Плата

Изуку — замотавшийся на работе студент. Чтобы оплачивать свое обучение в университете, сразу после пар ему приходится бежать на подработку. До поздней ночи он таскается от столика к столику в популярном у местных кафе, выслушивает претензии посетителей, а в свободную минуту дописывает отчеты, подменяя администратора. А по приходе домой он заваливается спать, чтобы ранним утром подняться вялым телом и отправиться на учебу. Он исправно пишет все конспекты, ходит на пары, но из-за работы ему никогда не хватает времени на выполнение практических работ. К тому же, он совершенно забыл о приближающейся сессии. И вот послезавтра экзамен, а у него куча хвостов, которые ему нужно сдать для допуска как можно скорее. Измученные студенты, которые ночами не спят над учебниками, пустыми взглядами отвечают умоляющему списать Изуку. Никто не соглашается. — Ты, значит, ничего не делаешь весь семестр, а потом заявляешься, чтобы просто попросить у кого-то то, над чем он сидел сутками? И за простое «спасибо»? Как же! Изуку и деньги предлагал, но даже так с ним никто не хотел иметь дела. Он был слишком незаметным и тихим, льстил учителям, по всем признакам — лицемер, поэтому его сильно недолюбливали одногруппники. Он точно знал, что готовые и идеально выполненные практические были у примерного студента и старосты Кацуки Бакуго. Но этот парень не так прост. Из-за его тяжелого характера найти общий язык с ним могут разве что избранные любимчики. Понравиться ему нужно сразу, но и тут следует доказать свою полезность. Кацуки общается только с полезными людьми, от которых может получить какую-то выгоду в материальном или духовном смысле — не имеет значения. А еще он имеет высокую самооценку и знает цену себе и своей работе. Так что просто попросить списать у него не получится, и вряд ли даже шоколадка и бутылка коньяка смогут подкупить его. Но Кацуки Бакуго — последняя надежда для Изуку. Мидория решился подойти к нему после занятий, когда тот остался один. С плохо скрываемым волнением и дрожью в голосе он окликнул Кацуки и дотронулся до его плеча, чтобы привлечь внимание. — Бакуго, я бы хотел попросить тебя о кое-какой услуге. — Бакуго приподнял хмурую бровь. — Послезавтра сессия, а у меня хвостов больше чем у кицуне, хах. Я весь семестр работал, совсем не было времени на практические. Могу я попросить тебя поделиться со мной? Кацуки насмешливо усмехнулся. Он смотрел на сжавшегося Изуку свысока. По одному его выражению лица было ясно, что прямо сейчас Мидории прилетит отказ. Так и случилось: — Еще чего, придурок! — насмешливо огрызнулся Кацуки, чувствуя свое превосходство. — Я не для того пахал, чтобы смазливые мальчики у меня списывали. Ищи другого идиота. Изуку затрепыхался. Другого такого он точно не найдет. Надо пробовать добиться снисхождения старосты до победного. — Я сделаю что угодно, честно! Что ты хочешь, чтобы я купил для тебя? Или, может, какая-то ответная услуга. Что угодно! Я на всё согласен! Кацуки, уже повернувшийся к собеседнику спиной и собравшийся уходить, остановился. Задумавшись о чём-то на секунду, он вдруг загадочным тоном переспросил: — Говоришь: на всё? — Да, на всё! — на эмоциях воскликнул Изуку. Он с надеждой смотрел на сильную спину перед собой. — Тогда жду тебя в семь в своей комнате. Придешь за тетрадками. Счастливый, не верящий своим ушам Изуку замотал головой и начал кланяться до земли, бормоча бесконечные благодарности, хотя Бакуго не видел его и уже уходил. Но вдруг до Изуку дошло, что Бакуго ничего не сказал о том, что же Мидория должен сделать. Не за просто же так ему отдадут такие ценные материалы. Но спросить у него уже не было возможности — Бакуго скрылся в толпе студентов. Ровно в семь вечера Изуку стоял под дверью комнаты Бакуго Кацуки. Он боялся постучать, но еще больше боялся вызвать раздражение у Бакуго за то, что он как истукан стоит под дверью и ждет не понятно чего. Наконец, Изуку занес руку и три раза звонко ударил костяшками пальцев по деревянной поверхности двери. Засов заскрипел, и дверь распахнулась. За ней Изуку ожидал полуголый Кацуки. На нем не было футболки, что сильно смутило тревожного студента. В воздухе витала опасность. Кацуки пригласил гостя войти. Как только Изуку переступил порог комнаты, он услышал за спиной щёлкающий звук закрывающегося засова. Западня. — Так тебе нужны мои ответы на практические? — спокойно заговорил Кацуки, скользящим шагом подходя к столу, где лежали стопки тетрадей. Изуку кивнул. — И ты готов пойти на что угодно, чтобы получить их, я прав? — Изуку снова кивнул, но уже напряжённее. К чему клонил Бакуго? — И ты готов даже переспать со старостой, чтобы заполучить их? Вот она — опасность, засада. То, чего Изуку никак не мог ожидать и то, чего боялся всю свою жизнь. Переспать к кем-то в плату за что-то. Неужели он действительно готов пойти на это? Кацуки пронзал каждую клеточку тела своими хитрыми алыми глазами. Они оба почувствовали его превосходящее положение. Изуку молчал — думал. Достоинство или ответы? Воспитание, собственная честь или материал, который, поработав бессонные две ночи, можно нарыть самостоятельно в интернете и десятках томов учебников, хотя это и кажется невозможным? Списать за секс? Не таким мама растила его. Мидория поднял взгляд на Бакуго, который терпеливо ждал ответа, всё так же ухмыляясь. «Прости, мама, — подумал, вздыхая, Изуку, — я действительно готов на что угодно» Изуку молча снял с себя футболку. Оба парня остались с голым торсом. Бакуго, одобрительно кивнув, жестом пригласил Изуку на кровать. «Ради допуска, всё ради допуска» — утешал он себя и понимал, что это никак не помогает. Изуку неловко улегся на кровать. Он напуганными глазами смотрел на подсаживавшегося Бакуго, который устраивался перед ним. Кацуки огладил одетые в спортивные штаны ноги Мидории. Подушечками пальцев он ощущал каменные мышцы, которые сократились от напряжения и волнения. Чем выше рука Кацуки скользила по ноге, тем напряжённее становились мышцы. Кацуки бросил внимательный взгляд на зажавшего рот Изуку. Боялся ли он издать неуместный вскрик или отвлечь Бакуго и вызвать у него приступ гнева, но Кацуки отнесся к этому более чем спокойно. По поведению парня было видно, что опыта в сексе у него немного, а с мужчиной, тем более в роли пассива, у него никогда не было. Кацуки изучал горящие от страха грядущей неизведанности глаза. Не переводя взгляда, он потянулся к согнутой каменной коленке и мягко коснулся ее губами. По всему телу Изуку прошла крупная дрожь. Он внимательно следил за действиями Бакуго, не зная, как ему поступить. Кацуки повторил поцелуй, но уже на другой ноге, а Изуку оставался таким же напряженным. Вздохнув, Бакуго медленно наклонился к уху Мидории. Тонкую кожу окатило жаром чужого дыхания. Спокойный, ровный голос шептал: — Я не сделаю тебе больно. Изуку замер. В голове роились мысли, убеждающие его, что так нужно, ему стоит только пережить этот этап, и он сможет со спокойной душой уйти отсюда. А примирительный тон старосты, который нависал над ним, рождал веру, что этому человеку остается только довериться. Иначе же Изуку останется ни с чем. Он сделал глубокий вдох и постарался немного расслабить мышцы. Кацуки принял это как знак и вновь принял изначальное положение. Он медленно разводил в стороны чужие колени, оставляя на ткани штанов дорожку поцелуев, которая опускалась по внутренней части бедра. Он успокаивающе оглаживал бедра и ягодицы, массируя задеревеневшие мышцы. Когда Изуку немного расслабился, Кацуки, не ускоряя темпа, стянул с него оставшуюся одежду. Следом за этим он оголил и себя. С губ Мидории сорвался громкий ох, когда его резко приподняли за бедра и уложили к себе на колени, вынуждая скрестить ноги в районе поясницы Бакуго. Соприкосновения кожи казались чем-то невероятным, от чего сердце билось быстрее. Кацуки завел руки Изуку к изголовью кровати и сжал их в собственной ладони. Он провел кончиком носа вдоль подтянутого живота, чем вызвал непроизвольную дрожь. Бакуго целовал веснушчатые плечи и грудь, постепенно переходил к шее, опаляя тонкую кожу своим горячим дыханием. Изуку вскрикнул, когда почувствовал, как в него вонзили зубы, а язык, будто извиняясь, широким мазком слизал капельки крови. Кацуки повторял это по всему торсу Изуку. Под резкие вздохи белая кожа окрашивалась кровоподтеками. Кацуки смелел в своих действиях. Свободной рукой он поглаживал вытянувшуюся талию и чувствовал, как каменные мышцы размягчались. Бакуго потянулся к тумбочке, из которой достал лубрикант и приготовленную заранее пачку презервативов. Он рывком рассоединил чужие ноги на своей пояснице и загнул их в сторону Изуку, укладывая их ему на живот. Изуку оказался в замешательстве, но через секунду уже дрожал всем телом и тихо вздыхал. Вокруг его анальной дырочки сделалось влажно и прохладно. Вдруг он почувствовал, как в него проник первый палец. Было некомфортно, мышцы пытались вытолкнуть инородный предмет, но Бакуго настойчиво растягивал анальное отверстие, сгибал внутри палец, массируя внутренние стенки. Изуку извивался и хныкал от новых ощущений, вызывавших в нем неоднозначные чувства. Через какое-то время Кацуки добавил второй, третий палец. Когда лицо Изуку больше не корчилось от боли, он вынул их и, надев презерватив на свой член, ввел его в разработанную девственную дырочку. Изуку вскрикнул, по его щекам покатились слезы. Кацуки слизывал их капля за каплей. Он не двигался, давая парню привыкнуть. Чтобы отвлечь его от дискомфорта и боли, он игриво облизнул его губы. Это отвлекло внимание Изуку — такого за сегодняшний вечер Бакуго еще не вытворял. Он мягко обхватил губами пухлые губы Мидории. Поцелуй углублялся, кончики языков дразнились, касались друг друга, переплетались в влажном жарком танце. Во рту осел сладкий яблочный привкус. Когда внимание было переведено на поцелуи, Кацуки сделал пробный толчок. Изуку зашипел и случайно укусил Кацуки за губу. На языке чувствовался металл. За это Кацуки, слизнув кровь, углубил поцелуй, тем самым заставляя Изуку тоже почувствовать этот привкус. В это время он сделал второй толчок. Потом еще один. И еще. Кацуки постепенно ускорялся, вбивая в розовое колечко сокращающихся мышц свой налитый кровью член. Ноги Изуку были вскинуты на сильные плечи Бакуго. Он поднимал парня за бедра, подбирал нужный угол, чтобы провести членом по простате и вызвать у Мидории экстаз, чтобы у него летели из глаз искры. Мидория выгнулся, вжимаясь лопатками в жесткий матрас, и, запрокинув голову, подставлял шею под новые укусы. Бакуго заполнял его толчками, с каждой новой фрикцией входя всё глубже, пока не засадил на всю длину, резко вздыхая и с силой сжимая пальцы на крепких ягодицах. По телам катились капельки пота. Движения становились рваными и беспорядочными, дыхание сбилось. Мидория вскрикивал от наполнявшего его наслаждения, пальцами одной руки сжимал мятую простынь, а второй ладонью оглаживал широкую грудь нависшего над ним Бакуго. Сердце билось в бешеном, рваном ритме — таком же, как их лихорадочные толчки. Бакуго зверел, рычал, кусая налившиеся кровью соски, жадно вдыхал аромат чужого тела и впивался губами в чужие губы. Мидория тихо стонал в поцелуй. В уголках его глаз скопились слезы, но ему больше не было больно. Он тонул в неге удовольствия, отдавался процессу, позабыв обо всем. Их обоих поглотило пылающее безумие. Когда всё закончилось, Изуку на дрожащих ногах принялся одеваться, натягивая одежду прямо на липкое разгоряченное тело. Бакуго в это время встал, даже не соизволив прикрыть себя, и подошел к рабочему столу. Он молча передал Изуку стопку тетрадей, которую тот так же молча принял. Он и забыл уже, что всё это было ради ответов на практические, а вспомнив, отчего-то погрустнел. Он вышел из комнаты, даже не попрощавшись. Слова были неуместны. Он пришел к себе, кинул, не глядя, тетради на кровать и ушел в душ. Всё еще разгоряченный после недавних событий, наполненный свежими воспоминаниями, он снова возбудился. Ему было стыдно и мерзко от себя, но он ничего не мог поделать с горячим желанием снова ощутить в себе член. Изуку вернулся в комнату, когда было около полуночи. Он взял первую попавшуюся тетрадь и открыл ее, но по первому же заголовку он понял, что это не то, что ему нужно. Он судорожно пролистал вторую, третью, четвертую тетради. Только одна из них была с работой, а другие — простые конспекты, которые у него и так были. Изуку со злостью отбросил тетради. Он схватил полупустую пачку сигарет, обхватил одну их них губами и поднес зажигалку. Комната начала заполняться дымом. Опустошенный, Изуку сидел в тишине, глотая дым, пока пачка не опустела.