Без тормозов

Отвратительный запах гнили и плесени пробивается в подсознание, вытаскивая в реальность. Ритмичный стук, будто бьется сердце колибри. Ровное, но частое дыхание. Холод. Даже для вампирского организма, тут настоящий мороз. Ноги затекли сидеть на коленях, а кожу на предплечьях разъело от вербены. — Давай просыпайся, — требовательный тон, но такой звенящий голосок, — Я что-то придумал. Посмотри. Медленно разлепляю веки и хочу одновременно кинуться на уродца, но плетеные браслеты, пропитанные вербеной, что держат меня у стены за обе руки, въедаются чуть ли не до костей. Рычу, теряя всю вампирскую мощь. Я в подвале. Пустая бетонная коробка, не считая маленькой тумбочки слева от меня, на которой тлеет палочка благовония и лежит сверток ткани. — Почему не убил? — хрипло. Мальчик сжимает губы, весело улыбаясь, и деловито качает головой. — Еще не время, — оборачивается, указывая на тумбу двумя руками, — Смотри, — подходит к ней, — Это волшебные палочки, — берет несколько, которые еще не горят, неловко собирает в одну руку, держа всем кулачком, — Нубия сказала, они нас скроют, — делает шаг ко мне и вертит их, показывая со всех сторон, — Пока они светятся, твой друг нас не найдет, — довольно улыбается, будто ждет похвалу. — Нубия, — сглатываю, — Это сестра Паолы, да? — Да, — вдруг сводит брови вместе и резко опускает свои благовония, — Плохие вампиры их убили, — сильно сжимает губы, зло смотря на меня пару секунд, когда нижняя начинает дрожать, отворачивается. — Что ты собираешься со мной делать? — слежу, как он кладет на тумбочку палочки, затем поднимается на носочки и берет сверток двумя руками. — Играть, — и почему меня не обманывает его невинный голосок? Мальчик бросает ткань напротив меня. Звеня, по полу рассыпаются скальпели и ножи разных размеров. Твою мать. — Откуда они у тебя? — поднимаю голову, закрывая глаза. Сердце мечется, пытаясь покинуть тело, а легкие сжимаются, отказываясь давать мне кислород. — Паола подарила, — садится на корточки, берет один за другим, выбирая, каким воспользоваться, — Она была доброй, — останавливается на серповидном скальпеле и хитро смотрит в глаза. Сглатываю. — Расскажешь мне о ней? — не получается говорить спокойно, страх усиливается вампиризмом, перерастая в панику. Кендрик игнорирует вопрос. Встает и делает шаг ко мне, беря свободной рукой за плечо. Держит скальпель в кулачке, будто собирается машину гвоздем поцарапать. Протыкает кожу, заставляя вздрогнуть и делает глубокий надрез до самого локтя. Рычу, не позволяя себе закричать. Сильно зажмуриваюсь, хотя уже чувствую, что рана затягивается, а кровь стекает по руке вниз, щекоча кожу. — Ничего себе! — восклицает гаденыш, широко распахивая глаза и восторженно улыбаясь. — Ты раньше не играл с другими вампирами? — изо всех сил пытаюсь произнести это дружелюбно, но вырывается лишь шипение. — Только с людьми. На мгновение задумывается, смотря на мою руку. Затем глаза загораются интересом. Он стирает ладошкой кровь, вытирает о свою одежду и вновь погружает лезвие под кожу. Ведет очень медленно, давит все глубже, почти царапая острием кость. Не могу удержать вопль. Мелкая дрожь распространяется по телу, озноб бьет в нервы. Слезы выступают сами собой, стекая по щекам на подбородок. Мальчик ждет, пока рана затянется, стирает кровь и повторяет пытку, высунув от усердия язык. Не пытаюсь вырваться, но тело само начинает биться, сокращаться. Крик постепенно переходит в громкий плач. Я заикаюсь от истерики и умоляю остановиться, но это маленькое чудовище не слышит. Продолжает чуть ли не куски отрезать, увлеченно наблюдая, как раны затягиваются. Вдруг останавливается и садится прямо на пол, в лужу крови, задумавшись. Мой крик смолкает, оставляя нас в звенящей тишине. Горло щиплет от напряжения, а от слез все лицо чешется. Тело бьет озноб от большой кровопотери. Колени болят от неудобной позы, а вербена съела почти всю кожу на руках. Запах гнили от этой палочки невыносимый. — У тебя все так заживет? — голосок-колокольчик непривычно громко отдается эхом, заставляя вздрогнуть. Не дожидаясь ответа, он ползет на четвереньках к своим игрушкам и берет небольшой охотничий нож. Чувствую, как сердце делает оборот вокруг своей оси, а ребра пытаются раздавить легкие. Кендрик садится на колени напротив меня и разрезает майку в одно не очень ловкое движение. Не могу сдержать новые слезы, всхлипываю. Сколько я еще выдержу? Успеет ли Кай меня спасти? Он будет искать. Они с Марселем поднимут на уши всех вампиров и обыщут каждый проклятый подвал в городе, но хватит ли у меня сил продержаться так долго? Скальпель погружается в тело, оставляя глубокий надрез. Удается только шипеть, а не кричать. Эта боль уступает предыдущей, когда ублюдок царапал лезвием кости. Затем мальчик отбрасывает инструмент и погружает обе маленькие ручонки в рану, расширяя ее. Из груди рвется рев, слезы текут с новой силой, а мозг почти отключается от такой боли. Чувствую, как кровь течет по ногам, делая каменный пол скользким. Он копается внутри, не давая исцелиться. Хватается за что-то и тянет на себя, зажевав нижнюю губу от нетерпения. Кричу так громко, что из носа кровь идет, когда тварь вырывает печень, кидая ее у моих коленей. Все нервы сокращаются, бьюсь, плачу. Забываю, кто я. Превращаюсь в боль. — Почему так долго? — он бьет кулачком по полу, хмуря брови и надувая губы. — Из-за ран, — шепчу, — Мне надо поесть, чтобы исцеляться так же быстро. — Правда? — прислоняет палец к губам, пачкаясь в крови, — Я найду тебе человека, — кивает и поднимается на ноги. Исчезает. Если мне удастся выпить достаточно, смогу я разорвать браслеты? Даже, если смогу, что дальше? Он двигается так быстро, что его даже не видно вампирскому зрению, как мне сбежать? Я тут умру. Вампирам не хватит времени. Даже не факт, что я в Новом Орлеане сейчас. И Паркер не сможет воспользоваться магией, пока горит эта проклятая палочка. Горит? Догорает! Ей осталось совсем недолго. Если получится отвлечь Кендрика, и он забудет зажечь новую, есть вероятность, что меня можно будет отследить. Смеюсь, выплевываю кровь. Я выживу. Кай найдет меня. Вытащит отсюда. — Быстрее, — отдается в стенах смеющийся голосок, — Ты нас слышишь? Мы уже идем. В комнату первым залетает вампиреныш, подпрыгивая от нетерпения, затем заходит перепуганный смертный. — Подойди, — впиваюсь в него глазами, — Встань на колени. Парень повинуется, хотя по лицу видно, что отдал бы все, чтобы не делать этого. Жадно всаживаю клыки в шею. Сдерживаю порыв закрыть глаза и отдаться наслаждению. Через несколько глотков, когда человек уже почти мертв, замечаю, что мальчик начинает скучающе оглядываться. Отстраняюсь. — Ты сам не голоден? — выходит хрипло и не очень дружелюбно, — Поешь. Это его отвлекает. Он телепортируется к нам и впивается в запястье несчастного. Пьет, размазывая кровь по лицу, пока тот не падает. — Исцелилась, — разочарованно констатирует, склоняя на бок голову. Садится на пол, подбирая брошенный нож. Сглатываю. Бросаю взгляд на палочку. Еще немного. Только потерпеть чуть-чуть. Он держится за рукоять двумя руками, вставляет посередине прямо под грудью и быстро проводит вниз, вспарывая живот. Из саднящего горла вырывается визг. Кричу и кашляю кровью. Бьюсь, обжигая руки вербеной, стирая колени о липкий пол, заливая его новой кровью. Захлебываюсь слезами. Не могу анализировать, что он делает, до чего дотрагивается. Вдруг, тянет за что-то, заставляя податься вперед. Хмурится, недовольно бубнит. Протягивает руку дальше и тянет вновь. Будто за позвоночник. Глухой хруст и резкая боль, проходящая откуда-то слева по всей спине. Кажется, что-то кричу. Ломаюсь. Тело непроизвольно сокращается, пока вопли рвут барабанные перепонки. Кендрик завороженно смотрит на ребро в своей руке. Ублюдок. Нахожу силы поднять глаза на тумбу. Благовоние догорело и потухло. Опускаю голову, едва сдерживая смех. Найди меня, Кай. Умоляю тебя. — Надо же! — пищит уродец, — роняя все на пол, — Ты и правда быстрее лечишься. Бросает взгляд на нож, задумываясь на мгновение. Кусает губы и качает головой. Отворачивается от меня, чтобы подползти к новому инструменту, но вдруг поднимает голову, что-то взволнованно вскрикивая. Блядство. Молнией оказывается у тумбы. Открывает ее, доставая спичку и берет новую палочку. Это происходит так быстро, что не сразу осознаю свою смерть. Я уже мертва. Меня не найдут. Потухаю. Сильно зажмуриваюсь, чувствуя, как к горлу подкатывают новые слезы. В носу щиплет, а дыхание перекрывает. Это конец, я ничего не сделаю. Он меня убьет. Будет вырезать органы, пока ему не надоест, а потом просто прикончит. — Ты видела, что она потухла? — он растерянно смотрит, показывая пальцем на благовония. — Нет, — сплевываю кровь, — Была увлечена игрой, — Паркер оценил бы шутку. Я его больше не увижу. — Думаешь, долго она не горела? — мнется, кусая ногти. — Не знаю, — слова выходят из горла, будто со стеклом, так больно говорить. — Надо следить, — забывает о том, что волновался о потухшей палочке, найдя взглядом широкий клинок. Подбирает его, вновь садясь напротив. Всаживает в ногу, делая глубокий надрез. Не кричу. Плачу. Навзрыд. Пока, он отрывает часть джинсовой ткани, наблюдая, как зарастает рана. Пока снимает кожу раз за разом, откидывая лоскуты в сторону. Тычет пальцами в оголенные мышцы, восхищаясь, как забавно они сокращаются. Захлебываюсь слезами, рыдая о том, что не смогу попасть на Марди Гра и Фестиваль дровосека. Не смогу отметить Хэллоуин, День ангелов и День мертвых. Не увижу больше ни одного прекрасного места. Ни одного человека. Все, что у меня осталось — этот подвал, этот звереныш и эта боль. Я мертва. Каждый разрез вызывает новую волну отчаяния. Чувство бессилия заставляет ненавидеть себя. Бьюсь в истерике, забывая, что это бесполезно. Изо всех сил пытаюсь разорвать чертовы браслеты. Кричу бессмысленные угрозы, вызывая у твари лишь улыбку. Перестаю осознавать себя. Вырываюсь вперед, насколько позволяют путы, заставляя ублюдка отпрянуть от удивления. В безумии клацаю зубами, рычу, вою от боли. Бьюсь вперед снова и снова, как собака, что душит цепью сама себя. — Перестань! — он встает и топает ножкой, — Прекрати! Реву, в очередной попытке наброситься на урода. Получаю сильный удар маленькой ручонкой по лицу. — Ты плохо себя ведешь, — шипит чудовище, пробивая мне грудную клетку. Захлебываясь кровью, встречаюсь с ним глазами, почти с радостью осознавая свой конец. Он недоволен, что я вышла из себя. Не наигрался. С секунду колеблется, вырывать ли сердце и, кажется, решается, потому что кивает сам себе и переводит взгляд на дыру в моей груди. Я почти смиряюсь. Почти нахожу надежду на покой. За спиной Кендрика из ниоткуда появляется Кай и ударом руки сносит ублюдку голову. Отшвыривает его тело от меня, произнося заклинание сожжения. Одним из ножей перерезает браслеты, шипя от вербены. Срывает с меня остатки майки и накрывает своей джинсовкой. Поднимает и на скорости выносит из здания. Все время что-то ласково говорит. Пока сажает в машину, за рулем которой сидит Марсель. Пока открывает пакет с кровью, присосавшись с которому я прекращаю реветь. Пока едем до особняка, где он несет меня в ванную, осторожно раздевая и отмывая от крови. Не спрашивает, не требует участия в диалоге, а просто заполняет тишину. Промакивает мои волосы, а саму заворачивает в большое полотенце, перенося в комнату. Дает еще крови. Обнимает, целует в макушку, пока пью. Кажется, советует поспать. Кажется, снова захожусь плачем.