Негласно мертвые

Место, в которое заглянул Романо этой ночью, несло гордое звание "Бар", но на деле это была обычная дыра, обшарпанный притон для оборота наркотиков и съема девиц легкого поведения. Когда-то он был любим городской молодежью, но из-за типичного скандала, в стиле тараканов в сандвиче или слюны в коктейле, его популярность моментально разбилась о скалы плохой репутации. Романо видел весь путь этой забегаловки и был очень разочарован сложившейся ситуацией, так как выпивка в заведении действительно великолепна, хотя её происхождение и заставляло задуматься. Отбиваясь от очередных пьяных легкодоступных девушек, южному итальянцу удалось пробраться к поцарапанной барной стойке. - Как обычно? – спросил статный бармен с уже проглядывающей сединой. Романо помнил его еще без морщин и с горящими глазами. Утвердительно кивнув, Варгас оглянул помещение, не вызывающее ничего кроме отвращения. Густой смог, который хоть как-то пытался перебить вонь от прогнившей сырости, разлагающихся трупов крыс и содержимого желудка какого-нибудь наркомана-неудачника или перепившего бедолаги, расстилался по всему помещению, любезно стараясь прикрыть все омерзительные очертания. Возможно, Романо думал слишком преувеличенно, и место в действительности было не таким плохим, но тот факт, что его не закрыла какая-нибудь санитарная инспекция, вызывает искреннее удивление. Взглянув в дальние ряды столиков, итальянец случайно пересекся со столь знакомым вызывающим взглядом самоуверенных красных глаз. Моментально отпрянув и повернувшись обратно к стойке, южанин попытался скукожиться и втянуть голову, как это любят делать черепахи, моля о том, чтобы его не заметили, однако безуспешно. Процесс уже был запущен. Телефон в кармане модного пиджака завибрировал, оповещая хозяина о входящем SMS. "Жмво за мрй столиу" Поняв всю безнадежность ситуации, Романо оставил пару мятых купюр на стойке и, прихватив свою заслуженную пинту пива, с ужасной неохотой и нарочито медленно побрел в другой конец зала. Опасался ли он ненормальных задумок этого бесноватого? Да. Есть ли возможность, что он не настолько удручен необходимостью беседы, как хотел, чтобы это выглядело? Может быть. - О, ты тоже оценил всю прелесть здешнего пойла? – Гилберт как никогда находился в приподнятом настроении. Столик был уставлен опустошенными стаканами разного назначения. Пруссия выдвинул ногой стул напротив себя, приглашая своего старого друга присоединиться к нему. - Я не буду спрашивать, каким таким долбанутым ветром тебя занесло в Италию, но вот то, как ты оказался в этой дыре уже заслуживает моего интереса, - закинув руку за стул и приготовившись к очередному бестолковому разговору, Романо смачно отпил глоток. - Ах, может сама судьба нашептала мне прийти сюда именно в это время, а может мой прекрасный испанский друг подсказал место, где ты чаще всего ошиваешься, кто знает? Общение с пьяным немцем ничем хорошим не предвещало, поэтому, припомнив своего Антонио нехорошими словами, Южный решил завершить эту беседу и утолить своё любопытство как можно раньше. - Придурок, что тебе от меня нужно? - Ты слишком дерзок для страны, которая уже перестала быть отдельной страной, - несмотря на подвыпившее состояние, речь Пруссии оставалась на удивление четкой. - Мою страну можно хотя бы на карте найти, болван, - по побагровевшим щечкам, стало заметно, что Романо задело подобное замечание в свой адрес. Несмотря на темноту, в которой сложно было разглядеть всю прусскую палитру эмоций, южанина не покидала уверенность, что над ним открыто насмехаются. - Я надеюсь, ты хотя бы осознаешь факт своей ненужности? – Байлшмидт закинул голову и раскрыл рот, терпеливо дожидаясь, когда последняя капелька из запотевшего стакана упадет на его высунутый язык. - Надрался, и, черт, несет всякую чушь! Ты пьян, Гилберт, иди домой! - Романо спешно поднялся и уже собирался уйти, как его за руку перехватила железная хватка бывшего вояки. - А ты так сексуален, когда я пьян, - с легкой полуулыбкой немец скептически вскинул бровь, словно сам не веря своим словами, - не стоит так нервничать, я же просто хотел поговорить. Может кое-кому особенно эмоциональному стоить присесть и успокоится? Итальянцы всегда славились своей податливостью и легкостью на уговоры, так что самому яркому из них ничего не оставалось, кроме как вернуться на прежнее место. - Естественно, если ты не помнишь, то когда-то вся Европа хотела хорошенько мне присунуть, - с гордостью заметил Варгас. - Ага, пока у тебя волосы на яйцах не выросли. - Я был чудесным ребенком, - Романо приложил ладони к щекам и слегка наклонил голову в приступах умиления. - Ты был настолько занозой в заднице, что боль отдавалась до головы, - довольный своим ответом, он отпил из стакана. - Однако до твоей назойливости я все равно не дотягивал, - с наигранно-расстроенным тоном произнес южанин, - ты даже не представляешь, как я тебе завидовал! - Хороший мальчик. Будешь и дальше меня восхвалять, я дам тебе конфетку, - Гилберт по-гиеньи рассмеялся над собственной шуткой, не обращая внимания на закипавшего от злости собеседника, буквально давившегося пивом и мнимой гордостью. Пруссак отпустил еще какие-то, наверно, пошлые комментарии, перебивая слова мерзким хихиканьем над своей гениальностью. Окружающий шум мешал расслышать слова, но уловить смысл было не сложно, так что Романо ничего не оставалось, кроме как раздраженно массировать правый висок, надеясь, что Гил скоро заткнется, и они, наконец, перейдут к главной теме. Вдруг поток резко прекратился, собственно, как и начался. - Неужели отсмеялся? - Варгас, как ты думаешь, мы можем умереть? – если бы это был вопрос на трезвую голову, то Романо решил, что у Пруссии окончательно съехала его давно поехавшая крыша, и всего лишь покрутил бы пальцем у виска. Однако, подвыпившее состояние и слегка рассеянный взгляд поросячьих, а от белых ресниц казавшихся еще меньше, глаз, не вызывали подобных подозрений, так что он окончательно развалился на стуле, приготовившись вести очередные пьяную высокоморальную и интеллектуальную беседу. - Мне как-то оторвало правую руку на поле боя. Прямо по самый локоть. И, знаешь, она отросла в кратчайшие сроки, - в качестве доказательства южанин побарабанил своими тоненькими пальчиками воздух. - На поле боя? – пораженно переспросил Гилберт, - я думал, ты умеешь только полировать своей упругой задницей члены, выпрашивая помощь. Серьезно, я ни разу не видел тебя в броне. То ли алкоголь ударил в голову, то ли задымленная магическими травами обстановка затуманила разум, но Романо сравнительно спокойно среагировал на это оскорбление. А может, он только делал хладнокровный расслабленный вид. - Ну, чего тут врать, блядовство было неотъемлемым спутником моей дерьмовой жизни, - он усмехнулся и блаженно прищурил глаза, вспоминая свои лучшие деньки, - но ты чертовски ошибаешься, что я не держал меч в руках! - каждое слово чеканилось с характерным тыканьем в немца указательным пальцем, словно угрожая или поучая. – Сам-то, что насчет смерти думаешь, умник? Пруссия допил содержимое стакана и резко поставил его на стол, что отозвался громким стуком. - А я уже мертв. Собственно, как и ты, - Романо уже открывал рот в попытке высказать всё, что держалось на слегка поплывшем уме, - Не перебивай, Варгас. Скоро и Италией перестанешь быть, - Гилберт с легкой жалостью посмотрел на собеседника, - можешь считать, что я уже принял твою заявку на вступление в клуб Великого Меня или Негласно Мертвых. Поздравляю, - на этом слове он закинул сцепленные руки за голову и с шумом победно выдохнул, - нас уже двое. - Что за чушь ты несешь? Я всегда буду Италией! У меня всегда будет территория! – то ли южанин пытался доказать это себе, то ли откровенно паниковал. Он прекрасно понимал, что среди стран Гилберта давно уже записали в покойники и ждали, когда он действительно скончается. - Да ладно тебе. Когда в последнее время получал приглашение на какую-нибудь мировую конференцию или саммит? Когда ты звался Королевством Обеих Сицилий? – Пруссия усмехнулся, откровенно пялясь в ищущего ответы итальянца. - Просто… просто…Венечиано говорит, что там скучно и, - он судорожно сглотнул, маяча глазами из угла в угол – и, что он не хочет лишний раз меня дергать. - Не знаю, как тебе, а мне уже осточертела моя семейка с её фальшивой заботой, - словно игнорируя, продолжал немец - чувствую себя старухой, которую закинули в дом престарелых с надеждой, что она скоро откинет копыта. Приходят всякий раз с дорогими цветами и наигранно улыбаются. А перед тем тянули соломинки, чтобы определить, кто пойдет навещать, - он потерянно улыбнулся в никуда. Словно из воздуха в его руке появился стакан, на треть заполненный виски. Немного покачивая на уровне глаз, он, то ли зачарованно смотрел на жидкость, то ли сквозь стекло буравил взглядом собеседника. - Про тебя все позабыли, ты потерял свою значимость еще давным-давно, когда объединился с братом в одну страну. Большая ошибка, - слегка цокнул языком и осуждающе покачал головой, - тебя опередила твоя же кровь. Ты - бесполезный балласт, который твой брат так отчаянно не хочет бросать. А может, - легкая пауза, занятая смачным глотком выпивки, - только делает вид, что не хочет. - Гилберт слишком спокойно говорил столь ужасные вещи, однако капелька пота, прошедшая по отчетливо вздутой голубой венке на шее, словно доказывала нечто обратное. - Может, все уже давно отсчитывают часы твоей смерти? Никто не будет плакать на твоей могиле. Все уже давно тебя оплакали. Ты такой же, как и я. Негласно мертвый. - Гилберт взял за руки своего собеседника. Его ледяные пальцы обжигали потные ладошки Романо, который уже был натянут как струна. - Тогда почему мы все еще живы… – неловкая пауза для подбора нужных слов, - раз по твоей наитупейшей логике мы не существуем? - Может, вечная жизнь - это наказание за наши деяния. А, может, ад слишком хорошее место, раз тот, кого мы так яростно защищали, устраивая зверства во имя единой веры, не хочет свергать нас в пучину боли и отчаянья, словно опасаясь, что мы наведем там порядок? - Пруссия отчаянно засмеялся, начал говорить слишком громко и быстро, слишком безумно, - Он боится, что мы захватим власть. Ты понимаешь это? – Байльшмидт потянулся через весь столик и схватил Романо за плечи, впиваясь взглядом, который итальянец плавно отводил то на дрожащие руки немца, то на подрагивающую искусанную нижнюю губу – Мы настолько ужасны, мы настолько монстры, что сам Всевышний боится даровать нам смерть. Мы станем править Миром Мертвых, - безумие медленно стало сходить на шёпот, - обещаю, Варгас, я построю в аду еще один трон рядом с собой, уже для тебя. - Т-Ты больной. Выпустив из своей хватки южанина, Пруссия плюхнулся обратно на стул и отхлебнул виски. - Варгас, ты пытался когда-нибудь умереть? - Мне не зачем умирать. Как, в принципе, любому из нас, - безразлично бросил Романо, стараясь показать, что его эта тирада совсем не задела. Он уже прекрасно понимал, что сейчас ему нужно, и к кому он пойдет, как только отвяжется от этого сумасшедшего. Гилберт рассмеялся. Смех был больше похож на рев или даже на плач, а после сошел на сухой кашель. - Ну, ты совсем заврался. Пока он утирал выступившие от смеха слезы, Романо, воспользовавшись моментом, поднялся и, перед тем как помчаться прочь, с легкой улыбкой чуть слышно прошептал: - Ты уж береги себя, придурок. Пока итальянец, расталкивая посетителей, пробирался к выходу, себе вслед он услышал громкое и хриплое: - За твое здоровье, Варгас! Утро началось по-кошачьему уютно. Вся комната была залита пастельно-персиковым цветом и переливалась от зайчиков, скачущих по стене, по потолку, по одежде, скомканной у двери, по смятой простыне и брошенному одеялу. Погода обещала быть жаркой, как и всегда в это время года, однако сейчас остатки ночного ветерка слегка раздували шторы и приятно щекотали обнаженную кожу. Романо лежал на груди возлюбленного, контролируя каждый вздох, пока тот небрежно перебирал его взъерошенные прядки. - С тобой все в порядке, малыш? – слегка встревоженным, но таким же мягким и сонным, как это утро, голосом поинтересовался Антонио, - Этой ночью ты вел себя так… самоотверженно? Испанец еще не успел оправиться от неожиданного ночного, или, скорее, уже утреннего визита своего воспитанника, которому были не свойственны подобные действия, включая столь развязные выражения чувств с самого порога. Конечно же, его не могло не волновать такое. - Если не нравится, то я могу… - лениво и по-доброму начал возмущаться южный итальянец, с трудом сдерживая улыбку, которую в такие моменты бесполезно контролировать, но ему не суждено было закончить фразу. - Ты был великолепен, - перебил Испания, невесомо касаясь губами лба своего маленького, вредного и такого родного, такого любимого бунтаря. Тот покраснел от смущения и еще сильнее прижался к Антонио, бурча что-то про дурака и идиота. Стандартная мелодия, установленная на мобильном телефоне, противно ворвалась в их утро, разрушая всю умиротворенность. Романо первым перехватил с прикроватной тумбочки вибрирующее устройство и, не смотря на экран, тут же сбросил вызов, а после окончательно вырубил нарушителя спокойствия. - А вдруг там кто-то важный? – озадаченно, слегка смеясь, отчитывал Испания восседающего на нем воспитанника, обвив руки вокруг его талии. - Разве кто-то может быть важнее меня? – эти слова дались настолько сложно, что все лицо приобрело томатный оттенок, и звучали так по-детски мило, что Антонио окончательно расплылся в улыбке, в очередной раз убеждаясь, за что именно любит этого ребенка и почему никогда его не отпустит. - Конечно же нет, глупенький – он поцеловал своего итальянца, как можно сильнее прижимая его к себе. Сегодня Романо не выпустит Испанию из спальни, а завтра будет хвостиком следовать за ним. Романо знает, что смерть Пруссии опечалит Антонио. Но Антонио не будет плакать. Испания уже давно его оплакал.