"Love and war"

      Странный цвет и странный запах,       Странный вкус остается на губах.       Кто ползком, кто на задних лапах,       Только ты себя держишь в руках.              Мерзостное существо с истошным визгом рухнуло на землю. В животном страхе оно тряслось мелкой дрожью, истекая смрадной кровью. Надеясь на побег, оно ползком пыталось убраться куда подальше, но инстинктивно оно уже чувствовало близкую свою кончину. Хрипя и утробно рыча от агонии, оно билось в конвульсиях нестерпимой боли. Оглянувшись в последний раз назад, оно замерло и рухнуло лицом в лужу собственной крови. Его глаза застекленели и закатились.       Глядя на свежий, ещё теплый труп, двое молодых людей молча стояли.       Юноша ухмылялся, получая какое-то садистское наслаждение от вида своей жертвы, которая, распластавшись, безжизненно лежало земле, замощенной булыжником. Вид парня чем-то напоминал образ сумасшедшего мясника: рука-лезвие, алое, ещё теплое, белая футболка, забрызганная сочными брызгами крови, стекающей на джинсы и белые кожаные кроссовки, смугловатое лицо, на котором вязкие капли начинали запекаться, и бордовые глаза, сияющие бешеной эйфорией от совершения убийства. Его не пугал ни отвратительный запах внутренностей, которые были видны из посмертных ран чудища, ни гримаса ужаса и боли, что застыла на его морде, ни лужи цвета кагора, что так живописно растекались к его ногам.       Девушка же презрительно смотрела на все это, прикрывая лицо платком. Она откровенно брезговала этой тушей, в которой больше не было жизни, предпочитая прикрыть нос и губы. Приступы тошноты от резких раздражающих запахов её не оставляли. Но было и в этом что-то завораживающее, что заставляло её смотреть, не отрывая глаз.       Неестественно выгнутые конечности, ненатуральная поза, посмертная гримаса, эти отвратительные по цвету и запаху внутренности, которые вот-вот свалятся из раны на мостовую, в лужу…       Это был их не первый, и, уж точно, не последний монстр. Это всего лишь работа.       Нормальные люди с детства не убивают. И тут не отговориться, что эта бойня «на благо общества». Ведь когда твои руки замараны, ты не смоешь крови, такой липкой, соленой, с привкусом металла. Ты становишься сумасшедшим, понемногу, по капле. И когда-нибудь этот яд зальет тебя по уши.              Твой рукав ничего не скрывает,       Сумрак жадно разинул пасть...       Имей в виду: здесь немного стреляют,       Имей в виду: здесь легко пропасть.              Соул, оторвавшись от созерцания трупа, оценивающе окинул взглядом подругу. Остановившись на правой руке, он с полным строгости видом резко взял её, осторожно сжимая в своих ладонях её кисть.       Рукав кофты даже в сумерках отчетливо темнел алыми разводами.       — Сколько раз тебе говорил, не зевай.       Мака, нахмурившись, одернула руку, пытаясь спрятать её за спиной.       — Да ладно, ерунда. Царапинка.       С пальцев капало на джинсы, что Албарн слишком хорошо чувствовала.       — Врешь.       А в её голове голос отозвался раздраженным «Конечно, вру». На мысли более длинные и яростные не хватило времени, так как Соул резко притянул Маку к себе.       — И кого ты будешь играть сегодня? Заботливого друга или брутального мачо? — с усмешкой спросила Албарн, слишком хорошо понимающая суть происходящего.       — Разберемся, девушка.       Слишком долго и пристально он смотрел в её глаза, коварно улыбаясь. Этим взглядом он словно напрашивался на то, чтобы Мака раздела его до трусов, не забыв самой остаться нагишом. Сколько же спеси было в этом ублюдке, который так притягательно играл роль плохого парня, которая словно для него и была написана. Ей же оставалось казаться примерной и во всех смыслах положительной девушкой, интеллигентной до занудства и чопорности. Такая юная леди просто обязана была нарваться на кого-то непокорного и дикого. Нарвалась. Сама искала встреч, связала деловыми, а затем, несколькими годами поздней и интимными узами.       Сначала она была влюблена в него по всем законам жанра: ревновала, мечтала, надеялась на взаимность и втайне от всех, что в общем-то для всех не было таким уж секретом, грустно вздыхала, не получая ответа. Но, изучив каждый его жест настолько досконально, что с легкостью могла бы писать на эту тему диссертацию, Мака пришла к мысли, что обладать правом пользования на него можно только с помощью особых правил, которые обоюдно не нарушались. Соулу была дана абсолютная свобода от обязательств. Глупо было привязывать его к себе словами: он бы специально искал лазейку для побега. Это было чем-то похоже на уклад хиппи: свободная любовь, рок и пацифизм на амурном фронте. Мака же получила право время от времени пользоваться им. Понемногу. Но затем эта власть все нарастала. И вот он почти на коленях, предан и не заметил даже, как вокруг шеи затянулась удавка. А она, его серый кардинал, выжидала момента полного повиновения.       Ведь внутри послушной белокурой девочки уже давно поселились озорные бесята, распаляющие её с возрастом все отчаянней. Порой доходило до того, что своей неожиданной порочностью и похотью она удивляла Эванса, который в вопросе интимной близости был намного просвещенней. Иногда безумие стучало в её висках, и Мака, вытворяла такие дикости, от которых Соулу оставалось лишь довольно улыбаться и в меру содействовать. Чтобы когда его подруга вернет себе трезвый рассудок, он не остался в стороне.              Я ловлю твое дыханье       Краем уха, плечом, спиной.       Мне спокойней на расстоянье,       Если ты согласен со мной.              До дома они добрались как в тумане. Может, от усталости, возможно, от увлеченности собственными мыслями.       Но когда входная дверь открылась, в голове, словно кто-то щелкнул рычагом, чем сменил полярность. И все мысли с усталостью полетели к чертям.       Соул сразу заметил перемену в зеленых, словно побеги хмеля, глазах. Появившуюся в движениях плавность. Ироничный прищур глаз. Даже запах кожи его старой подруги стал сильней.       Вальяжно раскинувшись на диване, он наблюдал за каждым движением Маки. За пальцами, которые путались в волосах, когда она завязывала их в высокий неопрятный хвост. За каждым шагом до кухни. За тем, как она привстала на носочки, чтобы достать свою кружку, хранившуюся на самой верхней полке. За губами, которые Албарн нетерпеливо закусывала, ожидая щелчка чайника.       В каждом движении для него таился эротизм, вызов, провокация. Хотя, казалось бы, Мака проделывала этот ритуал каждый вечер, абсолютно без изменений. К примеру, он знал, что когда она в первый раз отопьет немного своего чая, она тихо зашипит, обжегшись. Когда кружка опустеет, она, в самый неожиданный момент, обнаружит слежку и усмехнется, всем своим видом говоря «Тоже мне, поклонник». Но всегда, ежедневно, он продолжал смотреть за этой рутиной снова и снова, подперев лицо рукой, зачарованно и увлеченно. Он ждал чего-нибудь более откровенного, более дерзкого. Но Мака лишь уходила к себе в комнату, предпочитая оставаться на расстоянии.       Соул даже начинал думать, что это какая-то игра или даже хитрый маневр. Но стоило ему сделать шаг, его подруга, словно чувствуя своей интуицией, скрывалась в ванной или у себя в комнате.       Поэтому, Эвансу пришлось выбрать выжидательную тактику, чтобы хоть посмотреть на этот бытовой бурлеск. Сидеть молча и неподвижно, когда все тело требовало решительных действий.       Но сегодня терпение снова лопнуло.       — Ты хочешь чая или кофе? — спокойно спросила Мака, почувствовав на бедрах тёплые руки.       — Тебя хочу, на столе и без кофе, — шепнул Соул ей прямо на ухо, целуя шею.       Взглянув в окно, Албарн, только дала ему большую свободу действий. Но, не смотря на это, она все так же невозмутимо продолжила:       — Меня? Точно?       — Абсолютно, — руки Эванса уверенно и жадно касались талии, бедер, груди, распаляя их обладательницу.       — На столе?       — Да, — на выдохе, таком обжигающем бархатистую кожу на шее.       — И никого больше?       — Да, черт возьми! — Соула бросало в жар от её запаха, который становился все головокружительней.­ А его подруга коварно над ним усмехалась.       Замолчав на пару мгновений, Мака победно улыбнулась, повернувшись к нему лицом.       — Значит, я тебе позволю, — прошептала она, расстегивая ремень его джинс.              Месть от боли не исцеляет,       Все решает борьба за власть...       Имей в виду: здесь немного стреляют,       Имей в виду: здесь легко пропасть.              Шорохи, стук, тяжелое дыхание, рваные вздохи, треск рвущейся одежды, нечленораздельные выкрики… На кухне явно не суп варили.       В голове судорожно мешались слова. Кровь — на её пальцах, засохшая ещё по пути домой. Сахар — рассыпался по столу, впиваясь в кожу. Секс — да, он явно тут есть. Магия. Пожалуй, магия тоже присутствовала.       Кажется, так называлась песня Red Hot Chili Peppers… Не суть.       Соул дразнил свою подругу пальцами, которые становились все влажней. Она стонала, не во весь голос, как она умела, а лишь в половину. Металась из стороны в сторону, стараясь крепче держаться за стол пальцами, побелевшими от силы, с которой она сжимала края. Под бюстгальтером отчетливо просвечивали соски, затвердевшие на радость быстро.       И хотя выглядело это со стороны как какая-то дешевая порнушка, на самом деле это было настоящее противостояние. Они решали, кто из них двоих прогнется, как в прямом, так и в переносном смысле.       Её рука скользнула ему в джинсы, что кардинально меняло ситуацию явно не в пользу Эванса. Дерзкие прикосновения, которые сглаживала ткань его боксеров казались ему кипятком. И, к сожалению, это было его слабостью. Он постепенно сдавал позиции, теряя контроль как над Макой, так и над собой.       Она, облизнувшись, посмотрела на него снизу вверх. Снова сверху он. Но это тоже не до конца достоверно.       Их отношения сами по себе чем-то напоминали минет: казалось бы, Мака стоит перед ним на коленях, но в то же время, она могла в любую секунду скрутить его за яйца.       И как обычно, в такие моменты, зазвонил телефон. Соул, крепко выругавшись, недовольно посмотрел на жужжащий мобильный.       — Я готов на сотню поспорить, это твой полоумный папаша.       Мака усмехнувшись, ответила на звонок:       — Алло? — взглянув на своего друга, она скорчила страдальческую гримасу, невозмутимо продолжая говорить в трубку, — Да, пап, все в порядке. Да не поранилась я. Нет, все…       Соул резким рывком отобрал у неё трубку, и, не подождав, пока Спирит замолчит, рявкнул в трубку:       — Мужик, время час ночи! Трахаемся мы тут, не мешай. Она утром расскажет, как и что. Бывай.       Мака в шоке смотрела на Эванса, который держал телефон. Спустя секунду он снова начал звонить не переставая.       — Слушай, ну у тебя отец скотина. Все настроение испортил.       — Какое к черту настроение?! Ты хоть представляешь, что он мне завтра утром устроит? — Мака вставала со стола, пытаясь вернуть телефон.       — Ну и не пойдем никуда. Будем круглые сутки заниматься сексом в качестве компенсации, — не понятно было, шутит ли Соул.       — С ума сошел? Он же в квартиру вломится и будет полная задница!       — А меня не смущает секс на людях…       — Дурак.       Мака, натягивая джинсы, злая и недовольная, быстро ушла в свою комнату.       — И правда, все зло от недотраха, — задумчиво протянул Соул, глядя на лифчик, который его обладательница забыла на столе.              Каждый рот скрывает зубы,       Каждый шепот скрывает крик.       День прошел — и ночь на убыль,       Все дороги ведут в тупик...              — Па, да прикалывается он! Ничего такого и в помине не было. Он просто у меня трубку отобрал и наговорил чуши. Ты же знаешь, как это бывает. Да не вру я! — Албарн сидела на кровати, оправдываясь перед отцом на том проводе и проклиная всеми известными ей ругательствами этого остряка, который так умудрился ляпнуть.       Но на эту ночь Спирита ожидало ещё одно сенсационное заявление:       — Мак, ты лифчик на столе оставила, — Соул, не ожидавший такого расклада дел, без утайки сказал это, входя в комнату подруги.       — Чего?! — крик отца из телефонной трубки было слышно на всю комнату, а Мака, глядя на свой бюстгальтер проклинала всех и вся, надеясь, что завтра у Спирита резко проявится острый рассеянный склероз.       — Папа, это не то, что ты подумал! Я могу объяснить! — Албарн в панике пыталась хоть что-то сказать в свое оправдание, но становилось лишь хуже.       Соул давился со смеху, глядя на её алое лицо, шепотом ругаясь матом и улыбаясь так широко, что можно было без труда разглядеть каждый зуб.       Да, это был окончательный провал. А ведь как хорошо начиналось…       — Господи, да скажи ты ему уже, что все-таки мы с тобой переспали и закроем тему. Как-никак, ты уже девушка взрослая, опытная, — отдышавшись, Соул вытирал глаза, которые слезились от хохота.       — Когда-нибудь я тебя по стенке размажу, идиота кусок! — кричала Мака, кидая туфлю в Эванса, закрывающего за собой дверь.              Кроткий нрав и улыбка незлая       Никогда не заменят страсть.       Имей в виду: здесь немного стреляют,       Имей в виду: здесь легко пропасть.              Закончив разбирательства с отцом, Мака, движимая праведным гневом, зашла в комнату Соула. Тот в свою очередь развалился на кровати, глядя на потолок, по которому ползли трещинки. Его вид, полный спокойствия и невозмутимости, только больше её раздражал.       — Ты что, в очередной раз только своим членом думал?       — Ну, если учитывать, что мы собирались сексом заняться, то да.       — Когда же ты перестанешь быть таким озабоченным? Боже…       — … дай моей подруге хотя бы третий размер, — паясничая, закончил за неё фразу Соул.       — Ни черта не смешно!       — Да, это действительно грустно. Но мне и твоя девушка подходит неплохо.       — Ты невыносим.       — Я всего лишь честный.       Мака прикрыла лицо рукой. Как можно так обезоруживающе улыбаться?       Помолчав с минуту, Соул, скорчив очередную рожу, пробубнил:       — Да ладно, что с меня взять? Прости грешного меня и не сердись. Ты ведь такая умная, красивая, добрая…       — Хватит меня задабривать, я все равно к тебе сегодня не лягу, скрестив руки на груди, Мака смотрела на него, ухмыляясь краешками губ.       — Ах, так? Ну, тогда беги что есть мочи: догоню и поимею! — смеясь, Соул вскочил с кровати, догоняя резко сбежавшую с озорным визгом Маку.