийся, когда это необходимо.   Ю Джунхёк небрежно делает вид, что его сердце не дрогнуло от его слов. — Что ты имеешь в виду?   — Возможно, причина, по которой я все еще нахожусь на крыше, — начинает Ким Докча, — заключается в том, что я слышу, как один человек останавливает меня, когда все кажется безнадежным.   После этого он глубоко вздохнул, подперев затылок ладонями, небрежно приняв позу в какой-то попытке преуменьшить уязвимость в своих словах. На них наступает тишина, и на мгновение они чувствуют себя двумя незнакомцами, сидящими на автобусной остановке.   С самого начала Ю Джунхёк думает, что никогда по-настоящему не понимал, как работает разум Ким Докча. Тем не менее, будучи посвященным в эту небольшую информацию, у него пересохло во рту по причинам, в которых он не уверен.   Тем не менее, он украдкой бросает взгляд в сторону и видит, как на лицо Ким Докча начинает подкрадываться неловкость, и решает, что нет, он не хочет этого, когда Ким Докча, наконец, начал раскрывать свои мысли.   Вместо этого взгляд Ю Чжунхёка падает на груду забытых красных фруктов. — Ешь свои помидоры.   Ким Докча моргает, а затем бормочет с легкой улыбкой: — Вы положили внутрь мышьяк?   — Что?   Он сдвигает их в сторону. — Это плохо. Не заставляй меня их есть.   — Не будь придирчивым. — Серьёзно, я ненавижу их. На самом деле, с чего бы кому-то нравиться… — Ким Докча морщит нос, как ребенок, которого заставляют есть овощи. — Это?   Неловкое настроение начинает немного подниматься, но из его горла вырывается насмешка, и слова, которые он сдерживал в каком-то уголке своего разума, медленно вываливаются наружу. — Ким Докча, я накормлю тебя спелыми помидорами, если ты снова попытаешься умереть.   Говоря это, Ю Джунхёк хмурится и отводит взгляд. Удивительно, но отвращение с лица Кима Докчи исчезает, он становится веселым, а его глаза слегка изгибаются, когда он кусает яйцо. — Это угроза? — Нет, это обещание, — отвечает Ю Джунхёк.   Это то, что он клянется выполнить, если это означает, что ему больше никогда не придется видеть Кима Докча, балансирующего на уступе, если это означает, что ему никогда не придется видеть глаза, лишенные какой-либо глубины, смотрящие прямо на него.   Ю Джунхёк не хочет смерти Ким Докча.   Остаток обеда проходит в тишине. Ю Джунхёк проверяет рану на виске, выдает невысказанное предложение заменить несколько своих учебников в редком проявлении щедрости. Ким Докча рассказывает о романе, которым он недавно увлекался, и рассказывает ему, какими обыденными были его дни, и это мило, пока Ю Джунхёк не замечает опухшие красные отметины из-под рукавов, и его лицо теряет немного радости. Жизнь продолжается. Несколько новых рекомендаций и викторин за ланчем, академическое соперничество, в ходе которого Ю Джунхёк узнает, что Ким Докча умнее, чем он думал:   — На счет три.   — Просто открой.   — Отлично. У меня девяносто три. А у тебя?   — Девяносто восемь.   — Черт побери.   Так проходит месяц, проведенный в мирном сидении на крыше. Кроме того, за это время Ю Джунхёк: одолжил Ким Докче свой свитер, чтобы скрыть пятна крови, успешно обманул его, заставив думать, что его квартира находится в том же направлении, и узнал, почему он ненавидит лазарет.   — Однажды они поймали меня на перевязке, и знаешь, лазарет — самое непритязательное место, чтобы избить кого-то и притвориться, что привел его туда для оказания медицинской помощи, когда его поймают, — говорит Ким Докча с горькой улыбкой.   — А также? – подсказывает Ю Джунхёк.   — Что ты имеешь в виду? — Ты же не думаешь, что я поверю, что это все.   — Как и ожидалось от главного героя, — дуется Ким Докча, не подозревая, что это прозвище заставило грудь Ю Джунхёка сжаться. — Ну, однажды я мазал свои раны мазью и попал в больницу на месяц. Оказалось, они заменили мазь на разбавленную кислоту.   — Разбавленная кислота, — серьезно повторяет Ю Джунхёк, ярость затуманивает его зрение, потому что насколько безмозгло и злобно может действовать простая парочка хулиганов?   Ким Докча смеется. — У тебя отстойный характер, ты никогда не делаешь глубоких вдохов или что-то в этом роде? — Ким Докча.   Ким Докча читает гнев на его лице и улыбается своей чертовой утешительной улыбкой, как будто он ребенок, которого нужно успокоить. — Это было давно. Во всяком случае, они делали и более ужасные вещи, поэтому я не думаю об этом.   Прилив ужаса. — Более ужасные?   — Например, осквернение моих романов, — отвечает Ким Докча.   — Что именно ты имеешь в виду под "более ужасными вещами"? – Ю Джунхёк недоверчиво смотрит на него.   — Как я уже сказал, вандализм в отношении моих романов. Но сейчас я в порядке. — говорит Ким Докча, его выражение лица колеблется, а ноздри раздуваются, когда он лжет.   Ю Джунхёк считает, что риск оставить след в своем послужном списке будет оправданным, когда он украсит свинью, из-за которой на лице Ким Докча появилось такое выражение.   Чтобы найти виновного, нужно не так уж много — просто расспросить всех вокруг, не то чтобы Ю Джунхёк легко забыл лицо, постоянно витающее вокруг мальчика, как вредителя. Однажды днем ​​он натыкается на Сон Минву, когда мыл руки в ванной, и под его ногтями видны красные пятнышки, которые Ю Джунхёк однажды видел, рассматривая шею Ким Докча.   Вдох, выдох.   В тот день Ким Докча шатается по крыше в свитере, который он так и не вернул Ю Джунхёку, холодный пот стекает по его шее сзади. Он держит дистанцию ​​в течение всего обеденного перерыва, как будто Ю Джунхёк не улавливает запах железа в воздухе Он не спрашивал об этом. Ким Докча нервничал.   Вдох, выдох. — Тебе больно, — Ю Джунхёк прищуривается, глядя на него.   — Забавная история, я упал…   — Ким Докча, я знаю, когда ты лжешь, так что даже не пытайся.   Ким Докча вздыхает в поражении и признается, как только он удостоверится, что, судя по тому, как они сидят, он не сможет добраться до выхода, если Ю Джунхёк первым не схватит его за шею. — Хорошо, значит, я не упал. Что ты хочешь? — Что случилось, — многозначительно спрашивает Ю Джунхёк.    — Меня ударили, — ворчит Ким Докча, слегка касаясь рубца на щеке. — Просто какие-то хулиганы, которым больше нечего делать.   — Сон Минву? – Он хмурится, сдвинув брови.   — Как ты… неважно, ты должен был узнать. Но сейчас я в порядке.   — Ким Докча, — тон Ю Джунхёка становится жестче. — До каких пор ты собираешься это говорить?   С того места, где он стоит, солнечный свет проникает сквозь дыры в заборе и придает контуру Ким Докча хрупкое сияние. Тогда его рубашка становится чуть-чуть прозрачной, темные отпечатки ладоней прижимаются к его телу, словно липкие заметки, которые Ю Джунхёк хочет сорвать и стереть.   Неожиданно он протягивает руку и быстро задирает рубашку, вызывая возмущенный визг.   — Ублюдок, что ты делаешь, Ю Джунхёк! – Ким Докча корчится, когда холодная рука проводит по синякам на его коже. — Чёрт, ты извращенец?   Ю Джунхёк цокает языком — Как хлопотно, Ким Докча, — И прижимает его к себе за талию, чтобы удержать на месте. Чтобы увеличить дистанцию ​​между ними, мальчик выгибает спину, сложив руки на груди, и тут Ю Джунхёк, хмурясь, замечает: — У тебя торчат ребра. — Я знаю, что ты кормишь меня хорошей едой, но никто не прибавляет в весе за ночь, ты же знаешь. У тебя очень холодные руки, пожалуйста, отпусти меня, — борется Ким Докча.   У Ким Докча развязывается язык, когда он паникует, — с удовольствием отмечает Ю Джунхёк.   Он пользуется случаем и начинает допрос. — Когда это произошло?   — Т-только что, перед тем, как я пришел сюда, — дрожит Ким Докча, щипая его за руку, пытаясь заставить его отпустить его. Ю Джунхёк даже не вздрагивает. — Прошу, отпусти.   Он демонстративно игнорирует его. — Что он делал?   — Он держал меня и шлепал, вот и все, клянусь! — восклицает Ким Докча, прежде чем отказаться от побега и вместо этого изменить положение рук, чтобы заблокировать Ю Джунхёку взгляд на его подтянутый белый живот. — Я уже говорил тебе, так что перестань искать…   — Почему? — шепчет он.   Теперь Ким Докча смотрит на него так, как будто он здесь идиот. —Что это за вопрос такой?   — Перестань позволять ему причинять тебе боль, — требует Ю Джунхёк, и ему интересно, какое выражение он делает, чтобы вызвать приступ вины в глазах Ким Докча. — Пообещай мне, Ким Докча. — Если он поднимет на тебя руку, не позволяй ему это делать. Если не можешь, то кричи, и я тебя найду.   Пауза, которую берет Ким Докча, мучительна, и его ответ не менее разочаровывает. — Извини, Джунхёк-а, — говорит он.   Его голос нежный, и все, чего хочет Ю Джунхёк — раствориться и забыть об этом, как о простом дурном сне, но в то же время в мальчике перед ним есть что-то такое, что заставляет его тикать. Ярость лижет стенки его груди, как пылающее пламя, затем она сменяется горькой болью, когда уголки губ Ким Докча слабо изгибаются, потому что только Ким Докча мог так его прочесть. Несколько дней, еще немного спотыканий и падений и близость со сломанной ногой. Ким Докча все еще думает, что они живут в одном направлении, поэтому теперь они вместе идут домой.   Вечер пятницы — медленная вещь; Ким Докча еще медленнее с пульсирующими ребрами и вывихнутой лодыжкой.   — Иногда мне интересно, правильно ли работает твой мозг вне учебы, — говорит Ю Джунхёк хромающему мальчику.   — Джунхёк-а, если бы я сказал, что не хочу чего-то, ты бы это сделал? — спрашивает Ким Докча.   После короткой паузы он отводит взгляд. — ...Нет. — Конечно… до выпуска осталось всего полгода. Кроме того, что может случиться?   Ю Джунхёк ничего не говорит и соответствующим образом меняет темп. Оказывается, многое может случиться. Ким Докча никогда не любил себя, но до сих пор удивляется, когда Ю Джунхёк находит его по пояс в воде, с красными и липкими руками. В течение трех секунд его вытаскивают обратно на берег со скомканным кардиганом, прижатым к его открытым ранам, и Ю Чжунхёк не произносит ни слова, чтобы его бешено колотящееся сердце не выпрыгнуло из горла.   — Что ты здесь делаешь? – Ким Докча дрожащим голосом шепчет: — Извини, а-а, за то, что снова испачкал твою одежду.   — Заткнись, пока я тебя не убил , Ким Докча…   Бесящая, раздражающая улыбка. Затем хрупкий блеск остекленевших глаз. — Разве это не было моим планом?   — Ты всегда делаешь, что хочешь, — голос Ю Джунхёка переходит в рычание, угрожающее. Он такой разъяренный. — Перестань придерживаться своих ужасных планов и найди другой путь, черт возьми, – Кровь расцветает на песке под ними, капая, как слезы. Ким Докча всегда выглядит так, как будто он вот-вот исчезнет, ​​его глаза остекленели, и он погружается в какую-то болезненную мечту. Одна только эта мысль неожиданно пугает Ю Джунхёка больше, чем раздражает.   Его голова не перестает кружиться, а дрожащая рука не отпускает окровавленного запястья Ким Докча. Ю Джунхёк не может смотреть прямо, и во всем виноват Ким Докча, что он так зол. Так чертовски боится.   — Знаешь, это не первый раз, — говорит мальчик, ошеломленно моргая сквозь теплую сухость в глазах. — Я выпрыгнул из окна своего класса, когда мне было пятнадцать, и выжил. Я думал, что тогда все наладится, но на самом деле это никогда не проходит, не так ли? Две сильные руки поднимают его, зацепившись за колени. Ким Докча прижимается к Ю Джунхёку, как тряпичная кукла, чьё дыхание более дикое, чем его собственное. — Замолчи. Я отвезу тебя в больницу, так что перестань говорить так, как будто ты вот-вот умрешь.   — Да, — бормочет Ким Докча, склонив голову набок. — Совсем не жалеешь. Ю Джунхёк чувствует, как сжимается его грудь. — Ким Докча, не смей засыпать. Если ты умрешь, я побью Сон Минву и остальных.   Если бы только он разыскал их раньше, если бы только он достаточно удосужился проигнорировать дерзкие слова Ким Докча и глупую улыбку, чтобы сделать что- нибудь, что угодно. Вонь железа пронизывает его чувства, и волна головокружения обрушивается на него, как прилив. Все это время Ю Джунхёк называл Ким Докчу дураком, хотя самым большим дураком здесь был он сам.   Глупый, идиотский Ю Джунхёк.   — Ну, это нехорошо… Но я не буду останавливать тебя, если ты действительно хочешь это сделать, только если ты позволишь мне умереть, — бормочет Ким Докча.   — Думаешь, я тебя послушаю?   Ю Джунхёк был не лучше, чем сторонний наблюдатель, с закрытыми глазами и заложенными ушами только потому, что он боялся этого. Ким Докча сам попросил об этом, кого, черт возьми, волнует, чего он хочет? — Мне не нужно твое разрешение, чтобы что-то сделать. Завтра я убью их всех, пока ты читаешь свои чертовы романы, и никто не сможет меня остановить.   — Ты такой трудный, — Ким Докча слабо шлепает другого по челюсти. Пятно красного окрашивает его щеку, как знак любви. — Серьезно, почему ты такой беспокойный? — То же самое могу сказать и о тебе, ты всегда такой раздражающий. – Ю Джунхёк ускоряет шаг, перекладывая мальчика на спину, чтобы его голова упала ему на плечо. — Когда ты перестанешь кровоточить на моих рубашках? Когда ты перестанешь быть тряпкой? Когда же ты соберешь свой проклятый мозг, чтобы подумать о том, как плохо мне будет, когда тебя не станет?   Он не думает. На самом деле он хочет услышать неизбежные насмешки, звук Ким Докча, который дергает своим дерзким ртом, дразня его, как детсадовца. Но этого не происходит, только горячие, неглубокие вздохи касаются его шеи, и Ю Джунхёк чувствует, как его сердце сильно сжимается. — Только не засыпай. Х-хей, Ким Докча. Сдавленный вздох едва срывается с его губ, когда он наконец слышит слабый смех мальчика.   — Похоже, ты будешь скучать по мне, — говорит Ким Докча, и Ю Джунхёк может представить его несчастную улыбку, даже не оборачиваясь. — Нашему маленькому Джунхёку будет одиноко?   — Если ты это знаешь, то почему? – Ю Джунхёк дрожит, и больше нет ни лица, ни гордости, когда густая алая кровь стекает по его рубашке, пачкая штаны, носки, обувь.— «Ты так сильно хочешь умереть? Хочешь, чтобы я угостил тебя спелым помидором?   — У меня аллергия, ублюдок, — хрипит Ким Докча.   — Тогда скажи мне, — резко говорит Ю Джунхёк. «Хватит уходить в одиночестве», вдох, «Справляйся со всем сам», выдох. — Разве ты не мой спутник?   Секунда тишины. — …Ты взял это из «Трех способов выжить…»   — Просто прекрати нести чушь и не засыпай, Ким Докча, — нехарактерно умоляет Ю Джунхёк. — …А кто сказал, что я буду одинок? Я не позволю тебе умереть. — Джунхёк-а, — Ким Докча свободно обнимает его за шею, — Ты самый раздражающий главный герой, которого я когда-либо встречал.   — Ты просто мой любовный интерес, — говорит Ю Джунхёк. Он с трудом может поверить в то, что выходит из его уст, но влияние Ким Докча на его жизнь оказалось сильнее, чем он предполагал. — Когда ты проснешься, я... правильно скажу, чтобы ты услышал.   Проходит мгновение, прежде чем костлявые руки сжимаются вокруг него, успокаивающе.