Информатор

Их первая встреча состоялась, когда ему только стукнуло 30, а ей — 27. Всё началось с, казалось бы, самого привычного поручения Майки — Ран должен был встретиться с информатором и заключить договор. Ничего сложного. Встреча состоялась и он встретился с загадочным партнером их организации, но… Он — девушка. Подняв глаза, Ран встретился с синими пронзительными глазами — Сенджу, так она назвала себя. В голове мелькнуло имя и он задумался: разве он не знал её в подростковом возрасте? Сенджу же игриво смотрела на знакомое лицо — кто бы подумал, что дружок её братика заявится в её клуб бурлеска. Это было в новинку, как и до чертиков приятная внешность переговорщика. Давно она таких смазливых не видела. Эх, сложно замечать красоту, будучи постоянно окруженной ею. — Бонтен предлагает вам сотрудничество. Информацию на власть. Договор был заключён и вроде бы стоило уходить, но что-то не хотелось. Всё изменилось в тот момент, когда сама Сенджу, подняв глаза, встретилась с ним и улыбнулась. Хитро и так соблазнительно, что Ран даже завис, считая, что ему показалось. А Сенджу подумала, что преступник нечестно красив, когда так зависает над простой улыбкой. — Что-то ещё? — спросил мужчина, отпивая из стакана воды с лимоном. Она глубоко вздохнула, как бы решаясь, стоит ли говорить. Но спустя мгновения продолжила: — Не хотите ли выпить со мной? Отметим договор. Ничего сложного.

* * *

Они встречались так ещё пару десятков раз. То Ран просто зависал в её бурлеске, то Сенджу нужно было отдать документы, какие требовал Бонтен, но…видеться они стали часто. Даже слишком. Ран поймал себя на мысли, что засыпает и просыпается с мыслью об их встречи. Пусть и чисто гипотетической. Сенджу ловила себя на том, что у неё появился фетиш на фиолетовые глаза и низкий бархатный голос с хитрецой. В конце концов всё сложилось к тому, что однажды она позволила ему узнать её адрес — а Ран, как идиот малолетний, с радостью провёл её до дома, наблюдая, как её непослушные волосы прыгают от каждого шага хозяйки вверх. Она повернулась к нему, щёки румяные, а на губах красная помада. — Можем переспать, но любви не будет. — дружелюбно прокомментировала информатор, словно не она сейчас сказала довольно циничную вещь. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, подняв бровь. Эта чертовка всё больше интриговала: обычно все влюблялись в него до беспамятства. И тупели от любви. — Я говорю о том, что… — она ухмыльнулась, подходя ближе и перекидывая белоснежные руки ему на плечи. От неё пахло духами и сладкой ванилью, от которой резко закружилась голова. Впервые за последние лет двадцать жизни Хайтани. — Ты красивый, можем развлечься, но не больше. И не смей трогать мои губы. Она выставила это условие — словно граница для себя же. Если поцелуешь в губы: придется быть искренной. А это больно. Не в её условиях, когда она спит и мучается от сердечной боли из-за семьи. Что Харучиё, что Такеоми…они просто отреклись от неё, уйдя в подполье. Решили, что ей всего хватает. А ей нужна была семья. Чертова семья и всё. А парень напротив… Ран Хайтани…он подходит под описание того, кто мог бы помочь забыться. — Ты разбиваешь моё черное сердечко такими речами, — сделав шаг вперед, сказал Ран. Сенджу умолкла, чувствуя, как горячая ладонь прижала её к себе, надавливая на поясницу. — Но, думаю это интересно. Продолжением этого стал поцелуй. Сенджу была зла — он её поцеловал в губы. Она просила этого не делать. Но…этот протест он проглотил, а ей пришлось впервые за долгое время слушать, как стучит собственное сердце. Не громко, но так тепло и приятно. В тот вечер Ран, словно ей назло, только поцеловал её, а потом, как ребенок малый, хватался за руки и просто болтал. — Ран, — от того, как она произнесла его имя, у него даже потемнели глаза. — счастливого конца не будет. — Я не сойду за принца на белом коне? — его взгляд скользил по её лицу и остановился на губах. Ей было трудно дышать. Прошло лишь пару минут с поцелуя-табу — а этот черт на кабриолете уже мог над ней полноценно издеваться. Почему она вообще решила, что он поведётся на её обычное поведение? Прозорливый скот! — Не стоит. — Так опасаешься искренности? — на его губах играла усмешка. — …да. — Я хочу твоё тело. — их взгляды встретились. — Но сердце ещё больше. Прежде, чем она успела что-либо сказать, он наклонился и прижался своими губами к её. Ни больше, ни меньше. Снова нарушил её запрет.

* * *

— Что? Неужто хочешь? М, без сердца, только тело? Давай… — иронично прошелестела Сенджу, когда Ран прижал её к стене в её клубе. Он жадно поглощал её почти голое после танцев тело. Она пела в шоу бурлеска, которое было её огромным увлечением, сводила с ума откровенными танцами и горячим голосом. На ней было короткое мини-платье из блестящих камней и алые губы, которые мозолили Хайтани глаза. От желания голова кружилась. От неё несло ванилью и снегом, а ещё она с садистским удовольствием тянула его за галстук, терроризируя его выдержку. На лице расползлась усмешка, от которой Акаши вздрогнула, прогибаясь в спине и прижимаясь телом к чужому телу. От него несло мятой и сосной. Крышесносный запах. И нет — она не влюбилась. Это точно. Совершенно точно так. — Играешься? — пробормотал он, его дыхание на её коже заставляло её злиться, потому что он мучил её и хотел того, что она отказывалась ему давать: искренних слов. Сенджу потянулась вперёд и, схватив его за рубашку, начала расстёгивать пуговицы. Он повел плечами, и та упала на пол. К черту. Пусть играется, всё равно. Она уже его. Осталось донести этот факт до неё. Так справедливо. Она у него в голове. И это на самом деле слишком. Она не имеет права двадцать четыре на семь сидеть в его чертовых мыслях, заставляя изнывать от нетерпения увидеть ее. Это неправильно и не в стиле Рана Хайтани. Он должен, так правильно, стебать Санзу, злить милого Рин-Рина и слушать заумные речи Какучё, типо понимает их. Девушки, как правило, не пробиваются никуда дальше его штанов. И он, честно говоря, не понимает, какого лешего эта зараза все еще не в его постели. Хотя, если уж не лукавить, то все он понимает. Еще как понимает, и ему от этого не становится легче. Наоборот, свинцовая тяжесть давит на диафрагму, и дышать конкретно нечем. А ещё он просто не хочет плясать под её дудку: её сердце он получит. Это уже дело принципа. Потому что своё он не знает, как вернуть на место. Старший Хайтани не привык думать о ком-то так много и долго. Он не привык к тому, что кто-то может вот так взять и застрять в его голове, а ему потом с этим жить. Он не привык к тому, что уделяет одной девушке внимания больше, чем всем тем, кто по нему просто умирает. Ирония в том, что он уже тонет в её болоте. Кстати тут всё довольно просто. Просто… У Рана Хайтани все просто — он не станет тонуть в этом дерьме один. И Сенджу туда затянет — по самое не хочу. Так, что у нее желание выбираться отпадет сразу. И хрен он ей позволит. — Хочу твоё сердце, милашка. — она фыркнула, а он издевательски растянул поцелуй у основания шеи, оставляя багровый цветок на коже. Его чертовски бесит, что ей так нравится танцевать на этой сцене. Так же бесит и количество жаждущих взглядов. — Ну, я так не играю, — Сенджу усмехается, он давит ей на спину, наверное, останутся следы. Самое интересное то, что Хайтани и впрямь постоянно у неё на виду. Это настораживает. Она ловит себя на мысли, что без него будет как-то неправильно. Но потом отметает эту гипотезу. Она не влюблена. И не любит. Просто лицо у него смазливое. Всё. Только секс и всё. Да, она совершенно точно не думает о нём 24/7. — Так поиграем, тогда, сладкая. — Ран бесится, хоть и давит улыбку. Ему мало. Эта её дежурная улыбка и охуенно-глубокие глаза-океаны сейчас бесят его довольно сильно. Больше всего бесит то, что она не мучается, как он. Спокойна, как удав. Чтоб её. Терпение, как натянутая струна, рвётся, когда она снова касается своими пальцами его ключиц, слегка вдавливая ногти. К чёрту. Ран прижимает её к себе, вдавливая пальцы в худую спину, кожа которой обжигает ему руки. Сенджу усмехается, пока в глазах темнеет. Сухие губы с остатками дорогого виски соприкасаются с её губами, передавая горчинку алкоголя и какое-то нечеловеческое раздражение ситуацией. Мысленно — Акаши согласна. Она тоже бесится со своих мыслей, которые ошибочно ведут её не туда. Ран интересен ей только из-за того, что знает: как дела у её братьев, чем они занимаются и в порядке ли они. Да. Думать не дают, Хайтани бесится, прекрасно понимая, о ком сейчас думает девушка. Не о нём. Мужские пальцы резко стягивают лямки полупрозрачного платья с хрупких плеч. Сенджу чувствует прилив возбуждения вперемешку с адреналином. От него несет виски и чертовой мятой. Которую хочется ощутить во рту. На мгновение Ран отстраняется, пожирая её глазами. Чтоб её. Сестричку ебнутого Санзу. Сенджу же веселится. Сейчас он сорвется, а потом она от него избавится, как и с остальными. А потом будет думать, как вернуть братьев в семью. А сейчас её глаза следят за ним. Молодой мужчина глубоко дышит, упираясь ладонями в стену. Его глаза полные похоти и желания не отрывают от нее взгляд. Черные пряди беспорядочно взъерошены на голове вперемешку с фиолетовыми. Сенджу вдруг подумала, что он очень красиво бы смотрелся в домашней одежде с чашкой какао и теплым разговором с ней. Кажется, она и впрямь больна. Черт, думает не о том, о чём стоило. — Мне нравится, — прошептал Ран, рассматривая порозовевшие щеки напротив. — Всё это. Он сам боится уточнять, что Она молчала, словно что-то обдумывая. Или думая, как перевести разговор на недавнюю страсть, а не на слова о любви. Девушка вздохнула. — Когда мы расстанемся… — Хм? — в его глазах можно было прочитать злость. — Я не закончила, — сказала она. — Я просто…я не буду всегда. Можешь пообещать, что не будешь говорить мне о любви. Это слишком для меня. Оставь слова при себе. Он смотрел на неё одно мгновение. В его глазах было столько боли, которой она никогда раньше не видела. Черт бы её побрал вообще смотреть в эти аметисты. — Мм, ну как знаешь, — в голосе была слышна боль, спрятанная за наигранным кокетством. — Я не обязан слушаться. Повисает тяжелая пауза, давящая на диафрагму груди, сковывающая льдом сознание. — Угу, я учту это. Тот вечер закончился на оборванной ноте, застрявшей в глотке у обоих. Уже тогда кислая чертова боль в сердцах кричала о том, что счастливого конца для них не предусмотрено. Не для них.

* * *

Холодная вода плещется за края белой ванны, капая на идиотский зелёный кафель, потому что, вроде, этот цвет должен успокаивать, но он почему-то только порождает желание разбить всё бьющееся в ванной комнате. Чёрт возьми, когда он успел стать таким эмоционально неуравновешенным? Маслянистый дым сигареты не успокаивает, а только ломает его. Он же бросил курить. Он этого не хочет. Он хочет её обнимать, говорить о том, как он её любит и что не позволит ей убивать себя ни морально, ни физически. Он устало проводит рукой по волосам. Хочется. Хочется выть в голос. Хочется кричать от боли, когда внутренности скручивает тугим узлом. Сенджу считает сигареты — вещицей хорошей. Ран бросил курить. Она не видит ничего такого, чтобы пить не просыхая. Ран же стал настоящим трезвенником. Она не разрешает ему любить её, а он просто до безумия привязан к ней, так, что дышать больно. Он идиот, раз влюбился в неё. А ещё он романтик. Сам от себя не ожидал. С ромашкой в руках, с сердцем, с чёрными выкрашенными прядями и желанием видеть её улыбку. Он знает, что чертовски красив, но, кажется, этого чертовски недостаточно. Сенджу Акаши выжжена на сердце, словно татуировка на коже. Её нельзя убрать без следов, нельзя не замечать и не придавать значения каждый грёбаный день. Она пахнет свежестью, ванилью и домом. Местом, о котором он мечтал всю свою жизнь. У них с братом никогда не было места, куда бы они возвращались и считали домом. Но у Сенджу выдержка гигантская. Она мастерски врёт самой себе. Она не любит. И не тонет в нём, как в чертовом болоте. Сломанный человек не имеет права на любовь. Сенджу хочет всё вернуть — обнимать Хару и Таке и говорить, утопая в истерике слёз, как же сильно она любит своих братьев. И умолять их никогда больше не оставлять её. Всё что угодно, но не это. Это — является действительностью. Ран улыбается, смеётся и не может забыть. Он согласен ждать её. Она не согласна жить. Волнение — не любовь. Забота — не любовь. Секс — не любовь. Поцелуи и бессвязный шепот в губы — не любовь. Любовь — что-то более ценное и высшее в этом мире, и три слова иногда могут быть решающими. Три слова, которые она ни за что не скажет. Слишком больно было от ухода братьев. Она не хочет повторения. — Как ты? — его охрипший голос заставляет что-то в сердце дрогнуть. Сердце бьётся, притворяясь живым. — Я не хочу дышать, — Ран не слушает, просто не хочет. Ещё он борется с желанием убить Санзу с Такеоми. Черт, из-за них…эта блядская драма — результат их действий. Им правда плевать, что их сестра в таком состоянии? — Опять ты начинаешь… — Это не глупости, — протестует девушка. — но спасибо за всё. Может быть я могла бы и любить тебя. В другой жизни? Он молчит, молчит и молчит. Сенджу молчит с ним. Он бы хотел поменять их историю — времени не хватит. А ещё он впервые за жизнь боится — что она прощается с ним. Нет, ему же могло показаться. Как потом он узнает — не показалось. Её убил её любимый ненаглядный Хару. Это имя кислотой колет язык и песком хрустит на зубах. Ран искренне ненавидит её братьев. Ещё больше ненавидит себя, когда кладет на её могиле любимые нежные цветки, словно ей это важно. И теперь он уверен — его сердце повесилось на собственных клапанах.

* * *

Они встретились снова. Но теперь ей было 16 лет, а ему — 18. Рану кажется, что он катится по наклонной хер знает куда. Его знобит и он, сука, уверен, что они знакомы. Больше. Она — его. Она обещала. Вот только…она этого не помнит, а Хайтани одержим этим обещанием. Когда Кавараги радостно смеётся, повисая на шее Харучиё, который бесится из-за этого, Ран явственно чувствует, как внутри черти пляшут у костра и жгут его самообладание. Чертята своими острыми когтями пытаются разорвать грудную клетку и вырваться наружу. Скорее поймать Сенджу, вцепиться в неё крепкой хваткой и никогда не отпускать. И не слушать её байки о следующей жизни. Дайте ему эту жизнь. Он не терпеливый и ждать не будет. Привяжет её к себе намертво, задохнётся в сладком запахе и будет смотреть в родные глаза. Теперь живые и блестящие. Но пока он молчит, дружелюбно окутывая её своей заботой под странные взгляды Рин-Рина. Брат удивляется, но молчит. А Сенджу, кажется, всё понимает. Смотрит на него иногда, как тогда. В прошлом. Или в будущем, он не разбирался. И снова это грустный взгляд «спасибо». Чертово спасибо. Ему сносит голову. Ровно до того момента, пока он не прижимает её к стене. Сколько раз он уже сошёл с ума? Он помнит, как проходили те дни. И помнит её смерть. А теперь она живая. Его. Только его. Пошли все к черту. Он срывается, зарываясь пальцами в короткие волосы. Она приятная и такая знакомая. Девушка охает, наблюдая за ним со странным блеском в глазах. — Эм… — Заткнись. Ты мне обещала. Он не говорит, что она ему там обещала, но… Ран забывает, как дышать, когда его гладят по голове и тихо так шепчет на ухо: — Я помню. Я обещала тебе сердце.