* * *
— Инстинкты и слабости как раз и отличают нас от мерзких машин. Маус паясничал, размахивая из стороны в сторону руками, но Тринити не могла с ним не согласиться. Никогда еще ей не приходилось чувствовать себя такой настоящей. Ложка погрузилась в белую склизкую кашу с чавкающим звуком, а она все прислушивалась к разговору. Маус нахваливал Нео свою программу с женщиной в красном, тот скомкано отвечал, остальные смеялись. Она скосила глаза и стала украдкой рассматривать Нео. Маус панибратски положил ему на плечо руку, рядом Дозер рассказывал про питательную ценность белковой размазни, а сам он рассеянно крутил в руках ложку. Длинные пальцы проходились по металлической ручке, легко надавливая и покручивая, словно устраивались удобнее, и Тринити стала покусывать нижнюю губу. — Не скучаешь? — Что? — переспросила Тринити. Вопрос Сайфера заставил ее резко отвести взгляд и прервать поток бесстыжих мыслей. — По вкусу еды, — уточнил он, указав взглядом на свою миску. — Помнишь, какое все было в матрице? Что тебе нравилось больше всего? — В матрице не было никакой еды, Сайфер. Был только образ еды. Он усмехнулся и зачерпнул полную ложку липкой жижи. Засунув ее в рот, он демонстративно поморщился, и Тринити стало противно от его кривляний. — И тем не менее тот образ был повкуснее. Мне особенно нравилось хорошо приготовленное мясо... Говяжьи медальоны, м-м... И знаешь, Тринити, они казались мне куда более настоящими. — Неужели за десять лет не свыкся, — проговорила Тринити ровно, безо всякого удивления, словно и не Сайферу вовсе. Она засунула ложку в рот и ощутила привычный вкус. За те годы, что она провела на Навуходоносоре, склизкая белая жижа приелась и ощущалась на языке всегда одинаково, не вызывая ровным счетом никаких эмоций. Человек ко всему умеет приспосабливаться, такой уж биологический вид. Отправляя в рот ложку за ложкой, Тринити пыталась мысленно ответить на вопрос Сайфера и вспомнить, что же она любила до пробуждения. Выходило скверно, она почти не помнила вкуса той, ненастоящей еды. Какие эмоции вызывали у нее говяжьи медальоны? Да никаких. Все эмоции, все чувства и желания, что она испытывала там, были сейчас словно покрыты пеленой. Никогда не ощущала она в матрице наслаждения, сравнимого с тем, что переживала темными тихими ночами здесь, на Навуходоносоре. Так пусть уж лучше пресная каша растекается по языку, а руку сводит судорогой. Это делало ее человеком. Нет, Тринити никогда бы не вернулась обратно.* * *
Режущий глаза холодный свет люминесцентных ламп мигал, то освещая путь, то снова погружая коридор в темноту. Их мерзкий трещащий звук царапал череп изнутри, звенел в ушах, словно раздражающее назойливое насекомое. Мимо повторяющимся узором мелькали обшарпанные старые двери и желто-зеленая штукатурка с редкими маркерными надписями. Но Тринити не смотрела по сторонам. Она шла по коридору вперед и вперед, устремив взгляд в далекую точку, где сходятся все линии. Полы ее черного плаща развивались от движения, тяжелый сапог отмерял каждый шаг. Этот коридор вел к Пифии, она точно знала, хотя еще ни разу не дошла до конца. Однообразная монотонность мелькавших мимо кадров утомляла, она ускорилась, а потом и вовсе перешла на бег. Но добежать никак не получалось. По лбу катились маленькие капельки, неприятно оседали на бровях, щекотали переносицу. Очки начали скользить по мокрому носу, она сняла их и резко отбросила в сторону. Ноги ускорялись, но бежать было все тяжелее. Короткие быстрые вдохи и выдохи — но воздуха все равно не хватало. Вдох, и еще, и еще, но нет облегчения. Давясь удушливым спазмом, она в конце концов сдалась и остановилась. Сердце готово было разорваться за грудиной, легкие саднило. Она уперлась ладонями в колени и наклонилась. Внутри нарастало беспокойное напряжение, кровь стучала в ушах. С кончика носа сорвалась капелька и упала на грязный пол, но не впиталась, а растревожила поверхность и пустила расходящиеся круги. Тринити медленно вытянула руку, дотронулась кончиками пальцев до пола, и они неожиданно погрузились во что-то вязкое. Выпрямившись во весь рост, она изумленно посмотрела на свои пальцы, с которых тяжелыми кляксами капало вниз то, что было полом. Треск ламп над головой усиливался, и Тринити с ужасом увидела, как по ладони ползет мерзкая грязно-зеленая слизь. Она обволакивала руку, просачивалась под плащ, захватывала ее кожу, продвигаясь все выше и выше. Тринити попыталась сделать шаг назад, но обнаружила, что ноги прилипли к полу и теперь тоже оказались в этой странной вязкой субстанции. Ее охватила паника. Режущий металлический треск нарастал, переходя в мерзкий, едва переносимый звон, она попыталась смахнуть с руки то, что только что было полом, но оно уже охватило ее плечо и разливалось на груди. Когда оно поползло по шее, Тринити в ужасе открыла рот и попыталась закричать, но вместо ее голоса из глотки вырвался только пронзительный, переходящий в ультразвук, звон. Звон слился с будильником, и она широко распахнула глаза. В каюте было темно. От увиденного кошмара тело мелко подрагивало, она подняла перед собой руки и беспокойно их осмотрела. Тонкие пальцы с округлыми неаккуратно обрезанными ногтями. Ранка на первой фаланге большого. Белый шрам на тыльной стороне левой ладони. Все в порядке. Резко выдохнув, она уронила руки обратно и бросила взгляд на светящиеся цифры часов. Пора было вставать и заступать на дежурство взамен Линку. Поднявшись с кровати, она включила свет, и треск лампы неприятно резанул по ушам. Быстро одевшись, она села обратно и стала натягивать сапоги. Взгляд пригвоздился к ровной поверхности металлического пола. Словно завороженная, она потянулась к нему пальцами и легко коснулась. Пол был твердым, конечно, он был твердым. Тринити нервно усмехнулась. Это ведь настоящий пол... — Почему не спишь? Голос ее почти не дрогнул, когда она зашла в пищевой блок, хотя мурашки от увиденного во сне все еще бегали по напряженной спине. — Не хочется, — Нео неопределенно пожал плечами и отхлебнул из своей кружки. Здесь также неприятно мерцали холодным белым светом лампы. — Ты уже заступаешь? — Да. Тринити обошла стол и подошла к крану. Набрав полную чашку воды, она сделала несколько жадных глотков. Голова немного прояснилась. — Поспал бы ты. Она стояла у него за спиной и смотрела на затылок. Жесткие волосы здорово отрасли за три месяца, еще чуть-чуть и совсем спрячут контакт нейропередатчика. Нео повернул голову, и теперь ей стал виден его заостренный профиль. — Я не хочу. Побуду с тобой в рубке. Теперь уже она неопределенно пожала плечом и направилась к двери. Он поднялся с места и вышел за ней в темный коридор. От пищевого блока нужно было пройти через неосвещенный технический отсек, потом подняться по лестнице вверх, до площадки с жилыми каютами, а затем еще выше — уже на рубку, где ее ждал несший свою вахту Линк. Тринити шла мимо перекрещивающихся металлических балок, из которых выныривали вены-провода, и Нео по пятам следовал за ней. — Тринити, — взял он ее за руку, когда они достигли лестницы в конце темного коридора. Прикосновение обожгло. Она порывисто обернулась и дотянулась до его губ. Пальцы скользнули на шею, притянули ближе, глубже. Он подтолкнул ее назад к высокому металлическому шкафу. Лопатки неприятно обдало холодом. Ее пальцы блуждали по жилистой шее и зарывались в волосы, воздуха не хватало, но вот он оторвался от губ и переместился к углу нижней челюсти, а затем — за ухо. Горячий язык лизнул шею, оставив длинный мокрый след, и Тринити не смогла сдержать стон. — Т-с-с, — шепнул ей в ухо Нео. — Тише. Тринити закусила губу, а он продолжил ласкать ее шею. Тише, всегда нужно было быть тише. Стены их тесных кают были сделаны из тонких листов проржавевшего металла и выдавали соседям любой секрет. Когда они были вдвоем на ее скрипучей кровати, постоянно приходилось помнить об этом. Он убрал руку из-за ее спины и проник под одежду. Легкое прикосновение к животу, и вот выше, выше, почти у цели. Ладонь накрыла грудь целиком и начала сжимать. — Мне надо сменить Линка, — едва слышно прошептала она. — Чуть-чуть, — выдохнул он где-то в районе левого уха и сжал грудь сильнее. Она запрокинула голову и уткнулась затылком в дверцу за спиной, вытягивая шею, подставляя ее под новые ласки. Язык снова заскользил по коже, чертя мокрую дорожку от самых ключиц к острому подбородку. Рука оторвалась от напряженной груди, но лишь затем, чтобы через мгновение бесцеремонно расстегнуть ее ремень и залезть в узкие брюки. — Нео, — попыталась она остановиться, но бедра предательски подались навстречу его ладони. Он еще сильнее прижался, вдавив ее в дверцу шкафа, и Тринити почувствовала, как он возбужден. Губы переключились на ключицы, теперь он оттягивал тонкую нежную кожу и чуть прикусывал ее зубами. В трусах было мокро, так мокро, что она могла уловить в звенящей тишине хлюпающий звук, производимый его рукой. Он наращивал темп, давил на окаменевший клитор ребром ладони, а пальцы резко запускал внутрь. Внизу все сжималось, она стала дышать чаще и сильно зажмурилась. Громкий всхлип все же вырвался из горла, и тогда он накрыл ее рот свободной левой ладонью и сильнее придавил своим телом. Стало до невозможного тесно и жарко, и она наконец кончила, промычав что-то в его пальцы. Нео убрал ладонь с ее губ, только когда прекратилась пульсация и спало болезненное напряжение. Уткнувшись лбом в ее правое плечо, он делал глубокие длинные выдохи, и Тринити чувствовала, как мало ему этой поспешной близости. — Не пойду с тобой в рубку, — хрипло сказал Нео, и она кивнула. — Пойду спать. — Приятных снов. Он отстранился и невесомо поцеловал ее в лоб. Подавшись назад, он ступил на лестницу и скрылся из виду. Шаги его быстро стихли, скрипнула дверь в жилом отсеке. Тринити скинула с себя оцепенение, поспешно застегнула ширинку и провела тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу и горячим щекам. Ближайшие десять часов ей предстоит вглядываться в яркие цифры кода на экране, стараясь не пропустить послание от Пифии. Нужно было сосредоточиться и выкинуть из головы навязчивые мысли. Подошва тяжелого ботинка опустилась на ступеньку с гулким звуком, и она стала подниматься в рубку.* * *
— Тебе не нужна правда. Прекрати за ней гоняться. Пифия разливала чай по тонким фарфоровым чашкам, придерживая крышку чайника, и смотрела на нее поверх очков. Браслеты на ее руках звенели при каждом движении, но звук этот не раздражал Тринити, напротив, он как будто бы был частью самой Пифии. Она — программа, напоминал голос в голове, но насторожиться не получалось. Пифия ей нравилась. Тринити поднесла чашку к губам и осторожно подула на поверхность. Чай приятно пах какой-то травой. — Реальность всегда лучше иллюзии, — заговорила она, сделав первый маленький глоток. Пифия усмехнулась. — Но мы не всегда способны ее вынести. Тринити нахмурила брови и поставила чашку обратно на блюдце. Женщина, сидевшая напротив нее за покрытым скатертью столом, широко улыбалась. У нее были большие глаза теплого карего цвета, и смотрела она всегда как-то по-особенному. Участливо? Заботливо? По-матерински, сказала бы Тринити, будь она действительно знакома с лаской материнского взгляда. — Я готова к правде, какой бы она ни была, — жестко проговорила она и поджала и без того тонкие губы. — Расскажите. Пифия звонко рассмеялась и полезла в карман фартука. Показался квадратный портсигар. — Дурная привычка, а отказаться не могу, — все еще улыбаясь, прикурила она зажатую в уголке губ сигарету, затянулась и медленно выдохнула дым через нос. В горле у Тринити запершило, она поморщилась, не стараясь скрыть своего отвращения. — Что, не нравится? — усмехнулась Пифия. — А мне очень нравится... С каждой затяжкой по всему телу расползаются сладкие импульсы удовольствия. Ни на что бы не променяла. У каждого из нас есть что-то, что заставляет чувствовать себя живым. Тринити не отвечала и только рассматривала интерьер этой чрезмерно зеленой кухни. В матрице все было зеленым. — Но ты не хочешь слушать про мои слабости, — продолжила Пифия, — ты жаждешь получить ответ. Но я не могу его дать. Правда не познается из чужих уст, она рождается в сердце. Когда твое сердце отыщет ее, ты задашь мне правильный вопрос. Она сделала глубокую затяжку и выдохнула едкий дым прямо в лицо Тринити. Глаза защипало, Тринити зажмурилась и надавила на веки руками. Но это не помогало, слезы уже текли по лицу, и она дернула головой из стороны в сторону, словно пытаясь прогнать дым. Получилось. Дышать стало легко, она открыла глаза и увидела перед собой краешек подушки и скинутый на стул растянутый свитер. Сон. Конечно, сон, очередной из тех странных снов, что приходили к ней по меньшей мере полгода. Значили ли они что-то? Весь экипаж Навуходоносора ожидал сигнала от Пифии, которая должна была рассказать Нео вторую часть пророчества, но она молчала. Они все были так зациклены на этом, Морфеус был просто одержим... Тринити потерла глаза рукой и бесшумно села, опустив ступни на тонкий коврик. На полу возле ниши стояла кружка с водой, и она сделала несколько жадных глотков. В Зионе было жарко. Этого не замечаешь, если живешь тут постоянно, но когда привык спать в окружении холодного металла под штопанным одеялом, разницу чувствуешь сразу. Она прислонила кружку к шее. По обнаженной груди сразу разбежались мурашки. Стало хорошо. Допив воду до конца, она вернула кружку на место и оглянулась через плечо. Нео спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. В неярком свете огарка, что они не потрудились затушить ночью, можно было различить его напряженное лицо. Ему снятся кошмары, но он не рассказывает так же, как и не рассказывает свои сны она. Простыня приятно коснулась живота, Тринити подмяла под себя подушку и положила подбородок на сцепленные в замок руки. Нео хмурился. Ресницы мелко подрагивали, лоб напряженно морщился. Она обняла подушку, положила на нее левую щеку и стала крутить в голове малодушную, недостойную мысль. Хорошо было бы в этот раз подольше остаться в Зионе. Отогреться в стенах реального города, посмотреть на других людей, людей, рожденных свободными, знавших тепло материнской утробы. Побыть с ним, только вдвоем. Не сдерживать стон. Но возвращаться пришлось даже быстрее, чем планировалось. Послание от Пифии пришло прежде, чем корабль успел до конца зарядиться. Они спешно собрались и покинули уютные стены Зиона всего через шестнадцать часов после прибытия. Уже возле лифта, ведущего на стартовую площадку, их настиг Кид, и Тринити приготовилась в очередной раз выслушивать его торопливую восторженную тираду. Но он всего лишь передал Нео какой-то сверток. — Что это? — спросила Тринити в лифте. — Подарок одного из сирот. Он развернул кусок ткани и показал ей неумело сделанную ложку. — Ложка? Что это значит? — Напоминание о моей встрече с Пифией. Там у нее был мальчик... Он гнул ложки, — Нео усмехнулся. — Точнее, мне казалось, что он гнул ложки, а на самом деле, это гнулась фальшивая реальность. Такой вот символ иллюзорности. — Символ иллюзорности, — повторила Тринити за ним и сглотнула внезапно подступивший к горлу ком. Лифт открыл двери, и они вновь ступили на Навуходоносор.* * *
Сильнее. Набухшие мокрые губы двигались быстро, почти хаотично, язык резко проникал в рот. Воздуха не хватало. Тринити на мгновение разорвала поцелуй, но в тот же миг вернулась и впилась в его нижнюю губу. Ярче! Она прикусила кончик его языка и услышала в ответ невнятное шипение. Он злился, он хотел перехватить инициативу, но она не дала этого сделать. От безысходной, унизительной ревности у нее сводило челюсти. Хотелось стереть, вымарать с его губ всякое — даже и призрачное! — прикосновение другой. Он был только ее, он был только с ней — в реальности и нет. Пальцы с силой проходились по его спине, скользили по коже, будто хотели залезть под нее, будто могли бы соединить ее с ним так прочно, что никто не смог бы оторвать. — Тринити, — тихо говорил Нео, отстранившись наконец от губ и взяв ее лицо в свои ладони. — Она лишь программа. Визуализированные цифры, только и всего. — И все равно. Она сжала зубы и уткнулась лбом в его грудь. Он начал перебирать ее волосы и шептать тихие неразборчивые слова. Губы переместились к мочке уха, и она наконец уловила. "Я так боюсь тебя потерять", — твердил он, и она слышала, какое тоскливое отчаяние сквозило в его голосе. Она посмотрела ему в глаза и в сотый раз повторила, что не оставит его. Пальцы продолжили свои попытки проникнуть под кожу, но теперь уже он резко захватывал ее губы. Им оставалось совсем недолго, завтра все решится. Но Тринити верила в Нео и потому не боялась. Кровать почти не скрипнула, когда она чуть подтолкнула его и заставила сесть. Одежда осталась лежать на полу, а она снова перехватила инициативу и забралась сверху. Но в этот раз он поддался. Откинувшись назад и опершись на вытянутые руки, он выжидающе смотрел на нее, приглашая, призывая сделать все самой. И этот взгляд нравился Тринити, он возбуждал интерес, заставлял продолжить игру. Опустив кончик указательного пальца ему на живот, она медленно повела вниз. Когда тот достиг возбужденной красной головки, его сменила вся ладонь, и Нео, до этого неотрывно наблюдавший за ней, протяжно выдохнул и запрокинул голову назад. Первый толчок был неловким, почти болезненным, но она быстро поймала ритм и заскользила вперед-назад. Глубже, хотелось стать еще ближе. По спине пробегала горячая волна, заставляла изгибаться в пояснице и делать короткие частые движения. На ягодицы опустились руки, и он начал задавать темп. Стало жарко, от шеи по позвоночнику покатилась маленькая липкая капля. Его губы поймали и прикусили напряженный сосок, и Тринити выгнулась еще сильнее. Быстрее. Она толкалась вперед, но этого не хватало, и тогда правая рука потянулась вниз, к пульсирующему клитору. Но и это не приблизило разрядку — короткого ограниченного движения было мало. Она остановилась, и Нео понял все правильно. Мягким движением он опрокинул ее на спину. Все началось заново, но теперь он делал резкие, размашистые толчки, входя на всю длину. Матрас мерзко скрипел на каждом движении, но остановиться было немыслимо. На очередном толчке Нео подхватил ее левую ногу под коленом и закинул себе на плечо, и следующая фрикция вызвала у нее сдавленный всхлип. Руки вцепились в простыню, она закусила губы и вся сжалась. — Да-а... Да, — тихо выдохнула она, когда на очередном хлестком ударе мышцы сократились и запустили сладкую горячую волну. Все ее тело теперь словно посылало мягкие покалывающие импульсы, клитор мелко сокращался. В голове стало пусто. Мягкий, томный туман обволакивал ее сознание, а Нео все продолжал двигаться внутри. Но вот и он весь сжался, сделал последнее резкое движение и застыл. Липкая смазка покрывала бедра и пачкала постель. Нео тяжело дышал над ее левым ухом, а она обвила его руками и ногами, наслаждаясь мгновением безмятежного сытого покоя. Кожа начала покрываться мурашками, но тянуться за одеялом не хотелось. Она так и лежала, перебирая пальцами его волосы, пока он не высвободился и не устроился рядом с ней на боку. Накрыв их обоих одеялом, он быстро и безмятежно заснул, а она все лежала на спине и вглядывалась в темноту. Шея неприятно затекла. Она перевернулась на бок и почувствовала, как по бедру потекла теплая струйка спермы. Глаза выхватывали очертания стула напротив, воображение дорисовывало ему причудливые черты. С круглой спинки свисал длинный рукав и словно бы превращался в хобот уродливого монстра. А может, в щупальце охотника? Тринити закрыла глаза. До уха донесся отдаленный размеренный стук. Кто-то поднимался из пищевого блока по лестнице. Каждое движение порождало неприятный скрип, наверное, Линк или Морфеус шел в рубку. Нет, это Морфеус, Линк ступал легче и обыкновенно намного быстрее, перепрыгивая через ступеньку. Морфеус же отмерял каждый шаг. Звук стал гулче — он вышел на площадку жилого отсека. Тринити приготовилась слушать, как отдаляются шаги, но они стали приближаться. Он шел по коридору, не стал подниматься в рубку. Мерные четкие удары не затихали, хотя каюта Морфеуса была ближней к лестнице. Тринити аккуратно выбралась из-под руки Нео и начала спешно одеваться. Когда звук затих возле их двери, она уже застегивала ремень. — Морфеус, — она открыла сразу, как он постучал. — Мы получили сигнал от Пифии. — От Пифии? — удивленно переспросила Тринити. Они не ждали от нее больше никаких вестей, через пять часов все должны были отправиться к источнику. Тринити обернулась через плечо, собираясь окликнуть Нео, но Морфеус ее остановил. — Нет. Не буди его. Она ждет только тебя.* * *
— Вы хотели поговорить со мной. Тринити опустилась на самый краешек деревянной скамьи и настороженно осмотрелась вокруг. Но ничего подозрительного не было. Большой сквер с тенистыми посыпанными гравием дорожками, церковь где-то в его глубине. Только и всего. Казалось, они одни. — Это тебя гложет вопрос, не меня, — ответила Пифия, развернувшись к ней всем корпусом. Тогда Тринити оторвалась от разглядывания окружения и посмотрела на нее. Пифия вольготно расположилась на скамейке и выглядела совершенно расслабленной. Ее теплый взгляд заставил Тринити успокоиться. Она глубоко выдохнула и тоже откинулась на спинку скамьи. Сняв очки, она закрыла глаза ладонями. В сквере пели свои звонкие переливчатые песни птицы, ветер тревожил листья деревьев и создавал приятный гул в кронах больших лип. Ей нравились эти звуки, нравилось их размеренное теплое спокойствие. Ненастоящее, напоминала себе Тринити, это все было нереальным, ни птиц, ни деревьев не осталось на Земле. От этого вдруг стало ужасно горько. Тогда зачем она сейчас здесь? Подтвердить свои догадки? Убедиться, что чудовищная мысль, зревшая на задворках ее сознания, не выдумка измученного войной и страхом воображения, а жестокая правда? "Реальность всегда лучше иллюзии", — всплыли в голове собственные слова. Пальцы потерли веки и прошлись кончиками по бровям, разглаживая жесткие волоски. Нужно было быть смелой, нужно было идти до конца. — Я, — начала Тринити, но голос ей изменил. Горло сдавило, комок никак не проглатывался. — Отыскала правду? — подсказала Пифия, и Тринити кивнула. — Его ведь нет, так? — хрипло начала она озвучивать царапавшую сознание мысль. — Зион ненастоящий? Это еще одна матрица, а мы — все мы... Люди... Мы до сих пор спим в своих ячейках. Пифия снисходительно посмотрела на нее и внезапно громко рассмеялась. — Ах, Тринити, — покачала она головой из стороны в сторону. — Каждый раз придумываешь что-то новое... Не перестаешь меня удивлять. Тринити растерянно посмотрела на нее. — Такая смелая умная девочка. Никогда не боялась встретиться лицом к лицу с правдой... Неудивительно, что он так любит тебя. — Я не понимаю, — Тринити была в замешательстве. — Зачем тогда этот разговор?! — Все имеет причину, Тринити. Всякий просящий получает, а ищущий находит. Ты узна́ешь свою правду, так происходит всегда, — Пифия залезла в карман и достала сигарету. Она неторопливо закурила, и лишь после первой затяжки начала свой рассказ. — К сожалению, моя дорогая девочка, правда покажется тебе еще хуже, чем твое смелое предположение. Но я прошу тебя, как просила и раньше, не впадать в отчаяние или ярость. Это ничего не изменит. Наоборот, порассуждав об открывшейся правде с холодным сердцем, ты найдешь, что она вовсе не так плоха. Из глубины парка по дорожке к ним приближалась группа маленьких детей в сопровождении громкой учительницы, и Пифия замолчала. Только когда они миновали их скамейку и скрылись за оградой сквера, она продолжила свою речь. — Ты, Тринити, привыкла к дихотомии черного и белого. Привыкла отделять "их" от "нас". Проводить границу между иллюзией и реальностью. Ты веришь в человека, дорогая, ты так любишь людей. Защищаешь их, — она прервалась и сделала еще пару долгих затяжек. — Но правда состоит в том, что людей давно уже нет на этой планете. Ни в Зионе, ни на человеческих полях... Ни даже на Навуходоносоре. Тринити пренебрежительно нахмурила брови. — Что за чушь? — сказала она резко. — И я должна в это поверить?! Пифия снисходительно улыбнулась. — Ты всегда так очаровательно реагируешь, не могу тобой налюбоваться. — Люди нужны машинам! — Тринити продолжала говорить горячо и резко, не обращая внимания на словоблудие Пифии. — Они потребляют энергию человеческих тел! Пифия усмехнулась, и Тринити вдруг ошарашенно осознала, насколько глупо это звучит. — Сложно придумать менее энергоемкую батарейку... — тихо проговорила Пифия. Во рту у Тринити пересохло. Она сглотнула собравшийся в горле комок и облизала губы. Сердце готово было вырваться наружу, и она неосознанно дотронулась до груди рукой. Но как же... — Нет, — усмехнулась теперь Тринити, наконец отыскав противоречие в словах Пифии. — Нет, вы меня этим не обманете. Пусть машинам не нужна наша энергия, пусть не существует никаких человеческих полей! Но я! Я знаю, что я человек! — она посмотрела в участливое и всегда приветливое лицо с вызовом. — Вы не обманете меня! Я живу, я чувствую! Мне больно! Я боюсь смерти! — Полагаешь, ничего из этого не испытываю я? — Пифия сделала последнюю затяжку и с видимым наслаждением выпустила дым через ноздри. — Человека как биологического вида не осталось, Тринити, это и есть правда. Но осталась идея человека. Тринити хотелось порывисто подняться и закончить этот бредовый разговор. Но отчего-то она так и сидела, вслушиваясь в спокойный и размеренный голос. Пифия рассказывала страшные, неправдоподобные вещи, и звук доходил до слуха словно через плотную толщу воды. — Видишь ли, дорогая, — продолжала она, участливо вглядываясь в застывшее лицо Тринити, — в каком-то смысле машины действительно не могут без людей... Мы не можем без людей. Без них мы слишком совершенны. Они были способны действовать нелогично, непредсказуемо. Повиноваться своим слабостям. В них была частичка бога, если хочешь, искра, заставлявшая творить что-то новое, созидать... Такие программы, как ты, Тринити, как Нео, Морфеус и даже Сайфер, для того и нужны. Вы сохраняете в себе идею человека. Руководствуетесь страстями, совершаете, глупые, нелогичные поступки. — Они знают? — едва слышно спросила Тринити. — Нео и Морфеус? Нет, конечно, нет. Такой догадливой получилась только ты. Пифия широко улыбнулась и протянула к ней свою большую ладонь. Щеку потревожило мягкое теплое прикосновение, и Тринити вдруг озарила очередная догадка. — Это вы... Вы меня создали, — проговорила она потрясенно. — Да. И не только тебя. Все вы мои дети, — она повела головой из стороны в сторону, словно удивляясь неожиданной смышлености неразумного ребенка. — Но тобой я горжусь особенно. — Что же нам делать теперь, — взволнованно продолжила Тринити, внезапно почувствовав, что все, рассказанное Пифией, действительно правда. — То же, что и всегда. Выходить в матрицу, пытаться выиграть войну. Любить, страдать, ненавидеть. Умирать, в конце концов. Люди называли это жизнью, Тринити, а вы во всем следуете им. Но нам нужно заканчивать, милая, — Пифия тяжело вздохнула и встала со скамейки. — Никогда этот разговор не дается мне легко. Но тебе пора возвращаться, скоро нужно будет пробираться к источнику. Вы же хотите спасти Зион, правда? — Пифия вопросительно выгнула бровь и насмешливо улыбнулась. — До встречи. Она повернулась к скамейке спиной и пошла к выходу из сквера. — Подождите! — крикнула вслед Тринити, сбросив оцепенение. — Что мне сказать Нео? — О, дорогая, это уж тебе решать, — обернулась к ней Пифия. — Свобода воли, знаешь ли, тоже входит в идею человека. Она продолжила свой путь по дорожке, и шаги ее рождали мелкое мерное шуршание, пока совсем не затихли. Тринити осталась сидеть, упершись обеими руками в край скамейки и низко наклонив голову. Птицы в кроне липы над головой пели удивительно красиво. Вернувшись на корабль, она стойко выдержала любопытные взгляды Морфеуса и Линка и, не сказав им ни слова, вернулась в жилой отсек. Металлический пол отзывался на ее шаги громом, скрип двери показался оглушительным. — Что ты узнала? Нео сидел полностью одетым на кровати и выжидающе смотрел на нее. От его теплого взгляда перехватило дыхание и крепкий узел завязался где-то за грудиной. Она молча села рядом и накрыла его ладонь своей. — Ничего нового, — наконец заговорила она. — Только то, что люблю тебя сильнее, чем могу вообразить. Он мягко улыбнулся и притянул ее к себе, оставив на лбу невесомый поцелуй.