Затишье

Замок Риттеров, Риттерсберг Германия, февраль 1995 года Каменный пол библиотеки был усыпан бумажными снежками, наглядным подтверждением града сюжетных замыслов, слишком убогих, чтобы поддерживать в них жизнь, и многочисленных вступительных абзацев, которые умерли, едва родившись на свет. Гэбриел Найт скомкал свою очередную неудачную страницу и прицелился. Она не попала в мусорную корзину. Даже тут удача ему изменила. Он вздохнул и поднялся со стула, почёсываясь, потягиваясь и отчаянно ломая голову, пытаясь придумать себе хоть какое-нибудь занятие, любое, только бы уйти из библиотеки, подальше оттуда, где витает призрак краха. Но поскольку это Риттерсберг, податься было некуда. Полгода назад он приехал в Германию, предположительно затем, чтобы продолжить дело Охотников за Тенью и начать новую книгу. Ему не удалось ни то, ни другое. Если Грейси права, и маятник жизни колеблется от умеренности к неуёмности, от грустных времён к весёлым, от бурной деятельности к бездействию, то тогда сейчас он, вне всякого сомнения, с размаху качнулся к крайней точке полюса, где-не-происходит-ничего. Он почти ощущал, как подвешен внутри давящего, щемящего мига пустоты на конце дуги – мига, за которым сразу же следует рывок навстречу чему-то новому. И тем хуже было застыть в мёртвой точке, вспоминая о днях, когда маятник качнулся в другую сторону, в сторону жизни. Прошлое лето гнало его вперёд и вперёд по улицам Нового Орлеана, хотел он того или нет, до тех пор, пока это не стало единственной возможностью спастись. Потом, в конце, перелёт в Африку и встреча с Вольфгангом... круги и колёса, разоблачённый хонфор, пламя и принесённые жертвы – не только с его стороны, но и с её тоже. Даже когда тайна была раскрыта, горячка осталась. Он засел в своей комнате и начал писать. Четыре недели он долбил по клавишам, засыпая только тогда, когда глаза у него закрывались и отказывались открываться. Грейс носила ему кофе и сэндвичи, молча, потому что слова были не нужны. Он помнил изумлённые взгляды на сваленную в углу кучу денег. Деньги, настоящие деньги первый раз в его жизни. Грейс, деньги и работа – слова, вылетающие из-под пальцев так же легко, как лучи света, которыми швыряются волшебники в дурацких фильмах, что показывают по ночам. (Ладно. Понятно, что «Дело о ритуальных убийствах» - это не Шекспир. Но книга вышла, она буквально силой пробилась на свет. И, что ещё более невероятно, она начала продаваться). Никогда в жизни ему не было так хорошо и легко, как тогда. И что самое ужасное – однажды ощутив, как жизнь кипит вокруг, а планета – будто наполненный светом шар, который держишь в руках, становится по-настоящему паршиво, когда это чувство уходит. Когда волшебство заканчивается, оно оставляет после себя лишь зияющую пустоту. Он спустился по лестнице в зал, кивнул Герде и взял куртку. Выходя за дверь, он чувствовал её взгляд на своей спине. Двор был покрыт скользкой ледяной коркой. Он проскользил мимо обледенелых львиных голов, и чуть не упал, проклиная баварский климат. Ему казалось, что холод выстудил его жизнь так же, как землю вокруг. Но зимы всё равно когда-нибудь кончаются, даже здесь. Он обошёл деревню стороной, устав чувствовать на себе взгляды её жителей, так же, как он всегда чувствовал взгляд Герды. Ты вроде как Риттер, и Schattenjäger? Кто ты такой, чтобы тебя так чтили, и почему ничего не предпримешь? Вместо этого Гэбриел обошёл замок сбоку и вышел туда, где открывался вид прямо на Альпы, которые выступали из темноты, как заснеженные легионы, а лунный свет заливал их сиянием. Гэбриел присел на камень и обхватил себя руками, не в силах унять выбивавшие дробь зубы. Когда придёт время, когда ты будешь нужен, ты поймёшь, услыхал он голос Грейс настолько отчётливо, что чуть не обернулся. Если бы только это оказалось правдой. Если бы только знать, что волшебство вернётся, что жизнь снова озарится смыслом и целью, то ожидание не было бы таким мучительным. Он поднял глаза на луну. Огромная, полная, она висела в небе, как маятник на невидимой цепочке. - Качнись, - прошептал он. Издалека, с гор, послышался звук, как будто в ответ. Это было призрачное эхо воя одинокого волка.